перь умеешь отрицать с потрясающей страстностью. Мне до сих пор странно, что ты так легко осознала все те теневые стороны своей личности и приняла их как законную часть себя. А потом начала так активно и так расчетливо их использовать.
     Я опустила голову, вспоминая, как произошло это самое осознание. И "принятие". Никаким душевным и внутренним ростом тут и близко не пахло. Я просто швырнула словами в Аррека, впечатывая их, вдавливая в обнаженные раны, "активно и осознанно" стремясь сделать ему как можно больнее. И лишь позже начала понимать, насколько эти признания были правдивы. Одна из наших самых первых и самых уродливых ссор. Тогда, единственный раз за всю нашу совместную жизнь, он меня чуть было не ударил.
     - Но каким бы странным и кружным ни был твой путь, ты, к моему величайшему удивлению, развиваешься.
     - Угу... Еще два дня буду развиваться. Не подскажешь, как найти короткую тропинку и добраться до совершенства в столь сжатые сроки?
     - О... - улыбнулась. И на человеческом лице хищно блеснули совершенно неуместные клыки эль-ин. - Уверена, ты доберешься. В крайнем случае, заставишь совершенство приползти к тебе.
     - Тоже выход, - вздохнула я, обдумывая, как можно осуществить подобное на практике.
     - Ты только помни, Тея, что эльфийское совершенство тоже умеет кусаться, - довольно резко посоветовала богиня.
     - И зубы у совершенства довольно острые, - раздался из-за спины мелодичный, точно змеящийся причудливыми аккордами голос.
     Я застыла...
     ...не зная, как надо дышать...
     ...потеряв способность мыслить...
     Ауте Милосердная, неужели за эти годы я и правда успела забыть звук его голоса?
     Медленно, так медленно, точно боялась расплескать что-то бесконечно дорогое, повернулась.
     Серебристые, с зеленоватым оттенком волосы падали на плечи, на спину, на руки. Серебристые волосы оттеняли серебряную кожу, казалось, весь он состоит из живого, мерцающего словно светом серебра. Только бездонная чернота глаз и имплантата выделялась на фоне сдержанного серебряного сияния. Он был словно поэтическая строчка... музыка. Здесь, в глубинах океана грез, в мягкой темноте черных вод, он казался духом, выходцем из потустороннего мира.
     Он казался именно тем, кем и являлся на самом деле.
     Ауте Милосердная, неужели за эти годы и я правда успела забыть, как он выглядел?
     Да.
     - Антея, - он мягко поднялся по ступеням в беседку, опустился на подушки напротив. Улыбнулся с искренним сожалением.
     Я резко оглянулась. Нефрит не было. Вновь обожгла взглядом черноглазый призрак. Это и в самом деле был он. Не еще одно лицо Эль, не отражение, не маска. Это он.
     - Иннеллин... - Мой голос звучал совсем потерянно.
     - Ты выросла в прекрасную женщину, Анитти, - волшебный голос барда ласкал каждый звук, каждую ноту.
     Как я любила когда-то этот голос...
     Любила? Когда-то?
     Наши души обвенчаны. Это значит, что даже после смерти мы - одно. Это значит, что даже если мы возродимся для иной жизни, наши души найдут друг друга, притянутые, точно мотыльки на свет, непреодолимым и неумолимым порывом. Для Аррека у меня была лишь одна жизнь, лишь короткие два дня, и после этого мы будем друг для друга потеряны. Для Иннеллина...
     Он улыбнулся. Печально. Сплел сен-образ, придавший моим мыслям и смутным ощущениям более четкую форму:

     Есть одна любовь - та, что здесь и сейчас,
     Есть другая - та, что всегда...
     Есть вода, которую пьют, чтобы жить,
     Есть - живая вода.

     Глядя на эль-ин, которого безутешно и тихо оплакивала почти всю жизнь, я вдруг с ужасом поняла, что совсем не знаю его. Не знаю, не помню, не понимаю. Что с Арреком, с этим человеком, чужаком, с невыносимым, чванливым тигром меня связывает больше, чем с первым мужем, которому когда-то без сомнений и без оглядки вручила свою душу.
     О Ауте...
     Мои уши жалобно опустились, пальцы сжались, оставляя на ладонях кровавые следы когтей.
     - Все верно, родная, - его голос погружал в теплые серебристые воды, против воли заставлял расслабиться, забыться. Между нами затрепетал хрупкий сен-образ ту.
     Жизнь и смерть. Двойственность. Разделенность тех, кто оказался по разные стороны грани. Судьба.
     - Ненадолго, - хрипло выдохнула я.
     Он как-то неопределенно взмахнул ушами.
     - Я пришел извиниться, Антея.
     Что?
     - За что?
     - За то, что украл твою юность.
     Я открыла рот, чтобы начать с жаром отрицать эти самообвинения. И не произнесла не слова. С правдой не спорят.
     Тогда я была ребенком. Глупым ребенком. Я доверилась ему полностью, без оглядки. Иннеллин знал, чем грозит "Венчание душами". Он должен был сказать "нет" за нас обоих. Теперь, с высоты более чем полувекового возраста и опыта, это было очевидно.
     Наконец жалобно выдавила:
     - Ты же не виноват, что погиб...
     - Нет, - короткое слово упало, как приговор.
     - Инн... - бросила на него быстрый, почти вороватый взгляд. А затем более долгий. В душе тлело что-то горькое, душащее, жгущее глаза. Неуклюже попыталась превратить все в шутку:
     - Подумаешь... Юность! Да кому она нужна? Что это вообще такое?
     Он ответил с необычайной серьезностью:
     - Юность - это когда танцуешь, как будто тебя никто не видит. Когда живешь, как будто ты никогда не умрешь. Когда доверяешь, как будто тебя никогда не предавали....И когда любишь, как будто тебе никогда не делали больно.
     - Инн...
     - Прости, - осторожно коснулся моих пальцев. - Тебя необходимо услышать все это. Тебе необходимо понять некоторые вещи.
     Я не хотела понимать. Я хотела броситься к нему на шею и вновь стать той беззаботной, влюбленной и глупой Антеей, какой была когда-то. Осознание того, что все эти годы я тосковала даже не столько по черноглазому барду, сколько по той бесшабашной молодости, которая навсегда ушла вместе с ним, заставляло чувствовать себя грязной, мелкой, мерзкой.
     - Анитти...
     - Чувствую себя предательницей. И преданной.
     - Так и должно быть. За разрушение отношений ответственность всегда несут двое. Ты не должна винить лишь себя. Я не виню.
     - Наша дочь... - Мой голос прервался. Какое-то время никто ничего не говорил. Наконец он тихо, тихо произнес:
     - Так получилось.
     И потом:
     - Я люблю тебя.
     Я дернулась, точно от пощечины. Сидела, съежившись, слушая, как он тихо наигрывает на арфе. А потом я сказала:
     - Да подавись ты своей философией!
     И все-таки бросилась к нему на шею. И оказалось, что я ничего не забыла. И по-прежнему умею любить. А идиотизм юности - он всегда рядом, внутри нас. Надо только протянуть руку.
     Я заплакала наконец после стольких лет, освобожденная. И освободившая. Глубинные палаты дрогнули, растворяясь.
     Медленно раскрыла глаза, ощущая на щеках влагу. Подводные чертоги уже тускнели в памяти, превращаясь в очередной призрачный образ. Стыло в сердце осознание: я его никогда не увижу. И почему-то это наполняло все тело странной, покорной безмятежностью. Да будет все так, как предначертано Бесконечно Изменчивой.
     Аррек беспокойно шевельнулся во сне, и я тихо перебралась на другую сторону кровати, поближе к нему. Осторожно коснулась сияющей кожи.
     Чувствовала себя предательницей. И преданной. Ни один из нас больше не был юным. Ни один из нас уже не умел доверять.
     Я свернулась клубочком под боком у мужа, щекой прижавшись к протянутой мне ладони.
     Закрыла глаза, чувствуя, что усталость берет свое, мысли затуманиваются. Гадать о значении сказанного этой ночью было бесполезно. По крайней мере, пока. Сейчас самое умное, что я могу сделать, - спать.

ТАНЕЦ СЕДЬМОЙ, ЛЕЗГИНКА
Ruthme brise

     Первое нападение случилось на следующий день. Я проснулась рано и некоторое время позволила себе понежиться на смятых простынях. Аррека не было, судя по всему, довольно давно, но неподалеку порхал сен-образ, оставленный им вместо традиционного: "Вставай, соня!". Я потянулась к странному образованию, не то мысли, не то картине.
     Твой сон - как мост в ночных просторах, ты по нему бредешь в тиши. Внизу - как сновиденье - шорох не то воды, не то души.
     Вот тебе за то, что думала что-то скрыть от специалиста по секретам! Ткнули, как котенка, в собственную наивность. Души, значит. Интересно, что бы сказала по этому поводу Нефрит?
     Ну, ладно. По крайней мере, теперь не чувствую себя окончательной обманщицей.
     Вставать не хотелось. То есть встать, конечно, было можно, но вот встречаться со всем тем, что ждало за порогом спальни, не было ни малейшего желания. Прятаться от жизни таким образом - самая унизительная из возможных форм трусости... Я сердито отбросила простыни, и те упали на пол подстреленными бабочками.
     Разъяренным ураганом пронеслась по анфиладам, не сбавляя скорости, сиганула в бассейн, а оттуда - на тренировочную площадку. Утренние упражнения, чтоб им ни ветра, ни штиля! Тело все еще ломило после вчерашних приключений, мышцы живота протестовали против даже самых осторожных движений. Громко.
     Пятнадцать минут медленных мук - это был мой сегодняшний предел. Спарринга с северд я бы, наверное, просто не пережила.
     Закончив упражнения, села у кромки бассейна и положила на колени свой меч.
     Вздохнула, освобождая мысли и чувства от суетного беспокойства. Медитация на оружии...
     Будем прощаться, Сергей.
     Коснулась рукояти. Медленно вытянула клинок из ножен. Сначала на два пальца. Затем на треть.

     Клинок меча подобен
     Прохладному потоку горного
     Ручья.
     И я любуюсь им
     Прозрачным летним утром.

     Сен-образ получился легким и в то же время странно глубоким. Мимолетная красота, изящество древнего искусства. В иероглиф, обозначающий раннее летнее утро, каллиграфически вписан глагол "любоваться", тактильное ощущение прохлады вплетено в...
     И тут сквозь толщу воды атаковало это.
     Первого броска я избежала только благодаря потрясающей реакции Сергея - тот перехватил контроль над телом и швырнул меня в сторону, выжимая все возможное и невозможное из сверхъестественной скорости вене. Второй бросок - меня задело по касательной и отбросило на потолок, но перед самым ударом удалось сгруппироваться и соскользнуть по стене в нужную (читай: противоположную от угрозы) сторону. Краем глаза я поймала движение. Что-то крупное. Быстрое. Размытое.
     И такое жуткое, что первым желанием было завопить: "Помогите!!!"
     Тишина. Будто кричишь со дна колодца - лишь эхо собственного голоса в ответ. Я была отрезана от эль-ин, от Эль. Даже от Безликих. Они просто не знают, что мне нужна помощь, и никогда не посмеют самовольно нарушить "уединение" Хранительницы.
     Придется обходиться собственными силами.
     Невидимая, скрытая совершенной маскировкой вене, я прижималась к стенам и бросала вдоль коридоров настороженные взгляды. Как это умудрилось пролезть сюда? Мой онн был едва ли не самым защищенным местом на Эль-онн - охотничьи территории альфа-ящеров вокруг, эльфийские защитные заклинания, папины запирающие чары, Аррековы вероятностные щиты... И тем не менее вот уже в который раз я обнаруживаю, что личные апартаменты стали прямо-таки проходным двором для всяких подозрительных личностей. Шляются туда-сюда наемные убийцы, жить не дают!
     Так, последнюю мысль вычеркнуть как неудачную.
     Прижала ладонь к стене, взывая к глубинным силам онн. Ничего. Похоже, дом был погружен в какой-то... сон? Всплеск ярости: если они посмели причинить вред моему онн...
     Хищно, в низкой стойке пошла к центральным залам. Молчаливый, все еще остававшийся в руке, казался напряженным и мрачным. Еще раз послать крик о помощи я не решалась: сейчас самым надежным моим оружием была именно маскировка.
     А потом я увидела это. Застыла, вжавшись в дверной проем, и просто смотрела на мечущуюся по парадной приемной тварь.
     Демон: тут с самого начала не могло быть ни малейшего сомнения. Гуманоидный... в некотором роде. Огромный, высокий - метра три, если не все четыре. У него были стройные ноги, мощные плечи с приплюснутой головой и очень тонкая, перетянутая металлическим поясом талия. Больше о фигуре ничего сказать было нельзя. Он изменялся, но не как вене. Он тек, плавился, кипел - кости двигались под кожей, постоянно меняли свое положение, складывались в различные сочетания, каждое мгновение создавая новую схему скелета. Кожа, роговые наросты, мокрая гладкая шерсть - все это то появлялось, то исчезало, оставляя тошнотворное, гниющее ощущение. Он был уродлив. Он был, наверное, самым отвратительным, что мне доводилось видеть. И каким-то внутренним чувством, похожим на интуитивное восприятие истины Видящим, я поняла, что уродство для него - еще один вид оружия. А в мире, где красота - высшая ценность, страшное оружие.
     Он замер. Резко втянул воздух. И быстрым, каким-то змеиным, смазанным броском оказался в стороне.
     Я беззвучно всхлипнула. Ауте милосердная, это была чудовищно уродливая тварь, но двигался он так, будто был красив. И поэтому становился красивым. Отвратительно красивым. Что бы это ни значило.
     Вихрь. Он повернулся, и я вдруг обнаружила, что красные, налитые гнилью глаза смотрят прямо на меня. Как? Времени на размышления не было. Я рванулась в сторону едва избежав просвистевшего у самого уха меча, и закрутилась в аритмичном вращении, пытаясь хоть как-то ускользнуть от сыпавшихся со всех сторон ударов. Спасала только скорость, относительная невидимость да тот факт, что это чудище, кажется, пыталось заполучить меня. Ну и, конечно, мастерство Сергея. Одну бы меня этот громила скрутил, как жертвенного козленка, в первые же секунды.
     Хотела было швырнуть в него сырой силой, но вовремя остановилась. А что это у него там за щит висит на руке? Уж не Зеркало ли Отчаяния? Идеальное отражающее заклинание, посылающее любую приложенную к нему силу обратно к пославшему. Хорошо подготовились, д-д-демоны.
     Мы разлетелись в разные стороны, застыв друг против друга и пытаясь перевести дыхание. Я судорожно перебирала каталоги имплантата, пытаясь найти подходящие к случаю чары, одновременно не переставая удивляться. Как же он все-таки умудрился пролезть в онн? С уродливой гривы все еще сбегали струйки воды. Опять бассейн! Надо что-то делать с этой предательской лужей!
     Разработку планов по переделке интерьера прервала странная активность противника. Оказывается, темный и не думал отдыхать, короткую передышку он использовал для наращивания новых способов со мной разделаться. В прямом смысле. Из могучих плеч твари теперь торчало шесть, нет, восемь рук. В которых были зажаты: булава, копье, сеть, что-то там еще непонятное... ну и, конечно, два меча. Каждый из которых по длине не уступал вашей покорной слуге. И все это мелькало и вращалось с совершенно невозможной скоростью и с совершенно несимпатичной мне ловкостью.
     Ауте и все ее порождения! Эта тварь когда-нибудь слышала о чувстве пропорции? Нельзя же, чтобы было так много всего... и так быстро!
     "Вот дает", - пришло от Сергея. Почти восхищенно.
     Отбивать атаки всего этого арсенала у нас с мечом получалось примерно секунд пять. Разумеется, о блоках не могло быть и речи: при такой силе ударов мне бы просто вывихнуло из суставов руки. Другое дело - отводить выпады по касательной или, скорее, обтекать их самой, оказываясь где угодно, но не там, куда врезается очередной кусок ускоренной смерти. Поднырнуть под меч, перепрыгнуть через меч, рвануть в сторону, уходя от копья, клинком чуть скорректировать траектории шипастого шара на цепочке - и все это одновременно. Сергей наслаждался. Я - нет.
     Попробовала было крутануться в танце изменения, но не смогла. Просто не смогла. Заставить себя стать чем-то столь уродливым было выше моих сил. Глупо. Но факт.
     С полузадушенным писком я рванула назад, спиной вы летела в дверь и, развернув крылья, драпанула по узким коридорам онн. Может, не пролезет? Да нет, с такой гибкостью сложится в несколько раз и втиснется даже в змеиный лаз.
     Аррек! Этот крик не был разумным или осознанным. Это вообще не был крик в обычном понимании слова. Я не тянулась к нему, я тянулась внутрь себя. К той редко показывающейся, спрятанной от всех Антее, которая принадлежала ему, была частью его, была от него неотторжима. Которую Аррек арр-Вуэйн не мог не услышать, потому что он тоже ей принадлежал.
     Связь вене и риани. Связь, которая остается цельной даже в самом диком танце, связь, созданная, чтобы противостоять любому из сюрпризов непредсказуемой Ауте.
     Аррек - умница! - вместо того, чтобы очертя голову броситься на выручку, нашел время рявкнуть на всех остальных моих "стражей".
     Северд-ин вместе с Зимним и еще дюжиной воинов эль-ин ворвались, когда темный, этак многообещающе помахивая серебряной сетью, выгнал шипящую и отбиваю щуюся меня в главный зал и почти зажал в углу. Великану хватило одного взгляда, чтобы оценить соотношение сил и принять решение. Со смачным всплеском темный эльф плюхнулся в изумрудные волны бассейна и растаял где-то в глубине. Десяток новоприбывших защитников, предводительствуемых парой разъяренных альфа-ящеров, оперативно рванули за ним.
     Неужели пронесло?
     - Хранительница? - Зимний вопросительно протянул руку.
     Я шарахнулась от него, врезалась в Аррека, вцепилась в мужа когтями. Уши прижаты к голове, верхняя губа при поднялась, открывая оскаленные клыки. Не очень похожа на пылающую благодарностью спасенную. Черты седовласого древнего обострились. Кажется, я его обидела. Ну, и Ауте с ним.
     Тел-лохранитель, тож-же мн-н-не...
     Началась реакция. Меня била такая крупная дрожь, что даже в мыслях я стала заикаться, в глазах потемнело. И только руки Аррека не давали соскользнуть в окончательную тьму. Когда-то я думала, что полюбила его красивое лицо. Или красивое тело. Лишь позже пришло понимание, что все дело в этих сильных, всегда наполненных теплой, исцеляющей энергией руках.
     Язык не слушался, зубы отбивали чечетку, царапая острыми клыками губы, так что приказ пришлось сформулировать сен-образом.
     "У темного было задание не убивать. Поймать, похитить, утащить - но не убивать. Бездна! Вы можете не слишком усердно охранять меня от убийц, но похищение недопустимо. Ясно? Охрану - круглосуточно! Приказ: перерезать горло, но не дать быть похищенной. Исполнять".
     Теперь правильные черты Зимнего застыли в маске чистой ярости. Кажется, допущение, что меня, из-за желательности моей смерти, охраняли не слишком усердно, оскорбило древнейшего до глубины души. Хорошо! Так ему и надо! Ведь темный-то все равно прорвался!
     Меня трясло. Ощущение успокаивающей руки, гладящей по волосам.
     - Он-н б-был таким некрасивым. - Вопль смертельно обиженной души. О да. Красота - страшная сила. Уродство, оказывается, тоже.
     Аррек шептал что-то далекое и бессмысленное. Бархатистый, приторно-чарующий голос шелестел на границе сознания, сплетался в философско-стихотворный сен-образ. - Так он воспринимал окружающее: цельными, нерасчлененными картинами, прошедшими сквозь беспощадную призму разума Видящего Истину.

     Светозарная бабочка,
     Но красота исчезает, едва прикасаюсь
     К розе.
     Слепец, я бегу за ней...
     Пытаюсь поймать...
     И в моей руке остается очертанье исчезновенья
     Очертанье исчезновенья...

     Да, это помогло.
     Наконец выпрямилась. Царящая кругом суматошная суета была высокомерно проигнорирована. О нет, мой взгляд был прикован к бассейну, из которого вот уже не в первый раз появлялись всякие разные... посетители.
     - Надо что-то д-делать с этой предательской лужей!
     - Согласен. Придется ее осушить. Как ты относишься к песчаным ваннам, любимая?
     - Что? Песчаным!
     - Тебе, кажется, уже лучше?
     - !!!
     Вот так в предпоследнее утро моей жизни еще одна медитация оказалась испорчена самым варварским способом. Знаете, мне это уже начинало надоедать.
     Нападавшего так и не поймали. Ничего удивительного - демон явно был специалистом в своем деле. Всю операции спланировали