Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
й совершенной стремительности.
Крылья и волосы вдруг перестают быть мягким темным водопадом,
расщепляются тысячами гибких, смертельных хлыстов, бьют, ранят, мелькают
тонкими змеями, защита от которых - лишь в бешеной по напряженности
магической контратаке. Еще до ее материального появления ясно было, что
в поединке я и в подметки не гожусь этой гостье. Да и во многих других
отношениях - тоже. Зато я, подобно зеркалу, мгновенно, автоматически и
безошибочно улавливаю саму суть ее искусства, в движении изменяя себя,
уподобляясь Противнице в той мере, в какой необходимо, чтобы выжить в
таком противостоянии. И, к своему же удивлению, обнаруживаю, что
спокойно встречаю все удары глухими блоками, почти зеркально отражающими
ее атаки. Самое интересное - она считает, что только так и должно быть.
Более того, с расчетливым и спокойным профессионализмом направляет весь
ход схватки так, чтобы максимально раскрыться, предоставить мне как
можно больше информации для танца. Противница хладнокровно пытается
затащить меня как можно дальше в изменение. Такая же, как я, такая же...
"вене", приходит правильное слово. Так или иначе, она решила меня
вытащить.
Ну а я вытаскиваться не хочу!
Мгновенная, неощутимая, наверно, даже для нее пляска стали. И стороны
меняются местами. Теперь я не просто танцую продиктованные ею изменения.
Теперь, познав ее в достаточной степени, я пытаюсь заставить ее стать
такой, какой мне угодно видеть свою Противницу. Схватка воинов
стремительно превращается в дуэль танцовщиц, и теперь в воздухе чаще
сталкиваются уже не кинжал и шпага, а две сжимаемые в когтистых пальцах
аакры.
И она проигрывает. Наслаждаюсь каждым мгновением, когда она осознает,
что тело и разум ее стали глиной, послушной кончикам моих пальцев. Легко
отбиваю попытки перевести схватку в другие плоскости: свести все к
искусству владения мечом или к ловкости в плетении магических
заклинаний. Нет, нет, спасибо, меня вполне устраивает роль
Победительницы! Даже если она еще сопротивляется. Даже если убить или
хотя бы просто ранить ее я пока не могу, я знаю, что итог предрешен.
Звонкий, полный боли и ярости крик: шпага ломается под ударом аакры.
Понимаю, что убила живое существо, существо мыслящее, чувствующее,
страдающее, и рада этому. Я выпиваю смерть одушевленного клинка до дна,
по достоинству ценя редчайший вкус этого диковинного напитка. Обломки
некогда великого оружия с жалобным звоном падают на пол. И ледяная броня
аналитика впервые дает трещину. Тонкая-тонкая струйка отчаяния,
легчайшее зерно неуверенности, но этого оказывается достаточно.
Стремительная атака, и Противница падает с моим кинжалом в груди. Умерла
она мгновенно: я все-таки не настолько уверена в себе, чтобы дать столь
сильному врагу еще несколько минут на обдумывание ответного удара. И тем
не менее смерть ее оказывается потрясающе вкусна.
Если бы еще стих этот отвратительный траурный вой в моей голове!
...Каждый вал тебя увлекает,
И, вал рассекая грудью,
Острей, чем плавник дельфина,
Ты снова исходишь криком:
Хрипом, хрипом, хрипом...
Некоторое время сижу над телом, когтями чертя на полу кровавые узоры.
Она прекрасна даже в смерти - юная богиня, такая бледная и уязвимая в
свете узких лунных лучей. И тут - будто ледники стронулись с мест, а
горы сбросили свои вековечные шапки. Сам космос дохнул холодом вечности.
Присутствие! И какое! Я задрожала всем телом в лихорадочном ожидании.
- Виор, убирайся отсюда неме... - Он запнулся на середине фразы,
застыв посреди движения, точно нарвавшись на нож. Фиалковые глаза лишь
коротко скользнули по женской фигуре, сломанной и опустошенной,
застывшей в луже собственной крови. Центром его внимания была я и только
я.
Белая кожа, белые крылья, белые волосы - и сила такая, что хотелось
опуститься на колени перед его ледяным великолепием. Да, он красив, как
может быть красиво совершенное, остро отточенное оружие. И еще он стар.
У меня просто слюни текут от предвкушения.
А противный голос затихает, заинтересованно и вроде как поощрительно
наблюдая за развитием событий.
Медленно, танцевальными шагами направляюсь к новой жертве. Жертва,
все так же не отрывая от меня фиалкового взгляда, начинает отходить
назад. Меч, столь же древний и столь же многообещающий, как и сам воин,
покачивается на перевязи, судя по всему, отнюдь не стремясь в схватку.
Эта парочка явно гораздо опытнее первой.
Они выбрали, пожалуй, самый верный путь - бегство. Внезапно, без
всякого предупреждения воздух вокруг меня вскипает чудовищной энергией и
запредельным холодом - и это всего лишь отвлекающий маневр! Сам
Противник в то же время совершает потрясающий по красоте и четкости
рывок прочь.
Я выстояла. Я выиграла. Меж бровей вспыхивает силой и яростью
многоцветная точка - и мощным, не вполне понятным мне сконцентрированным
импульсом гасит бушующее вокруг ледяное пламя. Разум же тем временем
делает единственное, что способно удержать здесь Противника: быстро и не
задумываясь я меняю реальность, как научил меня мальчик-вор. Координаты,
которые беглец желал использовать для межпространственного броска, уже
не совпадают. Я всего-то поменяла север и юг, сделав так, что белый воин
оказался в другом конце зала, у сияющей магическим светом двери, но
этого оказалось вполне достаточно, чтобы выбросить того из
межреальности, в которую крылатый уже начал уходить. Одновременно как-то
(сама не знаю как) перекрываю Вероятности. Улыбаюсь.
И он застывает на фоне распахнутой двери, напряженный, готовый к
схватке, опасный.
Я колеблюсь. Мало победить, хотя это еще тоже надо суметь. Надо
победить в чем-то, в чем он считает себя лучшим. Максимально унизить. В
противном случае с него станется лишить собственную смерть всякой
привлекательности. Но где же его уязвимая точка? Воинское искусство?
Э-э, нет, спасибо, как-нибудь в другой раз.
Он так выставляет напоказ собственную энергию. Так небрежно швыряется
чудовищными силами... Ах-ха.
Что-то нарастает во мне. Что-то идущее из самых глубин существа
поднимается, подобно гигантскому океану, конденсируется в точке
средоточия между глаз, взмывает... и выплескивается вперед, на защитно
вскинувшую руки и крылья фигуру.
Он держится. О, как он держится! Три удара неисчерпаемой, чистой,
сметающей все, в буквальном смысле все на своем пути энергии
потребовалось, чтобы содрать с него все защитные слои. Первый удар он
выдерживает. Даже пытается ответить чем-то до безумия изощренным. После
второго разлетаются щиты и плавятся защитные талисманы, а его
отбрасывает внутрь комнаты. Я нацеливаю атаки тщательно и экономно,
следя, чтобы все до последней искорки досталось именно Противнику, а не
падало по-глупому в стороны, прожигая ковры и портя по-варварски
великолепный декор. Третьим ударом его швыряет на спину, а я оказываюсь
сверху, припечатав его руки к полу и клыкастой улыбкой подбивая
попробовать еще что-нибудь предпринять. Четвертый удар убьет его, и мы
оба это знаем.
Он дрожит. Есть что-то до головокружения приятное в том, чтобы
заставить здорового, сильнейшего мужика дрожать в ожидании твоего
следующего хода. Чувство власти, чувство удовлетворения, почти сравнимое
с тем, что ощущаешь, когда жизнь врага стекает с твоих пальцев...
Наклоняюсь к нему:
- Еще идеи будут? Ну же, друг мой, не заставляй меня думать, что это
оказалось так просто! Даже с той девчонкой было интереснее!
Он вдруг подается вперед, ловит мои губы своими.
Эт-то что-то новенькое.
Я настолько удивлена, что растерялась, не предпринимая ответных
действий. И этого оказал ось достаточно, чтобы беленький полностью
перехватил инициативу.
Та, Что Глубоко Внутри, передергивается от отвращения, и одного этого
достаточно, чтобы я не сжигала его в тот же миг, а помедлила, ожидая,
что будет дальше.
Руки, как-то освободившиеся от плена, пробегают по моей спине, мягко
массируют напряженные мышцы. Когти вдруг коротко, не больно кольнули
ягодицы, тут же вновь скользнули вверх. Мое тело вздрагивает, как от
электрического разряда, с губ срывается недоуменный
полувскрик-полувздох. Куда подевалась кольчуга?
Что-то во мне было от него. Какая-то часть, к которой он мог взывать.
Несколько капель крови, когда-то текшей в жилах нашего общего предка,
теперь бушевали в моих венах, рассказывая мне о его ощущениях, а ему - о
моих. Но при этом я в любой момент могла уничтожить его - достаточно
лишь чуть-чуть ослабить контроль, и сила, бушующая под тонким покровом
кожи, выплеснется наружу, уничтожая все на своем пути. Это была игра, в
которой первое же неверное движение стоило бы ему жизни. Мы оба это
знали. И, кажется, оба находили в этом своеобразное удовольствие.
Разумеется, я понимаю, что происходящее - лишь очередной раунд
схватки. Что он просто отчаянно пытается выжить, используя для этого
любые средства. Но во мне вдруг просыпается другой голод, не менее
дурманящий и требовательный, чем тот, что заставлял купаться в людской
крови, впитывая предсмертные страдания. Разумеется, этого крылатого я
тоже убью. Как-нибудь... м-ммм... потом...
"С Зимним?!" От вопля ломит виски. Игнорирую.
Я полностью отдаюсь во власть требовательных рук и скользящих по коже
прохладными искрами крыльев. Царит и правит синим дурманом аромат
вплетенного в волосы цветка.
О, крыльев парус бессильный!
На крыльях ласточки хрупкой
Все дальше, все глубже, глубже, глубже...
Много позже сквозь приятную теплую дрему ощущаю, как он уходит. Можно
было бы остановить, но мне слишком хорошо, чтобы сейчас еще и двигаться.
Или думать. Или чувствовать голод. Разумеется, вздумай белокрылый
напасть, уже осыпался бы на пол кучкой симпатичного кучерявого пепла. А
так - пусть идет. Потом его найду. Угу. Как-нибудь... потом...
***
Меня будит ярость. Моя добыча! Кто-то посмел тронуть мою добычу! Там,
в пещере, кто-то пытается освободить зеленоглазого смертного, которого я
приговорила к боли!
Срываюсь с места вихрем ярости и золота, лечу с такой скоростью, что
позади остается огненный след, прекрасно видимый в свете тусклого
зимнего дня. Врываюсь в пещеру... у самого выхода, но дорогу мне
преграждают.
Человек, но... э-э... не совсем. Похож на зеленоглазого, только
старше, опытней, сильнее. И много-много опасней. Стоит в проходе с мечом
наголо, весь напружиненный, отбросивший все, кроме цели. С этим играть,
как с крылатыми, не получится.
А я и не собираюсь. Он - мой. Не знаю почему и как, но он настолько
мой, что мысль причинить ему вред даже не приходит в голову. С этим
разберемся позже, сейчас же надо пройти внутрь.
Собираю в кулак ту связь, что между нами, и на всех волнах, через все
центры его мозга, через гормоны и химические соединения в его крови,
подвластные мне, отправляю один приказ - спать! Не отвлекаясь на споры и
препирательства, я просто "выключаю" все физиологические системы,
которые могли бы поддерживать его в бодрствующем состоянии.
Он выдерживает. Не знаю уж как.
На меня вдруг накатывает ответ - как торнадо, как сметающий все на
своем пути ураган. Он бьется, бьется в закрытые двери моего сознания, он
кричит, взывает, тащит куда-то, к чему-то... Та Что Глубоко Внутри
отвечает на этот зов мощным броском, чуть было не опрокидывающим мое
сознание. Ну уж нет!
Я тянусь по другому пути: пути снов и видений, пути скрытых смыслов и
спрятанных от сознания желаний. Тому пути, что и является сейчас моей
сутью. Этот воин, как бы хорош он ни был, тоже человек. И потому он -
часть меня. Подвластная мне часть. И, вооруженная этой силой, вновь бью
по его организму, по тем маленьким центрам в мозгу, что ответственны за
действия.
Он падает, как подрубленное дерево, - молча и угрожающе. Знаю, что
долго обморок не продлится, силы уже заплетаются в диковинные узоры
вокруг поверженного тела, стремительно возвращая его к жизни. Не важно.
Времени мне хватит.
Бесшумно, хотя находящиеся внутри прекрасно осведомлены о моем
приближении, захожу в пещеру. Замираю, скептически оглядывая открывшуюся
передо мной сцену.
Женщина, худая и усталая, с растрепанными зелеными косами в
прожженном в нескольких местах костюме для верховой езды. Она сидит,
держа на коленях голову Приговоренного, рядом валяется выдернутая аакра.
Значит, я опоздала. Но хоть пытку эта цыпочка и прекратила, спасти жизнь
человеку, чье тело, сохраняя внешнюю форму, давно перестало быть
человеческим, она бессильна.
Он умирает, теперь, когда процесс перестал контролироваться аакрой,
умирает стремительно. А она вглядывается в бледное лицо светло-зелеными
глазами, и на мгновение мне кажется: не отражение ли это? Они так
похожи...
Мужчина выдыхает, пытаясь заговорить, и она наклоняется к нему, ловя
тихие звуки. Я, снедаемая любопытством, поворачиваю уши, пытаясь ничего
не пропустить.
- ... Моя вина... Рита... останови...
- Ш-ш. - Женщина прикладывает палец с изящным зеленым ногтем к его
губам. - Я позабочусь об этом.
Тот как-то вымученно весело щурит зеленые глаза
- Ты, любила повторять, что я плохо кончу... Но разве плохо...
умирать... на руках... у единственного существа... что тебя любит?
Ух ты, как трогательно!
Потрескавшиеся губы женщины кривятся, на глазах появляется влага, и
тут он весьма драматически умирает. Я, разумеется, не могу отказать себе
в удовольствии выпить его смерть, вместе с ее болью. Потрясающий
получается коктейль.
Зеленоглазая воровка тем временем снисходит до того, чтобы признать
мое существование. Спокойно так поднимается на ноги, отряхивает пыль с
одежды. Вновь кривит губы в улыбке, на этот раз насмешливой и злой, но,
как ни странно, злится она, похоже, не на меня.
- Ave, Caeser, Rex, Imperator - Morituri te salutant! Vita brevis,
ars longa...
Я не без удивления выслушиваю эту ахинею, пытаясь понять, что же за
добыча попалась мне на этот раз. Какая-то нестандартная еда...
"Еда" подходит ко мне, спокойная, немного печальная. Признаться, я
теряюсь. Вообще-то такое поведение предполагает ловушку. Но эта и не
думает угрожать, я точно знаю! И "умереть достойно, сражаясь, с оружием
в руках" она вроде тоже не пытается... Каждой порой ощущаю бьющую из
человеческой женщины горькую иронию. Нет - самоиронию. Может, хочет себя
за что-то наказать?
- Ах, девочка, так вот ты какая... - Это она мне? - Я долго гадала,
какой ты окажешься. Вообще, мне следовало гораздо раньше догадаться о
происходящем. Все было на поверхности: состояние Хранительницы, намеки,
расспросы об архетипах... Антея только что не кричала об этом на каждом
углу!
Она обходит меня вокруг, с искренним любопытством рассматривая, и я
откуда-то знаю, что она видит. Продолжаю выжидать, собирая информацию и
прикидывая, что такого интересного смогу я сотворить с зеленоглазым
дивом. Некоторые проклевывающиеся варианты кажутся вполне...
занимательными.
- ... По крайней мере ясно, почему ты выбрала именно этот аспект для
воплощения. Ничего удивительного, раз материальная форма оказалась
заточенной в тело эль-ин. Когти, клыки, крылья - тебя чуть ли не силой
загнали в фольклорный образ, соответствующий такому внешнему облику. Из
всех возможных вариантов выбран вампир - это печально. Опять же,
последние минуты перед воплощением: идиот-братец сделал все, чтобы ты
отражала как можно больше неблаговидных сторон человеческой природы. И,
разумеется, последнее заклинание риани...
Пытать на ее глазах мужа? Он мне самой нужен. Сделать муляж мужа?
Нет, эта отличит.
- ... Интересно, знал ли Л'Рис, что делает? Скорее всего. А может,
его настолько ослепила перспектива стать героем, что ничего другого он
просто не видел? С этими эль-ин никогда нельзя знать точно...
Ловлю ее за плечи, прекращая это мельтешение, разворачиваю лицом к
себе. Какая низенькая! Приходится наклонять голову.
- Смертная, ты понимаешь, что тебя ждет? - Голос мой почему-то звучит
озадаченно.
- О да! Это я так. Трепыхаюсь перед неизбежным. - Она вновь
улыбается, но глаза полны тоски, и это меня успокаивает. Вдруг
протягивает руку, прикасаясь к вплетенному в волосы синему цветку. -
Голубая роза. Символ забвения. Символ потерь. Символ беспамятства. О, я
должна была понять раньше! Антея ведь все еще жива где-то в тебе, да?
Бедные вы мои!
Она, кажется, готова разрыдаться. Н-да. Обнажаю клыки, захватываю ее
руки в железное кольцо своих. Оттягиваю в сторону голову, обнажая шею.
Страха в этой оголтелой по-прежнему нет. Это передо мной-то, которая
излучает такой первобытный ужас, что смертные дышать не могут!
А дуреха прижимается ко мне, точно ноги ее не держат, по узкому,
безумно усталому лицу ее текут слезы.
- Девочка... Какая же ты голодная... Бедная..
Я действительно голодная. До боли, до разрывающего изнутри крика, до
полуобморока. И поэтому, не в силах больше тянуть, отбросив настойчивое
ощущение грозящей опасности, я вонзаю клыки в ее шею.
Кровь... горячая. Странная. Кровь, наполненная видениями.
Кри-и-ик среди мо-о-о-оря
Разве поможет звездное эхо?
Кри-и-и-ик среди мо-о-о-о-оря!..
С воем пытаюсь отстраниться, но поздно. Сны, видения, мысли, чувства
- само существо Нефрит уже со мной, уже во мне. Знание. Спокойное,
бесстрастное и расчетливое знание женщины, без малейшего колебания
принявшей смерть, чтобы я это знание получила. Она была Видящей Истину,
и она очень долго изучала Антею тор Дериул-Шеррн. Изучала сама, изучала
через отражение, что пряталось в глубине глаз Сергея. И сейчас,
скрепленные заклинанием из арсенала тех, какими пользуются Целители,
видения врываются в меня. Видения и образы, архетипы, сказки. Когда-то я
(я ли?) думала о том, как видит мир Нефрит Зеленоокая. Теперь я об этом
знаю. Но я ли?
Песня. Песня-вой, песня-стон. Песня, гремящая в моих венах, в глубине
моего существа, моей души. Лебединая песня зеленоглазой женщины, что
поет над костями моей сути, решая, что должно жить, а чему суждено
умереть...
Мир растворяется в темноте.
***
Сначала пришло странное ощущение: что-то давило под ребрами. Я чуть
пошевелилась, меняя положение, пытаясь понять, что происходит. Тело было
застывшим, помятым. Как будто я довольно долго лежала на каменном полу.
Холодном. Твердом. Впрочем, похоже, так оно и было. Попыталась открыть
глаза, недовольно шевелясь и стараясь прийти в себя. Безуспешно.
Голова раскалывалась. Как-то мне пришлось уводить (читай, уносить)
профессора Шарена со студенческой вечеринки, а наутро выслушивать
длинное и подробное описание симптомов грандиозного похмелья. Мои
ощущения сейчас подозрительно напоминали ту клиническую картину.
Вопрос: чем таким можно напоить вене, чтобы вызвать у нее
интоксикацию? И как, во имя Ауте, умудрилась Хранительница Эль, пусть
даже и навеселе, отбиться от собственных телохранителей и провести ночь
на каменном полу какого-то холодильника?
Чудеса да и только.
Медленно, точно боясь расплескать содержание раскалывающейся головы,
я приподнялась на руках и, подождав с полминуты, попробовала осторожно
приподнять веки. Все расплывалось вокруг черно-белыми пятнами.
Наконец после некоторой работы со своими зри