ьмены, настал трагичнейший из дней, -  голос  его звучал глухо,
потерянно,  будто  предвещая  неминуемую  беду.  -  Я даже не знаю, как  вас
уведомить, ибо со дня  нашего последнего заседания разыгралось много ужасов.
Наши  войска разбиты, наша страна оккупирована.  Наша  королева  - узница  в
Осборн-Хаусе.   -  При   этих   словах  парламентарии   негодующе  зашумели,
послышались даже гневные возгласы. Спикер заколотил своим молотком, призывая
собрание к порядку.
     Рассел поднял руку, и протесты понемногу стихли.
     - Мне поведали, что палата лордов распущена  - столетия  нашей  истории
отринуты единым росчерком пера.
     Злобные  вопли усилились, парламентарии в  ярости затопали  ногами,  не
утихая,  несмотря ни на призывы лорда Рассела, ни на хриплые крики  спикера,
требующего  тишины,  ни  на упорный грохот  его молотка. Лишь немногие члены
собрания   осознали,  что  двери  распахнулись  и  в  их  проемах  появились
американские солдаты,  взяв  винтовки наизготовку.  Потом  разомкнули  ряды,
чтобы впустить генерала;  тот,  чеканя шаг, прошел вперед, остановился перед
лордом Расселом и заговорил с ним. Рассел скрепя сердце кивнул и вскинул обе
руки,  призывая  к  молчанию. Мало-помалу  негодующие  парламентарии  нехотя
стихли. Как только его голос стал снова слышен, Рассел заговорил:
     -  Мне  снова напомнили -  в который раз, - что наша палата  собрана на
определенных условиях. Мы должны  добиться, чтобы наши голоса были услышаны,
но при том заняться насущными делами. Если мы этого не сделаем, то сами же и
заткнем себе рот, даже не успев его раскрыть. Мы в долгу перед народом нашей
страны,  мы  его  представители, высказывающиеся  от его  лица.  Разыгрались
ужасающие события, и мы сумели выйти из них  целыми и  невредимыми. Но и эта
палата должна выйти целой и невредимой, дабы мы говорили от лица нации.
     Рассел сел под одобрительный гул членов парламента. Американский офицер
развернулся и покинул зал, солдаты за ним. Двери закрылись.
     Рассел  сел, и тут же  ему  на смену поднялся лидер оппозиции Бенджамин
Дизраэли.
     - Достопочтенные  джентльмены,  позвольте совершить небольшой экскурс в
нашу историю.  Забывая историю, мы  рискуем повторить ее сызнова. В  прошлом
наша  страна уже пережила  кровавый раскол. Король был  свергнут,  парламент
распущен.  Человек,   нарекший  себя  протектором  <Оливер  Кромвель>,
захватил  власть над  страной и  правил  железной  рукой. Однако я вовсе  не
призываю  Кромвеля наших дней. Я призываю  лишь поддержать правление закона,
провозглашенного Великой  хартией вольностей и  Биллем  о правах. Я призываю
вас выслушать, что имеет нам поведать мистер Джон Стюарт Милл.
     Безмолвная ненависть  почтенного  собрания  сгустилась  настолько,  что
буквально обжигала кожу. Милл ощутил ее, но даже бровью не повел.
     Он  пришел  сюда,  вооружившись  словом  истины, ставшей  его  опорой и
защитой. Встав, он огляделся, развернув плечи и сцепив руки за спиной.
     -  Я хочу поговорить с  вами  о том, что способ правления  - это вопрос
выбора.  Я  говорю о принципах,  над  которыми работал изрядную  часть своей
жизни, и большинство этих практических рекомендаций  были  одобрены  другими
людьми - многие из которых сидят в  этом зале. В своих дебатах и либералы, и
консерваторы не могли прийти к единому мнению.  Но я утверждаю,  что в нашем
распоряжении имеется куда более удачная доктрина  - не просто компромисс, но
нечто  более  широкое,  настолько  всеобъемлющее, что  принять  эту доктрину
смогут и либералы, и консерваторы, не отрекаясь от убеждений ни в чем таком,
что  они  считают  символом  собственной веры.  Я  прошу  вас  взглянуть  на
британскую историю, не  забывая американцев, ныне пребывающих  среди  нас. -
Милл  спокойно дождался, пока возмущенное  ворчание аудитории стихнет. -  Не
считайте их  чужаками, ибо поистине они наши  сыновья. Истина заключается  в
том, что их  страна была выстроена на  наших собственных доктринах. С самого
начала основополагающим  принципом  Соединенных Штатов была британская  идея
свободы. Возможно, за истекшее время она ускользнула из наших рук, но ее  по
сей день свято  блюдут  по  ту сторону Атлантики. Тот факт, что американцы в
качестве образца для своей демократии взяли нашу,  должен льстить нам, но не
служить поводом для преклонения. В их конгрессе есть верхняя и нижняя палата
- точь-в-точь как у нас. Но с одним громадным отличием. Все их представители
избраны. Власть исходит  от народа,  а не от верхушки, как принято  здесь. Я
слышал множество ваших гневных  криков по  поводу декрета о  роспуске палаты
лордов. Но мысль, что  власть  может передаваться по праву кровного родства,
показалась  американцам  абсурдной.  Собственно говоря, так оно и есть.  Как
утверждал дальновидный англичанин Томас  Пейн, страной  должны править люди,
наделенные  высокими дарованиями,  а не высокопоставленными  родственниками.
Ему  наследственный  парламентарий  представлялся такой же  нелепостью,  как
наследственный  математик   или   наследственный  мудрец   -  что  столь  же
смехотворно, как венчание поэта лаврами по праву наследия.
     Эти слова были встречены  злобными криками  - но и  призывами позволить
Миллу продолжать. Воспользовавшись  моментом, чтобы бросить взгляд в бумаги,
добытые из кармана, Милл снова заговорил громким и ясным голосом.
     -  Между  нашими двумя  демократиями  существу ет громадная разница.  В
Америке правление идет  снизу  вверх. Здесь же оно  направлено сверху  вниз.
Абсолютная власть  принадлежит  монарху, владеющему  даже  землей.  Королева
открывает и закрывает парламент, возглавляемый ее премьер-министром. На море
наши  пределы охраняет Королевский флот. В Америке же все обстоит совершенно
иначе, согласно Конституции, излагающей права народа. В Британии ближе всего
к Конституции  подходит Билль  о  правах одна  тысяча  шестьсот  восемьдесят
девятого года, гласящий: "И так  как ввиду  отречения упомянутого  покойного
короля Иакова  Второго от правления и  вакантности вследствие этого престола
Его  Высочество  принц  Оранский..."  Тут  я хочу привлечь  ваше пристальное
внимание  к  следующим  словам:  "...которого  всемогущему Богу угодно  было
избрать своим достославным орудием освобождения этого королевства от папизма
и  произвола  власти".  Смысл  очевиден.  Власть в  этом краю исходит  не от
народа, а дана свыше. Наша монархиня правит своей властью, дарованной Богом.
Она же, в свою очередь, вверяет свою власть правительству, но народ остается
его слугой.
     - Вы нас оскорбляете! -  сердито выкрикнул один из членов парламента. -
Вы  говорите не  о той  власти,  каковой  парламент  облечен  согласно нашей
Великой хартии вольностей!
     -  Благодарю,  джентльмены,  что   привлекли  наше  внимание   к  этому
документу,  -  кивнул  Милл.  - Но ни Великая хартия вольностей,  ни Билль о
правах не оговаривают ясно права наших граждан. На самом деле Великая хартия
вольностей  целиком  посвящена  взаимоотношениям  двадцати  пяти  баронов  с
королем и церковью. А для  современных граждан ее смысл невероятно невнятен.
Вот послушайте: "...Все графства, сотни, уэпентеки и трети должны отдаваться
на откуп за плату,  какая  установлена  издревле,  без  всякой надбавки,  за
исключением  наших  домениальных  поместий". А  еще  вот это: "Клирик  будет
штрафоваться  в  качестве держателя своего  светского держания не иначе, чем
другие, названные  выше". Несомненно, все присутствующие согласятся, что это
не  может  служить  практическим  руководством  для  хорошего   современного
правительства. Посему я  предъявляю вам документ, являющийся таковым. - Милл
извлек из кармана тоненькую книжечку ин-фолио и поднял ее над головой. - Это
Конституция Соединенных  Штатов. Она наделяет властью народ, вверяющий часть
своих  полномочий  правительству.  Это  самая  радикальная  декларация  прав
человека в истории человечества. Я от  всей  души  прошу данную палату всего
лишь  прочесть  этот документ,  еще  раз  перечитать  свой  Билль о правах и
Великую  хартию вольностей,  а после рассмотреть  мое  предложение:  созвать
конституционный конгресс для разработки собственной конституции. Британского
закона для британского народа. Благодарю вас.
     Он сел -  и  тотчас  же разразилась  буря:  половина членов  парламента
подскочили, требуя слова. Первым спикер дал его премьер-министру.
     -  Я  возьму  на  себя  смелость возразить мистеру Миллу. Может,  он  и
англичанин,  но  говорит  он  на иностранном языке - и хочет  перекроить сей
парламент на иноземный лад.  Я возглашаю, что он тут нежеланный гость, равно
как и  его чуждые побрякушки. Наши законы  были хороши и  для наших отцов, и
для праотцев. Хороши они и для нас.
     Слова  Рассела встретили возгласами единодушного  одобрения, совершенно
поглотившими голоса несогласных. Оратор за оратором эхом  вторили ему - хотя
находились и такие,  кто признавал, что  вопрос  о  конституционной реформе,
возможно, заслуживает рассмотрения,  но  их  дружно  зашикивали. Дождавшись,
пока гам спадет, Бенджамин Дизраэли встал.
     -  Меня  весьма  встревожило, что  мой  высокоученый оппонент  в данном
вопросе  забыл  о  собственных интересах.  Не он  ли сам  пытался провести в
тысяча   восемьсот  шестидесятом  Новый   парламентский  реформирующий  акт,
предоставлявший  более  широкие  избирательные  права  для  всех  графств  и
городов? Полагаю, акт не  прошел только  в  силу  противодействия  почившего
лорда Пальмерстона.
     - Я  предлагал реформы,  -  парировал Рассел, - а не уничтожение нашего
парламентского наследия.
     Это заявление встретил рев всеобщего одобрения.
     -  Что ж, - Дизраэли не  собирался  сдавать позиции,  -  тогда  давайте
рассмотрим вполне разумное предложение мистера Милла...
     -  Давайте не  будем! -  крикнул  лорд  Рассел  в  ответ. - Я не  желаю
заседать в парламенте, рассматривающем предложение о государственной измене.
Я  ухожу - и призываю членов собрания, разделяющих мое  мнение,  последовать
моему примеру.
     Ответом  его призыву  послужили  вопли ликования  и  нарастающий топот:
парламентарии дружно вставали и покидали зал.
     В конце  концов  остались Бенджамин  Дизраэли да дюжина  других  членов
парламента.
     - Представительной  эту часть палаты не назовешь, - вполголоса проронил
Дизраэли.
     - Не  согласен,  -  возразил  Милл.  - Это  ядро конгресса. Другие  его
поддержат.
     - Искренне  надеюсь, что вы правы, - без  особого  энтузиазма отозвался
Дизраэли.  - Я здесь потому, что хочу  восстановить в  этой стране правление
закона,  а не иноземных  оккупационных войск. Если кроме  предлагаемого вами
конгресса иного пути нет - что ж, быть посему.

ГРОМ ЗА ГОРИЗОНТОМ

     Как  только  из  Вашингтона  прибыли  члены  только   что  учрежденного
оккупационного правительства, генерал Шерман с  огромной радостью уступил им
занимаемые помещения Букингемского дворца.  Шикарные апартаменты куда  более
пристали  недавно  назначенным   политикам   и  чиновникам  государственного
департамента,  а  Шерман   чувствовал  себя  куда  уютнее  в  Веллингтонских
казармах, отдаленных от дворца всего на каких-то пару сотен ярдов. Здания их
стояли в  запустении с  тех  самых пор,  как был распущен квартировавший там
гвардейский  полк. Теперь же туда въехал новоприбывший  полк  Пенсильванских
стрелков,  и  генерал охотно присоединился  к  ним.  Когда стены  кабинета и
нескончаемая канцелярская работа осточертевали,  Шерман велел седлать коня и
ехал  в  Грин-парк  или  Сент-Джеймс-парк,  расположенный как  раз  напротив
Бердкейдж-Уок,  чтобы  проветрить  отуманенные   мозги.   Квартира   бывшего
командира  оказалась просторной и пришлась ему очень  по вкусу, но менять он
ничего  не стал, оставив  полковые трофеи на полках, а  изрешеченные  пулями
знамена на стенах. Когда оккупация закончится и законные владельцы вернутся,
они  найдут  все  на  своих местах,  а  пока  почетное  место  на  бронзовом
постаменте впереди гордо занял шелковый звезднополосатый флаг.
     Офицерская столовая тоже оказалась роскошной и  удобной. Шерман как раз
наслаждался запоздалым ужином, когда часовой впустил Густава Фокса.
     - Что вы  как посторонний,  Гус!  Берите стул и присаживайтесь.  Вы уже
ели?
     -  Спасибо,  Камп, намного  раньше. -  Со  времени совместного вояжа на
"Авроре"  они стали весьма  близки, несмотря на разницу в  возрасте. -  Но в
горле у меня пересохло, и выпить я не откажусь.
     - Это запросто. - Шерман дал знак  официанту.  -  Наши отбывшие хозяева
оставили  по себе  массу  бочек чудесного  эля.  Я тоже выпью  стаканчик  за
компанию. Может, даже подымем тост за пулемет  Гатлинга. Вы слыхали  стишок,
который твердят пулеметчики к месту и не к месту?
     - Наверно, нет.
     - Ну, в общем, так: "На любые пакости  мы найдем ответ, ведь у нас есть
"гатлинги", а у них то - нет".
     - Чистейшая правда.
     - Совершенно согласен. Ну, так что же вас сюда привело?
     - Искренне верю,  что дело важное, - глотнув эля, Фокс радостно кивнул.
- Отлично! -  Дождавшись,  когда  официант уйдет, он  вынул из кармана пачку
бумаг и развернул ее веером  на столе.  - Я оставлю это у вас. Но подытожить
смогу  вполне  ясно.  Я велел  своим клеркам  проштудировать  все британские
военные  архивы  -  и  сухопутных  войск, и флота.  Изрядная часть  их  была
уничтожена,  но капитуляция  была столь скоротечной, что большинство архивов
просто бросили. И все же масса бумаг сгорела в каминах военного ведомства. К
счастью,  моряки  не  так  дальновидны,  и  в  их  архивах  нашли  дубликаты
уничтоженных бумаг. Здесь  данные каравана судов, называемого Соединением А.
Он отплыл несколько недель назад из Индии.
     -  Из Индии? - сдвинув брови, Шерман пододвинул  бумаги к себе. - И что
же он везет?
     - Войска. Четырнадцать войсковых транспортов, по  большей части лайнеры
вроде  пароходов  "Донгола"   и  "Кармала".  В   числе   подразделений  51-й
Раджпутский  полк  пионеров,  а  также  2-й батальон  Северных  ланкаширских
стрелков, 25-й батальон Королевских  фузильеров - и далее в том же  духе. Их
сопровождает ряд военных кораблей, в том числе броненосец "Голиаф".
     - Мне  это  совсем  не  нравится.  Войско  таких  размеров представляет
изрядную опасность. Когда они должны сюда прибыть?
     - Если не выбьются из графика - примерно через неделю.
     - Как, по-вашему, их уведомили о войне - и оккупации?
     -  Уверен,  что да. Как  вам известно,  большинство  британских военных
кораблей, находившихся в море, в порты не вернулось. Далеко не один  корабль
скрылся из Портсмута,  чтобы избежать  захвата. Некоторым из  них  наверняка
известно о  конвое,  и они  пойдут  навстречу,  чтобы присоединиться к нему.
Кроме того, конвой по пути останавливался в "угольных" портах, извещаемых по
телеграфу  о  мировых  событиях.   Можно  не   сомневаться:  они   прекрасно
осведомлены о том, что здесь произошло.
     - Гус, вы военный моряк. У вас есть  какие-нибудь идеи насчет того, как
нам быть?
     - Нет,  сэр! - Фокс поднял обе руки в знак капитуляции. - Это совсем не
моя  епархия.  Но  я  отправил адмиралу  Фаррагуту  копию  этих донесений  о
передвижениях судов и просил его подъехать к нам сюда.
     - Мудрый ход. Он отличный тактик.
     Пока  официант подливал им  эля,  Шерман прочел  бумаги, полученные  от
Фокса. Затем велел официанту  принести карандаш и набросал  какие-то пометки
на обороте одного из листков.
     И наконец угрюмо сказал:
     -  На нас  движется  изрядная  пехотная армия. Сомневаюсь, чтобы  у нее
хватило  сил  отвоевать  страну,  но  если  она сумеет  высадиться,  ужасных
сражений  не  миновать.  И   уж  если  сумеет,  наверняка  неизбежны  мятежи
демобилизованных британских солдат. Нам это совсем ни к чему.
     Подоспевший адмирал Фаррагут вполне разделял его мнение.
     -  Вот уж  действительно скверная новость! Я отправил  всем нашим судам
приказ заполнить угольные бункеры и стоять наготове.
     - Что вы планируете предпринять? - осведомился Шерман.
     - Ничего, пока не вычислим, куда конвой направляется. В порты приписки,
названные в этих приказах, они не пойдут, тут уж  будьте покойны.  Теперь им
уже ведомо об оккупации, и командующий армией соответственно  откорректирует
свои планы. Полагаю, решение за вами, генерал, поскольку это дело сухопутных
войск.  Их  армейское командование планирует  десант  - или десанты.  А флот
обеспечит им сопровождение и огневое прикрытие при высадке.
     -  Я  тоже так думаю. - Допив  эль,  Шерман встал.  - Давайте перенесем
дискуссию в мой кабинет, где можно свериться с картами.
     Развернув карту Британских островов на письменном столе под керосиновой
лампой, генерал Шерман в глубокой задумчивости принялся ее изучать.
     - Есть идеи, Гус?
     - Ни  единой! Разведданные о пункте  назначения конвоя не  поступали, а
тактик из меня никудышный. Даже гадать не стану.
     - Весьма мудрый подход.  Так  что вся ответственность ложится  на меня.
Первым делом давайте ограничим  возможности. - Он постучал пальцем по карте.
- Думаю, мы можем исключить десанты  на  севере  и западе. Шотландия и Уэльс
чересчур далеки от оплота власти, Корнуолл тоже. Остается Лондон.
     - Они не рискнут пойти вверх по Темзе,  как мы, - возразил  Фаррагут. -
Общеизвестно,  что наши плавучие батареи  все еще  на позициях. Но  здесь, к
востоку, в Уоше, имеется защищенная акватория, где можно произвести высадку.
Или, скажем, подальше к югу, в порту Гарвич.
     - Опять же  слишком далеко  от  центра, - отрицательно  покачал головой
Шерман. - Гарвич подходит  лучше, от него рукой подать до  Лондона.  Но если
они там  высадятся,  нас предупредят,  и мы  без труда  сосредоточим войска,
чтобы  остановить  их.  Посему  я  считаю,  что  тревожиться  надо  о  южном
побережье. Видимо, им известно, что мы  захватили  Портсмут, так что там они
даже близко  к берегу не подойдут.  Но здесь, дальше  на восток вдоль южного
берега,  все обстоит  совершенно иначе. Плоские пляжи,  мелкие воды, удобные
подступы с моря. Брайтон. Нью-Хейвен. Гастингс, -  провел  он пальцем  вдоль
берега.
     -  Гастингс, тысяча  шестьдесят  шестой,  - вставил  Фокс. -  Последнее
успешное вторжение, не считая нашего.
     -  Я  могу выставить  заградительный  барьер из кораблей  поперек устья
Английского  канала,  -  предложил  адмирал,  -   от  Борнмута  прямиком  до
полуострова Котантен. Ширина  пролива там  не  превышает  восьмидесяти миль.
Флотилию таких размеров, идущую из Индии, легко заметить там еще на подходе.
Но, конечно, если они двинутся  на запад, в  Корнуолл или дальше, - мы их не
увидим. Их войска успеют благополучно высадиться, а мы даже знать не будем.
     Наступила  такая  тишина,  что  тиканье часов  казалось  оглушительным.
Решение выпало на долю командира - а здесь командовал генерал Уильям Тикамси
Шерман. Бремя ответственности  легло на его плечи целиком. Главнокомандующий
остался  по ту  сторону  Атлантики,  и  связаться  с  ним  по времени  никак
невозможно. Решать придется самому. Он бросил взгляд на часы.
     - Адмирал, вы можете подойти сюда к восьми утра, чтобы мы обсудили ваши
приказы?
     - Буду.
     - Отлично. Гус, я хочу, чтобы  ваши клерки прошерстили архивы. Добудьте
мне сведения о силе всех подразделений, упомянутых в приказах. Их я тоже жду
самое позднее к восьми утра. А если получится, то и раньше.
     - Займусь этим без промедления.
     - Хорошо.  По  пути скажите дежурному  офицеру,  чтобы послал  за  моим
штабом. Ночка предстоит долгая.
     Уже занимался рассвет, когда Фокс - глаза у него ввалились и покраснели
- принес папки  со сведениями  о силе армии, прибывающей  с конвоем. Офицеры
штаба расступились, когда он подошел и вручил бумаги генералу Шерману.
     -  Все  здесь,  генерал.  Все  подразделения,  перечисленные  в  списке
следующих  с конвоем.  Хоте