ии  -
перекрещенные синие полосы с белыми звездами на красном поле. Он  видел  его
на флагштоках блокадных контрабандистов в Лондонском порту. А этот флаг явно
не такой.
   И ни одна страна, даже эти ничтожные колонисты, не может иметь два флага.
Или может? Нет! Погибший лгал, его умирающие уста потратили остатки  дыхания
на ложь. Да гори он в Гадесе за это. Держа флаг в руках, генерал вертел  его
так и этак, а потом швырнул в грязную лужу и придавил каблуком.
   Да какая разница, черт возьми, хоть так, хоть эдак? Север ли, Юг ли - все
они  вонючая  деревенщина.  Сыновья  и  внуки  колониальных  революционеров,
которым хватило наглости воевать с добрыми англичанами и убивать их, включая
и его  батюшку  генерал-лейтенанта  Буллерса,  павшего  в  битве  при  Новом
Орлеане.
   Порядком отпив из фляги, Буллерс принялся втирать флаг каблуком в  грязь,
пока тот не исчез окончательно.
   Затем генерал вздохнул  и  вытащил  его  снова.  Кому  бы  этот  флаг  ни
принадлежал, что бы тут ни произошло, герцог  Кембриджский  должен  об  этом
знать.
   Главнокомандующий разместил свой штаб в каменном блокгаузе неподалеку  от
пляжа,  принадлежавшем  береговой  батарее.  Герцог  как  раз   перелистывал
обгорелые донесения, когда Буллерс пришел к нему с флагом.
   - Престранно, - промолвил герцог. - Эти донесения направлены в КША, а  не
в США. Что за дьявольщина здесь творится?!
   Буллерс протянул ему измызганный флаг.
   - По-моему, ваша милость, по-моему, мы совершили ужасную ошибку. Здесь не
янки. Почему-то, не знаю почему, но мы сражались с южанами и убивали их.
   - Боже милостивый! - Руки герцога разжались, и бумаги посыпались на  пол.
- Неужели правда? Вы уверены?
   Наклонившись, Буллерс собрал бумаги и перелистал их.
   - Они адресованы гарнизону Билокси, прибрежного города Миссисипи.
   - Гром и молния, - изумление герцога сменил бурный  гнев.  -  Вот  вам  и
военной флот с их хваленым умением прокладывать дуть. Они не способны  найти
даже правильное место для атаки. И куда же мы плюхнулись, Буллерс?!  В  лужу
со всего маху Их. ошибка наша вина. - Он начал расхаживать взад и вперед  по
комнате. - И что же нам делать? Отступить и принести  извинения.  Это  не  в
моем обычае, генерал, совершенно  не  в  моем  обычае  уползать  с  поджатым
хвостом.
   - Но альтернатива...
   - Двигаться дальше. У нас  есть  люди  и  решимость.  Вместо  того  чтобы
помогать этой тошнотворной рабократии, мы должны  поразить  ее,  ударить  на
север, к  Канаде,  сметая  все  на  своем  пути.  Положить  на  лопатки  эту
расколотую, слабую страну... две страны, и вернуть  их  в  Империю,  где  им
самое место. Ударить, и ударить крепко, Буллерс,  -  вот  наше  единственное
спасение.

ОБЩИЙ ВРАГ

   Год боев ни фронтах Гражданской войны научил обе  конфликтующие  стороны,
насколько важно уметь окапываться, и опалываться  быстро.  Стоять  плечом  к
плечу, стреляя на континентальный лад - самый верный способ самоубийства.
   Если существовал хоть минимальный риск подвергнуться атаке, обороняющиеся
окапывались. Лопатами, если таковые имелись в наличии,  штыками,  ложками  -
чем угодно, если лопат не было. И добились в этом  немалого  мастерства.  За
считанные минуты солдаты откапывали  траншеи  полного  профиля,  возводя  из
выброшенной земли брустверы, надежно защищающие от пуль и заставляющие  ядра
отскакивать рикошетом дальше.
   Кровавая битва при  Шайло  все  еще  не  изгладилась  из  памяти,  и  все
пережившие ее окапывались, не сетуя. Пятьдесят третий Огайский полк окопался
на вершине высокого холма над  Питсбургским  плацдармом.  Обломки  ветвей  и
стволов, разбитых артиллерийским огнем  во  время  прежних  боев,  пошли  на
укрепление бруствера.
   Понимая, насколько малочисленным стало войско  после  того,  как  генерал
Грант забрал часть армии на восток, против английских  захватчиков,  генерал
Шерман старался укрепить оборону, как мог. Установил все орудия на передовых
позициях, чтобы они могли рассеять любую  атаку  шрапнелью  -  жестянками  с
крупной дробью, взрывающимися в воздухе над врагом. Эти позиции можно  будет
удержать против намного превосходящих сил конфедератов.
   Интересно, когда они откроют, что войско его убыло? Конечно же,  довольно
скоро.
   Зато можно положиться на канонерки, стоящие на якоре у плацдарма.
   Шерман и его офицеры связи потратили не один час, обсуждая  с  капитанами
судов, как лучше всего обеспечить быстрый и точный огонь прикрытия.
   Пожалуй, больше в данной ситуации уже ничего не  сделаешь  Теперь,  когда
весенние паводки кончились, уровень реки Теннесси  опустился,  и  обнажились
песчаные пляжи и луга близ плацдарма. Шерман поставил свои палатки у реки  и
перенес свой штаб туда. Посыльный застал его в палатке.
   - Полковник велел позвать вас тотчас, генерал. Чего-то случилось там, где
бунтари стали биваком.
   Вскарабкавшись  на  высокий  берег,  Шерман  застал   там   дожидавшегося
полковника Эйплера.
   - К нам какое-то посольство, генерал. Трое  верховых  конфедератов.  Один
дует в горн, а другой размахивает белым флагом. А у третьего  масса  золотых
куриных потрохов на рукаве - наверняка старший офицер.
   Шерман вскарабкался на бруствер, чтобы  посмотреть  своими  глазами.  Три
всадника остановились в сотне шагов от позиций северян. Горн пропел снова.
   Горнист и сержант с флагом восседали на тощих клячах, но под офицером был
чудесный гнедой.
   - Дайте-ка мне подзорную трубу, - Шерман не глядя взял трубу и  поднес  к
глазу. - Боже мой, это же генерал Борегар собственной персоной!  Он  навещал
колледж, когда я был там. Странно, что он тут делает под белым флагом?
   - Должно быть, хочет переговорить, - предположил Эйплер. - Хотите,  чтобы
я поразнюхал, что он там хочет сказать?
   - Нет. Если один генерал может там разъезжать, то, пожалуй, могут и двое.
Приведите мне коня.
   Шерман вскарабкался в седло, взялся за поводья и  пришпорил  лошадь.  Она
осторожно  выбирала  дорогу  по  опасному,  неровному   полю   боя.   Увидев
приближающегося Шермана, горнист опустил трубу. Борегар взмахом руки отослал
своих людей и пришпорил лошадь, спеша навстречу второму всаднику.
   Встретившись, они остановились. Козырнув, Борегар заговорил:
   - Спасибо, что согласились на переговоры. Я...
   - Я прекрасно знаю, кто вы, генерал Борегар.
   Однажды вы навещали меня, когда я возглавлял Луизианский  государственный
военный колледж.
   - Генерал Шерман, конечно, вы должны извинить меня. События были...
   - Борегар чуточку ссутулился, но  тут  же  поймал  себя  на  этом,  резко
выпрямился и сообщил:
   - Я получил  телеграфное  донесение,  а  также  определенные  приказания.
Прежде чем ответить, я хотел бы  проконсультироваться  с  командиром  вашего
здешнего войска.
   - В настоящее время я командую им, генерал, - Шерман не стал сдаваться  в
детали, почему, поскольку не хотел подымать вопрос о том, что генерал  Грант
убыл и позиции ослаблены. - Можете обращаться ко мне.
   -  Это  касательно  британской  армии.  Насколько  я  понимаю,  англичане
вторглись в Соединенные  Штаты,  что  они  атаковали  и  наступают  в  южном
направлении на штат Нью-Йорк из Канады.
   - Совершенно верно. Я уверен, что об этом сообщалось в газетах.
   Конечно, дальнейшее развитие военной ситуации обсуждать я не могу.
   Борегар поднял затянутую в перчатку ладонь.
   -  Извините  меня,  сэр,  но  я  вовсе  не  собирался  вызывать  вас   на
откровенность. Я только хотел увериться, что вам ведомо об  этом  вторжении,
дабы вы лучше поняли то, что я должен вам открыть. Я хочу довести до  вашего
сведения, что имеется второе вторжение.
   Шерман попытался не выдать, как его огорчили эти новости.  Дополнительное
вторжение еще более осложнит оборону страны. Но, не располагая сведениями  о
новом войске, он не хотел выдать свою неосведомленность.
   - Пожалуйста, продолжайте, генерал. Борегар вдруг утратил  спокойствие  и
вежливость. столь характерные для всякого южного офицера.  Сжав  кулаки,  он
цедил слова сквозь стиснутые зубы:
   - Вторжение, убийства, и, хуже того, вот что случилось. И замешательство.
Поступили донесения из  Билокси,  Миссисипи,  что  береговые  оборонительные
сооружения обстреливаются флотом Союза.  Спешно  были  собраны  все  войска,
какие имелись под рукой, и брошены туда, чтобы  остановить  вторжение.  Ночь
была дождливая, бой продолжался до самого утра,  и  ни  одна  из  сторон  не
отступала. В конце концов, мы проиграли, но не северянам!
   - Боюсь, я что-то не понял, - озадаченно покачал головой Шерман.
   - Это были они, британцы! Они высадили войска, чтобы атаковать  береговые
укрепления в порту Билокси. Их узнали лишь утром, когда стали видны их флаги
и форма. К тому времени битва была уже закончена. Они  не  удовольствовались
просто истреблением  военного  гарнизона,  они  атаковали  местных  жителей,
разрушили и сожгли полгорода. А уж что они сделали с  женщинами...  Согласно
последним донесениям, сейчас они наступают в глубь материка из Билокси.
   Потрясенный Шерман не находил слов для ответа,  лишь  пробормотал  что-то
вполголоса. Борегар почти не замечал его присутствия, устремив взгляд  вдаль
и мысленно взирая на истребление южного города.
   - Они не солдаты. Они убийцы и насильники. Их  надо  остановить.  Извести
под корень. И мои войска - единственные, кто способен сделать это.  Я  верю,
что вы человек чести, генерал, и я могу открыть вам, что мне было  приказано
преградить путь этим агрессорам, дабы мои  солдаты  грудью  заслонили  народ
Миссисипи. Вот почему я просил об этой встрече.
   - Так чего же вы хотите, генерал?
   Борегар мрачно посмотрел на коллегу-офицера, с которым так недавно  бился
не на жизнь, а на смерть, и очень тщательно обдумал свои слова,  прежде  чем
заговорить:
   - Генерал Шерман, я знаю, что вы человек  слова.  Перед  этой  войной  вы
основали  одно  из  наших  крупнейших  южных  военных  учебных  заведений  и
руководили им. Вы порядком пожили на  Юге  и,  должно  быть,  завели  немало
друзей. Вы бы так не поступили, если бы принадлежали к числу  этих  очумелых
аболиционистов. Я вовсе не намерен оскорбить ничьи чувства,  сэр,  ведь  это
ваши искренние убеждения. Просто я хочу говорить с вами откровенно  и  знаю,
что вы поймете, насколько серьезно обстоят деда Вам также  известно,  что  я
никоим  образом  не  могу  солгать  вам,  равно  как  вы  не   злоупотребите
услышанным. - Борегар напряженно выпрямился.  Несмотря  на  мягкие,  тягучие
южные интонации, в его  словах  металлом  зазвенел  гнев.  -  Я  спрошу  вас
напрямую. Не согласитесь ли вы рассмотреть вопрос  о  временном  прекращении
военных действий против меня? Я хочу только защитить  людей  этого  штата  и
обещаю  не  предпринимать  никаких   внезапных   военных   действий   против
федеральной армии. В ответ я прошу, чтобы вы не атаковали  оставленные  мной
позиции. Я прошу этого, потому что намерен атаковать нашего общего врага.
   Если вы согласитесь, можете предъявить любые условия, какие пожелаете,  и
я подпишусь под ними. Как собрат по оружию, я с  искренним  уважением  прошу
вашей помощи.
   Эта встреча, вторжение англичан и эта просьба настолько выходили за рамки
обыденного, что Шерман просто не находил  слов.  Но  в  то  же  самое  время
чувствовал душевный подъем. Пойти на перемирие довольно легко,  более  того,
он согласится  с  большим  удовольствием.  Ему  поставлена  задача  удержать
занятый плацдарм.  И  выполнить  эту  задачу  куда  легче,  согласившись  на
прекращение боевых действий, чем в кровавом бою.
   Но несравненно важнее выражение, употребленное генералом Борегаром.
   "Общий враг", вот как он сказал - и сказал абсолютно  искренне.  И  когда
Шерман заговорил, в уголке его  сознания  уже  ютилась  совершенно  нелепая,
несообразная идея.
   - Я понимаю ваши чувства. Будь я на вашем месте, я поступил бы точно  так
же. Но, конечно, я не могу согласиться на подобное, не проконсультировавшись
со своим прямым командиром генералом Халлеком, - помолчав, промолвил он.
   - Конечно - Однако, если уж мы об этом  заговорили,  позвольте  добавить,
что я понимаю ваше положение и всем сердцем сопереживаю вам. Дайте мне  один
час, после чего мы встретимся здесь снова. Мне надо первоначально объяснить,
что произошло и что вы предлагаете. Уверяю вас, я употреблю все  силы,  дабы
подкрепить ваши аргументы.
   - Благодарю вас, генерал Шерман, - с отзвуком теплого чувства  проговорил
Борегар, отдавая честь.
   Шерман козырнул в ответ,  развернул  коня  и  поскакал  прочь.  Полковник
Эйплер собственноручно взял коня под уздцы, когда Шерман спешился.
   - Генерал, в чем там  дело,  что  стряслось?  Шерман  посмотрел  на  него
рассеянным взглядом, мысленно пребывая где-то далеко.
   - Да, Эйплер, это дело исключительной важности, иначе генерал не  приехал
бы собственной персоной, как сейчас. Я должен доложить. Как  только  с  этим
будет покончено, я поговорю с вами и остальными старшими офицерами.
   Пожалуйста, попросите их собраться в моей палатке через тридцать минут.
   Он спустился по склону к лагерю, но, вопреки собственным словам, даже  не
думал заходить к  телеграфистам.  Вместо  этого  он  направился  прямиком  в
собственную палатку. И обратился к часовому:
   - Никто не должен меня беспокоить, пока мои офицеры не  соберутся  здесь.
Велите им подождать у входа.  Никому  не  позволительно  видеться  со  мной.
Вообще никому, ясно?
   - Так точно, сэр.
   Рухнув  на  походный  стул,  Шерман  устремил  невидящий  взгляд   вдаль,
рассеянно  теребя  свою  жидкую  бороду.  Нынешняя  ситуация   предоставляет
возможность,  за  которую  надо  хвататься  обеими  руками,  пока   она   не
ускользнула, и ни в  коем  случае  не  выпускать.  Несмотря  на  собственное
заявление, Шерман решил покамест не связываться с Халлеком. Ему просто нужно
было время, чтобы обдумать внезапно возникшую идею без лишних помех.
   Пришедший ему в голову курс действий  слишком  уж  нестандартен,  слишком
иррационален, чтобы его могли постичь другие.
   Конечно, долг  повелевает  ему  немедленно  телеграфировать  о  том,  что
случилось в Билокси, испросив приказаний. Когда генералы и политики  поймут,
что натворили англичане, то наверняка согласятся на перемирие. Общий враг.
   Уж пусть лучше армия южан бьется с англичанами, чем  угрожает  нападением
на Север.
   Но сколько времени понадобится политиканам, чтобы принять решение?
   Слишком много, это и ребенку ясно.  Никто  не  захочет  принять  на  себя
ответственность за радикальные действия, о которых просит Борегар.
   Командиры будут трепетать, передавая ответственность вверх по команде.
   Туда-сюда полетят телеграфные депеши, пока в конце концов вся проблема не
плюхнется на плечи Эйбу Линкольну.
   И сколько же времени это займет? В лучшем случае  -  несколько  часов,  в
худшем - не один день. А решение надо принять сию же минуту. Как ни  трудно,
придется взять ответственность на себя. Надо идти  ва-банк,  пусть  даже  на
кону вся карьера. Если упустить подобную возможность,  она  уже  никогда  не
повторится. Надо принять решение самостоятельно и действовать  на  основании
этого решения.
   И Шерман знал, какое примет решение. Он рассмотрел все возможности и  все
равно склонялся к одному-единственному. Когда офицеры собрались, он  изложил
им задуманное, аккуратно, взвешенно подбирая слова:
   - Джентльмены, как и Север, вторжению британской армии ныне подвергся Юг.
- Он выдержал паузу, выжидая, когда эта весть дойдет до  сознания  офицеров.
Затем продолжал:
   - Я переговорил с генералом Борегаром, просившим меня  о  перемирии  ради
позволения ему отвести войска на юг для битвы с врагом. Он назвал агрессоров
"нашим общим врагом". И это  истинная  правда.  В  данный  момент  перемирие
придется как нельзя кстати. К тому же оно, несомненно, нам  на  руку.  -  Он
оглядел офицеров, согласно закивавших головами. Но согласятся ли они  с  ним
после сказанного далее? - Я хочу предоставить это перемирие. Что вы  скажете
на это?
   - Правильно, генерал, от начала и до конца!
   - Вы просто должны так поступить, иного выбора нет.
   - Чем больше красномундирников они шлепнут, тем меньше у нас будет болеть
голова.
   Их  энтузиазм  совершенно  натурален,  ненатужен  и   непреувеличен,   но
насколько далеко согласятся они зайти?
   - Я рад, что все мы в этом едины. - Шерман окинул взглядом  взволнованных
офицеров и заговорил, с предельной тщательностью выбирая слова:
   - Предлагаю оказать нашему общему делу даже более обширную помощь.
   Если  вы  со  мной  согласитесь,  я  намерен  взять   пехотный   полк   и
присоединиться к генералу Борегару в атаке на англичан.
   Воцарилось длительное  молчание:  собравшимся  требовалось  время,  чтобы
обмозговать предложение  Шермана  так  и  эдак.  Последствия  зайдут  весьма
далеко, речь идет не о единственном случае совместного участия в  конфликте.
Конечно, может статься, что из этого решения не воспоследует  ничего,  кроме
одного-единственного боя, или оно может повлечь дальнейшие события,  которые
почти невозможно предугадать. Первым подал голос полковник Эйплер:
   - Генерал, вы  весьма  мужественный  человек,  если  решились  предложить
подобное, не согласовав это по команде. Я уверен, что вы учли это и учли все
возможные последствия своих действий. Что ж, я тоже. Я  бы  хотел,  чтобы  с
собой вы взяли Пятьдесят третий Огайский. Президент всегда стремился  любыми
средствами укоротить эту войну, заключить мир с Конфедерацией. И я целиком и
полностью с этим согласен. Давайте поможем остановить это вторжение.  Берите
нас с собой.
   Эта единственная искра воспламенила энтузиазмом  всех  офицеров.  Капитан
Мунк одобрительно вскричал:
   - Пушки, вам нужны пушки! Моя Первая Миннесотская батарея тоже  пойдет  с
вами!
   - А люди поддержат это решение? - поинтересовался Шерман.
   - Уверен, поддержат, генерал. Они наверняка разделяют наши чувства.
   Надо гнать захватчиков из нашей страны!
   Пока офицеры раздавали приказания,  Шерман  вернулся  в  свою  палатку  и
написал рапорт, подробно изложив свои действия и доводы в их пользу.  Сложив
и запечатав рапорт, он послал за генералом Лью Уоллесом, командиром Двадцать
третьего Индианского полка.
   - А ты-то согласен с подобными действиями, Лью?
   - Как нельзя более, Камп. Есть шанс, что удастся как-то повлиять  на  эту
войну. Хотя я и не совсем представляю, что из этого может выйти. После Шайло
и всех этих смертей, пожалуй, я начал видеть войну совершенно иными глазами.
Мне кажется, что ты предлагаешь весьма достойную  вещь.  Негоже  американцам
биться с американцами, хоть нас к этому и вынудили. Теперь у нас  есть  шанс
как-то поправить положение, и к тому же вместе.
   - Хорошо. Тогда прими командование до моего  возвращения.  И  возьми  вот
это. Это полный рапорт обо всем,  что  здесь  сегодня  произошло.  Когда  мы
уйдем, пожалуйста, телеграфируй это генералу Халлеку.
   Приняв сложенный листок, Уоллес улыбнулся.
   - У меня тут будет масса дел какое-то время. Подымится настоящий тарарам,
когда эта новость дойдет по назначению. Боюсь, пройдет  добрый  час,  прежде
чем я смогу вырваться, чтобы отправить рапорт.
   - Ты весьма рассудительный офицер, Уоллес. Действуй по своему усмотрению.
   Орудия  уже  приготовили  к  маршу,  лошадей  впрягли  в   постромки.   В
оборонительных позициях образовали разрыв, чтобы они могли проехать.  Бойцов
Пятьдесят третьего Огайского уже известили о намерениях Шермана, и ему  было
очень важно узнать, как они к  этому  отнеслись.  Когда  он  подъезжал,  они
вытянулись во фрунт, а затем по шеренгам прокатилось неистовое "Ура!".
   Солдаты  приветствовали  генерала,   медленно   ехавшего   вдоль   строя,
размахивая в воздухе фуражками, поднятыми на  кончиках  штыков.  Боевой  дух
взмыл до небес, и, похоже, никто  ни  в  малейшей  степени  не  усомнился  в
важности и правильности ег