ненависть собратьев-южан - людей, которых я знаю не один год  и  которые  за
глаза называют меня предателем.
   Тут  уж  Линкольну  возразить  было  нечего.  Он  просмотрел   документы,
принесенные Бенджамином, и на бумаге прогресс выглядел весьма  гладко.  Рабы
получают  свободу,  выплаты   ведутся   -   и   бывшим   рабовладельцам,   и
демобилизованным солдатам.
   - Вы справляетесь недурно, весьма недурно, - сказал  Линкольн,  укладывая
бумаги аккуратной стопкой.  Послышался  негромкий  стук  в  дверь,  и  вошел
Николай.
   - Господин президент, вы хотели знать, когда прибудет мистер Милл. Он уже
здесь, и вместе с ним его дочь.
   - Что ж, еще лучше. Он много о ней рассказывал.  Пригласите.  -  Линкольн
обернулся к Бенджамину. - Я чрезвычайно рад, что вы здесь. В минуту душевной
невзгоды Милл способен поддержать пошатнувшуюся решимость.
   Оба встали навстречу вошедшим Джону Стюарту Миллу с дочерью.
   - Президент Линкольн и мистер Бенджамин, позвольте  представить  вам  мою
дочь Элен.
   Элен оказалась симпатичной девушкой с такими же  сверкающими  живым  умом
глазами, как и у отца. Она с теплой улыбкой сделала реверанс.
   - Отец описывал вас в самых восторженных выражениях, - заметил  Линкольн.
- И как музу, и как помощницу в работе.
   - Отец чересчур добр ко мне, господин президент. В нашей  семье  гений  -
он.
   - Которому нипочем бы не дотянуть до гения, - запротестовал Милл, -  если
бы не неустанная поддержка - твоя и твоей дорогой матушки.
   - Должен поблагодарить вас обоих, - произнес Бенджамин,  -  за  помощь  и
совет в час, когда наша страна в них остро нуждается. Если следовать  вашему
плану, мы получим совершенно новую страну - и особенно  новый  Юг,  которому
суждено взрасти на останках старого.
   - Это не  мой  план,  мистер  Бенджамин.  Я  лишь  указал  и  растолковал
кое-какие экономические реалии. Наука развивается вместе с человечеством. Мы
должны  опираться  на  прошлое.  Рикардо  был  великими  человеком,  и   его
экономические теории вывели философов, в том числе и меня,  на  тропу  более
глубокого познания.
   - Отец чересчур скромен, - подала голос  Элен.  -  Последователи  Рикардо
догматизировали его объективные выводы, превратив их в смирительную  рубашку
для общества. Написав свою знаменитую книгу "Принципы политической  экономии
и налогообложения",  он  сформулировал  определенные  правила,  которые  его
последователи чтут почти как святые заповеди. Они не подвергают ни  малейшим
сомнениям   сформулированные   им   законы,   управляющие    распределением,
отношениями между классами землевладельцев, капиталистов и рабочих,  объемом
промышленного производства. Мой отец один из немногих, кто не считает законы
Рикардо святым писанием. Сказанное моим отцом понятно любому, но лишь  после
того, как это сказано. Он сказал, что  совершенно  не  важно,  что  называют
естественным поведением общества -  снижение  уровня  зарплаты,  уравнивание
доходов или даже повышение ренты. Оно естественно только тогда,  когда  люди
верят, что оно естественно.
   - Боюсь, что моя дочь, как всегда, зрит в  самый  корень  проблемы,  -  с
улыбкой кивнул  Милл  в  знак  согласия.  -  Хотя  я  выгляжу  не  столь  уж
значительным  в  тени  этого  великого  человека.  Без  Рикардо  в  качестве
фундамента я ни за что не увидел бы верный путь,  по  которому  сейчас  иду.
Если обществу не по душе "естественные"  результаты  его  деятельности,  ему
остается только измениться. На самом деле общество  может  делать  все,  что
пожелает, - облагать налогами и  субсидировать,  а  может  отдать  все  свои
богатства президенту, чтобы тот тратил их  по  собственному  разумению.  Или
устроить грандиозную благотворительную акцию. Но как бы  оно  ни  поступило,
распределение не будет  надлежащим,  по  крайней  мере  не  на  всех  ярусах
экономики. Вот как раз это и происходит на  Юге.  Почти  полностью  аграрное
общество  превращается  в  современное   индустриальное.   Железные   дороги
нуждаются в заводах, нуждающихся в угле и железе, - и все  они  нуждаются  в
рабочих. Эти рабочие получают плату, которую,  в  свою  очередь,  отдают  за
продукты, за счет чего  экономика  и  процветает.  В  том,  как  развивается
общество,  нет  ничего  обязательного  или  неизбежного.   Смена   моральных
ценностей может привести общество к новым успехам.
   Криво усмехнувшись. Иуда П. Бенджамин покачал головой.
   - Вот тут-то, как сказал Шекспир, и  есть  камень  преткновения.  Слишком
многие на Юге не хотят менять свои моральные  ценности  и  вожделеют  старых
незамысловатых ценностей, когда правят избранные единицы, а негры  находятся
у самого дна, бесправные и беспомощные.
   - Вы совершенно правы, сэр, - со вздохом кивнул Милл. - Но по мере  смены
физических  ценностей  вы  обнаружите,  что  с  ними  меняются  и   ценности
моральные.  Человек,  освобожденный  от  рабства,  будет  сражаться,   чтобы
сохранить эту свободу. Человек, получающий приличную зарплату, не вернется к
нищенскому существованию без боя. Сейчас у вас переходный  период,  и  я  не
завидую  вашим  трудам,  равно  как  и  трудам  Фридменовского  бюро.   Ваша
реформация для некоторых  -  процесс  болезненный.  Но  по  мере  того,  как
большинство получающих от нее выгоды будет разрастаться, вы  убедитесь,  что
меньшинству волей-неволей придется присоединиться к остальным.
   - Молюсь, чтобы вы оказались правы, сэр. Возношу молитвы  господу,  чтобы
наша страна пережила распри и перемены, выйдя из них победоносной, сильной и
единой.
   - И все мы вторим вашей молитве, - звучно, убежденно произнес Линкольн.
   Вскоре Милл, принеся извинения,  удалился  вместе  с  дочерью.  Бенджамин
встал и собрал свои бумаги.
   - Я отнял у вас чересчур много времени.
   - Как раз напротив, - возразил Линкольн. -  Мы  участвуем  в  этой  битве
единым фронтом и  должны  держаться  вместе.  Но  скажите-ка  мне,  как  там
Джефферсон Дэвис?
   - Пулевая рана почти затянулась, доктор говорит, что худшее  уже  позади.
Конечно,  он  сильно  похудел  и  очень  слаб.  Но  доктор  уверен,  что  он
поправляется с каждым  днем.  Теперь  он  уже  самостоятельно  переходит  из
спальни в гостиную, где просиживает часть дня. Да и духом он весьма воспрял.
Надеется, что, когда  погода  станет  получше,  он  снова  сможет  совершать
прогулки верхом. Дэвис всегда был  страстным  поклонником  верховой  езды  и
очень скучает по этому занятию.
   - Великолепнейшие новости! Когда  свидитесь  с  ним,  передайте  ему  мой
сердечнейший поклон и искреннюю надежду на его скорое выздоровление.
   - Непременно, сэр, непременно.
   - Вдобавок расскажите ему, как хорошо идет ваша работа.  Что  вы  творите
новый Юг, и что все мы рады расширению и успехам новых  Соединенных  Штатов,
ради созидания которых он не жалел ни сил, ни здоровья.
   Немного приободренный похвалой президента,  Иуда  П.  Бенджамин  прошагал
несколько  кварталов,  отделявших  его  от  дома,  арендованного  на   время
пребывания в Вашингтоне. Смеркалось,  уже  начали  зажигать  первые  фонари.
Свернув за  угол,  на  свою  улицу,  он  увидел  небольшую  толпу  -  причем
собравшуюся вроде бы перед его домом. Один из них  держал  то  ли  мерцающий
факел, то ли что-то похожее. Протолкнувшись сквозь  толпу  зевак,  Бенджамин
остановился. Никакой это не факел.
   В газоне перед  воротами  торчал  деревянный  крест  -  наверное,  сперва
пропитанный керосином, потому что полыхал он во всю мощь.
   Горящий крест? Что бы это могло означать?

***

   Генерал  Уильям  Тикамси  Шерман  явился  в  свой   кабинет   в   военном
министерстве,  едва  рассвело.  Еще  стояли  предрассветные  сумерки,  когда
изумленный часовой поспешил за дежурным офицером, чтобы тот  отпер  парадную
дверь.  Последние  дни  выдались  очень  хлопотливыми  -  сперва  надо  было
организовать сбор ружей и боеприпасов, затем их доставку на запад. В  то  же
самое время надо было  позаботиться  о  сборе  всех  полевых  орудий,  какие
удастся, чтобы те отправились вслед за ружьями. Батареи Севера и Юга  начали
объединять; ни та ни другая сторона не жаловались,  работая  вместе  душа  в
душу. Пока Шерман  занимался  всем  этим,  остальные  его  дела  в  качестве
командующего армии лежали в небрежении.  В  результате  на  столе  скопилась
невероятная уйма бумаг, каждая из которых  требовала  его  внимания,  и  все
усилия немного поубавить эту груду были тщетны.
   В семь часов, весело  насвистывая,  в  дверь  ввалился  адъютант  Шермана
полковник Роберте.  Увидев,  что  начальник  уже  трудится,  он  застыл  как
вкопанный.
   - Извините, сэр. Я не знал, что вы здесь.
   - Это я должен извиниться перед вами, Сэм. Проснулся посреди ночи,  думая
о списке приобретений, который мы отправили комитету Конгресса, и  никак  не
мог уснуть. Вот и решил, что лучше поработаю здесь, чем ворочаться с боку на
бок. И о пушках думал. Я изымаю из  нашей  артиллерии  все  гладкоствольные,
ненарезные орудия, какие только найдутся. Они будут  отправлены  в  Мексику,
где на славу послужат в армии, не обученной управляться с более современными
нарезными пушками. Да и боеприпасами их снабжать легче. Но  и  мы  не  можем
остаться безоружными. Пэррот  и  остальные  должны  нарастить  производство.
Пусть хоть круглые сутки работают, мне плевать. Нам нужны пушки.
   - Займусь этим вопросом незамедлительно. Но сперва не принести  ли  кофе,
генерал?
   - Если не принесете, я отдам вас под трибунал. А если принесете, разжалую
в подполковники.
   - Лечу, сэр!
   Вытянув ноги, Шерман с наслаждением отхлебнул горячего  кофе  и  подвинул
адъютанту через стол лист бумаги.
   - Теряем еще полк.  Четырнадцатый  Нью-йоркский  добровольческий  вот-вот
будет распущен. Такими темпами скоро от армии не останется почти ничего.
   - Чего нам не хватает, так это еще одной доброй войны.
   - Не исключено, что мы ее получим. Вы читали рапорт комнаты 313?
   - Нет. А следовало?
   - Неофициально, но я хочу, чтобы моим подчиненным было  известно  то  же,
что и мне. Пока еще не совсем ясно, однако  дело  идет  к  тому.  Британские
войска высадились в Мексике, но вроде бы никуда не трогаются.  Хотя  и  гнут
спины, прокладывая дорогу сквозь джунгли. Однако есть и кое-что сверх  того.
Вопрос о мексиканских нерегулярных формированиях. Секретный рапорт о наших с
Хуаресом  планах  позволить  его  войскам  в  горах  Оахаки  позаботиться  о
британцах самостоятельно.
   - Такого я не видел, - признался Роберте.
   - И не должны были: имелся только один экземпляр, адресованный лично мне,
только для моего  сведения.  Так  что  пока  никому  об  этом  не  говорите.
Деятельность комнаты 313 окружена жуткой секретностью, и я  уверен,  что  не
без причины. Но я хочу, чтобы моему штабу было известно то же,  что  и  мне,
как бы ни относилась к этому комната 313. Если мне придется утаивать от  вас
важнейшие факты, то о результативной работе не может быть и речи.
   Раздался стук в дверь. Роберте открыл, принял у сержанта депешу и  принес
ее генералу.
   - По-моему, этого вы и ждали, генерал. Весточка  с  нашего  стрельбища  в
Сьютланде. Сегодня там проводят испытание пулемета и спрашивают, не  желаете
ли вы присутствовать.
   - Еще бы, черт возьми! Вдобавок я с огромным удовольствием удеру на время
от бумажной работы. - Отодвинув кресло, Шерман поднялся.  -  Велите  седлать
лошадей. На дворе весна, и сегодня самый подходящий денек,  чтобы  выбраться
из кабинета.
   Они  проехали  на  рысях  по  Пенсильвания-авеню,  залитой  ярким  светом
утреннего  солнца.  Генерал  Шерман  отсалютовал  в  ответ  на   приветствие
встречного кавалерийского отряда. Весна выдалась славная,  и  он  чувствовал
себя почти счастливым.
   Но поездка до артиллерийского полигона  в  Сьютланде  оказалась  чересчур
короткой. Часовые у ворот взяли "на караул", пропуская  их.  Генерал  Рамси,
должно быть дожидавшийся их, вышел  из  конторы  и  встретил  подъехавших  у
коновязи.
   - Надеюсь, у вас хорошие новости, - сказал Шерман.
   -  Лучше  и  быть  не  может,  сами  увидите.  Полагаю,  вы  помните   те
демонстрации пулемета Гатлинга?
   - Так точно. Но у меня сложилось впечатление, что его час еще не  пробил.
Всем нам пришлось бы по душе оружие; стреляющее  непрерывно  и  в  приличном
темпе. Но насколько я помню, этот пулемет то  и  дело  заклинивало.  Стрелки
больше времени тратили на выковыривание дефективных патронов,  чем  на  саму
стрельбу.
   - Совершенно верно. Но артиллерийское управление взяло  пулемет  Гатлинга
образца 1862 года пятьдесят восьмого калибра и невероятно  усовершенствовало
его. " - Каким образом?
   - Во-первых, пулемет был чересчур тяжел и неповоротлив, а  темп  стрельбы
был чересчур низок. И не только это, а  еще  и,  как  вы  сказали,  бумажные
патроны то и дело заклинивало в  стальных  стволах.  Отказавшись  от  такого
подхода, конструкторы радикально пересмотрели устройство пулемета. Теперь  в
нем используются патроны с медной гильзой и смещенным  капсюлем.  Они  легко
входят в патронники и без труда выбрасываются, так что  заклинивает  пулемет
весьма редко. Еще одним недостатком было то, что  каналы  стволов  исходного
образца  были  коническими.  Из-за  этого  стволы  и  патронники  не  всегда
совмещались точно, что вызывало осечки, выстрелы  при  открытом  барабане  и
всяческие другие неприятности. Снижение производственных допусков сняло  эту
проблему. Вот, сэр, поглядите сами.
   Они подошли к огневому рубежу, присоединившись к группке уже  собравшихся
там офицеров. Шерман почти не заметил их, потому что и его,  и  их  внимание
было целиком поглощено установленным там оружием, грозным даже с виду.
   Пулемет Гатлинга образца 1863 года являл собой впечатляющее зрелище -  от
сверкающего медного барабана  до  шести  длинных  вороненых  стволов.  Рамси
указал на воронкообразный контейнер в верхней части пулемета.
   - Патроны загружаются в этот бункер  и  поступают  вниз  под  собственным
весом. Когда рукоятка поворачивается, патроны  заряжаются  в  патронники  по
одному за  раз.  Шесть  кулачковых  затворов  поочередно  закрывают  стволы,
стреляют и опускают патронники для выброса отработанных гильз.
   - А темп стрельбы?
   -  Его  определяет  скорость,  с  которой  крутится  рукоятка  и  патроны
поступают в бункер. Скажем, пять патронов в секунду, триста в минуту.
   Кивнув, Шерман оглядел пулемет со всех сторон, любуясь им.
   - Чрезвычайно хорошие цифры. Насколько он мобилен?
   - Эта модель весит вдвое меньше первой. Его может везти одна лошадь,  без
труда поспевая за пехотой. Добавьте сюда еще двух лошадей для боеприпасов, и
это замечательное оружие при вас.
   - Давайте посмотрим его в действии.
   Ожидавший стрелковый расчет по команде сержанта бросился  вперед.  Бункер
заполнили, рукоятку взвода закрепили  в  рабочем  положении,  и  на  этом  с
подготовкой было покончено.
   - Огонь! - гаркнул сержант.
   Раздался оглушительный грохот. Стрелок медленно повел пулемет из  стороны
в сторону, а его заряжающий яростно дергал за  рукоятку.  От  ряда  бумажных
мишеней на деревянных рамах в двухстах ярдах от пулемета  полетели  лохмотья
бумаги и щепки. Будь на их месте вражеские солдаты, в живых не остался бы ни
один.
   - Прекратить огонь!
   Дым  понемногу  рассеивался.  Громовой  рев  пулемета  сменился  звенящей
тишиной. Клочья  бумаги  изодранных  мишеней  трепетали  на  ветру.  Оглядев
разрушения, причиной которых послужил единственный пулемет, Шерман кивнул.
   - Весьма впечатляет. Весьма и весьма. Я уже вижу их на поле боя. Окопайте
их, и никакое войско - ни пехота, ни кавалерия - не сможет взять  охраняемые
ими позиции. Это изменит нашу тактику до неузнаваемости, уж поверьте мне  на
слово. Сейчас  же  запускайте  их  в  производство,  чтобы,  когда  пулеметы
понадобятся, они были под рукой. Я хочу  как  можно  раньше  увидеть  тысячу
пулеметов, готовых к применению.
   Генерал Шерман  уже  поворачивался,  когда  его  взгляд  упал  на  группу
офицеров, пришедших посмотреть испытания  пулемета  Гатлинга.  Один  из  них
показался ему знакомым, чрезвычайно знакомым. Откуда?.. Ну конечно!
   - Капитан Мигер из  Шестидесятого  Нью-йоркского.  -  Поглядев  на  плечи
офицера, он улыбнулся. - Вернее, следует сказать, полковник Мигер. Как  ваша
рана?
   - Я  здоров!  Не  родился  еще  англичанин,  способный  прикончить  этого
ирландца, генерал.
   - Это воистину хорошо, -  Шерман  нахмурился,  вспомнив  сражение,  когда
чудовищно превосходящие силы британцев перебили почти весь ирландский  полк.
- Они уничтожили ваш полк, не так ли?
   - Попытались, генерал, определенно попытались. Но убить  ирландца  -  это
вроде как в той древней греческой байке,  когда  один  человек  порублен  на
мелкие кусочки и на его месте вырастает сотня.
   - Это верно, теперь у вас Ирландская бригада...
   - Служить в которой для меня - истинное  счастье.  Ежели  хотите  увидеть
профессиональных солдат, вам следует поглядеть на нас на параде!  Почти  вся
бригада - ветераны, доблестные воины, переведенные к нам чуть не из  каждого
полка в армии, и из  северных,  и  из  южных.  Вдобавок  у  нас  масса  юных
добровольцев, и все они горят желанием быть вместе с остальными  ирландцами.
А мы учили их на совесть,  так  что,  думаю,  новобранцы  теперь  ничуть  не
уступят ветеранам. Эта чудная компания только  и  ждет,  чтоб  добраться  до
англичан. И расквартированы мы рядышком,  теперь  мы  входим  в  Потомакскую
армию. Вам бы наведаться как-нибудь на днях  к  нам  в  столовую  да  выпить
доброго ирландского виски. Все мы сыны Эрина, но теперь все до единого - добрые американцы.
   - Пожалуй, что и можно, полковник Мигер, пожалуй, что и можно.  -  Шерман
пошел было прочь, но тут же обернулся. - Вы  видели  рапорты  -  ну,  насчет
проблем с британцами?
   - Видел ли я их, сэр?! Да я их выучил наизусть! Когда снова  пробьет  час
палить в англичан, вам нипочем не следует забывать, что в вашем распоряжении
целая бригада добровольцев, готовых идти под  вашим  началом  хоть  на  край
света.
   - Весьма похвально, полковник, - улыбнулся Шерман. - Этого я  не  забуду,
даю слово.

НЕ ЗАБУДЕМ

   - Так ты идешь. Том? А то я помираю от невыносимой жажды.
   Слова были прекрасно слышны  сквозь  тонкий  брезент  армейской  палатки.
Закончив натягивать сапоги, полковник Томас Фрэнсис Мигер откликнулся:
   - Иду, Пэдди, можешь не  сомневаться!  Он  вышел  и  вместе  с  приятелем
зашагал к офицерской столовой. Капитан П. Ф. Клуни,  как  и  многие  офицеры
Ирландской бригады, был закаленным в боях ветераном еще до того, как вступил
в американскую армию. Служил в бывшем ирландском  подразделении,  Ирландской
бригаде святого Патрика, сражавшейся против Гарибальди на стороне  папистов.
Когда же боевые действия завершились, Клуни, разрывавшийся  между  верностью
папскому  правительству  и  сочувствием  призыву   Гарибальди   к   свободе,
повернулся спиной и к тем и к другим и эмигрировал в Соединенные Штаты,  где
и вступил в американскую армию.
   Офицерская столовая разместилась в приземистом здании фермы, находившейся
на том месте, где сейчас раскинула свои шатры Ирландская бригада. Переступив
через порог столовой, Мигер и Клуни обнаружили, что  собрание  офицеров  уже
идет полным ходом. Утро первого воскресенья каждого  месяца  отводилось  под
общий сбор членов  офицерского  кружка  фениев,  местного  представительства
тайного революционного общества, поддерживающего движение фениев в  Ирландии
- людей, посвятивших свою жизнь освобождению Ирландии от британского ига. Но
сегодня у них нашлась для обсуждения другая тема. Едва новоприбывшие  вошли,
как их окликнул капитан О'Рили:
   - Скажи-ка, Фрэнсис, правдивы ли слухи, что у нас вводят новую форму?
   - Это не слухи, а факты, сынок, - ответил Мигер. - Можете полюбоваться на
новобранцев. Во время войны мы были полком  северян  и  с  гордостью  носили
синие мундир