остигли  основания
склона перед укреплениями. - Чего вы хотите?
   - Вы здесь командир?
   - Я. Полковник Янделл.
   - Капитан Картледж, Сифортские горцы. У меня послание от генерала  Питера
Чэмпиона, нашего командира.  Он  извещает  вас,  что  в  полночь  британское
правительство объявило войну. Моя страна сейчас находится в состоянии  войны
с вашей.  Он  приказывает  вам  сложить  оружие.  Если  вы  подчинитесь  его
приказаниям, он дает слово чести, что никому из вас  не  будет  причинен  ни
малейший вред. Офицер цедил слова с ленивым высокомерием, положив одну  руку
на бедро, а вторую - на рукоять сабли. Мундир его сверкал золотым шитьем, по
кителю сверху донизу шли  ряды  золотых  пуговиц.  Янделл  вдруг  мучительно
устыдился своего пыльного синего мундира, своих домотканых брюк с  громадной
заплатой сзади и ощутил всколыхнувшийся в душе гнев.
   - Скажите своему генералу, что он может  ступать  прямиком  в  пекло.  Мы
американцы и не подчиняемся приказам таких, как вы. Пшел прочь!
   Он повернулся к ближайшему ополченцу - безбородому юноше,  обеими  руками
вцепившемуся в мушкет, который был старше владельца.
   - Сайлас, хватит таращиться, бери ружье, стреляй поверх их голов.  В  них
не цель. Я только хочу увидеть, как они улепетывают.
   Раздался  одинокий  выстрел,  и  рассветный  ветерок  понес  над   стеной
маленькое облачко  дыма.  Сержант  побежал,  а  офицер  натянул  поводья  и,
пришпорив, погнал лошадь к британским позициям.
   То был первый выстрел в битве при Платсберге. Так  было  положено  начало
новой войне. Британцы  времени  понапрасну  не  теряли.  Как  только  офицер
подскакал к боевым линиям, громко и ясно пропела труба. Ее  звук  тотчас  же
потонул в грохоте пушек, стоявших позади войск чуть ли не ступица к ступице.
   Первые  снаряды  разорвались  на   берегу,   ниже   укреплений.   Другие,
направленные  слишком  высоко,  с  визгом  пронеслись  над  головами.  Затем
артиллеристы взяли укрепление в вилку, ядра начали  взрываться  на  позициях
американцев, и обороняющиеся прильнули к земле.
   Когда  обстрел  внезапно  прекратился,  наступила   такая   тишина,   что
находившиеся в укреплениях  люди  четко  слышали,  как  командиры  британцев
выкрикивают приказы. Затем единым движением, с безупречной синхронностью обе
цепи пехоты двинулись вперед. Держа мушкеты наперевес, солдаты печатали  шаг
под барабанный бой. И вдруг воздух разорвал  унылый  вой.  Эти  нью-йоркские
фермеры ни разу не слыхали ничего подобного, ни разу  не  слышали  безумного
причитания волынок.
   Атакующие  одолели  половину  поля,  прежде  чем  оцепеневшие  американцы
осознали это и вскочили на ноги, чтобы занять боевые посты в полуразрушенных
позициях.
   Первая линия пехоты почти дошла до них. Сифортские горцы  -  великаны  из
вересковых горных долин в развевающихся вокруг ног кильтах. Они  маршировали
с холодной точностью механизмов, надвигаясь все ближе и ближе.
   - Без приказа не стрелять! - крикнул полковник Янделл,  когда  напуганные
ополченцы открыли огонь по атакующим. - Подождите, пока подойдут поближе. Не
тратьте боеприпасы. Заряжай!
   Все ближе и ближе подходил  враг,  пока  не  оказался  почти  у  подножия
поросшего травой склона, ведущего к укреплениям.
   - Огонь!
   Залп получился нестройный, но все-таки залп.  Многие  пули  ушли  слишком
высоко, просвистев над головами противника, идущего сомкнутым строем. Но эти
мальчики были охотниками, и порой  единственным  их  мясом  был  кролик  или
белка. Свинец нашел свои цели, и великаны рухнули лицом  в  траву,  оставляя
прорехи в стройных рядах.
   Ответ на американский залп  был  моментальным  и  сокрушительным.  Шедшие
впереди все, как один, припали на колено - и выстрелили.
   Второй ряд выстрелил мгновение спустя, и по укреплениям  словно  пролетел
ангел смерти. Люди с  криками  умирали,  а  оставшиеся  в  живых,  оцепенев,
смотрели, как облаченные в красное солдаты ураганом  устремляются  вперед  с
примкнутыми штыками.  Второй  ряд  перезарядил  ружья  и  теперь  стрелял  в
каждого, кто пытался отстреливаться.
   Затем  ряды  разомкнулись,  и  сквозь  них  пробежали  штурмовые  отряды,
прислонившие свои длинные лестницы к полуразрушенным стенам. А затем горцы с
ревом ринулись в атаку, вперед и  вверх,  на  позиции,  где  засела  горстка
обороняющихся.
   Полковник  Янделл  только-только  сформировал  вторую  линию  для  охраны
установленных там немногочисленных пушек, и ему оставалось лишь  смотреть  в
ужасе, как налетевший на его людей противник избивает их.
   - Не стрелять, - приказал он. - Вы только убьете своих собственных ребят,
подождите, пока они перестроятся для атаки. А затем стреляйте  без  промаха.
Ты, Калеб, беги назад и  вели  артиллеристам  поступать  так  же.  Пусть  не
стреляют, пока не прицелятся наверняка.
   Смотреть  на  это  ужасное  зрелище  было  непереносимо.  Очень  немногие
американцы пережили эту  атаку,  чтобы  присоединиться  к  обороняющимся  во
второй линии. Снова  забили  барабаны,  и  великаны  в  диковинных  мундирах
построились в  безупречные  шеренги.  И  двинулись  вперед.  После  выстрела
американцев строй их поредел. Поредел - но  не  остановился,  перестроившись
снова, а место павших заняли другие.
   Полковник Янделл расстрелял из своего пистолета все патроны в атакующих и
поспешно перезаряжал его, когда услышал, что к нему обращаются:
   - Полковник Янделл, не по-джентельменски стрелять  в  офицера  под  белым
флагом.
   Подняв глаза, Янделл увидел стоящего перед собой капитана Картледжа.
   Мундир его почернел от дыма, как и лицо. Шагнув  вперед,  капитан  поднял
свою длинную шпагу в издевательском приветствии.
   Полковник Янделл направил на него пистолет и спустил курок.  Увидел,  как
пуля попала противнику в руку.  Отшатнувшись  от  удара,  английский  офицер
перехватил шпагу левой рукой и шагнул вперед.
   Янделл щелкал курком снова и снова, но  он  успел  зарядить  только  один
патрон.
   Шпага вонзилась ему в  грудь,  и  полковник  рухнул.  Еще  один  погибший
американец, еще одна жертва этой новой войны.

***

   Полковой плотник выстругал доску, затем парой  гвоздей  прикрепил  к  ней
лист белой бумаги. Получился неуклюжий, но приемлемый планшет. А  обугленный
ивовый прутик сгодился за карандаш. Сидя возле  палатки,  Шерман  с  головой
ушел в рисование, изображая береговой плацдарм и пароходы за ним.
   Услышав приближающиеся шаги, он обернулся.
   - Не знал, что ты умеешь рисовать, Камп, - заметил Грант.
   - Как-то оно само собой у меня получилось, и я со  временем  полюбил  это
занятие. Пришлось много чертить в Пойнте и как-то незаметно прикипел душой к
этому занятию. Оно помогает мне успокоиться.
   - Мне бы такое тоже не помешало, - Грант взял из палатки походный стул  и
опустился на него. Потом вытянул из кармана кителя длинную черную  сигару  и
закурил. - Никогда не любил ждать. Джонни Бунтарь затих, а британцы! Ума  не
приложу, за что на нас такая напасть.
   Мне бы сейчас навалиться на кувшинчик кукурузного...
   Шерман  стремительно  обернулся  от  своего  рисунка,  лицо   его   вдруг
перекосилось. Грант усмехнулся.
   - Да не стану я, ты учти, это все позади, с тех пор как  началась  война.
По-моему, дела не заладились ни у тебя, ни у меня, когда мы ушли  из  армии.
Ну, ты хоть был Президентом банка в  Калифорнии,  а  я  -  то  возил  лес  с
упряжкой мулов и каждую ночь до ушей надирался до забытья.
   - Но банк лопнул, - угрюмо сказал Шерман. - Я потерял все -  дом,  землю,
все, что добыл тяжким трудом за все эти годы. - Поколебавшись, он  продолжал
едва слышно:
   - А порой мне казалось, что утратил и рассудок.
   - Но ты вырвался, Камп, точно так же, как я отделался от бутылки.
   Пожалуй, война для нас с тобой единственное пристойное занятие.
   - И ты хорош в ней, Улисс. Я ничуть  не  кривил  душой,  когда  писал  то
письмо. Я верю в тебя. Я в полном твоем распоряжении.
   Грант почувствовал себя немного не в своей тарелке -Да тут не  только  я.
Халлек сказал, что ты должен служить под моим  началом.  И  подчинился  я  с
неописуемой радостью. У тебя есть  добрые  друзья  в  этой  армии,  вот  как
обернулось.
   - Генерал  Грант,  сэр!  -  окликнули  сзади.  Обернувшись,  они  увидели
сержанта на высоком берегу. - Телеграмма  с  востока.  Телеграфист  говорит:
насчет британцев.
   - Вот оно! - воскликнул Грант, подскакивая на ноги.
   - Я тебя догоню, только уберу вот это.
   Военный телеграф все еще выстукивал сообщение, когда генерал Грант  вошел
в палатку. Остановившись позади телеграфиста, Грант через его  плечо  читал,
что тот пишет. И как только телеграфист  поставил  точку,  генерал  выхватил
бумагу, крепко закусил свою длинную сигару, выдохнул облако дыма над головой
телеграфиста. Потом окликнул:
   - Стюард! - В палатку вбежал адъютант. -  Собери  штаб.  Встреча  в  моей
палатке через полчаса. Если офицеры  пожелают  знать,  в  чем  дело,  просто
скажи, что на нас свалилась вторая война.
   - Британцы?
   - Чертовски верно.
   Грант медленно вернулся в свою палатку, жуя сигару и  в  уме  прикидывая,
что делать дальше. Шерман уже находился там, выхаживая из угла в угол.
   Зайдя в палатку,  Грант  уже  знал,  какие  приказы  надо  отдать,  какие
действия предпринять.
   Налив из узкогорлого кувшина виски в стакан, Грант передал его Шерману.
   Поглядел на кувшин, мрачно усмехнулся  и  вогнал  пробку  из  кукурузного
початка обратно в горлышко.
   - Они на это пошли, Камп.  На  самом  деле  пошли  на  это.  Мы  воюем  с
англичанами. На сей раз почти без  повода.  Ума  не  приложу,  как  задержка
одного корабля и захват пары человек могли привести к подобному.
   - По-моему, большинство войн начиналось совершенно без повода. С тех пор,
как Виктория села  на  трон,  где-нибудь  в  мире  британцы  затевают  войны
постоянно.
   - Мелкие, а эта наверняка перерастет в большую. - Подойдя к  стоящему  на
козлах столу, Грант постучал указательным пальцем  по  расстеленной  на  нем
карте. - Они вторглись в штат Нью-Йорк вот здесь и  атаковали  укрепления  в
Платсберге.
   Шерман поглядел на подвергшийся атаке участок чуть южнее озера  Шамплейн,
недоверчиво покачал головой и отхлебнул виски.
   Кто бы мог  подумать.  Не  успеют  британцы  закончить  одну  войну,  как
начинается новая. -А те и раньше. Поправь меня, если  я  не  прав,  Н  разве
генерал Бергойн не шел этой  дорогой  в  тысяча  семьсот  семьдесят  седьмом
году?
   - Несомненно. И это не все. Словно для того, чтобы доказать, что британцы
никогда ничему не учатся на ошибках,  генерал  Провоет  в  тысяча  восемьсот
четырнадцатом повторил в точности то  же  самое  и  атаковал  точно  тем  же
способом. Однако получил хорошую взбучку и лишился всего провианта.
   Может быть, это удается повторить.
   - Боюсь, не в этот раз, мрачно покачал головой Грант, откинулся на спинку
складного стула и пыхтел сигарой, пока ее кончик не зардел жаром.
   Затем указал сигарой в сторону своего коллеги-генерала и близкого  друга.
- На сей раз будет не так просто, как прежде.  Сейчас  с  нашей  стороны  им
противостоит лишь  горстка  ополченцев  да  пара  старых  пушек.  Британские
полевые орудия и регулярные войска мигом подомнут под себя бедных мальчиков.
   В моем представлении дело тут не в нехватке боевого духа: Просто долго им
не продержаться.
   Шерман провел пальцем по карте.
   - Как только Платсберг останется  позади,  путь  захватнической  армии  в
долину Гудзона будет открыт. Если их не  остановить,  они  пройдут  прямиком
через Олбани и Вест-Пойнт, и не успеем мы оглянуться, как они  постучатся  в
ворота Нью-Йорка.
   - Но только будет это не так легко, - покачал головой Грант. - Халлек уже
погрузил свои войска в вагоны на  Нью-йоркском  центральном  вокзале  и  уже
направляется на север. Насколько можно судить,  враг  еще  не  проник  южнее
Платсберга. Многое зависит от того, сколько продержится ополчение.
   Халлек надеется остановить их к северу от Олбани. Если это ему удастся, я
присоединюсь к нему там. Он хочет, чтобы я  снял  отсюда  все  полки,  какие
удастся, и отправил на подмогу ему.
   - И сколько полков мы возьмем?
   - Не мы, Камп. В мое отсутствие он оставит во главе здешних  войск  тебя.
Сколько людей тебе понадобится в том случае, если Борегар  попытается  снова
атаковать Питтсбург?
   Шерман надолго задумался, прежде чем ответить.
   - Для обороны у меня имеются пушки на канонерских лодках, все еще стоящих
на якорях у берега. Так что я могу отойти до берега и стоять нам.
   Если можешь оставить мне четыре батареи и минимум два полка, я бы сказал,
удержимся. Мы всегда можем переправиться обратно через реку, если придется.
   Борегар мимо нас не пройдет. После Шайло мы не отдадим ни дюйма земли.
   - Я думаю, что тебе лучше взять три полка. Бунтари  все  еще  располагают
ощутимой армией.
   - Меня это вполне устроит. Ну что, грядут трудные времена, Улисс?
   Грант крепко затянулся сигарой.
   - Не могу тебе врать и скажу, что дела  пойдут  нелегко.  Джонни  Бунтарь
попритих, но наверняка не  угомонился.  Мятежники  с  радостью  увидят,  как
раковые шейки дадут нам пинка под зад. Но я не думаю, что в ближайшее  время
мятежники что-нибудь предпримут. С какой им стати?
   - Ты абсолютно прав, - мрачно кивнул Шерман.  -  Они  позволят  британцам
биться  вместо  них.  А  их  разведчики  тем  временем  будут   следить   за
передвижениями наших войск,  так  что  у  них  будет  масса  времени,  чтобы
перегруппироваться. Затем, когда мы будем связаны по рукам и ногам на  новых
фронтах, им останется только выбрать самую  уязвимую  точку  и  ударить  там
всеми силами. Врать я не могу.
   Наша война с конфедератниками не то  что  почти  выиграна,  а,  наоборот,
оборачивается крайне скверно.
   - Боюсь, ты прав. Их шпионы повсюду,  как  и  наши  Они  узнают,  где  мы
ослабили позиции, и будут знать в точности, что делают их друзья-британцы.
   Затем, как только мы на минутку зазеваемся - бах! - и грянул бой. - Грант
помолчал минутку, взвешивая в уме грядущие проблемы. - Камп, у нас  у  обоих
были проблемы в прошлом - ив армии, и вне ее. По большей части вне.
   На лице Шермана застыло мрачное выражение.
   - За что я ни брался после армии, все казалось  каким-то  несущественным,
Пока не начались бои, я был полон страхов и сомнений.  Видел  проблемы  там,
где их не существовало. Теперь все обстоит наоборот. Но самое курьезное, что
теперь все обстоит гораздо проще. Война наделена какой-то ясностью, в  битве
есть законченность. Я чувствую,  что  наконец-то  оказался  на  своем  месте
Встав, Грант сжал руку друга.
   - Ты даже не представляешь, как ты прав. Я должен сказать тебе это.
   Перед лицом битвы некоторые люди цепенеют  и  теряют  волю.  Зато  другие
собираются и мобилизуют все свои способности. Такие редки, и ты один из них.
Ты держал мой правый фланг в Шайло и ни разу  не  дрогнул.  Под  тобой  пало
много добрых коней, но ты не поколебался ни на  миг.  Теперь  тебе  придется
повторить это снова. Держи фронт здесь, Камп. Я знаю, что тебе это по плечу,
как никому на свете.

СМЕРТЬ НА ЮГЕ

   Адмирал  британского  военного  флота  Александр  Милн  был  отважным   и
несгибаемым бойцом, когда наставал час проявлять отвагу и несгибаемость.  Он
был тяжко ранен в сражении во имя родной страны. Когда американцы остановили
британский корабль и захватили на нем пленников, Милн отправился прямиком  к
министру и потребовал перевода на действительную службу.
   Но при том он был и осторожен, когда требовалось проявить осторожность. И
теперь, когда эскадра рассекала морские воды под теплыми звездными небесами,
настало самое время для осторожности. Они держались  вдали  от  суши  с  тех
самых пор, как флотилия отплыла с Багамских островов в сумерках  две  недели
назад и легла на северный курс. Острова кишмя  кишат  шпионами,  и  отплытие
наверняка не прошло незамеченным, о чем и было доложено американцам. Лишь  с
наступлением ночи, когда земля скрылась за горизонтом, эскадра  повернула  к
югу.
   С той поры она шла только по приборам, не видя земли со  времени  острова
Андрос, к которому подошли в сумерках, чтобы уточнить свое местоположение.
   Хорошая навигационная практика для офицеров. Они плыли  на  юг  почти  до
тропика Рака, прежде чем легли на западный курс, чтобы  двигаться  вдали  от
маршрутов прибрежного судоходства. За все время плавания не видели ни одного
другого судна, из чего заключили, что американцы их не ждут.
   Только когда  наблюдения  полуденного  солнца,  согласованные  с  судовым
хронометром,  подтверди  ли,  что  флотилия  достигла  восемьдесят  восьмого
градуса западной долготы, они изменили курс в последний раз. Плыли строго на
север к побережью Соединенных Штатов в районе Мексиканского залива.
   Адмирал Милн избрал своим флагманом броненосец "Воитель" и  сейчас  стоял
на мостике рядом с капитаном Роландом, командиром корабля.
   - Сколько узлов, капитан? - поинтересовался он.
   - По-прежнему шесть узлов, сэр.
   - Хорошо.  Если  расчеты  верны,  мы  должны  приблизиться  к  берегу  на
рассвете.
   Взобравшись  на  спардек  позади  мостика,  он  оглянулся   на   корабли,
держащиеся в кильватере. Первыми шли два линейных корабля  -  "Каледония"  и
"Роял Оук". За ними следовали транспорты, на фоне  ночных  небес  казавшиеся
лишь неясными размытыми рисками. А  дальше,  невидимые  во  тьме,  двигались
остальные линейные корабли, фрегаты  и  корветы.  Самый  большой  британский
флот, вышедший в море со времени 1817 года.
   И все-таки адмирал был недоволен. Просто унизительно, что подобная армада
вынуждена украдкой шнырять вдали от земли, а потом тайком подходить  к  суше
ночью, словно контрабандисты. Британия правила морями не один век и выиграла
все свои морские войны. Но  американцы  поставили  на  охрану  этого  берега
большой флот, избежать встречи с которым надо  любой  ценой.  Не  из  страха
перед битвой, а из необходимости держать свое присутствие  в  этих  водах  в
секрете.
   Поднявшись к нему, капитан Николае Роланд доложил:
   - Впереди облачность, сэр. Поздновато для сезона дождей,  но  вдоль  этих
берегов погода может испортиться в любую пору года.
   Они постояли в молчании,  каждый  погрузившись  в  собственные  мысли,  и
тишину  нарушало  только  мерное,  как   биение   метронома,   "тук-тук-тук"
корабельной машины.  Сияющие  впереди  звезды  одна  за  другой  исчезали  в
надвигающейся тьме по мере того, как оттуда надвигалась туча. Здесь, где  их
не могут слышать вахтенный офицер и рулевой, пожалуй, единственное место  на
людном корабле, где можно переговорить, не опасаясь чужих ушей.
   Роланд был женат  на  племяннице  адмирала.  Их  дома  в  Солташе  стояли
довольно близко, и они частенько  виделись  друг  с  другом,  когда  адмирал
оправлялся от раны, полученнойв Китае, в сражении на реке Мейо. Он и  Роланд
быстро сблизились, несмотря на разницу в возрасте.
   - Что-то мне не нравится, Николае, какой оборот приняло развитие военного
искусства  на  море.  Мы   всегда   чуточку   запаздывали   с   техническими
усовершенствованиями, были чересчур склонны позволять другим опережать нас.
   -  Не  могу  согласиться,  сэр.  Мы  сейчас  стоим  на   мостике   самого
современного военного корабля на свете. Построенного из железа, ходящего  на
пару, вооруженного двадцатью шестью 68-фунтовыми пушками,  не  говоря  уж  о
десяти стофунтовках. Сорокапушечного корабля с орудиями величайшего калибра,
непобедимого и непотопляемого. Мы же понимаем,  что  старший  род  войск  (В
Британской империи старшим,  главным  родом  войск  считался  военно-морской
флот.) должен быть консервативен, сэр. Но как только мы вцепимся  зубами  во
что-нибудь, мы уж не упустим своего, как бульдог.
   - Согласен. Но слишком уж часто  мы  норовим  действовать  в  современных
войнах, опираясь на опыт прошлого.  По-моему,  груз  традиций