избавиться  от
мучений.
   Лишь на второй день после полудня потрепанный штормом "Сан-Хасинто" вошел
в более тихие воды  Бостонской  гавани  и  пришвартовался  к  причалу  форта
Уоррен. Отделение вооруженных солдат увело  измученных  пленников  прочь,  а
федеральные исполнители на заплетающихся  ногах  побрели  следом.  Лейтенант
Фэрфакс проследил за выгрузкой их багажа и припасов, взятых с "Трента".
   Форт Уоррен, своими  стенами  опоясывающий  весь  крохотный  островок,  -
тюрьма весьма надежная. Вернувшись на корабль,  Фэрфакс  принес  капитану  в
каюту свежие газеты.
   - Сэр, вся страна ликует. Вас приветствуют как спасителя нации.
   Уилкс ничем не выказал, что новость эта доставила  ему  удовольствие.  Он
всего лишь исполнял  свой  долг,  как  сам  его  понимал,  хотя  кое-кто  из
флотского начальства может воспринимать это дело несколько иначе.  Но  успех
окупает все. Капитан едва не улыбнулся,  услышав  добрые  новости.  В  свете
народного ликования командованию будет трудновато порицать его действия.  Он
прочел заголовки, испытывая угрюмое удовлетворение.
   - Очевидно, лейтенант Фэрфакс, в этой стране наших пленников не так уж  и
любят. Поглядите-ка, Мейсона называют мошенником, трусом и задирой...  ну  и
ну! И даже более того - помпезным снобом, а также тщеславным  пустозвоном  и
предателем.
   Фэрфакс тоже читал газеты.
   - В "Глоуб" точно так же обходятся со Слайделлом. Его  рисуют  бездушным,
хитрым, себялюбивым, кровожадным и развращенным.
   -  А  мы-то  думали,  что  захватили  всего  лишь  парочку   политических
ренегатов. Любопытно, английские газеты смотрят на эту  проблему  с  той  же
точки зрения?
   Весьма в этом сомневаюсь, капитан.
   В ожидании, пока Кабинет соберется,  лорд  Пальмерстон  читал  лондонские
газеты,   угрюмо   кивая   в   знак   согласия   с   напыщенными    гневными
разглагольствованиями.
   - Поддерживаю каждое слово, джентльмены, буквально каждое, -  он  помахал
над столом пачкой газет. - Страна за нас, публика просто вне себя. Мы должны
действовать быстро, иначе этим  мятежным  колонистам  вздумается,  будто  их
наглость останется незамеченной.
   Итак, все ли из вас получили возможность  ознакомиться  с  документами  с
"Трента"?
   - Я изучил их весьма внимательно, - сообщил Уильям  Гладстон.  -  Помимо,
разумеется, писем, адресованных лично королеве и французскому императору.
   - Они будут отосланы адресатам, - кивнул Пальмерстон.
   -  Что  же  до  предписаний  верфям  и  прочих  документов,  они   вполне
подтверждают полную легитимность обоих  послов.  Не  знаю,  как  отреагирует
Франция, но лично я поражен действиями янки, отважившихся пойти на  перехват
посреди моря.
   - Вполне разделяю ваши чувства, - поддержал Пальмерстон.
   - Итак, что вы порекомендуете, милорд? - осведомился Рассел.
   - По тщательном размышлении и учитывая общественное  мнение,  я  полагаю,
что следует прибегнуть к самым решительным мерам. Передо мной лежит набросок
ноты, - Пальмерстон постучал по листку, лежащему на столе.
   - Поначалу я считал, что было бы довольно отправить  протест  по  обычным
дипломатическим каналам, потому-то и созвал вас вместе.
   Однако с той поры я  проникся  убеждением,  что  всеобщее  волеизъявление
нельзя оставить без внимания. Мы должны от лица всей страны  высказать  янки
справедливое негодование. Я подготовил эпистолу американскому правительству,
прибегнув  к  самым  сильным  выражениям.  Я  отдал  распоряжение,  чтобы  в
Саутгемптоне стоял под парами почтовый  пароход,  дожидаясь  прибытия  этого
послания. Королева увидит его сегодня же и несомненно  согласится  с  каждым
словом. Как только ее одобрение будет получено - депеша тотчас же отправится
в путь.
   - Сэр!
   - Да, мистер Гладстон? - улыбнулся Пальмерстон. На канцлера  казначейства
Уильяма Гладстона всегда можно было опереться в годину испытаний.
   - Я с радостью извещаю вас, что  нынче  вечером  мы  с  женой  обедаем  в
обществе королевы и принца Альберта. Пожалуй, я мог бы подать депешу  ей  на
рассмотрение, сделав особый акцент  на  единодушии  правительства  в  данном
вопросе.
   - Великолепно! - Пальмерстон испытал немалое облегчение и готов был  чуть
ли не хлопнуть Гладстона по спине, радуясь, что удалось избежать  встречи  с
королевой. - Мы все в долгу перед вами за то, что вы берете эту  обязанность
на себя. Меморандум в полном вашем распоряжении.
   Хотя собрание Кабинета министров Гладстон покинул в наилучшем настроении,
горя желанием помочь своей партии и послужить  родной  стране,  он  порядком
подрастерял свой энтузиазм, ознакомившись с документом, который  так  охотно
вызвался представлять. Позже вечером, когда колеса кареты уже затарахтели по
булыжной мостовой перед въездом в Букингемский дворец, жена с  беспокойством
заметила, как сурово сжаты его губы.
   - Что-нибудь стряслось, Уильям? Я не видела тебя таким мрачным с тех пор,
когда мы были в этом ужасном Неапольском королевстве.
   - Должен просить у тебя прощения. Я крайне сожалею, что не смог  оставить
свои беды в стороне. - Он ласково пожал руку жены, затянутую в  перчатку.  -
Как и в Неаполе, меня весьма  тревожат  дела  государственной  важности.  Но
давай  не  позволим  им  портить  нынешний  вечер.  Я  ведь  знаю,  с  каким
нетерпением ты ждала этого обеда в обществе Ее Величества.
   - Ты прав, - голос ее чуточку надломился. Поколебавшись, она спросила:
   - Искренне надеюсь, что королева вполне здорова? Поговаривают -  конечно,
я не верю - о ее... ну, состоянии рассудка. В конце концов, она ведь  внучка
Георга Безумного (То  есть  короля  Георга  III,  в  1811  году  признанного
душевнобольным.).
   - Дорогая, тебе  не  должно  быть  никакого  дела  до  праздных  сплетен,
распространяемых отбросами общества. Она ведь, в конце концов, королева.
   Их проводили в гостиную, где Гладстон  поклонился,  а  его  жена  сделала
реверанс королеве Виктории.
   - Альберт подойдет через минутку, мистер Гладстон. Сейчас он отдыхает.
   Боюсь, мой дорогой муж сильно перетрудился.
   - Прискорбно  слышать,  мэм.  Но  я  не  сомневаюсь,  что  ему  обеспечен
наилучший уход.
   - Конечно!  Сэр  Джеймс  Кларк  осматривает  его  ежедневно.  Сегодня  он
прописал эфир и капли Гофмана. Но угощайтесь же, на буфете есть шерри,  если
желаете.
   - Спасибо, мэм. - Гладстону, сидевшему как на иголках,  и  в  самом  деле
хотелось выпить. Непроизвольно похлопав себя по  груди,  где  во  внутреннем
кармане покоился принесенный документ, он как раз наливал себе шерри,  когда
вошел принц Альберт.
   - Мистер Гладстон, добрейшего вам вечера.
   - И вам, сэр. Здоровья и счастья.
   Принц - обожаемый супруг, отец большого семейства - счастьем  обделен  не
был, а вот здоровья ему явно не помешало бы,  ибо  выглядел  он,  бесспорно,
больным. Годы не пожалели его. Элегантный,  грациозный  юноша  стал  рыхлым,
лысеющим, до срока постаревшим мужчиной с бледной, землистой кожей и темными
кругами у глаз. Опускаясь в кресло,  он  вынужден  был  вцепиться  дрожащими
руками в подлокотники. Королева с тревогой поглядела на него, но принц  лишь
отмахнулся:
   - Обычный бронхит, как пришел, так  и  уйдет.  После  доброго  обеда  мне
станет куда лучше. Пожалуйста, не беспокойся.
   Утешившись, королева обратилась к прочим делам.
   - Мистер Гладстон, мой секретарь уведомил меня, что вы хотите  обратиться
к нам по вопросам государственной важности.
   -  Это  касательно  ноты,   которую   премьер-министр   намерен   послать
американцам, мэм, по поводу "Трента". С вашего одобрения, разумеется.
   Впрочем, она может обождать, пока мы не отобедаем.
   - Вероятно. Тем не менее мы взглянем  на  нее  сейчас.  Это  дело  весьма
тревожит меня, даже не тревожит, а, следует признаться, шокирует. Мы  весьма
серьезно  озабочены  тем  фактом,  что  британский  корабль  был  не  просто
остановлен в море, но и подвергся захвату.
   Как только Гладстон достал письмо, королева указала на принца-консорта.
   - Пусть Альберт прочтет. Мне и в голову не  придет  написать  письмо,  не
посоветовавшись с ним. Он оказывает мне величайшую помощь и  в  этом,  и  во
многих прочих делах.
   Будучи прекрасно осведомленным, как и все вокруг, что  королева  даже  не
оденется, не посоветовавшись с  супругом,  лорд  Рассел  поклонился  в  знак
согласия и передал конверт принцу Альберту.
   Развернув листок, принц поднес его к свету, а затем вслух зачитал:
   "Касательно  вопроса  о  насильственном  изъятии  четырех  пассажиров   с
британского судна в открытом море. Правительство Ее Величества даже мысли не
допускает,  что  правительство  Соединенных  Штатов  не  проявит  рвения  по
собственной воле всяческим образом загладить столь вопиющий проступок.
   Министры Ее Величества  ожидают  следующего.  Первое.  Освобождения  всех
четырех джентльменов,  захваченных  силой,  и  передачи  их  лорду  Лайонсу,
британскому послу в Вашингтоне. Второе. Извинения за оскорбление, нанесенное
британскому флагу. Третье... - Он утробно кашлянул. - Прошу прощения. Весьма
крепкие выражения и, боюсь, далее последуют подобные же.
   Крайне сильные выражения.
   - Как и должно быть, - отозвалась королева с нескрываемым негодованием. -
Я не  в  восторге  от  американцев  -  и  презираю  этого  мистера  Сьюарда,
отпустившего такое множество лживых замечаний в адрес нашей страны.
   И все же, если ты считаешь, что необходимо внести поправки, Любимый...
   Когда принц Альберт услышал ласковое немецкое слово, его изможденное лицо
озарилось  мимолетной  улыбкой.  Он  искренне  верил,   что   его   жена   -
Превосходнейшая, несравненная женщина, мать и королева. Разве что склонная к
резким переменам настроений - то кричит на  него,  то  ластится.  Но  всегда
остро нуждается в его советах. Лишь его скверное здоровье мешает  ему  стать
великой  подмогой  в  ее  неустанных  трудах,  лежащих  на  плечах  правящей
монархини. А теперь еще  и  это.  Пальмерстон  изложил  требования  в  самой
воинственной и угрожающей манере. Эта манера, равно  как  и  само  послание,
оскорбит любого главу государства.
   - Да не то чтобы поправки, - сказал он, - ибо премьер-министр высказывает
совершенно справедливые требования. Совершено международное преступление,  в
том нет ни малейших сомнений.  Но,  может  статься,  вина  за  сей  инцидент
целиком лежит на капитане американского судна. Прежде чем  сыпать  угрозами,
мы должны в точности выяснить, что же именно там случилось и  почему.  Ни  в
коем случае нельзя позволять этому делу идти самотеком.
   Посему, полагаю, необходимо внести  кое-какие  изменения.  Не  столько  в
содержание, сколько  в  тон.  Суверенной  державе  нельзя  приказывать,  как
своенравному ребенку. - Он не без труда встал на трясущиеся ноги. - Пожалуй,
мне не помешало бы сейчас немного поупражняться в письме. В настоящее  время
я не голоден. Если позволите, поем попозже.
   - Тебе нехорошо? - спросила королева, приподнявшись из кресла.
   - Легкое недомогание, пустяки. Пожалуйста, не стоит прерывать обед  из-за
меня.
   Попытавшись улыбнуться, принц Альберт двинулся  вперед,  но  вдруг  будто
споткнулся. Колени  у  него  подломились,  и  принц-консорт  рухнул,  крепко
ударившись головой о пол.
   - Альберт! - вскрикнула королева. Тотчас же бросившись к принцу, Гладстон
перевернул его и потрогал бледную кожу.
   - Он без сознания, мэм, но дышит довольно ровно. Может, врача...
   Королева не нуждалась в подсказках, чтобы призвать людей на помощь своему
дорогому Альберту. Тотчас же появилось огромное  множество  слуг,  бросились
разыскивать одеяло, укрыли ему ноги, под  голову  подложили  подушку,  нашли
носилки, послали гонца за сэром Джеймсом. Королева  ломала  руки,  лишившись
дара речи. Поглядев на бесчувственного Альберта, Гладстон  впервые  заметил,
что принц по-прежнему держит послание в конвульсивно стиснутом кулаке.
   - Если позволите, мэм, -  шепнул  канцлер,  преклонив  колени  и  бережно
освободив бумагу. Он колебался, понимая, что сейчас не время и не место,  но
все-таки чувствуя, что обязан упомянуть об этом. - Может,  отложим  ноту  до
завтра?
   - Нет! Заберите ее. Посмотрите, что она натворила! Это ужасная бумага так
подействовала на дорогого Альберта. Она взволновала его, вы же виде ли.
   При его хрупком здоровье подобное было уж чересчур. Снова эти американцы,
это они во всем виноваты. Бедняжка, он так  встревожился...  Заберите  ее  с
глаз моих долой! Делайте с ней что хотите. Доктор, наконец-то!
   О трапезе никто больше и не вспомнил. Королева ушла вместе с принцем.
   Когда дверь за ней закрылась,. Гладстон распорядился, чтобы  им  принесли
пальто и вызвали карету.
   Вечер выдался недобрый.
   Послание уйдет, как написано.
   Жребий брошен.

ОРУЖИЕ

   Когда президентский поезд остановился в Джерси, чтобы заполнить  цистерны
паровоза,  доставили  последние  рапорты  и  донесения;   личный   секретарь
президента сам принес их. Авраам Линкольн, вдали от  Белого  дома  на  время
избавившись от  постоянного  напряжения  и  тягот  управления  государством,
любовался сквозь заиндевевшее окно  зимней  красотой  реки  Гудзон.  Пышущая
жаром угольная печурка гнала холод прочь.  На  сиденье  напротив  безмятежно
дремал военный министр  Эдвин  М.  Стэнтон.  После  Белого  дома,  поминутно
осаждаемого искателями президентской благосклонности, поезд казался  приютом
мира и покоя. Президента не  смог  потревожить  даже  вид  кипы  принесенных
бумаг.
   - Я вижу, война по-прежнему преследует меня повсюду, Николай.
   - Война с отщепенцами и с Конгрессом. Порой мне  кажется,  что  последний
куда хуже. Конгрессмены в...
   - Избавьте меня от политиков хоть на минутку. Свинец и порох кажутся куда
милосерднее.
   Кивнув в  знак  согласия,  Джон  Николай  зашелестел  свежими  рапортами,
переданными ему Хеем.
   - А вот этот доставит вам удовольствие. Высадка на острове  Тиби  в  реке
Саванна  прошла  весьма  успешно.  Командир  докладывает,  что  далее  будет
атакован форт Пуласки. Как только с ним будет покончено,  Саванна  наверняка
падет. Далее, наш тайный агент в Норфолке сообщает, что прибыла новая партия
брони для "Мерримака". А  также  пушки.  Они  переименовали  его  в  корабль
военного флота Конфедерации "Виргиния".
   - Давайте пока не будем тревожиться о нем. Но позаботьтесь,  чтобы  копия
рапорта дошла до команды  "Монитора".  Это  заставит  их  трудиться  круглые
сутки.
   Президент перелистал газеты. В последнее время пресса  будто  сговорилась
против него и его администрации. Аболиционисты снова  единодушно  накинулись
на него - их послушать, так надо перебить всех южан поголовно  и  освободить
всех рабов до единого, а о меньшем даже говорить не стоит. О дна из  заметок
привлекла его внимание, и Линкольн улыбнулся,  читая  ее,  а  потом  скомкал
газету в кулаке.
   - Вот это настоящая журналистика, Николай.
   Наши защитники порядка и права одержали грандиозную победу на пароходе  в
Балтиморе. Послушайте:
   "Их  подозрения  пробудила  дама,  чересчур  нервничавшая  и  старательно
уклонявшаяся от встречи с ними. Когда ее ридикюль обыскали, там обнаружилось
множество перчаток, чулок и писем, предназначавшихся для Юга.
   Также выяснилось, что малолетний мальчик вез изрядное количество хинина.
   Обоим было позволено следовать дальше после того, как их  груз  подвергся
конфискации". Наши защитники не смежают век ни на минуту.
   К тому времени, когда они покончили с бумагами, поезд подошел  к  станции
Уэст-Пойнт, и паровой свисток локомотива провозгласил о прибытии.
   Линкольн надел пальто и шарф, потом нахлобучил цилиндр, прежде чем  сойти
на перрон, к встречающим его армейским офицерам и служащим литейного завода.
Стэнтон и его секретари последовали за президентом. Все вместе они взошли на
паром, чтобы переправиться через реку Колд-Спринг. Было довольно холодно, но
переправа прошла быстро, а у пристани уже ждали крытые экипажи.
   Лошади топтались на месте, и пар их дыхания клубился в недвижном морозном
воздухе. У первого экипажа стоял серьезный мужчина в сюртуке.
   - Господин президент, - сказал Стэнтон, - позвольте  представить  мистера
Роберта Паркера Пэррота, изобретателя и оружейника, хозяина металлургических
мастерских Вест-Пойнт.
   Линкольн кивнул, а Пэррот тряхнул руку сперва ему, а потом Стэнтону.
   -  Весьма  польщен,  мистер  Линкольн,  что  вы  посетили  мой  завод   и
собственными глазами увидите, что мы тут делаем.
   - Не мог отказаться от такой возможности, мистер  Пэррот.  Мои  командиры
криком кричат, что им нужны  пушки,  больше  пушек,  а  их  желания  следует
уважать.
   - Мы здесь стараемся изо всех сил,  чтобы  удовлетворить  их  запросы.  Я
подготовил к испытанию только что законченную трехсотфунтовку.  Если  вы  не
против, первым делом мы  отправимся  на  полигон,  а  уж  затем  в  пушечные
мастерские. Уверяю вас, эта пушка - самая впечатляющая  и  мощная  из  всех,
какие я когда-либо производил.
   Так оно и оказалось. Черное орудие,  надежно  закрепленное  на  массивной
испытательной платформе, выглядело  весьма  зловеще.  Линкольн  одобрительно
кивнул, прошагав вдоль пушки, и, несмотря на свой немалый рост, не без труда
дотянулся до жерла, чтобы взглянуть на желобки нарезки в стволе.
   - Заряжена, господин президент, - сообщил Пэррот. - Если вы удалитесь  на
некоторое расстояние, то сможете увидеть, на что способна эта пушка.
   Когда гости отошли, прозвучала команда, и спусковой механизм был приведен
в действие.
   От силы взрыва содрогнулась земля, и,  хотя  зрители  крепко  зажали  уши
ладонями,  грохот  оглушил  их.  Жерло  орудия  изрыгнуло  грандиозный  сноп
пламени, и Линкольн, стоявший  позади  пушки,  увидел,  как  черный  снаряд,
смахивающий на  огрызок  карандаша,  понесся  за  реку  и  мгновение  спустя
разорвался среди деревьев полигона на другом  берегу.  К  небу  взмыл  столб
черного дыма, во все стороны полетели  ветви  и  щепки,  а  через  несколько
секунд до слуха докатился грохот взрыва.
   - Впечатляющее зрелище, мистер Пэррот, - заметил Линкольн, - мне  никогда
его не забыть. А теперь расскажите о  своей  работе  более  досконально,  но
только в тепле литейного цеха, если позволите.
   После короткой поездки с полигона  они  торопливо  устремились  навстречу
манящему теплу, разливающемуся от ревущих  горнов.  Там  их  ждал  лейтенант
армии, при их приближении отдавший честь.
   - Генерал Рипли послал меня вперед, господин президент. Он сожалеет,  что
обязанности в Вест-Пойнте помешали ему присоединиться к вам раньше.
   Однако он уже выехал.
   Линкольн  кивнул.  Бригадный  генерал  Джеймс  У.  Рипли,   возглавляющий
департамент материального  снабжения,  отвечал  не  только  за  производство
орудий, но и за разработку новых конструкций.  По  настоянию  президента  он
неохотно согласился покинуть  свою  бумажную  работу  и  принять  участие  в
посещении производства.
   Под предводительством Пэррота инспекционная комиссия обошла завод.
   Работа не  останавливалась  ни  на  минуту;  литейщики,  имеющие  дело  с
расплавленным железом, не могли терять время даже на то, чтобы взглянуть  на
своих сановных гостей. Два  десятка  зданий  были  заполнены  орудиями  всех
калибров, находившимися на различных  стадиях  производства  -  от  черновой
отливки до окончательной сборки. На каждом из них стояло клеймо с инициалами
"МУП" и "РПП" - "Мастерские Вест-Пойнт" и "Роберт Паркер  Пэррот".  Линкольн
шлепнул ладонью по казенной части тридцатифунтовой пушки.
   - Мои инженеры  докладывают,  что  своими  успехами  ваши  пушки  обязаны
бандажам казенной части. Это правда?
   - В каком-то  смысле  да,  но  это  чисто  технический  аспект,  господин
президент.
   - Не стесняйтесь посвятить меня в  детали,  мистер  Пэррот.  Вам  следует
помнить, что, перед тем как податься в политику, я был землемером  и  весьма
силен в математике.  Как  я  понимаю,  источником  нынешних