общем и целом план весьма деликатный, и  оставалось  только  надеяться,
что он достаточно прост, чтобы привести к победе.  Три  молниеносных  удара,
чтобы захватить страну.
   Но как быть с грандиозной морской мощью американского флота?  Какова  его
роль в войне нового типа?
   Во-первых,  он  должен  позаботиться,  чтобы  транспорты  в   целости   и
сохранности пересекли океан. Как только эта задача будет выполнена, его роль
меняется. Теперь корабли  начинают  блокаду  -  и  превращаются  в  плавучие
батареи. Выгрузка и переброска  артиллерии  стала  бы  серьезной  помехой  в
планах молниеносной войны, выработанных Шерманом и Ли. Тяжелые орудия должна
заменить скорость. Пулеметы Гатлинга заменят пушки во время десантов и  атак
на  западе,  потому  что  способны  поспевать  за  пехотой.  Если   повезет,
стремительность и натиск станут гарантией победы.  Что  будет,  если  быстро
движущиеся атакующие  войска  натолкнутся  на  сильно  укрепленные  позиции,
сдерживаемые пехотой при поддержке  артиллерии?  Следовало  предусмотреть  и
подобную возможность. Теперь дело шло к тому, что этот новый род войны можно
выиграть.
   Во втором флоте машины на время остановили, пока сигнальщики не  передали
приказы на отдельные корабли семафором. На  рассвете  дюжина  кораблей  -  и
военных, и транспортных - направилась на восток, к ирландскому берегу.
   В то же самое время Патрик Риордан столкнул  свою  лодку  в  воду  залива
Голуэй. Барна - крохотная рыбачья деревушка, расположенная в  каких-то  пяти
милях к западу от города Голуэй. И все  же  она  так  патриархальна,  что  с
равным успехом могла бы находиться и в пяти  сотнях  миль  от  него.  Дюжина
домишек сгрудилась вокруг единственного  проселка,  петляющего  через  поля.
Брат Патрика Риордана Доминик, принесший охапку ловушек для омаров,  вывалил
их в лодку и молча забрался следом.
   - Пожалуй, пора, - сказал Патрик.
   Доминик поглядел на темные облака на западном  горизонте  и  кивнул.  При
помощи рулевого весла оттолкнул лодку от берега и начал выгребать вперед,  а
его брат поднял парус на единственной мачте, и легкий ветерок наполнил его -
дующий, как всегда, с запада.  Они  в  молчании  галсами  заскользили  вдоль
залива.
   - Ты взял фонари? - спросил Патрик. Доминик ткнул сумку носком ботинка. -
Один тот самый?
   - Пэдди, ты же знаешь все это и так, вовсе незачем спрашивать об этом  то
и дело. Мы ходили на  мессу  сегодня  утром,  значит,  сегодня  воскресенье,
восьмой день октября, день, к которому мы готовились все эти долгие  месяцы.
Об этом нам сказал Шон, а своему собственному кузену ты не можешь не верить.
И он же дал нам денег, чтоб мы купили лампы и все прочее. День тот самый, не
волнуйся, и тебе следовало бы ликовать, - он снова крепко налег  на  рулевое
весло, и оба пригнули головы: лодка легла на  противоположный  галс,  и  гик
прошел над ними.
   С океана натянуло тучи, и сумерки сменились темной, беззвездной ночью. Ни
один из братьев не обратил на это особого внимания, снова  меняя  галс.  Всю
жизнь прорыбачив в этих водах, они знали их как  свои  пять  пальцев.  Холмы
Беррена по штирборту высились еще более темной  массой  на  фоне  затянутого
тучами неба. На следующем галсе они мимоходом  заметили,  что  обогнули  мыс
Финварра; волны, пенящиеся на камнях, были едва заметны сквозь  тьму.  Когда
они достигли устья залива и островов Аран, было уже около полуночи. Время от
времени мимо проплывали огоньки в  редких  фермерских  домах,  а  лодка  все
скользила к самому внешнему острову и песчаному берегу мимо  деревни  Огхил.
Патрик выпрыгнул и вытащил крохотную лодку на  берег;  песок  захрустел  под
днищем; спустив парус, Доминик вытащил мешок с фонарями.
   - Зажечь?
   - Ага. Самое время.
   Он достал фонарь и вытащил из кармана завернутые в вощеную бумагу спички,
затем чиркнул спичкой о металлический хомут на мачте. Та вспыхнула, и фитиль
фонаря занялся. Задув спичку, Доминик поправил фитиль. Снова зажег  от  него
спичку, чтобы зажечь второй фонарь. Как и было ведено,  фонари  повесили  на
мачту один под другим. Привязав веревку, тянущуюся от носа лодки,  к  стволу
растущего на берегу дерева, Патрик выудил из-под  кормовой  скамьи  каменный
кувшин. Доминик присел рядом  с  ним  на  песок.  Вытащил  пробку  и  сделал
изрядный  глоток  виски.  Патрик  последовал  его  примеру,   удовлетворенно
крякнув.
   - Итак, теперь ждем, - подытожил он. Прошло не больше часа, когда  до  их
слуха из темноты залива Голуэй донеслось дальнее тарахтение паровой  машины.
Звук прервался, и они встали, пытаясь вглядеться в угольную тьму.
   - Я что-то слышу...
   - Весла - и скрипучие уключины!
   Из  тьмы  показалась  корабельная  шлюпка,  скользнувшая  в  круг  света,
отбрасываемого фонарями. Матросы подняли весла в воздух,  с  носа  на  берег
спрыгнул человек в синем мундире.
   - Шон, - приподнял брови Доминик, - значит, ты теперь солдат?!
   - Да я всегда им и был. Но не думаю, чтобы  было  умно  приезжать  к  вам
погостить в мундире. - Увидев на земле кувшин, он мгновенно сграбастал  его.
- Живо в шлюпку, а об этом я позабочусь, - он сделал громаднейший  глоток  и
восхищенно вздохнул.
   - Но наша лодка?! - запротестовал  Патрик.  -  Не  можем  же  мы  ее  тут
бросить!
   - Почему бы и нет? Добрые люди Огхила поберегут ее.  Ну,  полезли.  Война
начинается сегодня же.
   Братьям Риордан оставалось лишь слабо протестовать, когда их затолкали  в
шлюпку, быстро отвалившую от берега и  вернувшуюся  к  транспорту.  Потайной
фонарь показал веревочную лестницу, свисающую у него с борта. Как только они
поднялись, Шон направил их к корабельному офицеру, а тот отвел их на  мостик
в штурманскую рубку. Потайной фонарь отбрасывал слабый круг света на  карту.
Изучавший ее высокий мужчина выпрямился.
   - Я капитан Траштон, командующий  этой  операцией.  Добро  пожаловать  на
борт.
   Оба ирландца что-то смущенно забормотали в ответ; Пэдди сумел  изобразить
что-то вроде воинского  приветствия.  Им  не  часто  доводилось  общаться  с
джентри, а уж с капитаном корабля они говорили и вовсе впервые.
   - Поглядите сюда, - тот постучал по карте, - насколько я могу  судить,  я
нахожусь в проливе вот здесь, сориентировавшись по вашим огням на остров.
   - Не совсем, ваша честь. Идет прилив,  и  вас  снесло,  так  что  корабль
примерно туточки.
   - А где первая сторожевая башня?
   - Здесь, башня Россавил в бухте Кашула. Только одна пушка.
   - Далеко ли до Голуэя?
   - Миль двадцать.
   - Хорошо. О ней позаботится рота с первого судна. А другие две башни?
   - На южной стороне залива, вот здесь, на острове Огиниш, а вторая на мысе
Финварра у Беррена. Шестнадцать миль от города. По три пушки в каждой.
   - Отлично.  Искренне  надеюсь,  что  вы,  джентльмены,  будете  в  первых
шлюпках, когда мы двинемся в атаку.
   - Я человек мирный! - ужаснулся Доминик.
   - Разумеется. Да я и не хочу, чтобы вы путались под ногами  у  морской  и
сухопутной пехоты, когда мы двинемся в атаку. Вы просто укажете  нам  места,
где высадиться, а потом останетесь у шлюпок.  Ваш  кузен,  рядовой  Риордан,
сделал очень точные карты района вокруг башен. А много ли других  укреплений
обороняет город? Не было ли за последний месяц передвижений войск?
   - Ежели и были, так мы их не видели. Солдаты вот тут и вот тут.  Вот  тут
казармы и вокруг гавани.
   - О них мы знаем, и о них позаботятся. Мне поручено захватить эти  башни,
и я приложу к этому все силы.
   Из трех башен взять стоявшую  у  залива  Кашула  оказалось  легче  всего.
Морские пехотинцы дошли от пляжа, где высадились, до башни, где  скрылись  в
крохотной рощице у массивной каменной  стены  перед  рассветом.  При  первых
лучах солнца единственная деревянная дверь в основании башни  отворилась,  и
солдат в исподнем, с болтающимися подтяжками  вышел,  чтобы  справить  малую
нужду. Сержант взмахом руки послал подчиненных  вперед,  и  те  молниеносным
броском захватили вышедшего. Остальные все еще спали. Пушка была захвачена.
   Взять мощные гранитные  стены  двух  других  башен  оказалось  потруднее.
Атакующие ирландские войска в темноте отыскали укрытия вокруг них и залегли,
держа винтовки наготове, в разгорающемся свете утра. Атаку на башню на  мысе
Финварра первый лейтенант Джеймс Берне возглавил лично. Под покровом тьмы он
подобрался к утопленной в каменной стене двери. Как только стало  достаточно
светло, чтобы не пришлось работать на ощупь,  он  уложил  у  стальной  двери
заряд черного пороха и завалил  его  камнями.  Самолично  отмерил  бикфордов
шнур, чтобы тот горел ровно две минуты. Зажег и подождал, пока не  убедился,
что шнур горит ровно. Потом покинул  проем  двери  и,  прижимаясь  к  стене,
огибал круглое подножие башни, пока не отошел  от  взрывчатки  на  приличное
расстояние.
   Оглушительный грохот и туча черного дыма послужили сигналом к атаке.
   Снайперы в  кустах  обрушили  шквальный  огонь  на  амбразуры.  Атакующие
отделения расшвыряли в стороны обломки двери и  бросились  внутрь,  примкнув
штыки.
   Послышались вопли и выстрелы.  Через  три  минуты  башню  отобрали  у  ее
совершенно неподготовленных защитников. У британцев было трое раненых,  один
убитый. Рядовой  Кэссиди  получил  ранение  навылет  в  руку  -  ее  прошила
пистолетная пуля, выпущенная командиром, державшим оружие у постели.
   Лейтенант Берне вскарабкался на вершину  башни,  то  и  дело  отступая  в
сторонку, чтобы дать дорогу закованным в кандалы пленным,  которых  выводили
на улицу. Взбудораженные  солдаты  Ирландской  бригады  перекликались  между
собой, с ликованием обсуждая быстрые и успешные действия. Берне поднялся  на
орудийную  платформу,  и  положил  ладонь  на   безмолвную   черную   махину
четырехсотфунтовой пушки.
   Над заливом Голуэй разгорался рассвет. Золотистые облачка сияли  на  фоне
чистого голубого неба. И перед  ним  ясно  и  четко  прорисовывались  черные
грозные силуэты броненосцев,  движущихся  прямо  посреди  залива.  А  дальше
виднелись белые паруса американских военных транспортов, везущих солдат и  в
синей, и в серой форме. Они шли не скрываясь, готовые силой оружия  принести
Ирландии освобождение. Берне больше не мог сдерживаться.
   - О, что за славный день для ирландцев! - крикнул он во весь голос.
   Ликующие крики его людей поведали, что он задел  за  живые  струны  в  их
душах. Вторжение в Ирландию началось.
   У причалов города Голуэй стояло несколько рыбачьих судов, а также пароход
таможни -  гроза  контрабандистов,  -  вооруженный  единственной  поворотной
пушкой  на  носу,  совершенно  бесполезной  против  броненосца   "Защитник",
подошедшего к нему вплотную. Да и только что проснувшийся экипаж парохода не
смог бы противостоять закаленным в  боях  американским  морским  пехотинцам,
соскользнувшим по веревкам на его палубу.  Солнце  только-только  поднялось.
Пароход таможни теперь отвалил от причала и вышел в гавань,  как  и  рыбачьи
суда, поспешно выведенные в море своими ликующими экипажами. А на  их  место
причалили   транспорты,   и   американские   солдаты   хлынули   на   берег.
Немногочисленные оплоты британцев были уже  атакованы  десантами  ирландских
войск,  высадившимися  близ  гавани  под  покровом  тьмы.  Они  продержались
недолго. Прекрасно справившись с этой задачей, десантники  присоединились  к
атакующим, когда свежие войска хлынули вперед через их позиции.
   Некоторые бастионы упорно противостояли атакам пехоты.  Но  командиры  не
тратили   солдатские    жизни    попусту    в    самоубийственных    атаках;
ирландско-американские войска просто залегли, обстреливая противника,  чтобы
тот не высовывался.
   Потому что с новоприбывших кораблей в гавани выкатили оружие, вытащив его
из трюмов и спустив его на берег. Но это были не легкие орудия.
   Это были пулеметы Гатлинга 23-го Миссисипского полка.
   Генерал Уильям Тикамси Шерман со штабом высадился вслед за первой  волной
атакующих. Как только пришли  первые  донесения,  он  распределил  остальные
войска. Едва пулеметы Гатлинга были выгружены, он направил их в те  немногие
места, где враг оказывал сопротивление. Лошадей, чтобы вести тяжелое оружие,
пока не было. Но от гавани до  линии  фронта  было  всего  несколько  ярдов.
Взмокшие, подбадривающие себя криками солдаты обвязали веревками пулеметы  и
патронные ящики и бегом ринулись в бой. Установили их,  поставили  патронные
лотки и  обрушили  на  британские  цепи  ливень  свинца,  разорвавший  их  и
отбросивший назад, сделав легкой добычей  для  атакующей  пехоты.  К  девяти
часам утра битва за Голуэй завершилась. Все враги погибли или были  взяты  в
плен. Захваченных британцев  отправили  на  опустевшие  корабли,  а  солдаты
потащили пулеметы на сортировочную станцию железной дороги, впрягшись в  них
и подталкивая сзади. На станции, казалось, были собраны все  пассажирские  и
товарные вагоны всей железной дороги без исключения. Машинисты находились  в
будках своих паровозов, кочегары неутомимо подбрасывали в топки уголь.
   Генерал Шерман одобрительно кивнул -  прямо-таки  образцово-показательная
операция.  Враг  захвачен  врасплох,  дезорганизован,  ошеломлен  и  разбит.
Подбежавший офицер штаба отдал ему честь.
   - Первый поезд  погружен.  И  готов  отправляться.  Позади  них  граждане
Голуэя, вышедшие  из  домов,  как  только  перестрелки  прекратились,  почти
онемели от изумления.
   - Ну же, что вы! - кричал  на  них  обливающийся  потом  сержант,  толкая
колесо пулемета, который затаскивали на платформу. - Поприветствуйте нас! Вы
что, не видите, это ж бриттам дали по шапке! Мы  прибыли,  чтобы  освободить
старушку Ирландию!
   И тут они разразились громким "ура!". О, как  они  ликовали,  кричали  до
хрипоты, с надеждой и верой, что новый день наконец-то настал.
   Теперь вся деятельность сосредоточилась вокруг  железнодорожной  станции.
Как только бои закончились, улицы заполнило восторженное  население.  Многие
были настолько ошарашены, что даже не понимали, что  же  произошло.  Но  для
остальных  этот  день  олицетворял  Рождество   и   день   святого   Патрика
одновременно. Теперь величайшую важность приобрели помощники,  завербованные
фенийским кружком. Это именно они подготовили  карты  британских  позиций  и
пересчитали численность их войск. Другие  работали  на  железных  дорогах  и
внесли малые и  большие  изменения  в  расписание  пассажирских  и  товарных
поездов. В результате почти весь подвижной  состав  железной  дороги  теперь
скопился в депо Голуэя. Если прежде они работали в глубокой тайне, то теперь
вышли на свет дневной, для опознания повязав на руки  зеленые  повязки.  Они
действовали в качестве проводников, направляя солдат  к  предназначенным  им
вагонам. А один из  них,  седовласый  и  хорошо  одетый,  подошел  к  группе
офицеров, остановился, вытянулся в струнку и отдал довольно-таки  приемлемый
салют, ладонью наружу.
   - Ричард Мур, отставной Ее Величества ирландский стрелок, сэр, -  опустив
руку, он  стал  "вольно".  -  А  теперь  здешний  начальник  станции.  Добро
пожаловать в Ирландию и Голуэй, генерал.
   - Согласно рапортам вы прекрасно поработали, мистер Мур.
   - Спасибо, сэр. Первый поезд уже готов к отправлению. Для вашего удобства
я прицепил государственный вагон-салон.  Как  только  вы  сядете  на  поезд,
завтрак будет подан.
   - Отлично. В каком состоянии ваш телеграф?
   - Не работает. Как, полагаю, и вся телеграфная  сеть  в  Ирландии.  Но  я
посадил на первый поезд инженеров, которые будут  восстанавливать  связь  на
каждой станции. У вас связь будет работать все время.
   - Искренне благодарен, мистер Мур. Паровоз дал гудок.
   - Платформа один, - сообщил Мур. - Все уже погрузились. Счастливого пути!
   Они сели в поезд под приветственные возгласы солдат  69-го  Нью-йоркского
полка. Завтрак действительно дожидался их, а после утренних трудов они  были
голодны как волки. Лишь позже, покончив с чаем, яйцами, колбасками, беконом,
черным пудингом и пресным хлебом, они приступили к работе. Официанты  убрали
посуду, и полковник Роберте, адъютант Шермана,  развернул  на  столе  карту.
Шерман склонился над ней.
   - Вероятно, мы доберемся быстро, - он постучал по карте. - До Атлона идем
без остановок. Там расположены казармы Королевской Ирландской  полиции.  Там
сойдет одна рота и нейтрализует их. То же самое в Маллингаре, где  находится
лагерь кавалеристов. После этого прямиком до Дублина.
   - Который к тому времени будет пребывать в состоянии  шока,  -  подхватил
Роберте. - Наши морские пехотинцы должны были высадиться на рассвете.
   - Совершенно верно. При первом свете  утра  они  бомбардируют  укрепления
гавани. А также сторожевые башни в Кингстоне, здесь, на острове Далки, и все
остальные вдоль побережья. Это привлечет внимание британских войск  к  морю.
Без телеграфной связи они отрезаны от остальной страны,  так  что  не  будут
знать об  остальных  военных  действиях.  Все  эти  оборонительные  позиции,
обращенные к морю, мы возьмем с тылу, когда наши войска прибудут. Хорошо.  А
наши проводники?
   - Будут ждать на станции Кингсбридж - вот здесь, рядом с рекой Лиффи. Все
они дублинцы, и каждому из них выделен  свой  участок.  В  Дублинском  замке
мощное скопление войск, также в казармах Королевской полиции, вот тут.
   Напоследок они еще раз  прошлись  по  знакомым  планам,  а  затем  Шерман
отодвинул карты и достал сигару. Официант появился рядом с ним будто  из-под
земли, чтобы поднести огонь.
   - Еще чаю, сэр? Может быть, крохотный стаканчик виски за здоровье?
   Шерман попыхивал своей сигарой и прихлебывал крепкий  черный  чай.  А  за
окном проносились зеленые ирландские пейзажи.
   - Знаете, джентльмены, - сказал он, - пожалуй, лучшего дня для войны и не
придумаешь.

***

   А на юге корабли генерала Твердыни Джексона  тоже  подошли  к  берегу  на
рассвете. Пушки бастионов в эстуарии реки Шеннон были направлены на реку,  а
батареи Дунаха и мыса Килкредон были давным-давно покинуты.  Самой  западной
из них теперь была батарея мыса Килкерин, в полных двадцати  пяти  милях  от
Лимерика. Она не могла дать предупреждение о вторжении, потому что тянущийся
к ней телеграфный провод был ночью перерезан.  Она  пала  от  атаки  с  тыла
вскоре после высадки американского десанта. Местные  ирландские  добровольцы
приветствовали  солдат  Ирландской  бригады  счастливыми   криками,   но   и
Миссисипским войскам, шедшим следом, был оказан не менее радушный прием.
   Твердыня Джексон прославился своими  яростными  и  неожиданными  атаками,
своими фланговыми маневрами, нанося их противнику там, где тот меньше  всего
ожидал. Теперь же на его стороне был  элемент  внезапности,  и  его  солдаты
атаковали с угрюмой  решимостью.  В  Лимерике  завязался  яростный  бой,  но
последние очаги сопротивления были  подавлены,  как  только  в  ход  пустили
пулеметы Гатлинга. Победа была кровавой, но стремительней, и к  десяти  утра
город уже был в руках Джексона.
   В городе им оказали самый теплый прием. Настолько  теплый,  что  генералу
Джексону пришлось приказать сержантам собрать все крепкие  напитки,  которые
сунули в руки солдатам, иначе те были  бы  просто  выведены  из  строя.  Его
войска сели в поезда ради короткого путешествия до Корка, где, если все идет
согласно плану, флот как раз бомбардирует береговые  укрепления.  Укрепления
против вторжения с моря там крепки, вероятно, это неприступнейший ирландский
порт. О высадке под огнем там не может быть и речи, поэтому брать их надо  с
тыла. Именно это он и должен сделать - и чем раньше, тем лучше.
   Здесь, как и  в  Голуэе,  лояльные  ирландские  железнодорожники  собрали
большинство поездов ветки Лимерик - Корк на сортировочной  станции  Колберт.
Войска быстро сели в вагоны, когда уже первый поезд готов был  тронуться,  к
нему подбежал солдат, размахивая листком бумаги.
   - Депеша, генерал! Только что пришла! К северу от  Лимерика  не