Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
ошибки.
Англичане не упускали возможности воспользоваться любым огрехом в их
обороне, они могли внезапно ринуться на атакующих, как раненые звери.
Хотя исход боев был очевиден, соперничество затевалось жестокое и
смертоносное. Схватки бушевали в полях и лесах штата Нью-Йорк - не только
большие, но и малые, даже более беспощадные. Солнце уже клонилось к закату,
когда солдаты Нью-Йоркского Шестьдесят девятого залегли в тени под стеной,
наслаждаясь передышкой. Свежий полк стрелков из Мейна прошел мимо, на время
освободив их Однако это не значит, что можно идти вразброд - линия фронта
слишком уж подвижна. Вокруг еще хватает британских подразделений, хотя новые
полки все прибывают.
Рядовой П. Дж. О'Мэхони попал в число дозорных, выставленных по периметру
для охраны. Услышав цокот копыт на дороге по ту сторону стены, он взвел
курок; звякнула упряжь - всадник осадил коня. Медленно приподнявшись,
О'Мэхони выглянул через щель в стене, потом аккуратно, чтобы не выстрелить,
спустил курок, встал и помахал фуражкой всаднику в сером мундире.
- Привет, Бунтарь! Придержав лошадь, тот осклабил щербатые зубы.
- Привет и тебе, янки. - Спешившись, он устало потянулся. - Порвал вот
флягу, как пробирался по кустам. Буду ужасно благодарен, если поделишься
глоточком-другим водицы.
- Поделюсь, еще бы. Ты приехал, куда надо. В порыве щедрости признаюсь,
что у меня целых две фляги.
- Не может быть!
- Может. В одной вода, а в другой пойчин.
- Вообще-то ни разу не слыхал ни про какой почин.
- Это национальный напиток всех ирландцев за океаном, в далеком зеленом
краю. Хоть я и считаю, что он получше ваших обычных напитков, суди сам.
Слыхал, он смахивает на питье, которое тебе наверно знакомо, под названием
муншайн...
- Будь я проклят, да ты вправду отличный парень! Выкинь из головы, что я
тут плел про воду, и давай сразу вторую фляжку, как добрый солдат.
Сделав изрядный глоток, кавалерист вздохнул и радостно рыгнул.
- Ну, сладчайший самогон из тех, что я пробовал, верное дело. А ведь у
моего папочки лучший перегонный куб во всем Теннесси.
- Это потому как ирландский, парнище, никак иначе, - гордо улыбнулся
рядовой О'Мэхони. - Секрет его изготовления принесли в Новый свет со старой
земли. А уж мы-то знаем толк! Потому как этот гордый полк, что ты тут
видишь, Шестьдесят девятый Нью-Йоркский, и каждая живая душа в нем -
ирландская.
- Ирландцы, говоришь? Слыхал. Ни разу там не бывал. Дьявол, да я из
Теннесси никуда носу не казал, покамест не началась эта война. Но, помнится,
мой дедуля с материной стороны, говорят, приехал сюда с Ирландии.
Пожалуй, мы с тобой чего-то вроде родни.
- Наверняка.
- Будешь шомпольный хлеб? - поинтересовался кавалерист, доставая из
седельной сумки темный ломоть и протягивая новому знакомому. - Это просто
доброе старое кукурузное тесто, наверченное на шомпол и поджаренное над
костром.
О'Мэхони счастливо улыбнулся с набитым ртом.
- Иисусе, да ежели б ты полжизни не едал ничего, кроме вареной картошки
да соленой воды, ты б такого не спрашивал. Старушка Ирландия - край бедный,
а ублюдки англичане, что его заполонили, разорили его еще более. Так что
теперь мы с громадным нашим удовольствием намылим им шею.
- Очень даже согласный Может, еще глоточек, лады? Спасибо от всей души.
Наверно, ты знаешь про британцев побольше моего, раз бывал там и все такое.
Но Вилли Джо, он умеет читать будь здоров, так он нам читал с газеты.
Насчет того, что эти самые британцы наделали в Миссисипи. Прям кровь в
жилах закипает, как услышишь. Я очень даже рад, что мы их сегодня нагнали.
Зашли во фланг и врезали им по-нашему.
- У вас отличный отряд, правда, и лошади что надо...
- По коням! - донесся приказ командира, остановившегося дальше по дороге.
- Питье было сильно хорошее, - воскликнул кавалерист, вскакивая в седло,
- никогда его не забуду! А ты уж закинь словцо своему сержанту, что в долине
мы напоролись на пару-тройку рот стрелков. Идут на юг, вроде как
подкрепление. Свежие и коварные, как гремучие змеи. Так что побереги себя,
слыхал?
Рядовой О'Мэхони добросовестно передал весть сержанту, а тот, в свою
очередь, капитану Мигеру.
- Еще красномундирники. Сам Господь их послал. Давайте найдем этих
ублюдков и прикончим их.
Мигер ни капельки не кривил душой. В Ирландии он был фением -
революционером, боровшимся за освобождение Ирландии. С англичанами он воевал
непрерывно с тех самых пор, когда у него начали пробиваться усы. Всю жизнь в
бегах, всю жизнь опасаясь шпиков. В конце концов его поймали, потому что
цена за его голову так подскочила, что искушение для жителей его обнищавшей
страны стало просто непреодолимым. Как только он угодил за решетку,
обвинения начали взваливать на него одно за другим в таком множестве, что
судья без малейших зазрений совести вынес самый суровый приговор, какой
только мог. В году 1842 от Рождества Христова, в начале правления королевы
Виктории, его присудили к повешению. Но этим дело не кончалось. Не дав петле
удушить жертву, его должны были снять с виселицы и четвертовать, пока он еще
жив. Однако более снисходительный кассационный суд возмутился этим
средневековым приговором и приговорил Мигера к пожизненной каторге на
Тасмании. Почти двадцать лет трудился он в кандалах в том далеком краю, пока
не ухитрился сбежать в Америку. Нетрудно понять, что войну с англичанами он
приветствовал от всей души.
- Поднимайте парней, сержант, - приказал он. - Пока что эта полоска леса
свободна от англичан. Поглядим, не удастся ли нам присоединиться к остальным
частям дивизии до наступления сумерек...
Внезапно в дальнем конце цепи затрещали выстрелы, послышались крики, еще
стрельба, и дозорная застава выбежала из-за деревьев.
- Сэр, красномундирники, опупенная толпа!
- За стену, мальчики мои! Укрывайтесь за камнями и покажите им, как умеют
сражаться ирландцы!
Враги уже выходили из-за деревьев, один за другим, все больше и больше.
Рядовой О'Мэхони прицелился и выпустил пулю из новехонькой спенсеровской
винтовки прямо в ближайшего.
- Вот так! - радостно выкрикнул капитан Мигер, стреляя снова и снова.
- Подходите, английские ублюдки, подходите, чтобы встретиться с Творцом!
Услышавший эти крики с явным ирландским акцентом английский офицер
недобро усмехнулся. До сих пор военное счастье улыбалось лейтенанту Саксби
Ательстану. Назначение командиром нерегулярной канадской кавалерийской
части, которую он ненавидел лютой ненавистью, оказалось даром Господним.
Его рапорт о подлой и жестокой ночной вылазке американцев пошел по
команде до самого верха, к самому главнокомандующему герцогу Кембриджскому.
Лейтенанта вызвали в штаб, чтобы выпытать подробности вторжения, и он с
радостью изложил их. Его отвага в бою с превосходящими силами противника
была отмечена, и сам генерал приказал произвести Ательстана в капитаны.
С повышением пришло и назначение в новый полк, на смену офицеру,
свалившемуся в горячке. Пятьдесят шестой Вест-Эесекский полк, только что
прибывший с Бермуд для усиления наступающей армии. Несмотря на прозвище
Помпадуры, они оказались крепкими, закаленными воинами, и вести их в бой -
сплошное удовольствие.
Сложив ладони рупором у рта, он прокричал в ответ:
- Да, никак, я слышу голос фения? Тебе надо было оставаться на старушке
родине, Пэдди (Пренебрежительное прозвище ирландца, уменьшительное от имени
Патрик (так же русских зовут Иванами, а немцев - Фрицами), а не отправляться
искать погибели в Новом Свете.
Темные фигурки скользили вперед, плотность огня увеличилась.
***
Бой шел неравный, на каждого ирландца приходилось по три врага, но зато у
них были винтовки, сила духа и ненависть. Каждый унес с собой в могилу свет
хотя бы одного англичанина. Ни один ирландец не пытался бежать, ни один не
сдался. Оставшись в конце концов без боеприпасов, они сражались штыками.
Когда же английский капитан пробился через ряды сражающихся солдат, чтобы
напасть на него со шпагой, Мигер захохотал от удовольствия.
С ловкостью бывалого бойца сделал выпад левой ногой вперед, метя ниже
шпаги нападающего, и одним ударом вонзил штык изумленному англичанину прямо
в сердце.
Как только офицер упал, Мигер выдернул штык и обернулся к атакующим. И
заглянул прямо в дуло мушкета, изрыгнувшего огонь ему в лицо. Пламя
закоптило и обуглило кожу, пуля врезалась в череп, швырнув потерявшего
сознание, ослепшего от собственной крови Мигера на землю. В тот же миг
английский солдат прикладом раскроил череп П. Дж. О'Мэхони, убившего его
сержанта.
Когда кавалеристы в серых мундирах наконец примчались по дороге, стреляя
на скаку, в живых осталась лишь горстка ирландцев. Уцелевшие англичане
поспешили скрыться в лесу.
Вернувшееся сознание принесло неистовую боль в ушибленной голове, и
капитан Мигер застонал. Стер кровь, застлавшую взор. Огляделся. Окинул
взглядом поле сечи, мертвых ирландских солдат. В живых остались считанные
одиночки. Раненых среди них не было, ибо раненых враг добивал на месте. Со
слезами на глазах взирал капитан на картину гибели.
- Вы сражались как мужчины и умерли как мужчины, - молвил он. - День этот
не будет забыт.
***
При обычных обстоятельствах Линкольн писал свое обращение к Конгрессу,
затем вручал одному из секретарей, тот доставлял обращение в Капитолий, где
письмоводитель зачитывал его во всеуслышание. Президент хотел было поступить
так же, но понял, что на сей раз нужен особый подход. На сей раз нужно,
чтобы конгрессмены постигли глубину его переживаний, чтобы прониклись
ответным чувством. Еще ни разу за краткий срок пребывания на посту
президента Линкольн не чувствовал, что отдельная речь может иметь такое
грандиозное значение. Понимал, что Милл раскрыл им глаза, указал путь к
светлому будущему. Президент Дэвис целиком и полностью поддерживает его, и
они составили свои планы совместно. И вот речь готова.
- Сьюард сказал свое слово, - проронил президент, неторопливо
просматривая листок за листком. - Даже Уэллс и Стэнтон читали речь. Я
рассмотрел их мнения и внес поправки там, где таковые понадобились. Теперь
работа закончена. - Положив свернутую речь в цилиндр, нахлобучил его на
голову и встал. - Пойдемте, Николай, прогуляйтесь со мной до Конгресса.
- Сэр, не разумнее ли взять экипаж? Не так утомительно, а gravitas
(Серьезность, значимость (исп.)) ситуации, несомненно, требует более
официального появления.
- Мне всегда не по себе, когда кто-нибудь употребляет эти иностранные
слова, будто чурается старого доброго английского, на котором говорят
простые дровосеки. Ну, чего там требует от меня этот gravitas?
- Я хотел сказать, господин президент, что вы самый значимый человек в
Вашингтоне, и ваше поведение должно отражать этот факт.
- Я возьму экипаж, Николай, - вздохнул Линкольн, - но в первую голову
потому, что подустал. На мою долю перепадает маловато отдыха.
И маловато пищи, подумал секретарь. Донимаемый запорами президент
потребляет больше слабительного, чем пропитания. Порой берет на обед
одно-единетвенное яйцо, и то просто гоняет кругами по тарелке. Николай вышел
первым, чтобы привести экипаж.
Их сопровождал взвод кавалеристов, так что прибытие в Конгресс оказалось
довольно впечатляющим. Двери здания обуглились и закоптились в тех местах,
где британцы пытались поджечь их перед отступлением. Линкольн прошел среди
конгрессменов, перекинулся несколькими словами со старыми друзьями, даже
остановился поболтать с заклятыми врагами. Стены следует отремонтировать;
надо получить твердую и решительную поддержку Конгресса. И народа.
Разложив конспект перед собой, Линкольн заговорил тонким, неровным
голосом. Но мало-помалу голос его окреп, зазвучал ниже, в своей цельности
обретая убедительность.
- Как я вам уже говорил, ныне американцы сражаются и умирают, отстаивая
свободу нашей страны. Иноземная держава вторглась в наши суверенные пределы,
и мы должны ставить перед собой только одну цель: силами войск отбросить
захватчиков прочь. Ради этого две воюющие стороны согласились на перемирие в
войне между штатами. Теперь же я прошу вашей помощи. Мы должны узаконить
перемирие и даже более того - отыскать способ положить конец ужасной
внутренней войне, еще недавно раздиравшей страну надвое. Ради этого мы
должны взглянуть на такой аспект нашей истории, как существование рабства,
послуживший поводом к войне. И усилению, распространению и углублению
конфликта способствовало то, что мятежники не останавливались перед расколом
Союза даже ценой войны, хотя правительство требовало всего-навсего
ограничить территориальные пределы его распространения. А ведь обе стороны
читали одну и ту же Библию и молились одному и тому же Богу, и каждый
призывал Его помочь в борьбе с другим. Быть может, кажется странным, что
человек может просить Господа, дабы Он помог добыть хлеб насущный в поте
лица другого человека. Но не будем судить, да не судимы будем.
Ныне настал час припомнить, что все американские граждане - собратья,
живущие в одной стране, под одним небом, и высочайшей целью наших стремлений
должно быть совместное существование, скрепленное узами братства. От истории
нам не уйти. Хотим мы того или нет, но членов нынешнего Конгресса и нынешней
администрации будут помнить. Мы знаем, как спасти Союз. Миру ведомо, что мы
знаем, как спасти его. Давая свободу рабам мы приносим свободу даром -
проявляя благородство и в том, что даем, и в том, что сберегаем. Или мы
благородно сохраним последнюю, лучшую надежду на свете, или подло утратим
ее. Посему призываю Конгресс принять совместное решение, провозглашающее,
что Соединенные Штаты должны сотрудничать с любым Штатом, который пойдет на
постепенное упразднение рабства, оказывать каждому штату материальную
помощь, каковая должна употребляться штатом по собственному усмотрению для
погашения неудобств, причиняемых подобной сменой системы и обществу, и
отдельным личностям. Далее, мы должны постановить, что всякий штат,
согласившийся с упомянутыми требованиями, провозглашается штатом Союза, чем
уполномочивается направлять своих представителей в Конгресс.
Каждый штат сохраняет полнейшую независимость в управлении собственными
делами, свободу в выборе и применении средств защиты собственности и
сохранения мира и правопорядка, как под началом любой другой администрации.
Вдобавок число рабов в нашей стране более не будет возрастать. Импорт
рабов из-за рубежа полностью прекращается. И здесь не родится более ни один
раб. Отныне и впредь всякий ребенок, рожденный от раба, будет свободным
человеком. За одно-единственное поколение рабство в нашей стране будет
упразднено.
Давайте же возьмемся за окончание работы, за которую взялись - не
злоумышляя ни против кого, с милосердием для каждого, неуклонно отстаивая
правду, дарованную нам Господом, - уврачуем раны нации, сделаем все, дабы
водворить и взлелеять справедливый и прочный мир, сперва между собой, а
затем и со всеми остальными нациями.
Признаюсь, выступление я заканчиваю неохотно. Вспомните, что в сражении
при Шайло полегло более двадцати тысяч американцев. Американец более никогда
не должен убивать американца. Мы не враги, но друзья. Мы более не должны
быть врагами. Мистические струны воспоминаний, протянувшиеся от каждого поля
боя и от могилы каждого патриота к каждому живому сердцу и каждому очагу по
всей нашей широкой стране, еще сольются в едином хоре Союза, когда к ним
прикоснутся - а это непременно свершится - лучшие ангелы наших душ.
Союз снова должен стать единым.
Как только президент закончил, трепетную Тишину, в которой слушали его
конгрессмены, нарушила оглушительная овация. Даже самые несгибаемые
аболиционисты, давно жаждавшие наказать рабовладельцев и мятежников,
поддались единому порыву аудитории.
Предложение подготовить билль приняли единогласно.
ПОРАЖЕНИЕ - И НОВОЕ БУДУЩЕЕ
- Определенно, полковник. На плацдарме есть раненые и хирург, они были
эвакуированы в тыл не сколько дней назад. Один из раненых, сержант, сказал
мне, что барки были там, дожидались нас, но их отогнала вражеская
артиллерия. Должно быть, подобрались под покровом ночи, потому что огонь
открыли на рассвете. Некоторые барки были потоплены, остальные бежали на
север. Сержант сказал, что вражеская артиллерия после этого была перестроена
в походные порядки и двинулась на север следом за барками. При них также
была пехота, видимо, всего лишь полк.
- Не понимаю, как это могло случиться? Враг к югу от нас и окружает нас с
флангов. Как же они могли оказаться еще и в тылу? - Озадаченный полковник
утер свои длинные усы, пытаясь как-то усвоить эти ужасные новости. Развернув
пропыленную карту, лейтенант указал пальцем.
- Вот здесь, сэр. Думаю, вот как это произошло. Вы должны помнить, что
это большая страна с очень малым числом мощеных дорог, в отличие от
Британии. Что на самом деле связывает различные штаты - это сеть железных
дорог. Поглядите сюда. Видите, как она рассеяна и широко распространена.
Дорога вот здесь и здесь, и еще одна здесь. А вот теперь взгляните на
Платсберг, через который мы пробились на прошлой неделе. Видите этот
железнодорожный путь, начинающийся здесь и уходящий на юго-запад через штат
Нью-Йорк в Пенсильванию. Вполне возможно, что американские войска и полевые
батареи были отправлены поездом, чтобы обойти нас стороной.
- Но наши войска все еще занимают Платсберг!
- Это неважно. Враг мог высадиться с поезда где угодно в этом районе и
двинуться на юг позади нас, и они могли добраться до озера Шамплейн вот
здесь. Как только они оказались на позициях, то открыли огонь, чтобы
отогнать наши барки. Затем они последовали за ними вдоль озера, чтобы
помешать им вернуться.
- Эти поезда - ужасная докука. Хотя должен Признать, что колонисты нашли
им очень недурное военное применение.
- Какие будут приказания, полковник? Эти негромкие слова вернули
Фиппса-Хорнби к действительности. Усилившаяся канонада на юге означала, что
началась атака. Самым деликатным образом лейтенант Хардинг указал, что полк
по-прежнему в опасности.
- Крайние колонны, пли и отойти. Отступаем на последние оборонительные
рубежи на том гребне. Передайте приказ.
Трубы пропели "пли" и "отойти". С наработанным мастерством солдаты
Шестьдесят второго полка оторвались от противника и отошли через следующую
шеренгу обороняющихся. Шеренга за шеренгой повторяла этот маневр, пока они
не оказались на подготовленных рубежах.
Озеро Джордж теперь находилось у них за спиной, и, очевидно, вся
американская армия - перед их фронтом. Солдаты в синем и в сером занимали
позиции в поле, которое британцы только что пересек ли. Все больше и больше
подразделений заходило с флангов. А тем временем колонна за колонной
британских военнопленных маршировала в тыл к врагу.
На вершине холма, позади вражеских позиций, показалась группа офицеров,
едущих верхом. По-прежнему под двумя флагами, но во всем остальном уже
единых. Не в первый раз полковник начал ломать голову, как подобное могло
случиться. Простое вторжение в ослабленную, раздираемую войной страну в
конце концов обернулос