.
   - Готов, - сказал он, вышибая сапогом меч из руки эгерини. - Вяжите.
   - Ловко ты его купил, - позавидовал Бушиар. - Обвел как теленка.
   - Из этого  теленка  вырос  бы  неплохой  буйвол,  -  сказал  сотник,
вкладывая в ножны незапятнанный  меч.  -  Сразу  видно,  что  чужеземец.
Поверить, что Алый орудует мечом как мясник? Ха!
   - Деньги я отдам тебе в Нурте, - сказал тысяцкий. - Годится?
   - Годится.
   На  Фаргала   между   тем   надели   колодки,   и   четверо   солдат,
поднатужившись, забросили эгерини в колесницу.
   - Кстати о деньгах, - сказал Алый. - Не  забудь,  к  тем  пятидесяти,
которые я выиграл прибавить еще пять сотен.
   - Это за что же? - осведомился тысяцкий.
   - Награда. - Гронир ухмыльнулся. - Та самая,  какую  ты  назначил  за
живого разбойника.
   - Разорви тебя демоны. Алый! Он же и так был у меня в руках!
   - Спорим на пятьсот пятьдесят, что если ты отправишь его  обратно  на
скалу, то в конце концов поимеешь только труп?
   - Чтоб тебе собственной желчью подавиться, -  буркнул  Бушиар.  -  Ты
получишь деньги.
   Впрочем,  о  пятидесяти  монетах  тысяцкий  сожалел  больше,  чем   о
пятистах. Потому что эти полсотни Бушиар платил из собственного кармана.
***
 
   Фаргала доставили в  Нурту  утром  на  третий  день  Мокрого  месяца.
Эгерини везли в железной клетке, прикованного  крестом.  Дождевые  струи
текли по  лицу  Фаргала,  грязная  вода,  скопившаяся  на  дне  повозки,
доходила ему до щиколоток. Грустные  мулы  встряхивали  головами,  с  их
обвисших хвостов тоже текла вода.
   Улицы, по которым везли знаменитого  Большого  Ножа,  были  запружены
народом. Над теми, кто побогаче, рабы держали зонты, но  большинство  не
обращало внимания на дождь. Железная клетка двигалась медленно.  Высокие
колеса без брызг погружались в лужи. Фаргал смотрел  сверху  на  головы,
облепленные мокрыми волосами, и внутри у него было пусто и серо,  как  в
затянутом тучами небе.
   Кое-кто  из  нурташцев  выкрикивал  оскорбления,   но   -   немногие.
Большинство просто смотрело. На человека,  успевшего  стать  легендой  и
оказавшегося просто человеком. Возможно, он разочаровал их. Но никто  не
бросал в него грязью и гнилыми фруктами. Клетка катилась по  улицам  под
монотонный шум падающей воды, а молодцеватые стражники, презирая  дождь,
вышагивали слева и справа, позади и впереди, время от времени  сменяясь,
потому что расталкивать толпу - это нелегкая работа.
   На площади перед дворцом повозка  с  клеткой  остановилась.  Глашатай
взобрался на помост, вскинул трубу,  но  вместо  пронзительного  сигнала
раздался булькающий хрип.
   "Проклятый дождь",  -  пробормотал  глашатай.  И  закричал,  надрывая
голос:
   - Слава Императору Аккарафу! Радуйтесь, подданные! Вот он,  разбойник
Большой Нож, последний из своей  шайки!  А  головы  остальных  вы  скоро
увидите у городских ворот. Так повелел ваш Владыка Кирьюгер!..
   Человек в сером  шерстяном  плаще  стоял  на  площади  перед  дворцом
Владыки и смотрел, как закрываются ворота  за  стальной  клеткой.  Низко
надвинутый, отяжелевший от влаги капюшон скрывал мокрое  лицо  человека,
лицо, знакомое многим в столице Карн-Апаласара. Но никто  из  окружающих
не пытался заглянуть в темную щель между краями капюшона. Все  смотрели,
как шестеро стражников толкают тяжелые створы ворот  и  как  катится  по
выложенному плитами двору запряженная мулами  повозка.  Когда  створы  с
лязгом соединились, человек в плаще повернулся  и  начал  протискиваться
сквозь толпу, прочь от этих ворот и этих стен,  через  которые  когда-то
так лихо перебрался.
   Мормад понимал: то, что сумел сделать Большой Нож, ему не по силам. И
от этого было еще больнее.
   "Надо уходить из города, - подумал он. - Возьму  Харминку  и  уйду  в
Арук. Как-нибудь устроимся".
   Деньги у Мормада были, много  денег,  почти  двести  золотых.  И  еще
столько же в лесной схоронке. Огромная сумма, но  ее  не  хватит,  чтобы
вызволить Фаргала.
 
*** 
 
   Когда Носарь вернулся, Харминка пришивала застежки к куртке,  которую
портной закончил сегодня утром. Ни слова не говоря, как был, в  насквозь
промокшей одежде. Носарь схватил Харминку и потащил ее в угол, где  было
свалено разное дешевое тряпье. Девочка от неожиданности  даже  не  сразу
начала сопротивляться, а когда попыталась его оттолкнуть,  Носарь  очень
сильно ударил ее в живот, опрокинул навзничь  и,  царапая  ногтями  кожу
Харминки, стал срывать с нее набедренную повязку. Пахло от него, как  от
старого пса, а лицо сделалось страшное, незнакомое.
   - Мормад тебя убьет! - крикнула Харминка, как только смогла дышать. И
схватила насильника за руки.
   Носарь захихикал, сгреб ее запястья одной рукой, а второй полез между
ног.
   - Сдох твой Мормад!
   Харминка перестала сопротивляться. Лежала как мертвая,  пока  Носарь,
сопя и постанывая, удовлетворял похоть. А когда он слез с нее, поднялась
и, держась за стену, побрела  с  свою  комнатушку,  вынула  из  сундучка
длинный шелковый шарф,  подаренный  Мормадом,  и  перекинула  его  через
потолочную балку...
 
*** 
 
   Мормад свернул в переулок и спустя четверть  часа  добрался  до  дома
Носаря. Он не стал стучать в дверь.  Перепрыгнув  через  канаву,  Мормад
вскарабкался по стене, без труда вытолкнул деревянную оконную решетку  и
оказался в знакомой комнатушке.
   Первое, что он  увидел:  белые  тонкие  ножки  в  новых  сандалиях  с
серебряными пряжками. На уровне его лица. Одна  сандалия  расстегнулась,
но не падала, зацепившись за маленькую пятку.
   Вдруг заныли обожженные палачом, давно зажившие ступни.
   Туника Харминки была разорвана. На животе - свежие  царапины.  Мормад
не поднимал головы, не хотел смотреть  на  лицо  девочки,  изуродованное
петлей. Он видел слишком много повешенных. Зачем-то  аккуратно  поставив
на место решетку, Мормад закрыл сундучок и опустился на него. Только что
он думал, что хуже быть не может. Оказалось - может.
   Спустя час или, может быть, чуть больше дверь в комнатушку, скрипнув,
отворилась. Вглядываясь в сумрак, на пороге  стоял  Носарь.  Мормада  он
сразу не разглядел: тот сидел в углу молча и неподвижно.
   - От сучка! - пробормотал портной и злобно ткнул  кулаком  в  мертвое
бедро. От удара тело качнулось,  расстегнувшаяся  сандалия  соскочила  с
ноги и стукнулась об пол.
   - Зря, - негромко произнес Мормад, поднимаясь. - Зря.
   Носарь охнул, шарахнулся назад и вдруг, обессилев, сполз вдоль  стены
на пол.
   - Зря, - в третий раз повторил Мормад и, откинув полу  плаща,  взялся
за костяную рукоять ножа...
 
Конец второй части 
 
Часть третья 
ГЛАДИАТОР 
 
   Барабана натужный выдох
   Нас швыряет в огонь, и, видя,
   Как горим мы, смеется бог
   И копьем потрясает, ярый;
   И идут на Арену пары,
   И ревет над Ареной рог.
   Мы уже не живем - играем.
   Мы скользнем по стальному краю -
   И рабы нашу кровь сметут.
   Но сам бог простирает руку
   И смеется, когда по Кругу
   Потерявшие жизнь идут!
   Надпись на стенке одной из камер
   Гладиаторскою двора в Великондаре
 
Глава первая 
 
   Девять дней назад закончился Мокрый месяц и наступил месяц Обновления
земли. Но Ашшур словно позабыл об этом, и дождь лил, не переставая,  вот
уже третью неделю. Не будь улицы и площади Великондара вымощены  камнем,
императорской колеснице никогда бы не доехать до храма Верховного  бога.
Пришлось бы тогда Царю царей Аккарафу идти пешком или сесть в  седло.  А
ходить пешком, равно как и ездить на коне, Император в последние годы не
любил. Тучен стал Аккараф. Впрочем, он мог бы воспользоваться носилками.
Но, как уже сказано, улицы и площади столицы Карнагрии не  разбухали  от
грязи даже в Мокрый  месяц.  Наоборот,  вымытый  ливнями  город  удивлял
невиданной чистотой.  Даже  сточные  канавы  в  кварталах  простонародья
перестали смердеть.
   Однако чистота чистотой, а торжественная процессия, направлявшаяся  к
храму Ашшура, под лучами солнца выглядела бы куда праздничней,  чем  под
мелкой моросью, сыплющейся с тусклого неба.
   Будь на то воля Императора, он отложил бы праздничное богослужение до
ясной погоды. Но кто знает,  вдруг  Верховный  бог  оскорбится  и  земля
перестанет плодоносить?
   Без лишней спешки белая колесница Императора пересекла Судную площадь
и остановилась.  Кряхтя,  с  помощью  двух  слуг,  самый  могущественный
человек Карнагрии спустился с колесницы и,  переваливаясь,  пошлепал  по
лужам к древнему храму. Верховный жрец,  как  и  надлежало  по  древнему
ритуалу, встретил Императора в воротах.
   Аккараф  остановился  в  шести  шагах  от  жреца.  Слуга  держал  над
Императором зонт из белого проклеенного шелка. Верховный жрец не  прятал
головы от взора Ашшура, поэтому мантия его промокла и некрасиво прилипла
к телу.
   Позади Императора полукругом стояли Алые,  непобедимая  гвардия  Царя
царей. За Алыми обычно толпился народ, но нынче из-за дождя поглазеть на
торжественный выезд Императора собралось от силы человек семьдесят.
   В подворье храма Ашшура двумя линиями выстроились жрецы. В двенадцати
локтях над головой Аккарафа простерлось страшное Копье Верховного  бога.
Некогда тот, на кого  указывало  закрепленное  на  черном  шесте  Копье,
подлежал немедленной смерти как Прогневавший  Ашшура.  Но  восемь  веков
назад воины Шаркара-победителя, принца-эгерини, при поддержке карнитских
родов свергшего династию агров,  развернули  Копье  в  сторону  далекого
моря. То есть в сторону Главных ворот. С тех пор Чудесное оружие бога ни
разу не потребовало жертвы.
   Выдержав  предписанную  ритуалом  паузу,  верховный  жрец  повернулся
спиной к Императору и трижды поклонился: на северо-запад, на запад и  на
юго-запад. Там, за сотни миль от Великондара,  лежала  Небесная  Страна,
отделенная от мира людей неприступной крепостью Ашшурова хребта.
   Отдав надлежащее богу, жрец повернулся к Императору,  и  тот  не  без
усилия   согнул   одеревеневшую   спину.   Разумеется,    этот    поклон
предназначался богу, а не его жрецу. Теперь  Император  мог  переступить
через  невидимую  линию.  Следом  за  жрецом  он  пересек   подворье   и
прошествовал в храм. Император вздохнул  с  облегчением,  оказавшись  на
сухом  мозаичном  полу,  подогреваемом  снизу  горячим  воздухом,  чтобы
великолепные фрески храма даже в дождливый месяц не страдали от сырости.
   Жрец откинул назад мокрые волосы и начал приветственную речь. Аккараф
не слушал. Взгляд его рассеянно скользил по стенам храма. Он тысячи  раз
видел все, что здесь  нарисовано.  Древние  фрески  свода,  изображавшие
Прежние  божества,  чудовищ,  чей  облик  не  имел   ничего   общего   с
человеческим, и восхитительные лики  сестер-богинь  Ирзаи  и  Таймат,  в
порыве страстной любви разрывающих пополам  своего  божественного  мужа,
единственного сына Верховного бога. Разумеется, здесь  не  было  фресок,
изображавших богов Яго и Аша. Раз Ашшур отказался от разорванного сына и
его бессмертных  частей,  обретших  собственную  божественную  сущность,
значит, для храма ни Аш, ни Яго не существуют. Зато на стенах в  строгом
соответствии со сторонами света изображались  диковины  и  чудеса  самой
Земли Ашшура: люди, звери, горы и реки, плывущие корабли и  катящиеся  в
битву  колесницы.  Здесь  длиннокосый  фетс,   восседающий   на   слоне,
соседствовал  с  диким  кансом  на  тощем  верблюде,  а  цивилизованный,
пристойно одетый эгерини - с плосколицым самерийцем в  медвежьей  шкуре.
Конечно, жители Самери давно уже не одевались в шкуры, но  десять  веков
назад, когда  расписывались  стены  храма,  дело  обстояло  именно  так.
Впрочем, были здесь и новые картины, коим не исполнилось и сотни лет.
   Пол храма представлял собой огромную мозаичную  карту  Земли  Ашшура,
строго ориентированную по  сторонам  света.  Ноги  Императора  Карнагрии
попирали голубую гладь моря. По левую руку от него вытянулись  Священные
острова Сок, по правую - мелкая россыпь  архипелага  Табе  с  крохотными
тримаранчиками дикарей. Во дворце Царя царей была такая же карта, причем
выполненная более подробно и тщательно. Необходимая вещь для  повелителя
самой большой из Четырех Империй.
   Ноги Императора устали держать тучное тело, но сесть он  не  мог.  По
ритуалу. Жрец, видевший,  что  Император  утомился,  заговорил  быстрей.
Наконец он закончил, и Император  двинулся  к  алтарю,  к  горке  земли,
приготовленной для благословения. Аккараф плюнул на нее, прочитал  вслух
положенную молитву и заторопился к выходу. Остальное сделают без него.
   Верховный жрец проводил Царя царей недовольным  взглядом.  В  прежние
времена слюны было недостаточно: полагалось кропить землю еще и спермой.
Но по слухам, со спермой у Аккарафа дела обстояли неважно,  несмотря  на
все усилия лекарей и магов. В прежние времена такого Императора...
   Верховный жрец остановил поток крамольных мыслей.  Не  так  уж  он  и
плох,  этот  толстяк.  По  крайней  мере,  не   скупится   на   дары   и
пожертвования.
   Царь царей. Владыка Карнагрии Аккараф обедал в  одиночестве.  Шестеро
музыкантов и три любимые танцовщицы Императора услаждали  его  зрение  и
слух, чтобы желудку Аккарафа легче было переварить  кушанья,  в  строгом
порядке подносимые слугами. Трапеза Царя царей  продолжалась  уже  более
двух часов, и наследный принц Йорганкеш изнывал от нетерпения по  другую
сторону   дверей.   Йорганкеш,   усыновленный   Императором,   поскольку
собственными детьми Ашшур Владыку  Карнагрии  не  порадовал,  приходился
Царю царей племянником. Отца нынешний наследник лишился в возрасте  трех
лет. Тот был отравлен, как говорили, не без  участия  Аккарафа.  Обычная
история для Владык Карнагрии. Так  сказать,  семейное  дело.  И  впрямь:
может ли старший  брат  спокойно  наслаждаться  властью,  если  младший,
способный ее наследовать, - жив?
   Аккараф не мог. Впрочем, свое участие в  смерти  отца  Йорганкеша  он
отрицал. А попросту усыновил сына покойного. В то время Аккараф  еще  не
знал, что собственных детей у него не будет.
   Ребенок - не соперник законному повелителю. Поэтому  Йорганкешу  было
позволено  расти.   Но   сейчас,   когда   племяннику-сыну   исполнилось
девятнадцать, ему следовало вести себя очень осторожно.
   Наследник Кедрового трона вышагивал из угла в угол  под  равнодушными
взглядами дворцовой стражи, невозмутимых гвардейцев,  чьи  алые  доспехи
выглядели безвкусно в зале, выдержанном в мягких серых и зеленых  тонах.
Но еще ни один  из  потомков  Шаркара-Победителя  не  рискнул  подбирать
охрану исходя из дворцового интерьера.
   Пока наследник трона измерял шагами мраморный пол, советник Саконнин,
которому было ведено наставлять наследника в управлении государственными
делами (говоря же прямо - присматривать за ним), сидел в удобном  кресле
и наблюдал за Йорганкешем светлыми холодными глазами.
   Саконнин знал, чего хочет наследник от Царя  царей.  И  заранее  знал
ответ Аккарафа. К сожалению, он знал  и  то,  что,  запретив  Йорганкешу
действовать, Император сам палец о палец не ударит. Оба они,  и  Владыка
Карнагрии и его племянник, с точки зрения советника, были ничтожествами.
Но Саконнин, истинный царедворец, ни словом, ни жестом не выдавал своего
отношения. Он повиновался первому и старался помогать второму. И никогда
не  противоречил:  чем  ничтожнее  правитель,  тем  меньше  ему  следует
возражать. Если хочешь остаться царским советником.
   Двери приоткрылись, выпустив церемониймейстера.
   - Царь царей, да продлятся его годы, закончил трапезу, -  сообщил  он
Саконнину.
   - Доложи обо мне! - потребовал Йорганкеш.
   Церемониймейстер поклонился и исчез за дверью. Спустя несколько минут
он вернулся.
   - Император примет своего сына, - сказал он.  -  Прошу!  -  И  широко
распахнул двери.
   Владыка Карнагрии  сидел  на  подушках,  удобно  устроив  на  коленях
обтянутый желтой парчой живот.  Стол  с  яствами  уже  убрали.  Рядом  с
Аккарафом  пристроилась  танцовщица:  она   облизывала   жирные   пальцы
Императора и вытирала их полотенцем.
   Владыка рыгнул и сделал знак: подойдите.
   Йорганкеш быстро пересек двадцать локтей фетского ковра и  уселся  на
подушки напротив дяди. Саконнин ограничился десятью шагами. Он знал свое
место.
   - Тебе уже доложили? - опуская  церемониальное  приветствие,  спросил
Йорганкеш.
   - О чем? - Император двинул бровью, и музыканты тихонько заиграли.
   - О фетсах!
   - Ах об этом... Да, разумеется.
   Солнечный свет, проникая сквозь оконные витражи, окрашивался в теплые
желтые и оранжевые тона.
   - Ты уже послал войска?
   Видно было, что наследник нервничает.
   - Нет, - не скрывая раздражения, бросил Император.
   - Прошу простить мою дерзость, -  опомнился  Йорганкеш.  Он  чуть  не
забыл, что пришел просителем.  -  Если  Царю  царей  угодно,  я  мог  бы
возглавить армию.
   - О какой армии ты говоришь? - Крохотные глазки Императора впились  в
лицо наследника, костлявое, чем-то похожее на морду борзой.
   - Как о какой? - растерялся Йорганкеш. - Разве фетсы не вторглись  на
нашу землю? Разве мы не должны...
   - Саконнин, - перебил наследника Император, -  расскажи  моему  сыну,
что произошло на юге моей страны.
   "Как будто он не знает", - подумал советник.
   - Три дня назад, - ровным голосом произнес он, - отряд численностью в
полторы тысячи человек спустился  с  гор  Яго  и  захватил  город  Варш,
столицу Земли Ягерарк.
   "Возможно, не обошлось без предательства, - добавил он  про  себя.  -
Полторы тысячи легковооруженных воинов против трех с лишним тысяч  войск
Владыки Земли Ягерарк, при том что Варш - хорошо укрепленный город".
   -  Затем,  -  продолжал  Саконнин,  -  на  захваченных  судах   фетсы
спустились вниз по Агре и заняли островной город-порт Агракад. Это  все,
мой повелитель.
   "Если не считать того, что со дня на день в  Агракад  войдут  фетские
корабли и высадят настоящую армию".
   - Полторы тысячи, ты слышал? -  Аккараф  выпятил  нижнюю  губу.  -  Я
приказал Владыке сопредельной Земли  Шорагр  уничтожить  захватчиков.  У
него хватит сил, чтобы справиться самому. Фетис - не Эгерин, он  нам  не
опасен.
   Йорганкеш опустил глаза и сжал зубы,  чтобы  удержаться  от  дерзкого
ответа. Саконнин же исподволь разглядывал Императора.
   "Неужели он действительно ничего не предпримет?" - думал  советник  с
беспокойством.
   - Я устал, - сказал Император. - Оставьте меня.
   - Он с ума сошел! - воскликнул Йорганкеш, когда они вышли. -  Это  же
вторжение! Вторжение! Он дождется, что мы увидим фетские  колесницы  под
стенами Великондара! Надо что-то делать, Саконнин!
   Советник промолчал. Он не был  уверен,  что  Йорганкеш  будет  лучшим
Императором, чем его  дядя.  Зато  он  знал  наверняка:  о  безопасности
собственной особы Император заботится куда  лучше,  чем  о  безопасности
своей земли.
   Когда Йорганкеш и Саконнин покидали императорское крыло  дворца,  они
встретили капитана дворцовой стражи Даггера.
   - Какие новости. Алый? - спросил Йорганкеш, преграждая капитану путь.
   Даггер не был потомственным царедворцем, поэтому  неприязнь,  которую
капитан испытывал к наследнику, ясно читалась на лице Алого.  Но  он  не
осмелился оттолкнуть Йорганкеша.
   -    Привезли    разбойника-эгерини,    который    безобразничал    в
Карн-Апаласаре,  -  буркнул  капитан.  -  Царь  царей  велел  немедленно
доложить, когда разбойника доставят в Великондар.
   - Великий Ашшур! - Йорганкеш повернулся в Саконнину. - Фетсы  на  юге
захватывают целые Земли, а он беспокоится о каком-то паршивом разбойнике
с севера!
   Советник  промолчал.  Даггер,  воспользовавшись  тем,  что  наследник
отвлекся, ловко обошел его и двинулся дальше.
   - Он погубит Карнагрию! - возмущенно воскликнул Йорганкеш.
   - Не стоит так говорить, мой господин, - сказал Саконнин.
   Наследник трона сердито уставился на советника, потом до него  дошло,
и он понизил голос.
   - Ты прав, - произнес он. - У  этих  стен  давно  отр