Кайра.   Провиантом   и   снаряжением   занимались
представители Царского совета, а кони и военная амуниция у каждого воина
были в полном порядке. Это - закон.
   Многие  задавались  мыслью,  почему   начальник   таскает   с   собой
молокососа, но, разумеется, держали свои мысли при себе. Те же, кто знал
Кэра, приближенные тысячника, его младшие командиры, обращались к  юноше
подчеркнуто дружелюбно. Не то, чтобы он  успел  заслужить  их  уважение.
Скорее, не дал повода относиться к себе иначе.
   Сын вождя не постеснялся спросить  Кайра:  зачем  Фаргалу  эта  свора
алчных гиен?
   Тысяцкий усмехнулся.
   - Они не так уж плохи, если уметь  с  ними  управляться.  Самерийские
гиены способны затравить буйвола, когда голодны".
   Впоследствии Кэр убедился: так оно и есть.
   Если бы не Ирдик, сын вождя счел бы себя  счастливым.  Но  разлука  с
девушкой портила радость  от  похода.  Ирдик  приворожила  его  не  хуже
настоящего мага. Кэр  чувствовал  ее,  как  флейтист  чувствует  флейту.
Оставаясь с ней, он забывал, что существует что-то еще. Только  жестокая
школа клана Мечей позволила его совладать с собой и покинуть Великондар,
едва пригубив из  чаши  Любви.  Предстоящие  две  недели  (столько,  как
сообщили войскам продлится поход) казались  бесконечностью.  И  то,  что
сама Ирдик не проронила ни единой слезинки, когда они расставались, было
для него уроком. В Ирдик Шера Кэр чувствовал крепость, не уступающую его
собственной. Ирдик была похожа  на  свою  мать.  Сложись  жизнь  Вардали
иначе, о ней бы слагали песни. Ирдик знала, что ее слезы будут неприятны
любимому - и слез не было. И девушка не пришла провожать Кэра.  Так  они
договорились.
 
*** 
 
   С седла своего каурого, подаренного Кайром, жеребца, сын вождя озирал
землю Карнагрии. Ряды финиковых пальм  и  абрикосов,  росшие  у  дороги,
ухоженные сады и поля, на  которых  медленно  двигались  упряжки  волов.
Пришедшая из Эгерина пшеница понемногу вытесняла  традиционную  зерновую
культуру Карнагрии, ячмень. Пшеница  требовала  лучшей  почвы  и  потому
запах  навоза   забивал   благоухание   цветущих   фруктовых   деревьев.
Выращивались в Карнагрии и  бобовые,  чечевица,  горох  (эти  входили  в
обязательную дневную норму солдата), лен и конопля, репа и рапс.  И  еще
обширные травяные луга, на которых пасли скот. Конечно, горец  Кэр  мало
разбирался в сельском хозяйстве. Но ухоженность земли и величина  плодов
произвели на него впечатление. Весь первый день юноша разглядывал  сады,
поля, пальмовые рощи. На второй день картина ему наскучила.  Тем  более,
что дорога, по которой они ехали,  была  пустынна.  Как  объяснил  Кайр,
вестники царя двигались впереди и именем Императора требовали освободить
путь.
   Войску предстояло пройти более ста миль, что при теперешней  скорости
должно было занять дней пять. При  желании  даже  пехота  могла  достичь
Райно в три дня. Но, во-первых, Фаргал не желал выматывать  отвыкшее  от
переходов войско, а во-вторых, считал, что  зрелище  марширующих  солдат
благотворно сказывается на состоянии умов его подданных.
   На Кэра император Карнагрии произвел мощное впечатление. Казалось бы,
сын вождя должен был испытывать  неприязнь  к  царю:  после  событий  на
Судной площади. Но этого не было. Наоборот, юноша ощущал странную тягу к
великому человеку.
   Теперь,  зная  его  историю,  Кэр  постоянно  размышлял   о   Владыке
Карнагрии. И, что таить,  не  раз  сравнивал  себя  с  ним.  Пожалуй,  с
поправкой на время, сейчас у Кэра было даже некоторое  преимущество.  Он
не безродный бродяга, а сын вождя Хардаларула  из  клана  Мечей.  И  уже
сейчас Кэр - воин, а не бродячий циркач. Будет угодно Судьбе, и он, Кэр,
через несколько лет будет взирать  на  бесконечные  шеренги  марширующих
копейщиков и неторопливо рысящих всадников: свое войско!
   Однако занять место Фаргала юноша не помышлял. Во-первых,  он  принес
присягу  верности  царю,  как  всякий  наемник,  во-вторых,  сын   вождя
прекрасно понимал, что сейчас именно Фаргал - на своем месте, а он, Кэр,
- на своем. При взгляде на спокойно-уверенное горбоносое, как  у  самого
юноши, лицо императора сын вождя ощущал странное тепло в  груди.  Словно
глядел на отца своего, Хардаларула. Но при этом Кэр был совсем не  прочь
скрестить с Фаргалом клинки. Царь считался лучшим  фехтовальщиком,  нет,
лучшим бойцом в Империи. Изрядное искушение для юноши, чей "скорпион"  в
тренировочном поединке доставал своим жалом  даже  такого  мастера,  как
Кайр.
   Вечерами,  когда  войско  становилось  лагерем,  сын  вождя  отъезжал
подальше от стоянки и до первых звезд изнурял себя упражнениями. Вернее,
пытался изнурить. Тело слушалось безупречно  и  серебрящийся  в  сумраке
клинок,  казалось,  подогревал  сына  вождя   собственным   огнем.   Кэр
возвращался взмокший, страшно голодный, но способный  бодрствовать  хоть
целую ночь. Правда, стоило ему, завернувшись в одеяло, улечься на охапку
соломы неподалеку  от  шатра  Кайра,  как  звуки  ночи  и  голоса  людей
сливались в одно и Кэра окутывало дыхание Повелителя снов.
   Так прошло три дня.
 
*** 
 
   За три дня войско Фаргала преодолело чуть больше семидесяти миль. Как
и рассчитывал царь, вокруг было спокойно. Владыки трех  земель,  которые
пересекла  армия,  обеспечивали  солдат  всем  необходимым.   И   ничего
сверхъестественного  не  наблюдалось,  пока  не  наступила  третья  ночь
похода.
 
Глава вторая 
 
   Треск лопнувшей ткани разбудил Фаргала. Рука нащупала меч раньше, чем
царь открыл глаза. Еще миг - и Фаргал уже стоял на ногах,  глядя  ,  как
сквозь разрыв в стене шатра протискивается чудовищная чешуйчатая  тварь.
Царь замер  в  готовности.  Красноватый  свет  лампы  озарял  обнаженное
человеческое тело с напрягшимися мускулами и тускло блестящую  чешую  на
широкой спине твари.
   Существо влезло в шатер и теперь Фаргал  видел  его  целиком.  Больше
всего тварь походила на огромную черепаху без головы. Ростом - по  плечо
Фаргалу, а шириной с бортовой щит колесницы. Шесть коротких толстых  лап
вспахивали ковер кривыми когтями.
   Фаргал ждал нападения. Но  тварь  медлила,  бестолково  топталась  на
месте. Фаргал попытался отыскать уязвимые места  бестии,  но  с  тем  же
успехом он мог искать их у гранитного валуна. Глаза, уши, пасть...  Если
они и есть, то где-нибудь под  чешуйчатым  панцырем.  Снаружи  -  ничего
похожего на голову.
   В голове Фаргала мелькнула мысль о стражнике снаружи. Быть не  может,
чтоб треск разрываемого полотна остался не услышанным!
   Тварь  все  еще  кромсала  когтями  фетский  ковер.  Непосредственной
опасности  не  было,  и  владыка   Карнагрии   позволил   себе   немного
расслабиться. Разумней - позвать на помощь. Или отправить кого-нибудь за
магом. Но Фаргал не любил просить помощи. К тому же его  меч  -  это  не
просто отлично выкованная и отточенная полоса металла. Сей клинок разил,
не взирая на чары.
   Фаргал шагнул вперед и тварь, похоже, определилась. Перестав  кружить
на  месте,  она  заковыляла  к  человеку.  Фаргалу  ничего   не   стоило
ускользнуть, но он поступил иначе.  Меч  царя  взлетел  и  опустился  на
чешуйчатую броню твари.
   Фаргал ожидал, что чешуя уступит стали. Или клинок отскочит  от  нее,
как отскочил бы от панциря сухопутной черепахи. То, что произошло,  царь
предвидеть не мог.
   Спина чудовища лопнула с медным звоном.
   Нечто скользкое, красное, как свежесодранная  шкура,  выметнулось  из
трещины и ударило в Фаргала, едва не сбив с ног. Лицо, грудь, живот царя
оказались залепленными горячей отвратительно пахнущей массой.  Он  успел
закрыть глаза, но ядовитая слизь проникла в ноздри и рот,  обжигая,  как
кислота. Сознание начало  мутиться,  словно  от  дурманного  дыма.  Царь
выронил  меч  и  зашатался  под  тяжестью  повисшего  на  нем  существа.
Почему-то Фаргал знал, что должен устоять на ногах.  Но  через  полсотни
неистовых ударов сердца перестал различать, где верх, а где  низ,  стоит
он или уже повержен. Фаргал ослеп, оглох, потерял оружие  и  возможность
дышать. Но стать покорной  жертвой  был  просто  не  в  состоянии.  Воин
сражается до конца!
   Заскрежетав зубами, Фаргал вонзил пальцы в скользкую жилистую  массу,
накрывшую его. Ярость утроила силы. Чудовищным напряжением мускулов царь
отодрал порождение зла от своего лица. Он по-прежнему ничего  не  видел,
но наконец сумел вдохнуть - рот освободился.
   Царь жадно втянул воздух... и закричал  от  нестерпимой  боли.  Будто
удар медвежьей лапы обрушился на его лицо, до костей раздирая плоть.
   Чудовищная тварь выбросила из себя дюжину жгутов-щупалец.  Каждое  из
них заканчивалось острым закрученным когтем.
   Десяток  щупалец  тут  же  обвились  вокруг  туловища  Фаргала.   Два
оставшихся свободными, полосовали когтями лицо  царя  и  руки,  которыми
Фаргал пытался защитить залепленные кровавой слизью глаза.
   Царь перестал  чувствовать  боль.  Щупальца,  обхватившие  его  торс,
сдавливали ребра кольцами огромного удава. Когти воткнулись в его тело и
начали ввинчиваться в живое мясо, как головы гигантских клещей.
   Фаргал наощупь пытался поймать  рвущие  лицо  конечности,  но  ладони
стали скользкими от слизи и собственной крови и, когда царю это удалось,
оказалось, что удержать  щупальца  почти  невозможно.  Казалось,  пальцы
сдавливают скользкие, тугие, оплетенные сухожилиями внутренности.  Через
несколько мгновений щупальца освободятся и докончат дело. Или когти, что
вбуравливались в тело, все глубже и глубже, пронзят мышцы спины и живота
и  доберутся  до  внутренних  органов:  легких,  печени,  сердца.   Царь
проигрывал бой.
   Мозг Фаргала, отрешившись от всех чувств и ощущений, безуспешно искал
путь к спасению...
   Но спасли царя руки!
   Прежде,  чем  прошли  те  несколько  мгновений,  которые  Фаргал  мог
удерживать разящие щупальца  твари,  царь  инстинктивно,  не  размышляя,
намотал склизкие конечности на руки. Так наматывают канат для  прочности
захвата. Еще миг  -  и  Фаргал  вновь  позволил  ярости  выплеснуть  еще
оставшуюся в нем силу. Суставы затрещали, мышцы напряглись так, что  еще
чуть-чуть - и разорвутся.
   Из  горла  царя  вырвался  хриплый  рык.  Вслед   за   ним   раздался
отвратительный чмокающий звук... и оторванные щупальца обмякли  в  руках
Фаргала.
   Горячая вязкая  жидкость  хлынула  на  ковер.  Ослепительная  вспышка
озарила стены царского шатра... и тварь, потеряв свою силу,  повисла  на
впившихся в тело царя щупальцах.
   Фаргал не осознал, что  с  тварью  покончено.  Может  быть,  инстинкт
подсказал ему: смерть чудовища еще не означает, что опасность  миновала.
Потому с тем же яростным хриплым рычанием царь вырвал  из  своей  плоти,
одно за другим, отвратительные щупальца  и  отшвырнул  от  себя  останки
монстра.
   Кровь хлынула из многочисленных ран, унося проникший в тело  яд...  и
жизнь.
   Царь еще думал о том, что надо выйти наружу,  позвать...  Но  не  мог
сделать даже шага. Шаг - и  он  рухнет  наземь,  чтобы  уже  никогда  не
подняться.
   С  каждым  ударом  сердца  смерть  подступала  все  ближе  к  Владыке
Карнагрии. Еще пара ударов - и не спасет никакой лекарь.
   Фаргал пошатнулся и огромная черная тень его поплыла вдоль полотняной
стены шатра, удлиняясь, все ниже, ниже...
 
*** 
 
   Вождь соктов проснулся от неистового  крика,  пронзившего  мозг.  Люг
узнал голос. Отбросив покрывало,  вождь  схватил  то,  что  было  сейчас
важнее одежды. Меч! Золотой браслет огнем жег запястье сокта.
   Выскочив наружу, Люг едва не сбил с ног  стражника,  взмахнув  мечом,
рассек привязь и прыгнул  на  спину  неоседланного  жеребца.  Вцепившись
левой рукой в длинную гриву, сокт гикнул и  с  силой  ударил  пятками  в
крепкие бока.
   Конь закричал почти как человек, от боли и неожиданности,  но,  узнав
хозяина, обратил ярость в ярость бега, - прыгнул в темноту.
   Напрямик, через спящих  солдат,  через  пламя  угасающих  костров,  с
неистовым ржанием пронесся он по лагерю,  исчезая  раньше,  чем  смолкал
стук копыт. Оставляя позади разбуженных, всполошившихся людей,  жеребец,
как смерч, пролетел сквозь  ночь  и  был  осажен  всадником  в  шаге  от
царского шатра.
   Люг слетел на землю, еще в прыжке успев разглядеть прореху в расшитой
золотом ткани, представив  коню  свободу,  сокт  подскочил  к  часовому,
застывшему у входа в шатер, и ударил его кулаком в грудь.
   Без  звука,  как  деревянная  кукла,  воин  упал   к   ногам   вождя.
Люг-Смертный  Бой  задохнулся  от  страшного  предчувствия  и  отшвырнув
тяжелый полог, ворвался в шатер...
   ...чтобы увидеть, как падает на ковер истекающий кровью Фаргал.
   Люг прыгнул вперед, но не  успел  поддержать  царя,  и  тело  Фаргала
ударилось оземь, выбрызнув из многочисленных ран слабые струйки крови.
   Ни один лекарь уже не смог бы спасти царя. Даже его  Верховному  магу
это было не по силам: нельзя в единый миг сплести  заклинание.  Но  Люг,
жрец Яго, мог попытаться.
   Коснувшись правой рукой слипшихся волос Фаргала, сокт прошептал слово
обращения и сила Яго снизошла на него. Будущий миг,  в  котором  уже  не
было Фаргала-живого, отступил перед продлившимся Настоящим, подарив Люгу
несколько мгновений. Их хватило на одно короткое заклинание:  раны  царя
перестали кровоточить. Теперь сокту осталось лишь  собрать  воедино  всю
свою любовь к другу и отдать  ему  часть  своей  жизненной  силы.  Воин,
действительно, любил Фаргала более, чем самого себя: у него получилось!
   Силы оставили вождя соктов, он опустился  на  ковер  рядом  со  своим
другом. Глаза его заволокло туманом. Последнее, что увидел вождь:  полог
шатра откинулся, и в проеме возникла зловещая фигура с мечом  в  руке...
Вот только не было у Люга сил, чтобы поднять свой собственный  меч!  Мир
вокруг него  перевернулся,  и  сокт  повалился  на  бесчувственное  тело
Владыки Карнагрии.
 
*** 
 
   Начальник царской стражи Бехер, самый преданный и в преданности своей
- самый свирепый из  Алых  услышал  сквозь  сон  звериный  хриплый  крик
Фаргала.
   Шатер Бехера стоял в непосредственной близости от  шатра  императора.
По традиции Бехер, должен был во время похода неотлучно находиться рядом
с царем. Но  Фаргал  предпочитал  одиночество  и  сумел  убедить  своего
начальника стражи, что на земле Карнагрии тот может не оберегать его так
тщательно.
   Привстав на ложе, Бехер прислушался. Крик не повторился.  И  все-таки
Алый решил проверить. Одевшись, он вышел наружу... и не увидел  часового
перед царским шатром. Бехер обнаружил стража только оказавшись у  самого
входа. Часовой, без признаков жизни, лежал на земле.
   Выхватив меч, Бехер ринулся внутрь... и застыл в ужасе!
   Первое, что бросилось ему в глаза: чудовищная  туша  убитой  Фаргалом
твари.
   - О Ашшур! - пробормотал начальник стражи, чувствуя, как его  желудок
готов вывернуться наизнанку.
   Но когда взгляд его переместился на неподвижные тела Фаргала и  Люга,
Бехер  забыл,  что  у  него  вообще  есть  внутренности.   Инстинктивным
движением он поднес к губам свисток и  дунул  в  него,  вызывая  стражу.
Вложив в ножны меч (клинки сокта и царя, чистые,  лежали  здесь  же,  на
ковре - значит от мечей толку было немного), начальник стражи  осторожно
приблизился к лежавшим. Широкое красное пятно  расползлось  по  ковру  и
Бехер вздрогнул, нечаянно наступив на кровь Императора. Опытным взглядом
Алый сразу определил: Люг жив. А Владыка Карнагрии...  мертв!  Никто  не
может избежать смерти с такими ранами!
   Что ж, если Император мертв, умрет и Бехер.
   Вбежавшие в шатер воины замерли, увидев  своего  царя.  Они  тоже  не
усомнились, что жизнь покинула Фаргала. Бехер посмотрел на их побелевшие
лица и вспомнил, что он пока еще командир царской стражи!
   - Лекаря! - рявкнул он. - И Верховного мага! Мигом!
   Если не удастся уже спасти царя, так, быть  может,  удастся  вытащить
хотя бы сокта?
   Алый чувствовал свою вину: не Люг, а он,  Бехер,  должен  был  первым
оказаться здесь.
   Стражники втолкнули в шатер царского лекаря.  Выдернутый  из  женских
объятий в самый интересный момент, лекарь ошалело мотал  головой.  Бехер
подтолкнул его к Люгу, которого стражники аккуратно сняли с груди царя и
положили рядом.
   Бросив беглый взгляд на Фаргала (монстра  он,  к  своему  счастью  не
заметил) лекарь покачал головой, сочувственно покивал Бехеру и склонился
над соктом. Удостоверившись, что ран на нем нет, врачеватель  достал  из
сумки флакон со снадобьем и ложкой разжав губы  Люга,  влил  необходимую
порцию.
   Появился его  Мудрость  Верховный  маг  Императора  Карнагрии  Мескес
Могущественный. Этого стражники не посмели торопить, но чародей и сам не
стал медлить, услышав о случившемся.
   В отличие от лекаря, Мескес обратил внимание именно на монстра. Более
того, он, увидев останки, забыл даже о царе.
   - Ваша мудрость! - Бехер  коснулся  сухонькой  ручки  мага,  -  может
быть... Что-нибудь...
   Сознание собственной вины сделало Бехера робким.
   Это было настолько непохоже на начальника царской стражи, что  теперь
смутился сам Мескес. Несмотря на пышный титул, Мескес был  не  из  самых
сильных магов. Оно и понятно: какой властелин рискнет приблизить к  себе
человека, способного завладеть его душой?
   - Мне очень жаль, командир, - пробормотал  маг,  переводя  взгляд  на
Фаргала. - Но уже слишком... О Ашшур! Да он жив!
   Бехер, не смея поверить, уставился на тощего маленького  человечка  с
черными блестящими глазами.
   - Ты меня не обманываешь?
   - Я? Ну-ка, парень, назад! - крикнул он, ткнув пальцем  в  стражника,
слишком близко подошедшего к останкам монстра. - Нет, Бехер! Я  тебя  не
обманываю! А сейчас выстави отсюда всех, кроме лекаря!
   - Все - вон! - рявкнул начальник стражи.
   Теперь внутри  шатра  оставались  только  Бехер,  Люг,  уже  начавший
приходить в себя, лекарь и Фаргал.
   Шагнув было к  царю,  Мескес  остановился  и  покачал  головой.  Если
человек с такими ранами еще жив, то он не умрет в ближайшие пару  минут.
Из складок своей  одежды  Мескес  извлек  белую  палочку  с  серебряными
концентрическими кольцами у  обоих  концов.  Взмах  -  и  над  останками
чудовища вспыхнул желтый пламенный шар. Пробормотав заклинание,  царский
маг  коснулся  палочкой  туловища  монстра,   похожего   на   обнаженный
человеческий  мозг.  Только  не  серого,  а  самого  отвратительного  из
возможных цветов.
   Коснулся - и чудовище зашевелилось!
   Меч Бехера оказался у него в руке быстрей, чем взмах крыла  ласточки.
Но маг был спокоен.
   Чудовище  было  лишено  глаз,  ушей,  носа.  Бугристое  тело   сверху
пересекала  щель,  отдаленно  напоминающая  вагину.  Мескес  тронул   ее
палочкой и проговорил заклинание.
   Голубое пламя объяло останки монстра.  Миг  -  и  от  отвратительного
существа не осталось даже пепла.
   Это было совсем не то, чего ожидал маг, сообразил Бехер, поглядев  на
озадаченную физиономию Мескеса.
   Маг быстро оглянулся, ища оторванные конечности монстра, не обнаружил
и еще более огорчился.
   Правда, осталась скорлупа, расколотая мечом Фаргала.
   Непрерывно  бормоча,  маг  подступил  к  ней,  ощупал.  Вопреки   его
ожиданиям, чешуя не была чешуей. Такое ощущение, будто она  была  просто
нарисована на твердой поверхности. Твердой и  гладкой.  Маг  похлопывал,
постукивал, буквально обнюхивал броню, короткие когтистые лапы.  Но  все
это представляло из себя не больше, чем панцирь,  сброшенный  крабом  во
время линьки. И никаких следов волшебства. Да,  его  сотворили  какие-то
чары, но чары эти исчезли полностью.  Хотя  само  образование  осталось.
Загадка! Ни намека на ниточку, что привела бы к виновнику нападения!
   Царский маг не слишком расстроился. Он был отважен (иначе не стал  бы
чародеем),  но  сотворивший  чудовище  -  не  из  тех,  с  кем  хотелось
встретиться. Мескесу такой колдун может оказаться не по зубам.
   Маг был  настолько  поглощен  панцирем,  что  не  заметил  т