до их решения. Старшина никогда  не  забывал:  с  Фаргалом  связана
некая тайна. Следовательно, с парнишкой может случиться все, что угодно.
С другой стороны, боги должны заботиться о своих любимцах.
   - Мы остаемся, - решил старшина. -  Кадол,  через  два  часа  сменишь
брата. Ты, Большой, будешь сторожить после Кадола. Спокойной ночи.
   На следующий день труппа дала целых два представления: после  полудня
и на закате. Оба - с полным успехом. Поразмыслив,  старшина  решил,  что
можно остаться еще на один день.
   Ночь выдалась, не в  пример  прошлой,  темная  и  ветреная.  Ближе  к
полуночи начался дождь, и Кадол, которому выпала вторая стража, до этого
честно обходивший кругом лагерь, спрятался под навес, к лошадям.  Может,
и к лучшему вышло: сторож, он на виду, ему и стрела  первая  или  нож  в
спину. Кирасы да кольчуги - это  для  воинов  и  благородных.  Прочим  в
Эгерине воинское снаряжение запрещено.
   А в шатре спал старый Тарто рядом с умницей женой. Спал, напрыгавшись
да навертевшись за два представления, Бубенец. Спал неторопливый  Налус,
а вот постель Мимошки пустовала. Приглянулся  шестнадцатилетний  акробат
кому-то из горожанок. Обычное дело,
   А Фаргалу снился красивый сон. Будто стоит он на берегу большой реки,
такой широкой, что еле-еле виден противоположный, заросший лесом  берег.
Стоит и машет  рукой  перевозчику.  И  рука  у  Фаргала  -  мускулистая,
толстая, как у Большого, а на поясе у бедра настоящий меч...
   Взрезать ткань шатра умелому человеку - один взмах ножа. Три взмаха -
три дыры по два локтя длиной. Довольно, чтобы пролезть внутрь.
   Воры напали втроем, разом. Один выскочил рядом с  Налусом,  второй  -
поближе к Тарто, третий там, где громоздились мешки с  реквизитом.  Этот
третий замешкался, но оплошность его роли не  играла.  Первый,  в  одной
руке дубинка, в другой -  масляная  лампа,  не  раздумывая,  треснул  по
голове спящего Налуса, второй так же  проворно  приставил  нож  к  горлу
Тарто. Мог бы и убить, но убивать без  нужды  было  не  велено.  Третий,
перебравшись через груду мешков, бросился  к  входу  и  мигом  распустил
шнуровку. Затем  подскочил  к  проснувшемуся  Бубенцу,  схватил  его  за
волосы.
   - Не тот, - прошипел бандит с лампой.
   В шатер ввалился четвертый, наставил снаряженный лук.
   - Только кто пикнет! - шепотом предупредил он. Тарто сжал кулаки,  но
не пошевелился: сталь ножа холодила кожу на горле.
   - Бери мальчишку и сматываемся! - процедил тот что с лампой.
   Третий отбросил ничего не понявшего Бубенца, схватил за руку Фаргала,
лежавшего рядом с сыном Налуса... и вскрикнул.
   - Закрой пасть, ублюдок! - зарычал тот, что с лампой.
   - Укусил, гаденыш! - Бандит поглядел на окровавленную руку.
   Он ошибся. Это был не укус.
   Фаргал проснулся, когда ножи воров вспороли шатер.  Спросонья  он  не
сообразил, что происходит, и если бы бандит первым  схватил  его,  а  не
Бубенца, мальчик не сумел бы дать отпор. Но несколько  мгновений  решили
дело. Пара метательных ножей лежала у изголовья его постели. Так же  как
и у Большого. Воров Фаргал не испугался, а когда один из них схватил его
за руку, мальчик тут же полоснул  по  ней  ножом.  Порез  был  ничтожный
(Фаргал еще  никогда  не  использовал  нож  против  человека  и  чиркнул
неумело), но пальцы бандита тут же разжались.
   - Дай ему по башке! - прошипел тот, что с лампой. - Быстрей, урод!
   Бандит замахнулся... и захрипел. Метательный нож по рукоять вошел ему
в горло. Фаргал, с двадцати шагов вгонявший  его  в  глаз  нарисованного
кушога, не мог промахнуться с расстояния четырех локтей даже в  неверном
свете масляной лампы.
   - Быстрей, недоносок! - Тень третьего бандита падала  на  Фаграла,  и
тот, что с лампой, не видел броска. - Ухоряв, помоги ему!
   Четвертый громила опустил  лук,  шагнул  вперед...  и  его  приятель,
вернее, теперь уже труп приятеля,  повалился  прямо  на  него.  Громила,
выругавшись, оттолкнул труп, и  тот  рухнул  на  взвизгнувшего  Бубенца.
Первый вор вскинул лампу...
   Фаргал не испытывал ни страха (он вообще никогда ничего  не  боялся),
ни волнения - только холодную ярость. И никогда еще  он  не  мыслил  так
четко и ясно.
   Бросок,  миг  выбора:  в   кого   метнуть   второй   нож?..   Клинок,
приставленный к горлу Тарто (Фаргалу почему-то вспомнилась та  давнишняя
схватка с самерийцами), бросок, влажный хруст - и  пронзительный  вопль.
Метательный нож воткнулся в глаз вора.
   Тарто, горлу которого уже  не  угрожала  сталь,  вскочил  на  ноги  и
бросился на бандита с луком. А тот, сообразив, от кого  исходит  смерть,
уже целился в Фаргала.
   Он не  промахнулся  бы  с  трех  шагов,  а  Тарто  не  успел  бы  его
остановить, но Нифру подняла руку, произнесла три  слова  -  и  масляная
лампа в руке первого бандита потухла. Рука лучника  дрогнула,  и  стрела
лишь пробила стенку шатра.
   Первый  бандит,  отшвырнув  бесполезную  лампу,  вслепую   размахивал
дубинкой. Пальцы Тарто сдавили горло  стрелка,  тот  ударил  рогом  лука
старшину в живот, и руки старика разжались. Седьмой десяток все-таки.
   Но помощь уже была рядом. В шатер ворвался Кадол, сразу наткнулся  на
чужого и, захватив его шею в замок, согнул  так,  что  у  вора  затрещал
позвоночник.
   Первый бандит, сообразив, что дело  не  выгорело,  нырнул  в  дыру  и
кинулся наутек, туда, где оставались с лошадьми еще двое из шайки.
   Его-то и увидел выскочивший из шатра Большой и бросился наперерез.
   Бегать бывший солдат был не горазд. Вор оказался  намного  проворней,
но, добежав до улочки, где пара его приятелей изнывала от  беспокойства,
держа на поводу шестерых коней, бандит вдруг рассвирепел и с воплем:
   "Убью!" - ринулся на Большого.
   Два коновода, бросив лошадей, тоже схватились за кистени.
   Они не знали, с кем имеют дело.
   Отмахнувшись левой рукой от дубинки, Большой  снизу  вспорол  топором
живот бандита. Шар кистеня ударил  бывшего  солдата  по  спине,  но  тот
только крякнул, и с левой,  ударом  кулака  свалил  второго  противника.
Выдернув топор. Большой поднырнул под оружие третьего и почти без замаха
всадил топор ему в грудь. В горле у бандита булькнуло. Только три раза -
удар был смертельный.
   Большой засмеялся. Не то чтобы ему нравилось  убивать...  но  хорошая
драка согревает кровь!
   Схватив за шиворот вора, оглушенного  ударом  кулака,  бывший  солдат
поволок его к лагерю.
   А с другой стороны рынка, топоча и звеня доспехами, бежали стражники.
В Корешке они, как и во многих других местах, появлялись последними.
   Нифру присела у постели Фаргала, коснулась его гладкой щеки.
   - Как ты себя чувствуешь, малыш?
   - Хорошо-о... - Мальчик потерся лицом о ее ладонь. - Посиди со мной.
   - Посижу...  -  Фетсианка  нашла  запятье  Фаргала,  нащупала  пульс.
Сильный и ровный.
   - Спи, мой хороший,  -  проговорила  она,  прибавив  к  своим  словам
чуточку  магии.  На  всякий  случай.  Скорее  всего,  в  этом  не   было
необходимости. Скорее всего, мальчик уснул бы и без ее  помощи.  Похоже,
события этой ночи отразились на  нем  намного  меньше,  чем  можно  было
ожидать.
   Когда Фаргал уснул, Нифру покинула его и тоже легла.
   - Как он? - спросил Тарто.
   - Храбрец, - прошептала фетсианка. - Никогда бы не сказала, что  этот
малыш только что убил двух человек...
   - Двух преступников, - поправил Тарто. - Он защищал нас с тобой...
   - Все-таки это тяжелое испытание для такого  малыша...  -  прошептала
Нифру. - Самому убить человека...
   - Да, ты права, - согласился старшина. - Я впервые  убил,  когда  мне
было семнадцать. И я помню, как это было. Может, он просто не понял, что
убил? - предположил Тарто.
   - Нет, - возразила Нифру. - Он понял. Но это не затронуло его души.
   - Да-а... - протянул старшина. - Он - необычный малый, наш Фаргал. Не
знаю, хорошо ли это?
   Нифру молчала. Ей нечего было сказать...
 
Глава восьмая 
 
   Справедливости цирковые так и не добились. Пойманные воры, сообразив,
что за них самих никто  не  заступится,  дружно  указали  на  того,  кто
заказал похищение.  Но  судья  и  слушать  их  не  стал.  С  невероятной
поспешностью обоих повесили.  Сострадательные  люди  посоветовали  Тарто
поскорее убраться из города.
   Пока были живы воры, оставалась возможность поискать справедливости у
Владыки, но теперь жаловаться стало бессмысленно.
   Тарто  велел  собираться.  В  конце  концов,  никто  из  цирковых  не
пострадал, а делать им в Корешке больше нечего.
   Начало следующего дня Фаргал встретил на пути к  морю,  а  еще  через
шесть дней труппа разбила лагерь на высоком обрыве над Колыбелью Солнца,
как называли в Эгерине океан, обнимающий землю Ашшура с востока.
   - А что там дальше, на восходе? -  спросил  Фаргал,  глядя  на  синюю
равнину, всхолмленную резким северным ветром. Эгеринский трехмачтовик  с
туго натянутыми ветром парусами спешил домой и шел так близко от берега,
что можно было  разглядеть  черные  буковки  имени  на  темно-коричневой
обшивке.
   Парусник назывался "Удачливый".
   - Никто не знает.
   Пальцы Нифру ловко сортировали розовый жемчуг,  две  горсти  которого
Тарто купил неделю назад. Через месяц эти жемчужины украсят кожаный пояс
Кадола.
   - Даже владеющие магическим зрением бессильны заглянуть за край моря,
- сказала женщина.
   - А у моря есть край?
   - Наверное. У меня на родине говорят,  что  край  у  моря  твердый  и
опирается на боевой щит Ашшура.
   - А на что опирается сам щит?
   - Ни на что. Это же щит бога. Фаргал нахмурил брови, соображая.
   - А какой он, Ашшур? - спросил мальчик.
   Фетсианка оторвала взгляд от жемчуга, посмотрела на Фаргала:
   - Никто из смертных не видел Верховного бога, - сказала она.  -  Даже
своим жрецам он никогда не является воочию.
   Жемчужины снова заскользили между смуглыми пальцами.
   - А другие боги? - спросил Фаргал.
   - Одного я видела.
   Глаза мальчика округлились:
   - Честно?
   - Слово! - Нифру приложила руку к сердцу.
   - И как?
   - Так себе! - Женщина  засмеялась.  -  Толстый,  и  нос  как  клубень
батата. Это фетский бог, - пояснила она. -  Император  Фетиса.  Севернее
гор Яго никто не верит в его божественность. А  вот  божественность  Яго
признают даже дикие варвары кансу. Они даже делают его личины!
   Нифру снова засмеялась.
   - Почему ты смеешься? - удивился Фаргал.
   - В Фетисе любой мальчишка знает: у Яго нет лица.
   - Как это?
   - У него вообще нет тела и облика. Яго - во всем.
   Фаргал мигнул. Это было слишком сложно для его ума. Нифру сжалилась.
   - Когда-то, - сказала она, - у Ашшура был сын.
   Ашшур подарил ему наш мир, очистив его от старых  богов.  И  сын  его
правил Четырьмя Империями тысячу тысяч лет. Так говорят. И были  у  сына
Ашшура две жены-богини, Всадница Ирзаи и Прекрасная Таймат. И обе любили
мужа, как умеют любить только богини. И любовь их оказалась так  велика,
что сын Ашшура был разорван ею пополам. Хоть тоже  был  богом.  -  Нифру
лукаво улыбнулась. - А поскольку он был богом, - продолжала рассказчица,
- то каждая половинка тоже стала богом.  Одну  из  них  нарекли  Яго,  а
другую - Аш.
   Нифру поглядывала на Фаргала, слушавшего  ее  с  приоткрытым  ртом  и
блестящими глазами, и вспоминала,  как  ей  самой,  пятилетней  девочке,
рассказывали сказку о разорванном боге. О том,  что  это  сказка,  Нифру
узнала, когда уронила первую кровь. А спустя три года маг Хестис  открыл
ей истину: детская сказка о Таймат,  Ирзаи  и  разорванном  сыне  Аша  -
правда. Но такая правда, которую, верно, не постичь  человеческому  уму.
Даже уму мага.
 
*** 
 
   - Ха!
   Деревянный меч Фаргала стукнул о бамбуковый щиток на  ноге  Большого,
слишком высоко поднявшего щит.
   - Я достал тебя, достал! - радостно завопил мальчик.
   И тут же, охнув, согнулся пополам. Меч наставника ткнул его в  живот,
оставив вмятину на коже куртки.
   - Нечестно! - отдышавшись, возмутился Фаргал. - Я тебя ранил!
   - Но не убил, -  невозмутимо  парировал  бывший  солдат.  -  Всего-то
какая-то дырка в ноге. А ты уже труп. - Ах так!
   Фаргал взмахнул мечом, но Большой ловко подставил щит и ногой  пихнул
мальчика  в  колено.  Тот  растянулся  на  траве,  и  деревянный  клинок
наставника коснулся его шеи.
   - Еще один труп, - констатировал Большой. - Четвертый сегодня, да?
   - Пятый, - мрачно поправил Фаргал и отпихнул меч Большого.
   - Вот это будет воин, - сказал Мимошка Бубенцу. - Не то что ты!
   - Если бы  дядька  возился  со  мной  столько,  сколько  с  ним...  -
пробормотал Бубенец. Но вспомнив, что  Фаргал  его  друг,  а  завидовать
стыдно, добавил; - Дед же говорит, что он -  Дар  Ашшура?  Если  б  меня
сделал бог, я бы тоже...
   - Я думаю, его делали так же, как и  тебя!  -  Мимошка  засмеялся.  -
Просто ты, братишка, немного трусоват.
   - А ты дурак! - обиделся Бубенец.
   - Прекрати, Пушинка, - сказал Тарто четырехлетней внучке,  пытавшейся
вскарабкаться по его сливе.
   - А ты дай мне барабан! - потребовала Пушинка. - А то буду  залазить,
пока не дашь!
   - А по попке? - спросила Нифру.
   - А вот и нет!
   Девчушка отпрыгнула назад, уперла кулачки в  бока  и  показала  Нифру
язык.
   - Ага, кто  бабушку  дразнит?  -  подошедший  сзади  Кадол  подхватил
Пушинку под мышку, шлепнул и опустил на землю.
   Девочка фыркнула, одернула тунику и с интонацией Мили заявила:
   - А тебя не спрашивают!
   - Кыш! - сказал Кадол. - Вон мать идет!
   - Где? - испуганно спросила Пушинка. И, не обнаружив  Мили,  радостно
запищала:
   - Соврал, соврал!
   - Как сходили? - спросил Тарто сына.
   - Не сошлись. Корабельщик просит три золотых за каждый день.
   - Ну и ладно, поедем по суше, не расстраивайся, - сказал старшина.
   Кадол сел рядом с матерью (Нифру ласково потрепала его  по  затылку),
вынул кошель и передал его Тарто.
   - Что слышно с юга? - спросила Нифру.
   - Да ничего. Войны нет. Купцы торгуют,  пираты  их  грабят,  а  сокты
грабят пиратов. Вот и все новости. Да, еще жрецы Таймат объявили  третий
день месяца Обновления большим праздником богини. Работать  запрещается,
воевать - тоже. Мир и любовь,  одним  словом.  Император  должен  издать
соответствующий указ.
   - Ну, месяц Обновления еще не  скоро,  -  заметил  Тарто.  -  К  тому
времени мы будем далеко.
   - В Верталн? - равнодушно спросил Кадол.
   - В Верталн. Пора показать Фаргалу столицу.
 
*** 
 
   Верталн, первый город империи Эгерин, не так уж  велик  в  сравнении,
скажем, с Великондаром <Великондар - столица Карнагрии.>  или  Кандиуром
<Кандиур - столица  Самери.  >.  И  сравнительно  молод  -  каких-нибудь
полторы тысячи лет. Расположенный на  северном  берегу  реки  с  тем  же
названием, Верталн в последние столетия так  густо  оброс  предместьями,
что подножие его стены можно было увидеть  только  со  стороны  реки,  а
городки и селения лепились друг к другу так плотно,  что  не  оставалось
места  для  полей:  одни  огороды  и  маленькие  садики.  Зато   десятки
оросительных каналов избороздили землю, сотни дорог  и  дорожек  паучьей
сетью разбежались во все стороны от столицы. Впрочем,  главных  дорог  -
только четыре. Две уходили на север, третья пролегла в сторону моря,  по
левому берегу реки,  четвертая  -  на  запад.  Милях  в  десяти  от  нее
ответвлялся южный тракт, ведший к  мосту  через  Верталн,  и  дальше,  к
большому приморскому городу Буэгри. Западная же ветвь  прорезала  густые
кедровые  леса  предгорий  и  заканчивалась   на   печально   знаменитых
серебряных рудниках.
   Фургоны цирковых (теперь их стало три), переправившись через  Верталн
по каменному мосту (самому большому в Эгерине),  свернули  на  восток  и
покатились к  столице  вдоль  левого  берега  реки.  По  правую  руку  -
возделанные земли, по левую - пологий речной берег.  Рыбачьи  хижины  на
черных  от  ила  сваях;  бесконечные  сети,  развешанные   на   столбах;
ребятишки, плещущиеся на мелководье. Неистребимый запах рыбы - справа, и
аромат цветущих садов - слева. А сзади и спереди - пыльная дорога, и  по
ней, нескончаемым потоком - телеги, повозки,  всадники;  стада  коров  и
отары овец, которых гонят на убой, чтобы накормить эгеринскую столицу.
   Фаргалу было весело. Он одинаково широко раскрытыми глазами взирал  и
на рослых воинов Императора, ударами хлыстов расчищавших  дорогу,  и  на
тощего деда-пастуха, с  помощью  трех  страхолюдных  псов  ухитрявшегося
направлять гурт жалобно блеющих овец в нужную сторону.  Вон  благородный
едет на кауром жеребце в окружении слуг.  Тощий  и  важный  жрец  Аша  с
громовой стрелой на остроконечной шапке вышагивает,  помахивая  посохом.
Безногий нищий копошится в дорожной пыли прямо под копытами лошадей.
   - Дед, - спрашивает Фаргал,  -  здесь  столько  зрителей,  почему  мы
шатаемся по волчьим углам?
   - Приедем в столицу - сам поймешь, - усмехается старшина.
   Он тоже любит  большие  столичные  дороги,  скрип  десятков  тележных
колес, ругань погонщиков и мычание понукаемых волов. Но еще больше Тарто
любит новые земли и особенно места, куда не доберется ни  один  бродячий
цирк. Любит не потому, что там щедро платят. Вернее, не только поэтому.
   - Смотри, - говорит он названому внуку. - Это Верталн.
   Фаргал вскакивает, прикрывает глаза ладонью козырьком  от  солнца.  И
верно, милях в десяти впереди - какие-то башни.
   -  Куда  прешь,  кривая  спина!  -  звонко  кричит  кому-то  Бубенец,
обосновавшийся в последнем фургоне. И после паузы, видимо,  в  ответ  на
реплику "кривой спины":
   - Отец твой ворует рыбьи хвосты! Жена его - шлюха, а ее вонючий...
   Слышится бас Большого, Бубенец замолкает, а  Фаргала  мучит  зависть:
его язык подвешен далеко не так хорошо, как у приятеля.
   Западные ворота Вертална, тридцать шагов от одной сторожевой башни до
другой, - распахнуты во всю ширь. И все  равно  плотно  сбившаяся  масса
желающих въехать в столицу заняла без  малого  четверть  мили.  Цирковые
фургоны движутся со  скоростью  улитки,  правая  упряжная  нервничает  и
пытается дотянуться зубами до ноги погонщика  на  соседнем  возу.  Гвалт
стоит неимоверный, но Тарто совершенно невозмутимо  восседает  на  своем
месте, а Фаргал, взобравшись на верх фургона, глазеет  на  толчею  перед
воротами,  где  по  меньшей  мере  дюжина  стражников   и   столько   же
чиновников-сборщиков суетится вокруг фургонов и телег, взимая  деньги  и
выглядывая подозрительные физиономии. Здесь только въезжают  -  желающие
покинуть столицу могут сделать это через любые из двух северных ворот.
   Сразу  же  за  привратными  башнями   поднималась   сплошная   стена,
превращавшая въезд в Верталн в подобие тупика. Тем не менее  заплатившие
въездную пошлину и оказавшиеся внутри куда-то девались. В чем тут фокус,
Фаргал узнал, когда цирковые фургоны наконец миновали ворота и двинулись
вслед за груженной овощами  арбой  налево,  в  узкую  щель  между  двумя
крепостными стенами.
   - Это зачем? - спросил Фаргал старшину.
   Тарто щелкнул кнутом над головами  лошадей,  чтоб  пошевеливались,  и
неторопливо пояснил:
   - Предположим, ты враг. Предположим, ты разбил ворота. А дальше  что?
Войдут твои солдаты в этот коридор, а на  головы  им  с  двух  сторон  -
кипящее маслице. А из привратных башен - баллисты и лучники. Это, малыш,
военная ловушка.  Будешь  когда-нибудь  водить  войско,  держи  ушки  на
макушке.
   - Я запомню,  -  деловито  сказал  мальчик.  -  А  какие  еще  бывают
ловушки?
   - Это ты у Большого спроси, - уклонился старшина. - Он у нас  солдат,
а я так, понемножку.
   - Врешь ты, дед! - засмеялся Фаргал. - Нифру рассказывала...
   - Вот пусть она и рассказывает. - Тарто прищурил единственный глаз  и
насмешливо поглядел на внука. - Ты лучше не болтай, а смотри!
   Защитная петля кончилась, и фургон выкатился  на  вымощенную  крупным
булыжником площадь.  Половину  ее  занимал  рынок,  к  которому  тут  же
свернула ехавшая впереди арба, а за второй, открытой, во