а вспомнил об Ирдик: и понял, что ему есть за что драться!  Тварь
доберется до девушки не раньше, чем он будет мертв! А если  Кэру,  ценой
собственной жизни, удастся искалечить чудовище - не доберется никогда!
   Мышцы Кэра напряглись, рот оскалился: сын клана Мечей - не добыча!
   - Беги! - бросил он, не оборачиваясь и отпуская руку Ирдик.
   Тварь раскрыла пасть.
   Кэр ждал, когда раздастся стук  сандалий  убегающей  девушки.  Но  не
дождался. Вместо этого сын вождя ощутил, как девушка вложила ему в  руку
что-то твердое и гладкое. Кэр сжал пальцы: рукоять ножа!
   Крохотный изогнутый кинжальчик с лезвием,  не  длиннее  указательного
пальца. Короче когтей чудовища. Но все-таки  оружие!  У  Кэра  появилась
надежда.
   В этот миг отношение его к Ирдик  переменилось:  она  перестала  быть
только женщиной для любви, теперь она была - другом. Больше, чем другом.
Сам Кэр вряд ли способен был расстаться  с  единственным  оружием  перед
лицом явной опасности.
   Выставив вперед руку с ножом, сын вождя выжидал.
   Может, чудовище  окажется  неповоротливым?  Или  решит,  что  люди  -
неподходящая добыча?
   Тварь оказалась быстрой, как молния.  Кэр  взмахнул  ножом  -  острое
изогнутое лезвие распороло светящуюся шкуру не глубже,  чем  на  толщину
пальца. И когтистые лапы сомкнулись вокруг его шеи раньше, чем Кэр успел
отскочить...
   Сын вождя остался жив. Искривленные когти едва укололи кожу на горле.
   Чудовище  издало  странный  звук  и  отскочило   еще   быстрей,   чем
набросилось.  Чудовищная  пасть  захлопнулась.  Так  ведет   себя   пес,
ненароком зацепивший скорпиона.
   Кэр посмотрел на короткий темный  след,  оставленный  ножом  на  боку
чудища. Невозможно, чтобы эта царапина могла остановить монстра!
   Юноша не спускал глаз с твари. Он еще чувствовал кожей  прикосновение
острых когтей. И зловонный запах из клыкастой пасти.
   Кэр шагнул назад. Сердце его оглушительно стучало  в  груди.  Пальцы,
сжимавшие рукоять ножа, побелели.
   С чудовищем что-то происходило.
   Кэр услышал странный треск-скрежет, будто десяток черепах сталкивался
и терся панцирями.
   Чудовище изменялось.
   Широкая выступающая  вперед  морда  стягивалась,  верхние  конечности
сокращались, страшные когти исчезали в удлиняющихся пальцах.
   Прошло не больше минуты, и перед ними,  вместо  ужасной  твари  стоял
довольно красивый мужчина с гладкой круглой головой.  Но  кожа  на  этой
голове,  равно  как  и  на  всем  теле  была  по-прежнему  разделена  на
светящиеся шестиугольники. А на правой стороне груди пульсировал  светом
символ Змеебога.
   У Кэра начисто пропало желание сопротивляться. Перед  ним  был  слуга
Мудрого Аша. Юноша достаточно слышал о них, чтобы  надеяться  на  успех.
Его крохотный нож - против перевоплощающегося колдуна?
   Но Кэр лелеял надежду, что жрец-оборотень не тронет сына клана Мечей.
Старшие не раз поговаривали о том, что прежде, когда Змей  был  сильней,
его символ красовался на тотеме клана. Сейчас его больше не чеканили  на
мечах воинов. Но горы Аша оставались горами Аша  и  старейшины  рода  не
забывали Мудрого. Не потому ли чудовищное существо пощадило Кэра?
   Оборотень сделал короткий жест: следуйте за мной!
   И двинулся вперед, не оглядываясь.
   Ирдик уперлась: она не хотела идти!
   - Он мог убить меня, - напомнил Кэр. - Но не убил!.. Не бойся!
   Кэр ласково погладил девушку по щеке.
   - Даже, если он ведет нас в свое логово, что мы можем сделать?
   - Поклянись! - дрожащим голосом потребовала Ирдик. -  Поклянись,  что
убьешь меня собственной рукой! У тебя мой нож. Я не хочу умереть в лапах
подобной твари! Она пожрет мою душу!
   - Я клянусь покровителями своей души! -  произнес  Кэр.  -  А  теперь
идем!
   Светящаяся спина маячила уже в полусотне шагов.  Пока  они  говорили,
зеленое пятно и вовсе скрылось за поворотом.
   Им пришлось поспешить, чтобы не потерять оборотня в лабиринте.
   Служитель Аша шел быстро, уверенно, без колебаний выбирал нужный ход,
ни на миг не останавливался на развилках. Теперь Кэр мог сполна  оценить
сложную систему коридоров: здесь можно было блуждать неделю,  месяц,  но
так и не найти выхода.
   Внезапно оборотень остановился.
   Они находились в прямом отрезке  коридора,  без  боковых  ходов,  без
всяких признаков, способных объяснить, почему слуга Змеебога выбрал  это
место. Прямоугольный тоннель, освещенный зеленоватым  светом,  исходящим
от кожи оборотня, тонул во тьме двадцатью шагами впереди.
   Оборотень коснулся рукой кладки.
   Раздался скрип и часть стены сдвинулась, открыв проход  чуть  пошире,
чем плечи Кэра. Юноше показалось: оттуда брезжит слабый свет.
   Оборотень указал рукой: тебе сюда!
   Кэр насторожился. Конечно, ему  не  справиться  с  оборотнем,  но  он
должен выполнить клятву.
   Юноша покачал головой.
   Проход начал закрываться и оборотень снова тронул рукой тайный рычаг.
А затем отошел в сторону на несколько шагов.
   Кэр заглянул в отверстие... и узнал коридор, по которому  шли  они  с
матерью Ирдик. Самое начало его.
   Сын вождя мигом вытолкнул девушку наружу, проскользнул сам... и плита
встала на место, едва не раздавив Кэра.
   Оборотень остался с той стороны.
   Молодые  люди,  не  раздумывая,  со  всех  ног  бросились  в  сторону
пиршественного  зала.  Через  минуту  они  выскочили   из   коридора   и
остановились, переводя дух.
   Зал Празднования опустел. Лишь  несколько  человек,  слишком  пьяных,
чтобы куда-то идти,  остались  за  столами.  Один  поднял  голову,  тупо
посмотрел на парочку в разорванной одежде, в пыли, с ошалелыми глазами.
   - Здоров! - пробормотал пьяный и уронил голову в винную лужу.
   Ирдик уткнулась лицом в грудь Кэра и зарыдала.
 
Глава двадцатая 
 
   - Фейерверк - единственное на празднике Игр, что не вызывает  у  меня
отвращения!
   Фаргал глядел на ночное небо, расцвеченное магическим пламенем.
   Царь и  его  друг,  посол  Священных  островов  Кен-Гизар  стояли  на
просторном балконе, над которым загорались, смешивались и гасли  фонтаны
магических огней. Отсветы их играли на лице Фаргала, на  его  обнаженной
груди, которую пересекала  проложенная  шелком  перевязь  меча.  Макушка
Кен-Гизара,  полагавшего  себя  высоким,  едва   достигала   драгоценной
заколки, скреплявшей густые черные волосы царя  пониже  затылка.  Фаргал
смотрел на фейерверк, а Кен-Гизар смотрел  на  Фаргала,  в  который  раз
восхищаясь его  мощными,  перевитыми  жилами  мускулами  и  великолепным
сложением, вызывавшем ощущение не тяжкой силы, а, наоборот, непостижимой
легкости. Казалось, из широченных плеч царя-воина выметнутся  крылья.  И
он, так похожий на  огромную  хищную  птицу,  взмоет  в  черное  небо  и
окунется в водопады волшебного огня.
   Фаргалу было без малого пятьдесят, но выглядел он не старше тридцати.
И вряд ли  нашелся  бы  в  Карнагрии  боец,  способный  одолеть  царя  в
поединке. Даже сам  Кен-Гизар,  лет  тридцать  назад  -  непревзойденный
фехтовальщик, в свои лучшие годы не  продержался  бы  против  Фаргала  и
минуты.  Теперь  же,  когда  послу  Священных  островов  перевалило   за
шестьдесят, а  его  большое  грузное  тело  уставало  даже  от  получаса
обязательных утренних  упражнений,  сокту  оставалось  только  с  легкой
завистью любоваться повелителем Карнагрии. Пусть  и  Кен-Гизар  выглядел
лет  на  двадцать  моложе  собственных  лет,  пусть  ум  его  был  много
искушенней, чем у царя, пусть даже  сам  Яго  отметил  Кен-Гизара  своим
вниманием, но никогда уже сокт не ощутит упругой молодой силы в мышцах и
той особой легкости, когда по утрам избыток жизни заставляет спрыгнуть с
ложа навстречу новому дню. Разве что Яго  пожелает  вновь  даровать  ему
юность!
   Мысль об этом утешила Кен-Гизара и  он  вспомнил  о  том,  ради  чего
пришел  к  царю.  Но  действовать  следовало   осторожно.   Склонный   к
решительным действиям император Карнагрии требовал особого подхода.
   - У меня для тебя подарок, царь. Пойдем.
   Они  покинули  балкон  и  вернулись  в  теплый   свет   Малого   зала
Развлечений.
   Тихая струнная музыка, которую так любил Фаргал,  наполняла  пахнущий
цветами воздух. Музыка приходила издалека по хитроумным звуковым  ходам,
придуманным искусниками  прежних  императоров.  Изобретение,  необычайно
приятное для нынешнего Владыки, не любившего, когда поблизости находится
много людей: будь то музыканты или же шестеро постельничих, по  традиции
положенных императору Карнагрии.
   Кен-Гизар развязал сумку и вынул из нее  длинный  сверток.  Освободив
завернутый предмет от холста,  он  сам  еще  раз  полюбовался  тонкостью
старинной работы и только после этого, вернувшись  на  балкон,  протянул
подарок царю.
   Это был кинжал.
   Фаргал принял оружие и поднес его поближе к горящему факелу.  Отсветы
огня тускло блеснули на  старой  темной  бронзе,  покрывавшей  ножны,  и
вспыхнули, ожив, на самоцветах рукояти.
   Царь медленно вытянул кинжал из ножен.  Клинок  был  немного  длиннее
ладони, с двойным изгибом волной и острым,  загнутым  вбок  жалом.  Царь
коснулся большим пальцем лезвия и оно  легко  разрезало  кожу.  Капелька
крови окрасила клинок, казавшийся розоватым в свете факела.  Поверхность
металла напоминала покрытый лаком срез  старого  дерева.  Приглядевшись,
Фаргал заметил на одной из  сторон  нанесенный  легкими  синими  линиями
рисунок: изготовившийся к броску  змей  с  широкой  трехглазой  головой.
Клеймо Аша! Хвост змея  оплетал  начало  клинка,  становясь  выпуклым  и
образуя гарду. Выпущенный раздвоенный язычок плясал на изогнутом острие.
   Фаргал вопросительно взглянул на сокта.
   - Из даров Самери, - пояснил посланник Священных островов. -  Чары  с
него сняты, но и без чар он хорош, не правда ли?
   - Хорош, - согласился царь, убирая клинок в ножны,  на  которых  тоже
был вычеканен знак Аша.
   - Причудливы пути Судьбы!  -  задумчиво  произнес  Кен-Гизар.  -  Наш
вечный соперник приносит нам в дар самое себя! "Как дар врага,  пропитан
ядом Жизни хлыст!" Так, кажется, у твоего Сурнаш-Гина?
   Фаргал покачал головой:
 
   - Как дар врага, отравлен Жизни Хлыст!
   А смерти путь всегда прямей и уже,
   Чем тропка бегства. Позже, обнаружив,
   Что ты - всего лишь сбитый ветром лист, -
   Перевернешься к собственной спине,
   Чтоб посмотреть в затылочную ямку
   Без зеркала...
 
   - ...А путь у Смерти прям, как
   Крюк молнии. Намек о том, что не
   Счастливейшим - Ашшурова земля,
   Там, за хребтом, а всадникам азартным, -
 
   подхватил сокт. -
 
   И только ощутив под сердцем жар, ты
   Способен встать над ростром корабля
   И в крохотную щелку кулака
   Разглядывать летящую химеру
   До той поры, покуда запах серы
   Не отзовется пламенем в висках
   И содроганьем собственной спины,
   Проросшей серебристо-черным мехом.
   И кажется ненужностью, помехой
   Зов той, чей плач - не более, чем эхо.
   И дым забвенья кажется родным...
 
   - Но женщина с ребенком на руках, -
 
   продолжил Фаргал, -
 
   Легко ступая смуглыми ногами,
   Идет через удушливое пламя
   По зыбкой ряби красного песка
   К изъеденной заклятьями стене,
   Едва заметно шевелит губами -
   И камень исчезает: перед ней
   Распахнутый и освещенный вход.
   Поторопись! Сейчас она войдет
   И дверь закроется!...
 
   Загнанная  вглубь  боль  шевельнулась  под  сердцем  Фаргала,  но  он
привычным усилием затворил врата памяти.
   - Мне показалось, или ты и впрямь назвал  Аша  -  врагом?  -  спросил
царь.
   - Не врагом, и не - Аша! - отозвался  Кен-Гизар.  -  Я  имел  в  виду
Самери. Но, подумай, о царь, разве враг иной раз не важней друга?
   - Не для меня! - отрезал Фаргал.
   "Слова не воина и не государя, - подумал сокт, бросив на царя  теплый
взгляд. - Слова человека!" - Я заметил: в столице на улицах вдвое больше
стражников, чем обычно! - сказал он. - Игры?
   -  Нет!  Я  внял  предупреждению  Люга!  Вождь   сказал:   поблизости
зашевелилось Зло! Тебе же сие ведомо!
   - Да. Но с этим Злом вряд ли справятся стражники! -  покачал  головой
Кен-Гизар.
   "Он как зверь - чует опасность!" - подумал сокт.
   - А кто справится? -  царь  повернулся  к  посланнику  и  его  голова
показалась  Кен-Гизару  охваченной  пламенем  на  фоне  горящего  позади
факела.
   - Пока не знаю,  -  отозвался  Кен-Гизар.  -  На  границах  Карнагрии
по-прежнему спокойно, насколько мне известно?
   - Спокойствие нельзя назвать полным! - возразил Фаргал.
   - Райно?
   - Да. Мой капитан отправится туда сразу же по окончании Игр! И только
Ашшуру ведомо, каким будет следующий год! <Завершение года  в  Карнагрии
совпадает со сбором третьего урожая, который и  отмечается  трехдневными
Играми.> Не хочешь подняться наверх и спросил у Него?
   - Не выйдет! - улыбаясь царской шутке, ответил сокт. - Даже  магу  не
под силу взойти на Великие хребты гор Ашшура  и  поглядеть  на  Небесную
страну! Ключи, из коих  питается  мощь  волшебства,  иссякают  вместе  с
воздухом раньше, чем дерзкий одолеет и треть пути!
   - Так может и нет ее, Небесной страны? - предположил Фаргал.
   -  Может  и  нет,  -  отозвался  посланник  соктов.  -  Но  поскольку
существует страна Мертвых там, за пустынями Юга, то почему бы не быть  и
Небесной стране там, за Великой Стеной Ашшуровых гор? Во  всяком  случае
мне хотелось бы полагать, что она - есть!
   - А чему учит Яго?
   - Яго? Нашего бога интересуют только зримые вещи. С тех пор,  как  он
сам стал незримым. Помнишь, как сказано: Единый был  сыном  Ашшура.  Но,
распавшись, потерял себя и перестал  быть  тем,  что  есть.  Вот  почему
Ашшуру нет дела ни до Империй ни до всей земли, что носит его имя. Может
это и к лучшему!
   - Насколько же это - истина? - спросил Фаргал.
   - Так говорят мифы!
   "А большего тебе, мой царственный друг, увы, знать  не  положено!"  -
подумал сокт.
   - Тайное  всегда  сопутствует  явному!  -  сказал  он  вслух.  -  Как
великолепию залов твоего дворца - тайные ходы лабиринта за  их  стенами.
Но ты ведь не будешь замуровывать их, верно?
   - Нет, - покачал головой Фаргал. - Хотя стоило бы это сделать!
   Он рассеянно повертел в руках кинжал.
   - Я скучаю! - пожаловался царь. - Я всегда скучаю в дни Игр! А  когда
я скучаю, мне кажется, что лучше быть капитаном на горной  заставе  или,
еще лучше, разбойником, за которым  охотится  капитан,  чем  Императором
Карнагрии!
   - Как знать, - осторожно произнес Кен-Гизар. - Не предпочтешь  ли  ты
иную судьбу по другой причине!
   Фаргал перевел взгляд с кинжала на лицо сокта.
   - Недавно, - сказал Кен-Гизар. - Я говорил с твоим  Верховным  магом,
Мескесом. О будущем.
   - И что же?
   - Твой Верховный маг  весьма  озабочен  будущим.  В  основном,  своим
собственным будущим. Но тревоги  Верховного  мага  всегда  оборачиваются
осложнениями для Верховного Владыки! Особенно когда есть  основания  для
тревог! Боюсь, государь, твоей скуке уже пришел конец!
   - Надеюсь, что так! - откликнулся Фаргал. - Не люблю чувствовать себя
ненужным!
   - Царь, - рука сокта коснулась бронзового плеча Фаргала. - Твоя  тень
там, в магическом мире, раздвоилась!
   - Что это значит? - глаза царя сузились.
   - Это значит, - как можно более мягким, успокаивающим голосом пояснил
посланник, - что злое чародейство проникло в корень твоей судьбы!  Некто
очень сильный охотится за твоей душой, о царь!
   - Моей душой?
   Лоб Фаргала на несколько мгновений прорезали вертикальные морщины, но
потом чело царя разгладилось, а челюсти  сжались.  Ладонь  царя  накрыла
руку Кен-Гизара.
   - Моя душа,  -  еще  мягче,  чем  сокт,  произнес  Фаргал,  -  крепко
привязана к телу. А до моего тела не так-то просто добраться  ни  чарам,
ни железу! Спасибо, друг мой! Я буду осторожен, насколько смогу!
   "Вот именно, - подумал посланник, - насколько сможешь! А ведь если  с
тобой что-то случится, это будет горем и для моей и для  твоей  страны!"
Кен-Гизар даже в мыслях не смел  признаться,  что  жизнь  его  опустеет,
потеряй он Фаргала!
   Пламя фейерверка угасло и только тогда стало заметно,  что  небо  над
Великондаром посветлело. Близилось утро.
 
Глава двадцать первая 
 
   - Бос! Подойди ко мне! - позвал Хар-Руд.
   Длиннорукий гладиатор сделал Кэру знак и тот опустил деревянный меч.
   - Вышка!  Поди  сюда!  -  крикнул  Бос.  И,  показав  подошедшему  на
самерийца:
   - Поработай с ним!
   Вышка кивнул, встал в позицию.
   Бос подошел к своему начальнику.
   - Как дела у малыша? - спросил Хар-Руд.
   - Неплохо. Но если ты хочешь знать мое мнение о его шансах на  Арене,
- они невелики! Тем более - против Устула.  Парнишка  неопытен,  а  сокт
хитер, как демон! Он даже меня мог бы подловить!
   - Не думаю, что он будет слишком изощряться с каким-то учеником!
   - Вот разве что! Парень ведь и меча настоящего в руках еще не держал!
   - Разве?
   - Ну, если не считать клинка Ордаша! - Бос усмехнулся. -  Ты  мог  бы
просто вздрючить всех троих!
   - Мог бы. Но насчет меча ты не прав! Чем,  по  твоему,  он  прикончил
стражника? Пальцем?
   Бос промолчал. Но всем своим видом выражал неодобрение.
   - Я знаю, что делаю! - резко сказал Хар-Руд.  -  Надо  подобрать  ему
кличку! Что-нибудь крутое!
   - Некоторое  время  оба  наблюдали,  как  молодой  самериец  и  Вышка
обмениваются ударами. Доспехи Вышки звенели чаще, чем шлем  и  нагрудник
Кэра.
   - Быстрый, - сказал Бос. - Молния?
   - Молния - чересчур!
   - Он бьет с места, как кобра.
   - Кобра...
   Хар-Руд подвигал челюстями, будто пробовал слово на вкус.
   - Нет, не кобра - змея! Змея!
   - Что-то есть, - согласился Бос. - Хотя лицом-то он скорее  на  птицу
похож...
   - Решено! - подытожил Хар-Руд. - А клиночек я для  него  припас!  Эй,
раб!
   Слуга, стоявший позади со свертком в руках, приблизился.
   - Разверни! - велел Хар-Руд и, Босу, - Попробуй!
   Гладиатор вынул из ножен узкий меч.
   Длиною оружие было около двух локтей, а шириной  -  от  трех  до!двух
пальцев:  к  острию  клинок  слегка  сужался.  Гарда   плоская,   формой
имитирующая бабочку.
   Бос попробовал баланс, проверил гибкость и сделал три быстрых  выпада
в разные стороны.
   - Коротковат. Для меня, - сказал он, поглаживая полированный  металл.
- Но пареньку - в самый раз!
   - Значит, одобряешь?
   - Да. Если малыш успеет овладеть этим красавцем  за  два  дня,  я  не
поставлю на Устула!
   Хар-Руд самодовольно улыбнулся.
   - Но на парнишку я тоже не поставлю! - разочаровал его Бос.
   - Твое дело - подготовить его! - проворчал Хар-Руд. - Забирай  меч  и
приступайте! Я велю освободить для вас всю полосу "живых" мишеней!
   Бос кивнул и, встряхивая клинком, пошел к своему подопечному.
 
*** 
 
   Мать и дочь Шера возвращались домой. Утро  давно  миновало  и  сквозь
шелковые шторы паланкина просвечивало белое дневное солнце.
   Обе,  откинувшись  на  мягкие  подушки,   потягивали   из   тростинок
охлажденный сок. Рабыня, сидевшая  напротив,  ленясь,  редко  взмахивала
опахалом из укороченных павлиньих перьев.
   Ветерок шевелил пшеничного цвета волосы  Ирдик  и  каштановые  локоны
Вардали, овевал их обнаженные груди, утомленные лица.
   - Хорошо  повеселилась,  девочка?  -  спросила  Вардали  Шера  слегка
охрипшим голосом.
   Дочь не ответила.
   Вардали  приоткрыла  зеленый  глаз.  Сквозь  застывшее  на  ее   лице
выражение сытости проступил интерес.
   Бурно проведенная ночь не оставила следов на ее теле. Если не считать
пары синяков и глубокого довольства.
   А  вот  Ирдик  выглядела  не  блестяще.  Лицо  ее  осунулось,  мягкие
шелковистые волосы посерели от пыли, спутались, под  глаза  легли  синие
тени.
   Вардали взяла руку дочери, нежную ручку урожденной  Шера,  с  тонкими
пальчиками и узкой мягкой ладошкой. Сейчас  гладкую  кожу  ее  покрывали
ссадины, ухоженные ногти - обломаны, пурпурный лак местами сошел. Немало
понадобиться времени и стараний опытных рабов, пока  эта  ручка  обретет
прежнюю красоту