ни разу этого не делал. Он слишком дорожил магической
властью, неразрывно связанной с человеческим обликом.
   - Выходит, ты ошибся, господин, - осторожно произнес Карашшер.
   - Нет. - Сознание жреца полностью вернулось в человеческое тело. -  У
него особый путь, а законы - Судьбы - выше воли  богов.  Потому-то  отец
наш Ашшур оставил дела своего мира.
   - Это действительно так? - заинтересовался Карашшер.
   - Так говорят. - Серые глаза жреца на  миг  утратили  огонь  холодной
мощи. Но только на миг.
   - Мы служим Мудрому. -  Последователь  Аша  сотворил  старинный  знак
уважения, и зеленый огонек, сорвавшись с его пальцев, медленно опустился
на мозаичный пол. - Не обращайся  к  тому,  чего  не  можешь  понять,  и
избегнешь беды.
   Возможно, это была угроза. Карашшер  опустил  глаза,  уставившись  на
зеленый огонек под ногами, молчал, не решаясь нарушить тишину.  Маг  был
единственным существом,  которого  он  боялся.  И  Карашшер  не  мог  бы
сказать, чего он страшился больше: кары, за непослушание или  того,  что
маг выбросит его, как негодную  вещь,  навсегда  забыв  о  существовании
какого-то Карашшера. Воин видел и то и другое (он  был  не  единственным
слугой жреца Мудрого) - и  каждый  раз  ужас  его  был  безграничен.  Но
Карашшер знал, что, пока он нужен хозяину, тот будет терпелив с  ним.  И
воин старался оставаться нужным.
   - Я полагал сделать его магом, - сказал жрец Аша. -  У  него  есть  и
этот талант. Но, похоже, Судьбе угодно создать из него воина.
   -  Да,  мой  господин,  -  согласился  Карашшер.  -  Этот  мальчик  -
прирожденный боец. Он не знает страха.
   - Он узнает его, - жестко сказал маг. - Позже.
   - Я мог бы стать его наставником, - предложил Карашшер. - Уж бойца  я
из него сделаю. Лучшего в Четырех Империях!
   Маг усмехнулся.
   - Нет, - сказал он. - Ты сделал бы  из  него  безупречного  воина.  А
безупречный воин - всего  лишь  воин.  Он  слеп.  Тот  путь,  какой  ему
предназначил я, путь боли и  одиночества.  Пусть  он  познает  слабость,
пусть станет гибким, как плеть. Тогда никто, кроме держащего рукоять, не
сможет угадать, куда он ударит.
   - А рукоять держать будешь ты? - угадал Карашшер.
   - Да, - сказал маг. - Так угодно Мудрому... и мне.
 
Глава седьмая 
 
   Фаргал разбежался и,  высоко  подпрыгнув,  вскочил  на  подставленные
ладони Большого, оттолкнулся - и  вот  он  уже  стоит,  выпрямившись,  у
Большого на плечах. Мимошка бросил им, один  за  другим,  пять  ножей  и
застучал в маленький барабан, задавая ритм. Ножи замелькали  в  воздухе.
Фаргал и Большой  жонглировали  в  четыре  руки.  Отполированные  клинки
вспыхивали на солнце. Фаргал сам придумал этот номер, и  они  с  Большим
два месяца разучивали его, сначала с деревянными жезлами. Лезвия у ножей
затуплены, но жала - острые. Ошибка -  и  получишь  серьезную  рану.  Но
партнеры не ошибались. Они на диво хорошо чувствовали друг друга.
   - Хоп! - крикнул Мимошка, и один из ножей  взлетел  высоко  вверх,  а
четыре разом полетели в деревянную мишень.
   Пятый нож Фаргал поймал зубами и ловко спрыгнул на землю.
   - Ну как? - спросил он Мимошку.
   - Отлично!
   - Не очень-то, - проворчал Большой, подходя к мишени, на которой  был
намалеван человек с длинными белыми волосами: пират-кушога.
   Ножи,  брошенные  Большим,  воткнулись   в   жирную   бурую   кляксу,
обозначавшую рот. Один из ножей, брошенных Фаргалом, попал точно в  глаз
кушога, а вот второй валялся на земле.
   - Ты куда целил? - поинтересовался бывший  десятник.  -  В  солнышко?
Фаргал молчал. Большой выдернул пару ножей и бросил Фаргалу.
   - Ну-ка! - сказал он.
   Фаргал прищурился, резко взмахнул руками. Ножи, дважды перевернувшись
в воздухе, ударили в мишень. Правый -  в  глаз,  левый  -  на  ладонь  в
сторону, у самого края доски.
   - Еще раз! - потребовал Большой, возвращая Фаргалу ножи.
   Мальчик повторил бросок. На этот раз левый попал  в  цель,  а  правый
едва не продырявил учителя. Большой уклонился, подобрал нож и не  глядя,
сбоку, вогнал его в мишень. Точно в нарисованный глаз.
   - Баба, - презрительно сказал бывший солдат. - Неуклюжий щенок.
   - Но я не могу думать о  двух  руках  одновременно!  -  запротестовал
Фаргал.
   - А кто сказал, что ты вообще должен думать?  -  зарычал  Большой.  -
Бросай, криворукий, а не болтай!
   Фаргал метнул ножи... Правый - в цель,  левый  -  куда-то  в  область
"живота" мишени.
   - Пятнадцать шагов, - презрительно процедил Большой.  -  Может,  тебе
попробовать с трех?
   Фаргал надулся.
   - Не могу я, - обиженно пробурчал он.
   - Сможешь, - сказал бывший десятник. - Это не  труднее,  чем  бросать
вверх раскрашенные палки.
   - Ну это-то у  меня  выходит  получше,  чем  у  тебя,  -  с  оттенком
превосходства заявил Фаргал.
   Большой многозначительно щелкнул по своему ремню.  Фаргал  на  всякий
случай отошел подальше.
   - Дядя, давай я ему скажу, - вмешался Мимошка.
   - Ты? - Большой состроил гримасу. - Да ты и так-то не сможешь.
   - Не важно. Слушай, малой, ты правую ногу вперед  не  ставь,  нет,  и
левую тоже, ровно встань, понял? Во! Теперь бросай!
   Фаргал метнул ножи. Левый опять ушел в сторону,  но  намного  меньше,
чем раньше.
   - Шею не напрягай, - посоветовал Мимошка. -  И  на  мишень  прямо  не
смотри, пусть руки смотрят.
   Большой открыл рот, чтобы высказать все,  что  он  думает  по  поводу
советов племянника, но тут Фаргал снова  метнул  ножи...  и  оба  клинка
угодили в цель!
   - Еще раз! - потребовал бывший солдат. Новый бросок был так же точен.
   - Не понимаю, в чем тут дело, - пробормотал Большой, - но  прими  мое
уважение, племянник. Может, сам попробуешь?
   - Не, это не мое! - засмеялся Мимошка. - Мое - вот! - и махнул сальто
назад.
   - Я тоже так смогу! - заявил Фаргал.
   - Сможешь, - согласился Мимошка. -  А  вот  он  -  нет!  -  И  сделал
пренебрежительный жест в сторону Большого.
   - А в лоб? - поинтересовался бывший солдат.
   - Если поймаешь! -  ухмыльнулся  Мимошка.  -  Это  тебе  не  железяки
кидать.
   - Дурак, - констатировал Большой и - Фаргалу:
   - Ты что стоишь, работать будем или уши чесать?
 
*** 
 
   Пройдя  по  северному  Эгерину  с  запада  на  восток,  труппа  Тарто
повернула на юг. Через десять месяцев фургоны цирковых уже были  в  двух
тысячах миль от самерийской границы. Труппа кочевала от города к городу,
нигде не останавливаясь дольше чем на три дня, если не  считать  Мокрого
месяца, который  цирковые  провели  в  гостях  у  Владыки  Земли  Шуруж,
предоставившего Тарто кров в обмен на  шесть  представлений,  данных  во
дворце. В этот месяц умерла жена Налуса. Умерла так же тихо и незаметно,
как жила.
   Фаргал продолжал расти  как  на  дрожжах.  В  семь  лет  он  выглядел
ровесником Бубенца, хотя тот и сам был не из мелких. Внешне мальчик тоже
изменился. Волосы его  потемнели,  брови  стали  совсем  черными,  а  на
переносице  образовалась  горбинка  -  намек  на  характерный   "хищный"
профиль, который через много  лет  будут  чеканить  на  золотых  монетах
Карнагрии.  Еще  он  выучился  читать  и  писать.   Причем   не   только
по-эгерински, но и ажурной фетской звукописью, которую мало кто  понимал
к северу от гор  Яго.  Нифру  находила,  что  у  Фаргала  способности  к
каллиграфии. Сам же мальчик изучил фетское письмо только из  уважения  к
жене Тарто. Он  привязался  к  фетсианке  больше,  чем  к  кому-либо  из
цирковых. Фаргал восхищался ею и завидовал Мимошке, который  называл  ее
мамой.
   В конце предпоследнего месяца  года,  именуемого  в  Эгерине  месяцем
Благодеяния, а в Карнагрии - Желтым,  труппа  остановилась  в  маленьком
южном городке со смешным названием Корешок.
 
*** 
 
   Фаргал подрался с Бубенцом. Повод был ничтожный. Когда Фаргал наконец
ухитрился прижать противника к мостовой, он уже  и  забыл,  что  они  не
поделили.
   -  Сдаюсь,  -  пискнул  Бубенец.  Все  чаще  и  чаще   их   потасовки
заканчивались победой Фаргала, хотя Бубенец был на три года старше.
   - Ну ладно, - сказал победитель, убрал колено с  груди  побежденного,
поднялся  и  увидел  прямо  перед  собой  брюхастого,   богато   одетого
горожанина.
   - Молодец! - похвалил тот и манерно похлопал в  ладоши.  -  Как  тебя
зовут, малыш?
   Фаргал молчал. Толстяк ему сразу не понравился,  а  уж  когда  назвал
малышом...
   И это - в полных семь лет!
   - Ты очень красивый мальчик! - произнес толстяк и умильно улыбнулся.
   Длинноногий и мускулистый (результат постоянных  тренировок),  Фаргал
уже в семь лет был сложен  как  юноша.  Но  черты  его  лица,  тонкие  и
гармоничные, в сочетании с большими серыми глазами в обрамлении  длинных
загнутых ресниц вполне могли бы принадлежать девушке, а  не  семилетнему
мальчику.
   Фаргалу никто раньше не говорил, что он красив. А ему  самому  это  в
голову не приходило. Вот Нифру - действительно красивая.  Или  маленькая
дочка Мили.
   - Очень. Очень красивый, - повторил толстяк и вытянул гузкой  влажные
губы.
   Фаргал опять промолчал.
   Бубенец поднялся с земли, отряхнулся и встал рядом.
   Горожанин щелкнул пальцами.
   Тут Фаргал обратил  внимание  на  носилки,  около  которых  топталась
четверка рабов, и еще одного человека, не раба, свободного,  почтительно
стоящего в нескольких шагах позади.
   По  знаку  толстяка  этот  человек  приблизился   и   подал   хозяину
вместительную бархатную сумку.
   - На вот, возьми!
   На пухлой ладони горожанина лежал ком липкой медовой пастилы.
   Фаргал не шелохнулся. Толстяк ему не нравился все больше и больше.
   - Ну тогда ты возьми. - Горожанин протянул сласть Бубенцу. - Вы -  не
здешние?
   - Нет, - ответил Бубенец, взяв угощение: он никогда не отказывался от
подарков. -  Мы  -  цирковые.  Вечером  будем  давать  представление  на
площади. Приходите.
   -  Обязательно  приду!  -  Толстяк,  подмигнув  Фаргалу,  двинулся  к
носилкам.
   - Богатый, - уважительно сказал Бубенец. - Видал, какие перстни?
   Фаргал передернул плечами.
   - Ну что, - спросил он, - двинем к нашим или еще пошатаемся?
   - Вернемся - Мили нам опять какую-нибудь дурацкую  работу  найдет,  -
сказал Бубенец. - Будто у нас рабыни нет...
   О богатом горожанине они забыли  еще  раньше,  чем  съели  подаренную
пастилу. И удивились, когда, вернувшись на рыночную площадь,  обнаружили
рядом с фургонами труппы знакомые носилки.
   Толстый горожанин толковал о  чем-то  с  Тарто.  В  руках  он  держал
кошелек, но, судя по лицу старшины,  разговор  был  неприятный.  Наконец
Тарто  решительно  мотнул  головой  и   отошел,   оставив   толстяка   в
одиночестве. Тот постоял немного, глядя,  как  Кадол,  Мимошка  и  Налус
готовят место для вечернего представления, затем спрятал кошелек и ушел.
   - Ага, явился, - сердито сказал Тарто, увидев Фаргала. - Марш в шатер
и чтоб до завтрашнего утра оттуда ни шагу!
   - Деда, ты что? - изумился мальчик. - А представление?
   - Без тебя обойдемся! Ишь, любимец публики! - Старшина хмыкнул.
   - Это из-за того, толстого? - догадался Фаргал. - Что ему надо?
   - Купить тебя хочет, - сказал Тарто.
   - То есть как? - удивился мальчик. - Я же не раб!
   - Покупают и продают, парень, не только рабов. - Тарто  взял  его  за
руку и повел к шатру.
   - Но это несправедливо!
   - А  кто  тебе  сказал,  что  у  нас  справедливый  мир?  -  Старшина
усмехнулся. - Ладно, не бойся, никто тебя не продаст!
   - Я не боюсь! - Фаргал нахмурился. - Но  почему  я  должен  сидеть  в
шатре из-за какой-то жирной крысы? И зачем я ему?
   - Ты будешь сидеть в шатре, потому что я  тебе  велю!  -  рассердился
Тарто.  -  Марш!  -  И  подзатыльником  придав  названому  внуку  нужное
направление, отправился к сыновьям.
   "Жирная крыса" заявила, что является старейшиной  и  казначеем  этого
города. Власть и деньги. Такой не понимает слова "нет".
   Никого из своих Тарто в случившееся посвящать не стал. Им  выступать.
Старшина лишь сообщил, что сегодня труппа работает без  Фаргала.  И  еще
без всяких объяснений попросил Большого присмотреть за парнем.
   Фаргал сидел в шатре и сквозь щель смотрел на сполохи факелов  вокруг
помоста. Он видел множество голов и изгибающуюся в танце фигурку  Нифру.
И огромную луну, повисшую над крышами домов.  Из-за  этого  гигантского,
налившегося мертвенной синевой шара все остальное  казалось  игрушечным.
Игрушечные домики, люди-куклы и рокоток барабана  -  словно  стрекочущий
кузнечик.
   Нифру завертелась волчком и упала. Танец окончен. Сейчас Кадол,  Мили
и Мимошка пойдут с чашами для сбора, а Большой возьмет Нифру на  руки  и
унесет  со  сцены.  Не  для  пущего  эффекта.   Жена   Тарто   настолько
выкладывалась в танце, что часто и впрямь не могла подняться сама.
   Луна завораживала. Фаргал не мог оторвать от нее глаз. Холодок пополз
у него по спине. Не осознавая, что  делает,  мальчик  поднялся,  откинул
полог шатра и шагнул в ночь.
   Вокруг - ни души. Все, кто был на рыночной площади, собрались  вокруг
помоста. Фаргал слышал шум толпы, но как будто  издалека.  Даже  лошади,
привязанные всего в тридцати шагах  от  шатра,  -  словно  в  нескольких
милях. Ноги сами по себе понесли Фаргала прочь, мимо опустевших рядов, к
узенькой, уходящей вверх улочке. Луна пропала, заслоненная  стенами.  От
канавы тянуло смрадом нечистот. Ни одного огонька в высоко расположенных
окнах, только редкие звезды вверху, между почти сомкнувшихся крыш.
   Фаргал, не думая ни о чем, переставлял ноги. Он не чувствовал вони, и
темнота его не тревожила. Он знал, куда нужно идти. Остальное словно  бы
потерялось в синем тумане...
   Большой,  Тарто  и  Нифру  подошли  к  шатру,  фетсианка  куталась  в
шерстяной плащ - ей было холодно.
   - Фаргал, - позвал старшина, откидывая полог. В ответ - молчание.
   - Его нет! - воскликнул Тарто, заглянув в шатер. - Нифру!
   -  Вышел  прогуляться,  -  предположил  Большой,  но  фетсианка   уже
выпростала из-под плаща руки. Пальцы ее осторожно искали что-то в ночном
воздухе. Тарто напряженно следил за ней, а Большой, подняв повыше факел,
озирался по сторонам.
   Пальцы Нифру сжались, словно ловя невидимую нить. Погасите  огонь,  -
чуть слышно проговорила она. Тарто выхватил у Большого факел, швырнул на
мостовую и затоптал.
   - Агеон ис, агеон ан, агеон сяк со... - наговаривала на  старофетском
Нифру, перебирая пальцами. - Агеон ма, агеон цза, агеон лу фон...
   Голубая ниточка потянулась от ее  руки  в  темноту.  Слабенькая,  еле
заметная.
   - Там, - дрожащим от напряжения голосом, проговорила фетсианка.
   Большой глядел, приоткрыв рот. Тарто толкнул его кулаком в спину:
   - Беги, дурень! Быстро!
   И бывший солдат, грохоча сапогами, устремился за  голубой  паутинкой.
Тарто обнял жену, взял ее руку:
   - Держись, моя хорошая!
   Топот тяжелых сапог затих - Большой вбежал в проулок.
   Фаргал почувствовал: цель уже рядом. С одной  улочки  он  свернул  на
другую, пошире, поднялся по ступеням. Впереди, за  аркой,  была  Верхняя
площадь, самое высокое место в городе. Днем они с  Бубенцом  поднимались
сюда, смотрели на острые крыши и зубчатую змею  городских  стен.  Вокруг
площади располагались два храма. Великого Ашшура  и  Прекрасной  Таймат,
пустующий дворец Владыки и дома "хозяев" города. Днем здесь топталась по
меньшей мере дюжина стражников. Ночью их  должно  быть  еще  больше,  но
почему-то, когда Фаргал  пересек  тень  древней  арки,  Верхняя  площадь
оказалась безлюдной. Никого.
   Мальчик остановился на мгновение, повернул голову... Туда, понял он и
двинулся к цели. Но  не  успел  сделать  и  двух  шагов,  как  ноги  его
оторвались от земли.
   В темной щели улицы голубая нить была видна на добрых двадцать шагов.
Большой бежал изо всех сил и, поскольку  дорога  все  время  шла  вверх,
запыхался. У лестницы ему  пришлось  перейти  на  шаг.  Слева  и  справа
поднимались каменные стены в три человеческих роста. Впереди, наверху, -
высокая арка с зубчатой башней наверху.
   Большой смахнул пот со лба, и... голубая волшебная паутинка исчезла.
   Пальцы  Нифру  разжались.  Путеводная  ниточка  угасла,  а  фетсианка
бессильно повисла на руках мужа. Тарто скрипнул зубами, но все,  что  он
мог сделать, это отнести жену в шатер, накрыть потеплее и ждать,  уповая
на милость Ашшура. Волшебство поглотило все силы Нифру и иссякло  вместе
с ними.
   Большой выругался и в три прыжка преодолел оставшийся кусок лестницы.
Перед ним лежала голая площадь,  озаренная  лунным  светом,  а  впереди,
всего в нескольких шагах...
   - Ур-р - яростно выдохнул Большой и рванулся вперед.
   Фаргал  пришел  в  себя  и  обнаружил,  что  его  куда-то  несут.  Он
дернулся...
   - Ага, очухался! - раздался у него над ухом знакомый бас.  -  И  куда
это ты нацелился на ночь глядя?
   - Отпусти меня! - потребовал мальчик. - Я сам пойду!
   - Сам так сам! - Бывший солдат поставил парнишку  на  ноги.  -  Давай
топай, только в канаву не свались, потом год не отмоешься!
   - Ну здесь и вонища! - Фаргала била дрожь, а  ноги  подгибались,  как
после долгого бега. Он крепко вцепился за руку мужчины. -  Как  мы  сюда
попали?
   - Как ты сюда попал? - Большой издал смешок. И тут  же  насторожился,
услышав топот ног.
   Свет факелов озарил серые стены и выпуклые камни мостовой. С соседней
улочки  вынырнула   четверка   вооруженных   мужчин.   Большой   отчасти
успокоился, увидев шлемы с эмблемой городской стражи.
   - Кто такие? - властно сказал один из них.
   - Цирк, - ответил Большой. - Стоим у вас на рыночной площади.
   - А что по городу шастаете? - недоверчиво спросил другой.
   - Да малец вот заблудился. - Большой кивнул на Фаргала.
   Стражник поднес факел поближе, убедился, что перед ним  действительно
мальчик и спросил более мягким голосом:
   - Завтра-то будете выступать?
   - Я думаю. Сбор сегодня хороший.
   - Ага, ну ладно. Придем и мы глянем, а то сегодня, вишь,  в  карауле.
Ну-ка, мы вас проводим, а то еще заплутаете.
   Четверо стражников окружили цирковых. Бывший десятник  забеспокоился,
но солдаты довели их до рыночной  площади,  убедились,  что  Большой  не
соврал, и отправились восвояси.
   - Ну и куда тебя  понесло?  -  спросил  Тарто.  Все  цирковые,  кроме
Налуса, сторожившего снаружи, собрались в одном шатре,  и  в  нем  стало
тесновато.
   - Я не помню, - ответил Фаргал.
   Глаза его слипались, ужасно хотелось спать.
   - То есть как не помнишь? - воскликнул Кадол. - Прошел половину этого
вонючего городишки - и не помнишь? Да мы тут...
   - Помолчи, - оборвал его Тарто.
   Его сын открыл было рот... и закрыл.
   - Нифру, - обратился к жене старшина. - Что ты скажешь?
   Фетсианка сидела, завернувшись в одеяло (ей все  еще  было  холодно).
Мили обнимала ее за плечи.
   - Да, - ответила Нифру. - Мальчик может забыть, это обычно.
   - Большой? - Старшина повернулся к бывшему солдату.
   - А что я? Ты сказал: беги - и я побежал. Ну и догнал парня.
   - Что-нибудь странное видел?
   - Ну... нет, ничего.
   - Ладно, - сказал Тарто. - Для тех, кто еще не знает. Ко мне  сегодня
подходил один местный заправила, хотел купить Фаргала.  Приглянулся  ему
наш мальчик.
   - А морского ерша в задницу он не хочет? - фыркнул Большой.
   - Много  предлагал?  -  поинтересовался  Кадол  и  тут  же  схлопотал
затрещину от Мили.
   - Если  он  способен  нанять  колдуна,  то  можно  ожидать  и  других
неприятностей, - сказал старшина. - Мой вопрос:  следует  ли  нам  утром
покинуть город? Кадол?
   - Нет. Послушай, отец, на второй день в таких городишках самый  сбор,
мы...
   - Я тебя понял. Большой?
   - Согласен с Кадолом. Не по деньгам. Ясное дело, хотя вот сбрую новую
покупать надо, сам знаешь, ну, в общем, стыдно нам удирать от  какого-то
местного купчишки!
   - Мили?
   - Я - как муж.
   - Нифру?
   - Я... не уверена, что волшебство... как-то связано с тем купцом.
   Тарто посмотрел на Фаргала. Мальчик задремал. Словно ему  и  дела  не
было