капитан, - пробормотал он.
     - Никогда не говори о моей жене, - повторил Генри бесцветным голосом.
     - Да-да, конечно, - Бартоломью облизал губы.
     Генри  медленно  вернулся  в  прежнее  положение.   Сенатор   глубоко
вздохнул, его голос окреп.
     - В принципе, это не имеет значения, - сказал он. - Я хочу  вспомнить
о том, что произошло после того, как ты вернулся. Речь идет о Коразоне и о
твоем незаконном путешествии. Капитан, ты по-прежнему  герой,  по-прежнему
первый  и  величайший  из  старых  открывателей  Пограничья.  Лично   тебе
Карантинная Служба ничего не сделает.  Но  камни  конфискует,  если  вдруг
кто-нибудь шепнет им  на  ухо,  что  неплохо  бы  сравнить  их  с  другими
образцами минералов, добытыми на Коразоне.
     Он замолчал и взглянул в глаза Генри. Тот ответил на взгляд, губы его
презрительно искривились.
     - И этим человеком будешь ты. Ты это хочешь сказать?
     Сенатор не ответил, но его молчание было красноречивее всяких слов.
     - Не пойму тебя. Ты можешь нанять целую армию головорезов для  похода
на Коразон.
     Бартоломью сухо кивнул.
     - Но тебе нужен я, старый  потрепанный  космический  волк,  и  только
потому, что ты думаешь, будто мне кое-что известно?
     - Я отлично знаю, что тебе кое-что известно! - разозлился Бартоломью.
- Господи, да ведь на этом деле можно сделать состояние. Я  дам  все,  что
тебе необходимо. Если я буду  поддерживать  твое  вступление  во  владение
недвижимостью,  ты  сможешь  успешно  застолбить  участок  и  на  законном
основании владеть теми камнями, которые нашел более ста лет назад!
     Вдруг Генри  засмеялся  безрадостным  смехом,  от  которого  глаза  у
сенатора полезли на лоб.
     - Понятно, - произнес капитан. - И как ты собираешься делиться?
     - Учитывая риск и большие стартовые расходы...
     - Сколько?
     - ...И принимая во внимание то, что  мне  известно  твое  прошлое,  -
девяносто  процентов  мне,  а  десять   тебе.   -   Бартоломью   улыбнулся
обворожительной улыбкой и глубоко затянулся дымом наркотической палочки.
     Генри схватился за подлокотники узловатыми руками и рывком встал.
     - Вон! - крикнул он.
     Обвисшие щеки сенатора побледнели. Уронив наркотическую  палочку,  он
тяжело встал.
     - Не смей разговаривать со мной подобным образом... - начал было он.
     Генри сделал шаг вперед. Его горло жгло, словно вокруг бушевал огонь,
перед глазами стал сгущаться непрозрачный туман. Кровь в  висках  стучала,
словно били там-тамы.
     Бартоломью  отступил  назад,   еще,   еще...   и   остановился.   Его
расплывшееся лицо окаменело. В молодые годы он отличался немалым ростом  -
хотя и тогда был на полголовы ниже высоченного Генри и на целую треть  его
легче.
     - Ты бы убил меня, если бы счел это необходимым, не так ли,  капитан?
- произнес он тихо.
     Стоя рядом с  ним,  Генри  изо  всех  сил  сдерживал  себя,  подавляя
рвавшуюся наружу ярость.
     - Не дразни меня, Бартоломью, - хрипло ответил он.
     - Я тебе доверяю, - сенатор громко засмеялся.  -  Так  как  мы  здесь
одни, я тебе кое-что скажу. Я тоже могу убить, если  до  этого  дойдет.  Я
ухожу! - поспешно добавил он, когда Генри сделал шаг вперед. - Но  подумай
над моим предложением, я все-таки знаю кое-что о тебе, камнях и  Коразоне.
Время, оставшееся до отправки корабля, неумолимо  тает.  Подумай  о  своей
правнучке. Что ее ждет, если она останется без гроша и без надежды на  то,
что она с детства ждала. Ну разве что выгодный брак...
     - Например, с твоим щенком Лэрри! - проревел Генри, бросаясь вперед.
     Бартоломью повернулся и побежал. Генри сделал несколько шагов,  вслед
за ним, но остановился, тяжело дыша. Затем заковылял к бассейну, посмотрел
сквозь прозрачную воду вниз на разноцветный грот, из которого бил источник
минеральной воды, наполнявший бассейн.
     - Драгоценные камни! - пробормотал он, затем позвал: - Дульчия!
     ...И даже он не мог сказать наверняка,  была  ли  подошедшая  девушка
той, которая покинула его всего  несколько  минут  назад,  или  его  давно
ушедшей из жизни любовью.
     - Жаль, что ты не видел сенатора, дядя Амос, - сказала Дульчия.
     Она  налила  кофе  Генри  и  передала  бутылку  бренди  маленькому  с
индюшиной шеей человеку, который быстро осушил стакан,  шумно  вздохнул  и
налил еще.
     - Хм! Действительно жалко, что меня здесь не  было!  -  он  подмигнул
девушке и потянул себя за кончик уса. - Сенатор привык получать  то,  чего
добивается. Думаю, что впервые он получил отпор.
     Капитан Генри хмыкнул, взял старинную сигару  из  тяжелой  серебряной
коробки на столе. Девушка поднесла ему зажигалку. Аромат табака смешался с
запахом горевшего в камине дерева.
     - Этот чертов человек - настоящий дурак, - пробормотал он смущенно. -
Гладит меня против шерсти, щебечет,  словно  птичка  во  время  линьки,  и
говорит все не то, что надо.
     Девушка наполнила свою чашку и села.
     - Дедушка, а почему Бартоломью хочет, чтобы ты отправился на Коразон?
     Амос хихикнул.
     - Потому что он отлично знает, что  твой  прадедушка  -  единственный
человек в Алдорадо, который может открыто ступить на Коразон  и  вернуться
назад с головой на плечах, не говоря уже о том,  чтобы  отхватить  славный
участок.
     Генри выпустил облако дыма, откинулся назад, положив длинные ноги  на
стульчик, вырезанный из редкого дерева и обшитый  серой  шкурой  какого-то
зверя. Хотя поза его была расслабленной, в сузившихся глазах и в развороте
плеч чувствовалось напряжение.
     - С Пограничьем покончено. Коразон - последний вздох умирающего.  Это
суровый мир: скалы, лед и тундра. Там нет места, где бы мог жить человек.
     -  Но  ты  как-то  сказал,  что  для  человека,  имеющего  страсть  к
авантюрам, это последняя возможность.
     - Конечно, если бы он  был  хоть  немного  пригоден  для  жизни,  его
давным-давно бы заселили.
     - Не знаю... Я слышал, Карантинная Служба  набрела  там  на  какой-то
забавный минерал, поэтому-то они и закрыли его на сто лет.
     Темные птичьи глаза Амоса  неожиданно  впились  в  Генри  пристальным
взглядом.
     Генри спокойно встретил взгляд своего друга,  его  собственные  глаза
были невыразительными, как слова казенной бумаги.
     - Я припоминаю, - сухо проговорил  он,  -  времена,  когда  здесь,  в
Секторе, были новые зеленые миры. В чем беда сегодняшнего человека  -  так
это в среднестатистической чепухе. Нет новых границ, куда  можно  было  бы
отправиться повоевать.
     - Если только, - мягко вмешался Амос, - ты не учитываешь Коразон.
     - Это не для педерастов Партии Среднего Человека...
     - Вот он, мир, который можно занять, - Амос подбросил полено в огонь,
вернулся на свое место, потирая руки. - При помощи  новых  технологий  они
переделают его. Тридцать  миллионов  квадратных  миль  территории:  фермы,
шахты, порты, земля, на  которой  через  несколько  лет  вырастут  города,
открытая тундра, где можно выпасать миллионы голов северного скота, горы и
водопады, речные и морские пляжи... И  все  это,  ничье,  ждет  того,  кто
придет и приберет все это к рукам.  Да  ради  такой  ставки  любой  игрок,
пират, охотник за удачей и мошенник на сорок парсеков вокруг продаст  свою
надежду на то, что ему удастся избежать ада...
     - И мистер Бартоломью хочет, чтобы дедушка отправился туда?
     - Конечно, я помню первый поход, в котором мы с ним  были  вместе,  -
это было на Адобе, - Амос повернулся к девушке. - Мы заявили свои права на
наши законные сто квадратных миль - кусок выжженной пустыни, такой  крутой
с одной стороны, что ни один человек не смог бы  туда  взобраться.  Девять
дней я ставил его на кон в заведении Честного Мака на  Петраке  и  выиграл
почти полконтинента... а потом проиграл все Маку.
     Глаза Дульчии загорелись.
     - Это на вас похоже. А дедушка  принимал  участие  в  каких-либо  еще
походах?
     Амос кивнул своей лысой веснушчатой головой.
     - Ага, последний раз здесь, на  Алдорадо.  К  этому  времени  он  уже
поумнел, захватил славный кусочек земли,  прикрытый  горами,  с  лесом,  с
видом на море и с естественной бухтой, которая может принять любой лайнер.
     - Ну, дядя Амос, вы говорите об этом  самом  месте,  бухте  Тиволи  и
Молле.
     - Именно так, - кивнул он.
     Девушка повернулась к своему прадеду.
     - Но в таком случае ведь город должен быть твоим.
     Амос покачал головой.
     - Нет. В то время Генри был молодым. Это  было  еще  до  его  второго
омоложения. Здесь было полно людей, которые остались ни с чем, без  денег,
без земли, дети кричат и все такое. Твоему деду земля была не  нужна,  для
него все это было всего лишь забавой. И он отдал ее  им.  Единственное,  о
чем он попросил, - это маленький кусочек земли, дом и сад, чтобы было  где
обосноваться, когда ему захочется покоя.
     - Ты хочешь сказать, что все  эти  люди,  сенатор  Бартоломью  и  все
остальные обязаны целым городом и всем этим тебе, дедушка? И  после  всего
они... - она замолчала.
     - В основном их прадедушки, девочка моя, - сказал Генри. -  Эти  люди
мне ничего не должны. Я получил то, что хотел.
     - И все они пыхтят изо  всех  сил,  чтобы  выбрать  делегатом  своего
глупого статистического среднего человека. Почему бы им не  избрать  тебя,
дедушка? Ты для них сделал так много, как никто другой!
     - С чего бы мне вдруг захотелось  стать  делегатом,  Дульчи?  Я  хочу
сидеть на солнышке и греть свои старые кости...
     Он искоса взглянул на нее. Темные большие глаза... О боже, как сейчас
в свете камина она была похожа на свою прабабушку!
     - Ты думаешь о вечной жизни, - сказал он. - Забудь об этом...
     - Почему я должна об этом забыть! Ты сможешь  снова  быть  молодым  и
оставаться таким много-много лет - никто не знает сколько! Если бы  только
подобное лечение существовало тогда, когда ты открывал Пограничье,  ты  бы
получил право на него. За исключительные заслуги перед расой,  как  сейчас
получают исследователи и ученые.
     - Ну, - улыбнулся Генри. - Значит, я упустил свой шанс...
     - Но ты еще можешь получить его! Все делегаты получают такое лечение.
А тебе достаточно пошевелить  пальцем  -  и  тебя  выберут.  Здешние  люди
помнят...
     - Я не политик, Дульчи. И не хочу им быть. И не хочу  жить  вечно.  Я
прожил свою жизнь. Более чем достаточно. Я видел, как уходили мои  друзья,
- все, кроме Амоса. Они погибли, умерли от старости  или  просто  исчезли.
Вселенная уже не такая, какой она была в дни моей  юности.  Наступили  дни
статистически среднего...
     - Перестань, дедушка!
     - Нет-нет, девочка моя. Им я нужен такой, каким был, а не такой,  как
сейчас, старая развалина.
     - Старая развалина! - воскликнула Дульчи сердито.  -  Ты  по-прежнему
любого из них за пояс заткнешь.
     - Мягко говоря, дорогая, - вмешался Амос, - в  молодые  годы  он  был
самым беспринципным, самым диким, самым  сильным  дьяволом  в  космической
службе. Много раз я пытался обойти его. Но так и не смог. Он  оказывал  на
меня слишком большое влияние.
     - Это было давным-давно, - улыбнулся капитан Генри. - Мы  жили  одной
жизнью и ни о чем не жалели. А сейчас у нас есть кресло  у  камина.  Пусть
все так и останется.
     Амос налил себе еще, привычным жестом опрокинул стакан и уставился на
огонь.
     - В то время шла война. Твой прадедушка как раз заплатил за  чудесный
маленький пятидесятитонный грузовой катер, всегда уходивший от таможенного
патруля. Ну вот, Генри подписал контракт на продолжение  службы  во  время
войны. Его назначили  лейтенантом  запаса,  через  два  года  он  был  уже
капитаном действующей армии, а его суденышко - обгоревшей развалиной.
     - Дедушка! Ты мне никогда не рассказывал о том, что принимал  участие
в войне...
     - Попроси, пусть Амос как-нибудь тебе покажет свои медали.  Он  забыл
упомянуть о том, что я находился в той самой развалине, когда ее  подбили.
Он меня вытащил...
     - Ой, дедушка, как было бы замечательно, если бы ты прошел  еще  один
курс омоложения и показал бы им всем...
     Генри посмотрел на тлевший кончик сигары.
     - Ты что, хочешь, чтобы я принял предложение Бартоломью?
     - Нет, конечно, не хочу!  Я  хочу,  чтобы  ты  остался  здесь  и  жил
долго-долго. Я просто хотела сказать, что...
     - Ну ладно, я слегка преувеличил. Если я пройду еще один курс, может,
у меня и будет добрых пять лет... - он  замолчал,  посмотрел  на  часы  на
стене - память  о  старом  Марсе.  -  Уже  поздно.  Как  там  насчет  того
грандиозного бала, на который ты собиралась с молодым Бартоломью?
     - Я не пойду, - коротко ответила она.
     - Что? Сегодня утром ты так спешила  в  Молл  за  платьем,  что  даже
завтрак не доела...
     - Я не хочу идти.
     -  Погоди,  дорогая.  Из-за  того,  что  партия  Среднего   Человека,
возглавляемая Бартоломью, не хочет, чтобы я был делегатом, не стоит лишать
себя удовольствия...
     - Дело не в этом...
     - Гм... Какую  часть  нашего  разговора  с  сенатором  ты  подслушала
сегодня?
     - Я слышала, как он сказал, будто ты что-то украл!  Ему  должно  быть
стыдно.
     - Он назвал Генри вором и ему это сошло? Хотелось бы мне играть с ним
в паре, с его-то везеньем...
     - Итак, ты думаешь, что,  встретившись  с  этим  парнем,  ты  обидишь
старика? -  Генри  покачал  головой  и  улыбнулся.  -  Грехи  стариков  не
распространяются на детей. Надевай свое бальное платье  и  отправляйся  на
танцы, повеселись...
     - Сынок Бартоломью не  годится  для  такой  девушки,  как  Дульчи,  -
перебил его Амос. - Вечно прилизан, на руках ни царапины...
     - Заткнись, Амос. Лэрри не хуже остальных молодых  людей,  получивших
изысканное воспитание... - Генри нахмурился. - Сегодня юношей другого типа
не существует...
     - Лэрри и такая девушка, как Дульчи! Ты должен...
     - Иди, Дульчи. Мы с Амосом хотим немного поговорить, - капитан сделал
паузу, чтобы откусить кончик новой сигары и раскурить ее,  вдохнул  дым  и
строго взглянул на девушку. - Оставь драку нам,  старикам.  Думаю,  что  я
смогу справиться со старшим Бартоломью.
     Звук турбомобиля Дульчи  растаял  вдали.  Капитан  Генри  смотрел  на
огонь, покуривая сигару. Неожиданно он вынул ее изо рта и швырнул в камин.
     Амос искоса взглянул на него.
     - Какую взятку предлагает сенатор? - спросил он.
     Генри засопел.
     - Десять процентов от шахты с драгоценными камнями, которую я спрятал
у себя в рукаве.
     Амос присвистнул.
     - С кем он разговаривал?
     - Мне самому интересно было бы узнать.
     - Итак, сенатор считает, что тебе  кое-что  известно,  -  Амос  снова
присвистнул. - Слушай, а это идея, Генри...
     - Ты слишком стар для идей, Амос. Наливай  себе,  подставь  под  ноги
скамеечку и придвинься к огню - вот и все твои заботы.
     - Ты думаешь? В  том,  что  подсовывает  сенатор,  что-то  есть.  Эти
сегодняшние сосунки... В них нет того, что нужно. Посмотри на сенаторского
сынка: играющий в теннис желторотик, с лицом  младенца.  Он  и  недели  не
протянет в походе. А ты и я, Генри... - Амос  подался  вперед,  глаза  его
заблестели. - Мы могли бы отправиться туда и хорошо поживиться.
     - Сколько тебе лет, Амос? - неожиданно спросил Генри.
     - Что? Ну, я еще совсем мальчик - сто пятьдесят два.
     - А сколько времени прошло после последнего омоложения?
     - Сорок пять или сорок шесть... - глаза его по-прежнему горели.  -  О
чем ты говоришь, Генри. Мы  не  из  тех,  кто  отправляется  спать,  когда
вечеринка еще не кончилась. Осесть и считать дни до похорон - какая  чушь!
Я хочу рискнуть еще раз, капитан! Ясно, что я долго не протяну, но я  хочу
снова испытать чувство  голода,  снова  целовать  девушек  и  подраться  в
каком-нибудь баре...
     - Забудь об этом, Амос. Ты слишком стар. Омоложение убьет тебя.
     - Забыть! Как бы не так! Слишком стар! - Амос подскочил,  как  чертик
из коробочки, швырнул сигарету через плечо. - Я  достаточно  молод,  чтобы
предпринять еще одну попытку.
     - Успокойся. Если бы дело было только в силе духа, ты жил  бы  вечно.
Но в действительности все намного сложнее. Омоложение в твоем возрасте  не
подействует. И этого не изменишь.
     - Так ты собираешься сидеть здесь, в то время как горстка  безбородых
юнцов приберет к рукам Коразон?
     - Будь разумным, Амос. Мне не нужно  и  метра  на  Коразоне.  Я  имею
достаточно.
     - Да, конечно. А как же девушка? Как быть ей?
     - С ней все будет в порядке. Она умная девочка.
     - Конечно, конечно... Она умная. Выйдет замуж  за  такого  легковеса,
как мастер Бартоломью, и проведет остаток дней, стирая его шелковые носки,
в то время как он будет организовывать агитацию за статистически  среднего
человека. Ты этого хочешь?
     - Интересно, что привело тебя сюда сегодня, Амос? - Генри взглянул на
него, их глаза встретились.
     Казалось, почти забытое чувство  опасности  разбудило  сонный  воздух
сада.
     - Я стараюсь быть в курсе дел, капитан, - голос Амоса стал  другим  -
тверже, увереннее... - До меня доходят разные слухи. Я слышал, у  сенатора
появилась идея-фикс: уговорить тебя на еще одно омоложение, а потом нанять
для нового похода.
     - И что? - голос Генри был по-прежнему ровным и уверенным.
     - А то, что у старика Бартоломью есть секретарь. Он любит  выпить.  Я
угостил его пару раз, и он разболтался...
     - А не капнул ли ты пару капель чего-нибудь розового  в  его  стакан,
Амос? - Генри не скрывал иронии.
     - Мы не о том говорим, - сухо ответил Амос. -  Я  сказал  тебе,  этот
педик заговорил.
     - Что бы он ни сказал, - слова Генри звучали, словно удары молота,  -
это ничего не меняет!
     Их взгляды снова встретились. Амос глубоко вздохнул.
     - Генри, что там на Коразоне? - спросил он.
     Капитан долго не отвечал.  Затем  взял  еще  одну  сигару  и  яростно
откусил кончик.
     - Иди к черту!
     - Вот что, - ответил Амос холодным и ровным голосом. - Если  бы  речь
шла только о тебе, я бы сказал: ну и черт с твоей ненужной старой  шкурой.
Но этот педик сказал, что это связано с Дульчи...
     Генри выдернул сигару изо рта и запустил ее в камин.
     - Ты сегодня переводишь слишком много хорошего импортного  курева,  -
заметил Амос. - Ладно, больше ничего не скажу.  Только  мне  помнится,  ты
раньше умел улаживать дела и находить  компромиссные  решения.  Хотя  тебе
это, кажется, не приносило пользы до тех пор, пока ты не начал подходить к
решению сложных вопросов с позиции выгоды.
     Генри пристально посмотрел на собеседника.
     - Бартоломью не неуязвим, ты прекрасно это знаешь, -  тихо  продолжил
Амос. - Если  он  забросил  крючок  на  Дульчи,  может,  я  смогу  кое-что
разнюхать о его сыночке...
     Генри неожиданно выпрямился. Амос резко замолчал, его  горящие  глаза
следили за капитаном.
     - Коразон - настоящий ад, Амос, - задумчиво произнес Генри.
     - Конечно, - согласился Амос, - все Пограничные миры - это ад, но  мы
могли бы доставить себе удовольствие, усмирив его хоть чуть-чуть...  -  на
мгновение взгляд  Амоса  смягчился  и  стал  мечтательным...  -  Еще  одна
прогулка перед большой темнотой. Помнишь, капитан, что почувствуешь, когда
у тебя под  ногами  палуба,  а  ты,  несмотря  на  все  преграды,  мчишься
вперед...
     - Черт тебя бери, Амос, - тихо сказал Генри, и в его глазах  появился
какой-то новый свет; он встал, выпрямил спину. - Может,  мне  и  есть  что
сказать старому Бартоломью.
     Амос вскочил на ноги, громко расхохотался, похлопывая Генри по плечу.
     - Вот это мысль, капитан! Пусть он  напевает  мелодию,  слова  к  ней
придумаем мы!
     Генри черкнул короткую записку Дульчи,  положил  ее  на  стол.  Затем
приятели вышли через кухню  в  гараж.  Капитан  Генри  скользнул  за  руль
низкого черного лимузина, запустил двигатель, понесся по дороге. Ночь была
ясной, высоко в небе повисла Хоуп - большая луна,