чили из орбит, голова его откинулась  назад,
он открывал и закрывал рот, силясь что-то сказать.
     - Похоже, что ты не ожидал меня здесь увидеть, а, Бейл? -  усмехнулся
я. - Сядь! Вон туда!
     Я показал пистолетом, куда он должен сесть.
     - Брайан? - только и смог прохрипеть Бейл. - Ты?
     Почему мы должны беспокоиться о том, что случится с этими  попугаями?
Мы можем править, как абсолютные монархи!
     Бейл продолжал что-то бубнить, но я не слушал его,  а  сосредоточился
на том, чтобы не потерять сознание, ожидая прибывающей помощи.
     - ...воспользуемся  случаем  и  заключим  соглашение.  Как  тебе  мое
предложение?
     Бейл смотрел на меня, во взоре его была нескрываемая жадность.  Я  не
мог с ним разговаривать. И он расценил это как колебание. Бейл снова встал
и направился ко мне. В комнате стало темнее.  Я  протер  глаза.  Сейчас  я
чувствовал себя особенно плохо,  силы  совершенно  оставили  меня.  Сердце
стучало прямо в горле, желудок содрогался. Больше я уже был не в состоянии
держать ситуацию под контролем.
     Бейл остановился. Я увидел,  что  он  внезапно  пригнулся,  и,  рыча,
набросился на меня. По-видимому, он понял, что я теряю сознание. Я  должен
был  убить  его.  Дважды  грохнул  выстрел,   и   Бейл   отпрянул   назад,
ошеломленный, но все еще живой.
     - Не надо, Брайан, ради всего святого, - завизжал он.
     Во мне еще оставалось  немного  жизни,  чтобы  убить  его.  Я  поднял
револьвер и выстрелил. Я увидел, как  на  стене  запрыгала  картина.  Бейл
отскочил в сторону. Я не знал, попал ли я в  него  хоть  раз.  Моя  хватка
ослабла, но я не мог допустить, чтобы он ушел.
     Я выстрелил еще раз, затем еще, и внезапно понял, что это темнеет  не
в комнате, а свет меркнет в моих глазах.
     Раздался вопль Бейла. Я понял, что он не решается пересечь комнату  в
направлении двери, за которой его ждал шаттл. Съежившись за креслом, он не
переставал увещевать меня.  Я  приподнялся,  стараясь  придать  трясущимся
рукам твердость хоть на миг.
     Бейл закричал и метнулся к входной двери. Несколько раз, нажав курок,
я услышал как звенит эхо в моем отключенном сознании. Я лежал без сознания
всего несколько минут. Очнувшись, я обнаружил, что  ширма  упала  и  лежит
прямо на бомбе. Я в панике выпрямился. Может, Бейл успел ее  активировать?
Но где же он сам? Я вспомнил, как он рванулся к входной двери. Я  встал  и
снова бухнулся в кресло. Но опять поднялся и с трудом двинулся к выходу.
     Внезапно за спиной я услышал какой-то странный звук,  как  будто  там
притаился кот, попавший в неприятную историю. Я повернулся и  заковылял  к
распахнутой двери второй комнаты. Я заглянул туда, ожидая увидеть лежащего
на полу Бейла.
     Но здесь было пусто. Свет струился через  открытое  окно,  и  хлопала
портьера.
     Должно быть, Бейл выпрыгнул вниз, обезумев от  страха,  подумал  я  и
подошел к окну. В этот момент вновь раздался пронзительный крик.
     Бейл висел на руках на карнизе противоположного здания, в  четырех  с
половиной метрах отсюда. Это он издавал такой странный звук. На левой  его
штанине расплывалось большое темно-красное пятно: с высоты пяти этажей  на
кирпичную мостовую капала кровь.
     - Боже праведный, Бейл! Бейл! - закричал я. - Зачем ты это сделал?
     Я был потрясен. Несколько минут назад я был готов его застрелить,  но
видеть висящим - это нечто другое.
     - Брайан! - давился криком Бейл. - Я больше не могу  держаться!  Ради
Бога...
     Я не знал, что делать. Для героических поступков, пожалуй, у меня уже
не было сил.
     Я быстро осмотрел содержимое комнаты. Мне нужна была доска или  кусок
веревки. Но здесь ничего этого не было. Я вытащил из  постели  простыню  -
она была слишком коротка. Даже две или три простыни не могли помочь  делу.
Я не мог бы удержать их.
     Подойдя к телефону, я  набрал  единственный  известный  мне  номер  -
Манфреда.
     - Дежурный, - закричал я. - Здесь человек вот-вот свалится  с  крыши.
Пришлите сюда пожарных с лестницей, да побыстрее!
     Адрес? Остермальмегатен, 73, пятый этаж.
     Я опустил трубку и побежал к окну...
     - Держись, Бейл! - крикнул я. - Помощь уже в пути.
     Похоже, он пытался перепрыгнуть на  ближайшую  крышу,  думая,  что  я
преследую его по пятам. Но с дыркой в ноге это ему не удалось.
     Я подумал о Бейле, который послал меня с самоубийственным поручением,
зная, что мой обман безнадежен - пока я стою на своих собственных ногах. Я
подумал об аппарате, который ждал в засаде в  районе  Зоны  Поражения,  об
операционной комнате, где Бейл предполагал придать мне  более  достоверную
для его целей форму. Я вспомнил, как Бейл застрелил моего  новообретенного
брата, и  ту  ночь,  когда  я  валялся  в  холодном  подвале,  ожидая  его
мясников... И все же я не хотел видеть такую смерть Бейла.
     Вдруг он начал кричать, отчаянно дрыгая  ногами.  Он  даже  умудрился
дотянуться одной  рукой  до  карниза,  хватаясь  за  него  побелевшими  от
напряжения пальцами, но нога соскользнула.
     Я уже стоял возле  окна  целых  пять  минут.  Интересно,  сколько  же
времени я был без сознания? Никогда  бы  не  мог  предположить,  что  этот
слабак Бейл может так долго держаться, вися на карнизе.
     - Держись, Бейл, - подбодрил  я  его.  -  Еще  чуть-чуть.  Только  не
брыкайся.
     Он висел молча. Кровь продолжала течь из его башмака. Я взглянул вниз
и содрогнулся.
     Послышался отчаянный вопль сирены. Я бросился к двери,  открыл  ее  и
прислушался. Внизу зазвучали тяжелые шаги.
     - Сюда, сюда, - закричал я. - На самый верх.
     Я повернулся и побежал назад, к окну. Бейл был в  том  же  положении.
Затем одна рука его соскользнула, и он висел, слегка  раскачиваясь,  всего
на одной.
     - Вот они, Бейл. Еще пару секунд...
     Он уже не пытался уцепиться снова и не издавал никаких  звуков.  Шаги
раздались возле входной двери, и я инстинктивно повернулся к входящим.
     Когда я снова взглянув в окно, я увидел, как Бейл медленно, словно  в
замедленной киносъемке, молча скользит вниз...
     Я закрыл глаза, но уши не закрыл, и поэтому услышал,  как  он  дважды
ударился о кирпичи мостовой.
     Я отшатнулся от окна. Вокруг в комнате сновали пожарные,  выглядывали
из окна, что-то кричали.  Повернувшись  к  креслу,  я  плюхнулся  в  него.
Похоже, во мне не осталось больше никаких чувств.  Вокруг  стоял  сплошной
гам.  Какие-то  люди  входили  и  выходили,   что-то   делали,   оживленно
переговариваясь друг с другом. Я едва соображал, что происходит.
     Прошло довольно много времени, прежде чем я увидел Германа и  Барбро.
Я попытался было встать, но силы оставили  меня.  Барбро  склонилась  надо
мной, и я с радостью схватился за ее руку.
     - Отвези меня домой, Барбро! Герман, я тебя прошу... И тут я  заметил
Манфреда.
     - Бомба, - прошептал я. - Она не опасна.  Затолкайте  ее  в  шаттл  и
вышвырните вон.
     - Мои люди как раз этим занимаются, Брайан, - кивнул Рихтгофен.
     - Только что ты сказал о доме, - подал голос Герман. - Думаю, Манфред
меня поддержит, если мы самым решительным образом будем  требовать,  чтобы
ввиду твоих заслуг перед Империумом тебя доставили в твой родной мир!  Как
только твое здоровье позволит нам совершить небольшое путешествие по Сети,
и если, конечно,  таковым  будет  твое  желание...  Я,  правда,  хотел  бы
надеяться, что ты останешься с нами... но это решать тебе.
     - Мне не нужно решать, - твердо - или так  мне  только  показалось  -
сказал я. - Я сделал свой выбор. Мне нравится  здесь.  По  двум  причинам.
Во-первых, я могу использовать избитые фразы и шутки моего мира,  и  здесь
они окажутся совсем новыми. А во-вторых, что касается дома... - Я взглянул
на Барбро. - Дом там, где сердце!





                                Кит ЛОМЕР
                              Гордон ДИКСОН

                               ГОНКА ПЛАНЕТ




                                    1

     Солнце было  теплым.  Через  закрытые  веки  он  ощущал  его  горячее
оранжевое дыхание. Оно было похоже на рассветную дымку на  планете  Фламм.
Как давно это было! И Дульчия, первая Дульчия шла к нему, улыбаясь, сквозь
клочья тумана.
     Что-то коснулось его щеки, он отмахнулся. Чертовы цветомухи. Придется
возбуждать отталкивающее поле, хоть он его чертовски не  любил.  Кости  от
него гудели, как от тяжелой работы.
     Свет его памяти померк. Мрачная, едва уловимая нота тревоги зазвучала
во сне. Существовало что-то, что он пытался выудить из своего мозга...
     Он вновь почувствовал прикосновение. Сон растаял. Глаза открылись, и,
скосив их, он увидел стройную длинноногую  молодую  блондинку  в  открытом
розовом купальнике с каким-то длинным  лохматым  стебельком  в  руке.  Она
склонилась над его креслом.
     - Черт возьми, Дульчи, ты уже слишком взрослая, чтобы ходить в  таком
виде, - проворчал он.
     - Еще нет, дедушка! Я еще только взрослею. Жаль, что ты не видел лицо
сенатора Бартоломью, когда я подошла к двери...
     - Этот дурак опять здесь?
     Капитан  Генри  закрыл  глаза.  Внезапно  возросло  чувство  тревоги.
Толстый Бартоломью, ныне сенатор Бартоломью, был совсем не дурак.  Или  по
крайней мере он не был дураком сорок лет назад, когда был молодым.  Генри,
который в то время уже входил в зрелый возраст, почти любил его временами.
     Теперь, конечно, он стал  сенатором  и  усвоил  современную  чопорную
манеру двигаться и говорить, неотделимую от политического  имиджа.  И  все
же... чувство тревоги стало сильным, как никогда прежде.
     - Отправь его обратно, девочка моя, - ответил Генри. - Ты знаешь, что
прерывать мой сон...
     - Он говорит, это очень важно, дедушка.
     - Важно для него, а не для меня! Я ему уже говорил, что я думаю о его
политике, его методах, его мозгах и его вкусах в области выпивки...
     Послышался  звук  притворного  покашливания.  Генри   оглянулся.   За
девушкой стоял высокий с огромным животом мужчина, кожа его лица  обвисла,
но черные брови были так же сердито сдвинуты, как сорок лет назад.
     - Я подумал, что лучше не скрывать  своего  присутствия,  капитан,  -
произнес сенатор.
     - Ты не услышал бы ничего такого, что я не сказал  бы  тебе  в  лицо,
Бартоломью,  -  парировал  Генри.  -  Что  на  этот  раз?  Ты  с  тем   же
предложением?
     Сенатор хмыкнул и сел на стул, предложенный Дульчией. На какой-то миг
девушка оказалась между Генри и солнцем, и он  снова  окунулся  в  сон,  в
котором ее  прабабушка  брела  сквозь  светившийся  туман  планеты  Фламм.
Девушка ушла со света, и Генри опять  очутился  лицом  к  лицу  с  тяжелой
действительностью и сэром Бартоломью.
     Капитан посмотрел  на  этого  средних  лет  человека  с  нескрываемой
неприязнью. Бартоломью вспотел в своем модном узком из  блестящей  зеленой
ткани пиджаке с короткими рукавами, открывавшими замысловатые манжеты,  на
которых красовались большие запонки с драгоценными  камнями.  Трехдюймовый
значок    с    лозунгом    предвыборной     кампании     "Голосуйте     за
среднестатистического человека!", приколотый к нагрудному  карману,  сразу
бросался в глаза. Агрессивно выпятив нижнюю  губу,  сенатор  посмотрел  на
старика.
     - Я надеялся, что ты передумал, капитан Генри. Так как ты не  ответил
на мой звонок...
     - Если бы хотел сказать что-либо новое, я бы как-нибудь доковылял  до
телефона... Я пока еще не прикован к постели!
     Бартоломью стянул с головы темно-бордовый  берет  и  помахал  им  как
веером.
     - Это дело всепланетной важности, капитан!  Коразон  -  перспективный
мир. Конечно, ты не позволишь себе из-за соображений личного характера...
     - Черта с два! - прорычал капитан Генри. - Я Пограничным  мирам  свое
отдал. Сто пятьдесят лет! Всего лишь десять  лет  в  отставке,  и  тут  ты
начинаешь докучать мне...
     -  "Докучать"  -  неверное   слово,   капитан.   Я   предлагаю   тебе
замечательную возможность. У тебя будет лучшее оборудование...
     - Я предпочитаю солнечный свет. Я знаю, что  ты  соорудил  крышу  над
своим городом, чтобы не пускать в него свежий воздух, но мне он нравится.
     - Я прошу всего лишь об одном: пройди курс омоложения еще раз, за мой
счет.
     Генри взглянул на толстяка.
     - Ага, за твой счет. Я прошел три курса. Мне сто тридцать пять лет, и
я ощущаю каждый прожитый месяц.  Ты  знаешь,  к  чему  приведет  четвертое
омоложение.
     - Но я видел последний медицинский  отчет  о  твоем  здоровье.  Ты  в
отличной форме для своего возраста. Лечение не сделает тебя снова  юношей,
но оно полностью восстановит твои силы...
     - Я буду казаться молодым, несколько месяцев. Через год я завяну, как
вчерашняя гардения, а через три буду дряхлой развалиной. И тогда мне будет
все равно, протяну я еще год или нет. - Он откинулся на  спинку  и  закрыл
глаза. - Вот так-то, сенатор. Тебе придется поискать другого мальчика  для
поручений.
     - Ты рассматриваешь все это поверхностно, капитан! Новый мир, который
будет открыт для переселенцев, - первый за шестьдесят лет! Это  поручение,
как ты его называешь, займет  только  несколько  месяцев  твоего  времени,
после чего ты не только будешь испытывать удовлетворение от того, что внес
ценный вклад в развитие Пограничья,  но  и  станешь  обладателем  славного
состояния!
     Генри открыл один глаз.
     -  Почему  бы  тебе  не  послать   одного   из   среднестатистических
кандидатов? Если он достаточно хорош для того, чтобы  быть  представителем
планеты в Совете, он, наверняка, в состоянии справиться с таким  ерундовым
заданием, как это.
     - Ты слишком  легковесно  говоришь  об  очень  серьезных  делах.  Наш
кандидат, будучи  представителем  средних  слоев  общества  Алдорадо,  без
сомнения,  подходящая   кандидатура,   воплощение   высочайших   принципов
демократического правления...
     - Опустим предвыборную речь, я не голосую за среднего человека.
     Покрытый сеткой жил нос сенатора потемнел. Бартоломью глубоко вдохнул
через раздувавшиеся ноздри.
     - Что касается обсуждаемого дела... - трезво проговорил он, - высокая
оценка  твоих...  ну...   специальных   знаний   перевесила   все   другие
соображения.
     Бегающие глаза сенатора остановились на Генри.
     Капитан отвел глаза в сторону. Некоторое время  он  смотрел  на  свое
собственное лицо, отраженное в спинке стула. Оно было  похоже  на  побитое
временем изваяние из древнего дуба.
     - Ну и какие специальные знания ты имеешь в виду?
     Рот Бартоломью искривился в напоминавшей улыбку гримасе.
     - Капитан,  ты  ведь  старый  волк,  тебе  известны  все  космические
переулки, своеобразные нравы  далеких  миров.  Ты  бы  не  спасовал  перед
бандитами, которых можно встретить на  Коразоне,  выпутался  бы  из  самой
сложной ситуации и взял, что хотел. Думаю, ты бы знал, что делать  дальше,
- добавил он, разглядывая носок своего туфля.
     - Ну ты-то знаешь, не так ли? - Генри изучал лицо своего собеседника.
- Мне осталось двадцать лет на то, чтобы нюхать цветочки.  Интересно,  что
могло бы заставить меня бросить это занятие и искать  гибели  у  черта  на
куличках?
     - Тебя интересует окись алюминия?  -  как  бы  между  прочим  спросил
Бартоломью.
     Внезапно чувство тревоги вернулось. Пожалуй даже, это была не  просто
тревога. Словно ледяные тиски сжали внутренности..
     - В форме, известной под названием корунд, - добавил сенатор.
     - К чему ты клонишь? - резко спросил Генри.
     Теперь настала очередь Бартоломью помолчать. Его  взгляд  остановился
на девушке, загоравшей у бассейна в нескольких ярдах от них.
     - Дульчи, пора завтракать, - крикнул капитан.
     Она подняла голову, взглянула в лицо Бартоломью, затем встала и пошла
через лужайку.
     - Ну? - произнес Генри ровным голосом, обращаясь к сенатору.
     Тот подвинул стул вперед, вытащил наркотическую палочку,  потом,  как
бы вспомнив о чем-то, предложил такую  же  Генри.  Капитан  махнул  рукой,
отказываясь.
     - Со времени своего открытия более века назад  Коразон  был  закрытой
планетой, - посетитель выдохнул в сторону капитана ароматный  дым.  -  Под
очень строгим карантином. Но ты ведь был там однажды...
     - Конечно. Во время независимого разведывательного полета  -  еще  до
того, как Карантинная Служба услышала об этом мире. А что?
     -  Ну...  -  глаза  Бартоломью  остановились   на   тлеющем   кончике
наркотической  палочки.  -  Только  то  твое  путешествие  было   возможно
закончено, а, возможно, и нет... Ты провел на планете несколько месяцев.
     - Ну и...
     - И кое-что нашел.
     - Ты рассказываешь или спрашиваешь?
     - Рассказываю, капитан, - ответил Бартоломью спокойно. - Я  тебе  еще
кое-что  расскажу.  Корунд   имеет   различное   применение.   Его   можно
использовать в производстве в качестве отличного шлифовального  материала.
Но он может принимать и более привлекательные  формы,  известные  нам  как
рубин, изумруд, сапфир, восточный топаз, аметист  и  так  далее,  -  голос
Бартоломью теперь напоминал мурлыканье. - Рынок сбыта натуральных  камней,
таких, как я однажды видел на твоей внучке, когда мой Лэрри  пригласил  ее
на выпускной бал, неограничен.
     Он сделал паузу. Генри наблюдал за ним  без  какого  бы  то  ни  было
выражения. В голосе Бартоломью послышались хриплые нотки.
     -  Я  знаю  о  твоей  карьере,  капитан,  фактически  все.  Последние
несколько недель только этим и занимался, - он выпустил  дым,  наслаждаясь
сложившейся ситуацией.
     Генри молча наблюдал за ним.
     Ты всегда жил скромно...  -  Бартоломью  обвел  рукой  сад,  бассейн,
старомодную стеклянную теплицу. - Но однажды  ты  был  богатым  человеком.
"Однажды" - вот главное слово.
     - Неужели?
     - Именно так, - подтвердил Бартоломью. - Ты жил согласно принципам, а
не соображениям выгоды. Капитан, любой  бизнесмен  скажет  тебе,  что  это
неправильно. И теперь у тебя  остались  только  этот  дом  и  доход,  едва
достаточный для того, чтобы ты, старик, мог посидеть на солнышке,  да  еще
кредит, предоставляемый тебе благодаря тем камням, что ты так  неосторожно
позволил надеть своей внучке. Я с точностью до пенни знаю, во сколько тебе
оценили эти камни.
     - Какое отношение имеет одно к другому? - прорычал Генри.
     - Эти камни являются наследством Дульчии, - ответил Бартоломью.
     - А тебе что с этого? Я их получил честным путем.
     - Что ты говоришь? Согласен, что ты никому не должен ни цента,  я  бы
знал об этом. Но ты владеешь камнями...  -  его  глаза  сузились  и  почти
исчезли в складках жира. - Случайно я узнал, что ты  был  на  Коразоне  по
крайней мере дважды уже после того, как было объявлено,  что  планета  под
карантином.
     Генри не шевелился, его губы искривились в холодной улыбке.
     - Это было очень давно, если вообще было. Более ста лет назад.
     - Закон о давности срока не распространяется на  случаи  контрабанды.
Речь ведь идет о последнем путешествии. Сто четыре года тому  назад,  если
быть точным, не так ли? Ты опоздал сюда на неделю, твоя  жена  умерла  без
тебя.
     Генри  резко  подался  вперед.  Его  взгляд  скрестился  со  взглядом
сенатора.
     - Оставь в покое мою жену, - проревел он.
     - В чем дело, капитан? -  Бартоломью  развел  в  стороны  свои  белые
толстые руки. - Ты ведь не мог не знать о том, что ты  ей  необходим.  Или
все же не знал? Конечно, жаль, что  ты  слишком  поздно  вернулся  сюда  с
камнями, которые  помогли  бы  оплатить  спасительную  для  нее  операцию.
Опоздал всего на неделю. Но твоя совесть не должна  тебя  мучить...  хотя,
думаю, тебе тяжело, учитывая, что рядом твоя правнучка - точная копия той,
кому ты позволил умереть...
     Генри шевельнулся. Совсем чуть-чуть. Просто  слегка  перенес  вес  на
левый  локоть  и  правый  кулак,  лежавшие  на  подлокотниках  кресла.  Но
Бартоломью внезапно замолчал. Его обвисшее лицо напряглось.
     - Полегче,