сам  себе,  -
жилище и так уж разваливалось на куски.
     К моменту, когда я достиг круглой двери, через которую проник в  этот
подводный дворец, вода доходила мне уже до колен. Мимо проплывали веера из
перьев, деревянные статуэтки, какие-то  бумаги.  Я  схватился  за  большую
рукоятку двери, начал нервно дергать ее взад-вперед, но потом все же  взял
себя в руки и постарался вспомнить, как  это  делал  охранник.  Так...  он
потянул рукоятку на себя, потом повернул ее влево. Я сделал все наоборот (
ведь я шел назад)  и  тяжелая  металлическая  дверь,  скорее  иллюминатор,
открылась, но в нее хлынул поток воды, сбивший меня с ног и пронесший мимо
двери метров на семь-восемь. Из последних сил удерживая Риссию, я встал на
ноги, добрел до круглой двери и проник в нее.
     Какое-то  время,  показавшееся  мне  вечностью,  нас  вертела   вода,
заставляя совершать головокружительные  кульбиты.  Наконец  я  вспомнил  о
водяном двигателе в моей оснастке и, включив его, замедлил наше  движение.
Мы  плыли  по  бесконечному  коридору,  проплывая  метр  за  метром   мимо
однообразных серых стен. И вдруг передо мной возникли ворота -  те  самые,
закрывающие вход в "водосточную трубу". Забрав немного вправо, прижав тело
Риссии к себе, я проник сквозь щель в воротах и  взмыл  вверх,  в  мрачную
толщу океана, которая сулила свободу.


     Поднимаясь со дна морского, я пробовал найти запястье  Риссии,  чтобы
нащупать пульс, но руки мои  онемели  от  холода.  Почти  вплотную  к  нам
подплыла  какая-то  рыба,  огромная  и  странная,  но  тут   же   исчезла,
испугавшись взмаха моей руки. Когда до поверхности оставалось  футов  сто,
страшная судорога свела мой левый локоть, вскоре она сменилась тупой болью
у основания черепа. Наш быстрый подъем  таил  опасность  резкого  перепада
давления - такая штука может превратить здоровяка в  инвалида,  причем  за
несколько секунд.
     Преодолевая боль в суставе,  я  согнул  левую  руку  и  посмотрел  на
индикатор: сорок один фут до всплытия, сорок, тридцать пять...
     Вот и поверхность океана.  Какие-то  быстрые  огоньки  замелькали  на
вале; вновь прибегнув к водяному двигателю, я  приблизился  к  ним,  потом
подрулил ногами, плывя навстречу хромированной лесенке, спущенной в воду с
катера. Когда я схватился за нее,  голову  мою  словно  пронзила  огненная
молния, но чья-то сильная рука подхватила меня и подняла на палубу.
     - Риссия... Ей надо восстановить давление,  -  пробормотал  я,  боясь
потерять сознание, не сообщив об этом. Вес ее тела больше не оттягивал мне
руку. С меня стянули шлем, теплый воздух овеял лицо. Кругом стояла тишина,
если не считать того гула, который  поселился  в  моей  голове  с  момента
взрыва. Глаза были вместилищем боли, словно ядра, раскаленные добела.
     Протянув руку, я ощутил мягкую  прохладу  щеки  Риссии  -  с  девушки
успели снять шлем. И сразу моя боль прошла,  как  бывает,  когда  вытащишь
занозу. Глубоко вздохнув, я почувствовал металлический привкус в воздухе и
усмехнулся, осознав, что на какое-то время я совсем забыл запах извержения
вулканов.
     Потом все исчезло - запахи, звуки и даже боль. Я провалился в царство
тепла и забвения.



                                    10

     Сознание долго не возвращалось ко мне, словно старый солдат, забывший
дорогу к дому. Сделав усилие, я открыл глаза и увидел  потолок  камеры,  в
которую меня, видимо, поместили для восстановления  нормального  давления.
Попробовал согнуть руку - как будто в порядке. Сел. Риссия,  завернутая  в
одеяло, лежала рядом. На какой-то миг сердце  мое  перестало  биться:  мне
показалось, что она не дышит. Потом,  почувствовав  ее  дыхание  на  своей
ладони, я успокоился. Взглянул на приборы, показывающие давление:  стрелка
замерла  на  отметке  14.6  ПСИ.  Значит,  открыть   камеру   не   опасно.
Подобравшись к  входному  люку,  я  потянул  за  рукоятку  и  почувствовал
страшную слабость. Тогда я решил постучать по крыше камеры, чтобы  Кармоди
выпустил меня на волю.
     Но какое-то неясное подозрение остановило меня. Поразмыслив, я понял,
что катер не идет, а покачивается на ленивой волне. На моих часах было без
двадцати пять, значит, прошло почти семь часов с начала  моего  спуска  на
дно. Почему же Кармоди не отвез нас в порт, не показал  Риссию  врачам?  И
почему катер дрейфует, вместо того чтобы двигаться?
     Я снова потрогал ручку люка, на этот раз мне удалось ее повернуть,  и
дверь приоткрылась на полдюйма. Я увидел серый  рассвет,  серую  палубу  и
ноги человека, лежащего плашмя совсем  недалеко  от  меня.  Прикрыв  дверь
снова, я потрогал рукой  бедро,  где  должен  быть  револьвер.  Он  исчез.
Видимо, я потерял его, пробираясь по  многочисленным  тоннелям  подводного
мира.
     Минут пять прошли в раздумье, потом, снова приоткрыв дверь, я получше
осмотрел ноги лежащего. И хотя видел я еще плохо, словно  сквозь  дымчатые
очки, я узнал спортивные туфли Кармоди на веревочных подошвах.  На  катере
царила тишина. А может, я оглох? Подняв руку к уху, я щелкнул пальцами: да
нет, я все слышу.
     Я осторожно вылез на палубу, закрыл за собой люк и снова взглянул  на
лежащего - да, это был Кармоди, без всякого  сомнения.  Убитый,  и  притом
давно... Даже в двадцати милях от суши до него смогли добраться мухи.
     Рашас тоже лежал в отдалении. Кто-то убил его, попав в  правый  глаз.
На палубе виднелось красное  засохшее  пятно,  струйка  крови  тянулась  к
борту. Значит кто-то, с дыркой в теле, смог добраться до борта и броситься
в воду.
     Я двигался  босиком  и,  как  мне  казалось,  бесшумно.  Однако  меня
услышали: над палубой показался чей-то  затылок.  Пригнувшись,  я  скрылся
позади рубки и отполз назад - до точки, откуда рискнул еще раз  взглянуть.
В двух шагах от меня стоял человек. Судя по положению плеч,  он  собирался
повернуться в мою сторону, но, упредив его движение, я прыгнул и  оказался
лицом к лицу с ним. Он молниеносно  выхватил  револьвер  и  нацелился  мне
прямо в сердце.
     - Не стреляй, - услышал я чей-то ленивый  голос.  -  Этого  пока  что
оставим в живых.  -  Из  полутьмы  каюты  поднялся  некто,  чье  лицо  мне
показалось знакомым. Может, я видел его еще в Майами.
     Первый опустил револьвер. Он смахивал на школьного учителя - среднего
роста, серая  личность  "приличной"  наружности  с  редеющими  волосами  и
полнеющей  талией.  У  другого  было  скорбное  лицо  продавца  ритуальных
товаров, и одет он был в традиционный темный костюм. Оба они  разглядывали
меня с минуту, потом владелец оружия пошел прочь.
     - Поищу веревку, надо его связать, - сказал он, причем  произнес  все
это на хорошем английском, с едва заметным акцентом. Я подумал, что он вот
так же говорит еще на дюжине языков.
     Второй остался меня сторожить с видом добропорядочного горожанина. Он
не курил, не морщился, не ежился - он просто стоял,  и  потому,  наверное,
показался мне легкой добычей. Но как только я сделал движение, в его  руке
щелкнул затвор.
     - Сними пояс, - сказал он без доли эмоций. Я расстегнул пряжку и снял
пояс, увешанный разными приспособлениями.
     - Выбрось за борт, - скомандовал он, целясь мне прямо в глаз, видимо,
это он убил Рашаса, потому  что  явно  специализировался  на  такого  рода
выстрелах. Я выбросил пояс за борт.
     - Сними костюм, - продолжал он. Поднявшись во весь рост, я расстегнул
молнии, стянул свою подводную экипировку - надо сказать, не сдержав стона:
мои кости все еще болели так, словно по мне проехало что-то тяжелое.
     - Выбрось за борт, - сказал он, после чего я свернул костюм в узел  и
вышвырнул. Этот жест оставил меня в нижнем белье.
     Обезопасив меня таким образом, он убрал  свое  оружие.  В  это  время
вернулся другой тип и приказал мне лечь. Я дрожал на холодной палубе, пока
один из них связывал нейлоновой веревкой мои ноги у щиколоток.  Потом  мне
связали руки за спиной и удалились, оставив  лежать,  уткнувшись  носом  в
лужу.
     Ворочаясь туда-сюда, я смог  кое-как  подползти  к  Кармен  заглянуть
подальше, вперед.  Те  двое  стояли  у  рубки,  уставившись  вдаль.  Катер
покачивался, дрейфуя. Кармоди лежал все на  том  же  месте,  никто  им  не
интересовался, кроме мух. Одна из них покружила надо мной, но,  сообразив,
что еще рано, улетела.
     В паре футов стоял ящик, привинченный к палубе.  Я  отползал  до  тех
пор, пока не увидел то, что находится позади. Брезентовый чехол с оружием,
который я в свое время припрятал, был цел и невредим. Я пошевелил руками и
понял, что веревки на запястьях завязаны не слишком туго, нейлон не всегда
годится для этих целей. Расшатывая узел на одной  руке  кончиками  пальцев
другой, я ухитрился развязать  один  узел.  Потратив  еще  минут  пять,  я
освободил обе руки и уже потирал их, держа за спиной.
     Мои конвоиры будто забыли обо  мне.  Один  из  них  указывал  пальцем
вдаль. Проследив это  направление,  я  увидел  какое-то  судно.  Парни  не
проявили признаков беспокойства, понятно, что они поджидали этот  корабль.
Все  четче  вырисовывался  его  силуэт,  вскоре  стали  различимы   фигуры
пассажиров. Их было человек шесть, не  меньше.  "Гробовщик"  приветственно
помахал им рукой.  Моя  надежда  на  то,  что  восторжествует  правосудие,
окончательно угасла.
     Вытащив из-за ящика  оружие,  я  расчехлил  его  -  это  был  автомат
"Ветерби-75", пригодный даже для охоты на слонов. Лежа на спине и  положив
оружие на живот, я выбрал целью спину "учителя" и  дал  по  нему  очередь.
Отдача пришлась в правую скулу, но зато "учитель" подпрыгнул и, свалившись
куда-то вниз, исчез с горизонта. "Гробовщик" резко обернулся,  схватившись
за револьвер, но я прицелился еще раз, и из того  места,  где  только  что
была его голова, брызнул ярко-красный фонтан.
     Теперь по темному судну забегали люди. Я увидел яркую  вспышку,  мимо
меня просвистела пуля. Прижавшись к палубе, я ждал. Пули свистели  у  меня
над головой, но через некоторое  время  стрельба  из  пистолетов  затихла.
Приподнявшись,  я  увидел,  что  противники  скопились  вокруг  орудия,  и
стаскивают с  него  чехол.  Что  ж,  попробуйте  и  вы  моего  "слонового"
оружия... Укрывшись за стальным ящиком, я выбрал жертву, стоявшую рядом  с
орудием  и  выстрелил,  залп   прозвучал   сухим   щелчком,   и   "мишень"
опрокинулась, словно в тире. Слева от орудия показалось  чье-то  плечо,  я
убрал его без особых хлопот. Еще один тип  пересекал  палубу,  я  дал  ему
пробежать пару метров и тоже снял.
     Темное судно неожиданно накренилось и, развернувшись, подставило  мне
свой левый борт. Никакой суеты возле орудия больше не наблюдалось.
     Когда  чужак  удалился  ярдов  на  сто,  я  пустил  вдогонку  парочку
очередей,  а  потом  пробрался  к  рубке  и  спустился  вниз,  в  машинное
отделение. Едва я прикоснулся к стартеру, как двигатели застонали, и катер
двинулся вперед. Работая рулем, я  отклонял  катер  слегка  то  влево,  то
вправо, чтобы его не задел случайный выстрел чужака. Но тот, выпустив пару
снарядов, отказался от дальнейших попыток.
     Когда  огромное  оранжевое  солнце  встало  над  водой,  окрасив   ее
кровавыми полосами, я выровнял курс так, чтобы  оно  осталось  у  меня  за
спиной, поставил управление на автопилот и опустился вниз, чтобы проведать
Риссию.
     Она уже проснулась, но выглядела еще более худой и  изможденной,  чем
при первой встрече. Улыбнувшись, она произнесла несколько слов,  но  таким
слабым голосом, что я не расслышал.
     - Прости, милая, - переспросил  я,  -  слишком  много  стрельбы  было
вокруг меня, и я, видимо, оглох. Как ты себя чувствуешь?
     Показав на свои уши, девушка  покачала  головой:  она  тоже  меня  не
слышала. Я потрогал ее лоб: температура  была  нормальная,  пульс  тоже  в
норме.
     - Я приготовлю чего-нибудь горяченького, - сказал я и с этими словами
пошел в камбуз, где открыл банку с готовым супом, вскипятил его,  поджарил
тосты и налил стакан апельсинового сока. Увидев все это,  Риссия  села  на
койке, но видно было, каких усилий ей это стоило. Она набросилась на  еду,
как изголодавшийся котенок, а когда  насытилась,  подняла  руку,  которая,
видимо, показалась ей слишком тяжелой, и прикоснулась к моему  лицу.  Губы
ее двигались, но я услышал только одно слово: "Мэл". Вокруг  глаз  темнели
синяки - признак того, что в ее организме из-за резкого перепада  давления
лопнуло много сосудов. Заставив ее немного пошевелить руками и  ногами,  я
убедился в том, что они целы.
     Мне хотелось перенести ее в каюту, но, как выяснилось, я  и  сам  был
настолько слаб, что не мог поднять ничего тяжелее суповой  ложки.  Оставив
девушку на месте, я заботливо укрыл ее одеялом, пожелал спокойной  ночи  и
свалился на соседнюю койку.


     Когда я проснулся, было около полудня. Встав под душ, я  окатил  себя
холодной водой, потом горячей, нашел  электробритву  Кармоди  и  побрился.
Потом зашел к  Риссии:  сегодня  на  ее  щеках  появился  слабый  румянец.
Накормив ее горячим супом, я принес котелок воды для умывания, кусок  мыла
и расческу, а сам вышел на палубу, чтобы заняться необходимыми делами.
     Тело Кармоди было тяжелым, у меня ушло не менее  пяти  минут  на  то,
чтобы подтащить его к поручню и перевалить через борт.  При  падении  одна
его рука поднялась, словно для прощания со мной. Он был хорошим  парнем  и
погиб, в сущности, из-за меня, а я так небрежно его хороню. Но что делать?
На палубе невыносимо жарко.
     Рашас был легче. Отправив его вслед за  Кармоди,  я  развел  в  ведре
соль, смыл кровь и вымыл всю палубу. Когда я закончил работу,  солнце  уже
светило вовсю, играя бликами на сверкающем чистотой катере.
     Проверив наш курс, я убедился, что мы идем строго на  запад  и  через
какой-нибудь час увидим берег Африки чуть южнее Туниса  -  в  том  случае,
конечно, если он тоже не провалился на дно морское. Риссия все еще  лежала
в барокамере, поскольку это было самое прохладное место на судне.
     - Мы скоро войдем в порт,  -  сказал  я,  зайдя  ее  проведать,  -  я
приглашу к тебе врача, и через несколько дней ты  будешь  молодцом.  Потом
уплывем куда-нибудь, куда скажешь. У нас хватит запасов для самого долгого
круиза.


     Примерно в час дня я увидел длинную полосу  суши  коричневого  цвета,
настолько плоскую, что она едва возвышалась над  линией  воды.  Уже  через
пятнадцать минут мы осторожно пробирались в порт, минуя обломки кораблей и
мусор, которым была забита гавань. Видимо, тайфун,  пронесшийся  над  этой
частью моря, превратил в прах суда, стоявшие на рейде.
     В порту царило оживление:  сновали  пассажиры,  работали  погрузочные
краны, торговцы наперебой предлагали морские диковины. Предупредив Риссию,
что я уйду ненадолго, только найду  ей  врача,  я  спрыгнул  на  пристань.
Размахивая десятидолларовой бумажкой, я искал кого-нибудь, кто бы  говорил
по-английски. Из толпы ко мне протиснулся парень с  усиками,  какие  носят
американские солдаты, взял десятку и вызвался меня проводить.
     - Мне нужен доктор, - объяснил я.
     Он с готовностью закивал головой, повел меня вдоль  порта,  потом  мы
пересекли шумную улицу  и  вошли  в  узкий  переулок,  извивавшийся  между
древними домами,  как  змея.  Дальше  мы  поднимались  по  лестнице  между
стенами, заросшими мхом. А там не успел я оглянуться, как парень  метнулся
в боковой проулок и бесследно исчез. Мне стало ясно,  что  я  в  очередной
ловушке.
     Пройдя дальше, словно ничего не подозревая, я резко рванул влево. Это
был хитрый, но бесполезный трюк. Из потайной каморки  появился  человек  в
грязно-коричневом костюме и, расставив руки, поймал меня. Стукнув его  изо
всех сил, я успел заметить его сообщника. Появившись из-за спины  первого,
он замахнулся на меня дубинкой. Весь мир погрузился во тьму.


     Сознание возвращалось тяжело. В голове стучало так,  что  этот  звук,
видимо, слышал не только я. Кроме всего  прочего,  в  комнате,  куда  меня
бросили, было жарко и душно.
     - Как себя чувствуете? - спросил меня равнодушный голос.
     - Спасибо, как вырванный зуб, -  ответил  я.  Слегка  приоткрыв  один
глаз, я увидел строго одетого мужчину, причесанного на  пробор.  Лицо  его
странным образом напоминало сморщенный чернослив.
     - Где женщина? - задал вопрос этот самый "чернослив".
     - Какая женщина? - переспросил я и заметил, что некто рядом  со  мной
собирается нанести удар.
     - Вы играете не по правилам, - возмутился я. - Еще один удар, и я  не
буду отвечать на ваши вопросы, потому что начну петь  в  хоре  ангелов  на
небесах.
     - Если скажешь про женщину, мы будем лечить твою рану.
     - Какую именно?
     - Не трать время? Женщину, которую ты украл.
     - Я хотел спросить, какую рану вы будете  лечить.  У  меня  их  целая
коллекция.
     - Мы обыскали твой катер, ее там нет, значит, ты перевел ее на  сушу.
Ты выиграешь время и избежишь многих неприятностей, если признаешься,  где
она.
     - Ну ясно. Зачем мне неприятности из-за какой-то худышки? Я дошел  на
большой скорости до грязевых болот у Афин  и  выбросил  ее  за  борт.  Она
хорошо прогулялась до берега!
     - Врешь!
     - Нет, не вру.
     - Куда дел женщину?
     - А вы - не полицейские?
     - Не имеет отношения к делу.
     - Имеет, черт возьми. Если да, то я не отвечу ни на один  вопрос.  Вы
мне припишете убийство и втянете в историю.
     - Ты и так уже вляпался. Но мы - не полиция.
     - Ну ладно, скажу. Я ее выгнал.
     - За что?
     - Она не хотела играть.
     - Как это "играть"?
     - Вам что - нарисовать на бумаге?
     - И ты ее украл для этой цели?
     - А на что еще она  нужна?  "Чернослив"  посовещался  с  обладателями
каких-то голосов, звучавших вокруг меня. Говорили они на языке, похожем на
китайский, а может, это и правда был китайский.
     - Применим болевую технику, - сказал новый голос уже по-английски.
     - Это непрактично.
     - Ничего, он еще поживет и поговорит.
     - Это не тот тип. Он умрет. А у нас нет времени на эксперименты.
     Некто прибавил еще несколько слов на непонятном языке, но "чернослив"
его оборвал.
     - Нет, - заявил он безапелляционно. - Я принял решение. Отведите  его
во двор и перережьте горло.



                                    11

     Я проснулся оттого, что кто-то теребил меня за ногу. Открыв глаза,  я
увидел человека в белоснежном одеянии, с  мягкими  чертами  лица,  прядями
рыжих волос над ушами и в очках без оправы.
     - Вот ваша еда, - сказал он сухо. - Надеюсь,  вы  сами  справитесь  с
трапезой...
     С подноса, стоящего на тележке у моей кровати, доносился запах мяса с
овощами. Я заметил гладкие белые  стены,  коричневый  туалетный  столик  с
квадратным зеркалом, узкую решетчатую дверь  и  еще  одну  дверь,  видимо,
ведущую в ванную. У меня все еще кружилась  голова,  казалось,  что  койка
подо мной  поднимается,  повисает  на  какое-то  время  в  воздухе,  потом
опускается на пол снова.
     - Это больница? -  Я  с  удивлением  услышал  собственный  голос,  он
звучал, как шепот на высокой ноте.
     - Садитесь, - скомандовал человек в белом.  Помогая  себе  руками,  я
принял полусидячее положение, а "медбрат" подложил мне под спину  подушки,
потом поставил поднос с едой на мои колени. Уговаривать меня не  пришлось:
желудок мой был пуст, как череп бедного Йорика. Рука казалась тяжеловатой,
но я все же смог удержать ложку и начал есть. В тушеное мясо  не  доложили
соли, но в основном пища была приемлемой. Я не спеша ел, а санитар  -  или
кто он там - безмолвно  стоял  рядом,  пока  я  насыщался.  Как  только  я
проглотил последний кусок, он забрал поднос и ушел, все так же  не  сказав
ни слова.
     Я немного подремал, меня накормили еще раз, потом я лежа  понаблюдал,
как розоватый свет за окном сменился сумраком. Безделье раздражало, однако
даже думать о делах не было сил. У меня был кров, еда,  и  меня  никто