ть грубый белесый камень, превратив его в бриллиант,  который
ослепит вас - но с самого начала этот камень должен быть алмазом. Да, меня
надо было огранить, чтобы я засверкал так, как нужно, но я никогда не  был
алмазом, капитан. Может быть, так себе, средненький изумруд, но не больше.
Я - политик, и если  повезет,  то  с  помощью  Дульчи  когда-нибудь  стану
великим политиком, но я никогда не был капитаном Генри!
     - Почему ты думаешь... - перебил его капитан.
     - Я сказал, закройте рот и слушайте, - продолжал  Лэрри,  не  повышая
голоса. - Когда  я  закончу,  скажете  все,  что  хотите.  Я  говорю  вам,
существует только один капитан Генри. И я добился Вечной Жизни не для вас.
Я сделал это для себя, для Дульчи, для всех нас. Вы помните  стихотворение
Киплинга о первопроходце? То, что вы цитировали той ночью, когда мы прошли
через портал на Коразоне? Так вот, помните одну из строф,  ту,  в  которой
говорится:

                   Мне все твердили: "Дальше нет пути.
                   Здесь твой предел. Здесь край цивилизаций.
                   Построй амбар и дом, зерно расти.
                   Здесь сытый рай ты можешь обрести.
                   Лишь укрепи границу у акаций".
                   Но глас в ночи рождался, как порыв:
                   "Неведомое скрыто за пределом..."
                   Как совесть, слаб, но властен был призыв:
                   "Отправься в путь, раба в себе изжив.
                   Преодоленью быть твоим уделом."

     - ...Так вот, это вы, капитан! -  сказал  Лэрри.  -  Сотни  и  тысячи
хороших  людей,  которые  придут  "к  раю  цивилизаций"  и  последуют   по
продолженному вами пути. Это вы, и Господь  свидетель,  человеческая  раса
нуждается в вас!
     Лэрри сделал глубокий вдох.
     - Капитан, я как-то сказал вам, что вы никогда не умрете, - продолжал
он. - Так оно и будет, если это хоть как-то зависит от  меня.  И  если  вы
добровольно не согласитесь пройти процедуру Обретения Вечной Жизни, я  сам
буду держать вас, пока врач не воткнет в ваше тело первую иглу.  Так  что,
пока от меня хоть что-то зависит, я  вам  говорю,  мы  не  собираемся  вас
терять, - и это мое последнее слово!
     Он резко повернулся к девушке.
     - Пошли,  Дульчи...  Пусть  он  побудет  один,  может,  хоть  немного
здравого смысла просочится в эту непробиваемую, как алмаз, голову.
     Лэрри развернулся на каблуках и ушел. Дульчия подпрыгнула и  побежала
за ним.
     - Дульчи! - заревел Генри, в ярости от того, что она покинула его  по
команде этого дерзкого молодого человека. Продолжая реветь,  он  с  трудом
поднялся на ноги, но они уже входили в дом. Генри остался один у бассейна.
     Сердито фыркнув, он упал назад в кресло.
     - Держать меня! - зарычал капитан, побелевший от злости. - Почему...
     Он замолчал и как бы увидел себя со стороны: вот он ревет  и  хрипит,
как разъяренный морж. Постепенно до  Генри  дошла  юмористическая  сторона
этой истории, он отбросил голову назад и рассмеялся.
     Смех очистил его. Наконец-то он  протрезвел.  Конечно,  этот  молодой
нахал прав. И нужно быть самым  последним  идиотом,  чтобы  отказаться  от
возможности обрести бесконечную жизнь и принять участие во всех открытиях,
о которых только может мечтать человек. Генри снова засмеялся, на этот раз
тихо.
     Хейл сделал его Коммодором. Ладно, этим он  его  и  возьмет.  У  него
будет, созданный для полетов в глубоком космосе,  разведывательный  катер,
который протащат через портал кусочек за  кусочком  и  снова  соберут;  он
увидит, что лежит там, за далекими звездами.
     Генри наклонился, поднял яркий камешек, который отбросила  в  сторону
Дульчия.  Это  был  бледно-фиолетовый,  без  единого  изъяна,  аметист   в
двенадцать карат. Он бросил его в бассейн, посмотрел, как камень уютно лег
рядом со своими сверкающими собратьями, покачиваясь и искрясь от  движения
струи воды из природного ключа, которая и вынесла  их  наверх  из  залежи,
находящейся далеко внизу.
     Цветные камни. Из-за них тоже лишались жизни люди. И кто знает, какие
неведомые сокровища могут ждать на далеких планетах...
     Если бы только Дульчия была здесь. Но  человек  не  может  иметь  все
сразу. Жизнь состоит из равных частей радости и печали: весь фокус в  том,
чтобы наслаждаться той,  которую  переживаешь  в  данный  момент  -  и  не
позволять другой заставить тебя забыть, что раз жизнь уже была прекрасной,
она может быть прекрасной снова.
     Генри стоял, глядя в воду, а заходящее солнце окрашивало небо в цвета
драгоценных камней.





                                Кит ЛОМЕР

                            БЕРЕГ ДИНОЗАВРОВ




                                    1

     Был приятный летний вечер. Мы с Лайзой  сидели  на  крыльце,  любуясь
тающими в небе розовыми полосками заката и слушая, как во дворе рядом Фред
Хэнникэт снимает газонокосилкой  очередной  урожай  сорняков.  Деловито  и
жизнерадостно стрекотал спрятавшийся в  густой  траве  сверчок.  По  улице
промчалась машина, слабый свет фар разогнал  тени  и  отразился  в  листве
платанов, чьи кроны переплетались над мостовой. Где-то недалеко радио пело
о портовых огнях.
     Тихо, тепло, уютно... Мне до смерти не хотелось уходить. Я вздохнул -
воздух отдавал дымком горящих листьев и запахом свежескошенной травы  -  и
заставил себя встать. Лайза молча подняла  голову,  глядя  на  меня  снизу
вверх. У нее было личико в форме сердца, маленький, чуть вздернутый носик,
большие, широко расставленные  глаза,  и  самая  милая  на  свете  улыбка.
Крошечный шрам на щеке только усиливал очарование - он  был  тем  изъяном,
который придает совершенству законченность.
     - Схожу-ка я к "Симону", выпью пива, - сказал я.
     - А я приготовлю к твоему возвращению ужин, дорогой, - ответила она и
улыбнулась своей чудесной  улыбкой.  -  Запеченная  ветчина  и  кукурузные
початки.
     Одним плавным движением Лайза встала и прильнула ко  мне,  коснувшись
губами моего уха.
     Я спустился по ступенькам, помедлил на дорожке, оглянулся и увидел ее
тонкий силуэт на фоне освещенного дверного проема.
     - Возвращайся поскорее, дорогой, - произнесла она,  махнула  рукой  и
исчезла.
     Навсегда.
     Я никогда не вернусь.



                                    2

     Трамвай с грохотом пересек  перекресток.  Он  был  похож  на  большую
игрушку с вырезанными головами, приклеенными к ряду  маленьких  квадратных
окон. Со всех сторон  раздавались  гудки.  Мигали  огни  светофоров.  Люди
торопились по домам после долгого дня, проведенного  в  магазине,  конторе
или на цементном заводе. Я влился в этот  поток,  подчинившись  ритму  его
движения. У меня было  много  времени.  Это-то  я  усвоил  хорошо.  Нельзя
ускорить время, нельзя его замедлить. Иногда его можно вовсе избежать,  но
это совсем другое.
     Размышляя об этом, я прошел четыре квартала  и  оказался  на  стоянке
такси. Уселся на заднее сиденье "рео", которому уже  давно  пора  было  на
свалку,  и  сказал  водителю,  куда  мне  надо.  Он  взглянул  на  меня  с
любопытством,  недоумевая,  что  может  понадобиться  приличному  молодому
человеку в такой части города. Он готовился произнести все это вслух, но я
его опередил:
     - Уложишься в пять минут - получишь пять долларов.
     Парень щелкнул счетчиком и чуть не угробил  сцепление  своего  "рео",
рванул с места. Всю дорогу он поглядывал на меня  в  зеркало,  прикидывая,
как бы все-таки подступиться ко мне с вопросами,  которые  не  давали  ему
покоя. Но я вскоре заметил невдалеке  неоновые  буквы  цвета  раскаленного
железа, дернул шофера за рукав, сунул ему  пять  долларов  и  в  следующую
секунду уже стоял на тротуаре.
     Не слишком выделяясь среди окружающих строений, здание  коктейль-бара
все-таки отличалось  претензией  на  роскошь.  Вниз  вела  пара  ступенек.
Верилось, что когда-то, до введения сухого  закона,  зал  выглядел  весьма
славно. Стены, покрытые деревянными плитками, не  пострадали  от  времени,
разве что почернели от въевшейся  пыли.  Лепной  потолок  был  по-прежнему
великолепен. Но по темно-бордовому ковру протянулась  широкая  вытоптанная
дорожка.  Она  извивалась,  как  лесная  тропинка,  вдоль  всего  бара  и,
разветвляясь у столиков, терялась среди ножек стульев. Кожаные  сидения  в
кабинках заметно потускнели, некоторые повреждения были  заделаны  клейкой
лентой, но вытереть следы от кружек, оставленные  несколькими  поколениями
любителей пива, никто не удосужился. Я занял кабину  подальше  от  бара  с
маленькой медной лампой. Ее матовый свет высвечивал нацарапанное на  стене
чье-то сообщение о победе  в  беге  с  препятствиями  в  тысяча  девятьсот
десятом году. Часы над стойкой бара показывали семь сорок четыре.
     Я заказал гренадин у официантки, молодость которой,  судя  по  всему,
пришлась на то время, когда процветал бар. Едва я  успел  сделать  глоток,
как кто-то  скользнул  на  сидение  напротив.  Человек  пару  раз  глубоко
вздохнул, словно только что пробежал круг по стадиону, и  поинтересовался:
"Не возражаете?" Затем махнул рукой в сторону зала.
     Я посмотрел на незнакомца. У него было приятное округлое лицо и очень
светлые глаза. Голову покрывал желтенький пушок, как у цыпленка.  Одет  он
был в полосатую рубашку с отложным воротником, лежавшим поверх пиджака  из
голубой шотландки  с  подставными  плечами  и  широкими  лацканами.  Рука,
держащая  стакан,  была  маленькой,  холеной,  с  короткими   безупречными
ногтями. На левом указательном пальце я увидел тяжелое  золотое  кольцо  с
искусственным рубином. Оно могло бы сгодиться в  качестве  пресс-папье.  В
целом же внешности незнакомца не хватало гармонии, словно его  собирали  в
спешке, думая о чем-то более важном.
     - Не хотелось, чтобы у вас сложилось ложное впечатление... - произнес
он.
     Его голос вполне соответствовал облику: он был  слишком  высоким  для
мужчины и как-то дисгармонировал с помещением, полным сигарного дыма.
     - Лишь чрезвычайные обстоятельства заставляют меня обратиться к  вам,
мистер Рэвел, - быстро продолжал он, будто торопился высказаться, чтобы не
опоздать. - Дело огромной важности... касается вашего будущего.
     Как бы проверяя, какой эффект произвело сказанное, он  сделал  эдакую
выжидательную паузу, словно от моей реакции зависело, как он поведет  себя
дальше.
     Я сказал:
     - Моего? Да ну? Я никогда не думал, что оно у меня есть.
     Ответ ему понравился - я увидел, как заблестели его глаза.
     - Ну да, - кивнул он. - В самом деле.
     Он быстро отхлебнул из  стакана,  поставил  его,  и,  перехватив  мой
взгляд, уставился мне в глаза. На губах его играла скользкая улыбка.
     - Я мог бы добавить, что ваше будущее будет... или может быть гораздо
значительнее, чем прошлое.
     - Мы где-то встречались? - спросил я.
     Он покачал головой.
     - Я понимаю, что сейчас все это для  вас  не  имеет  особого  смысла.
Время - вот что важно. Поэтому, пожалуйста, выслушайте меня.
     - Я слушаю, мистер... Как вас зовут?
     - Неважно, мистер Рэвел. Я вообще  не  имею  к  этому  делу  никакого
отношения,  мне  просто  поручили  войти  с  вами  в  контакт  и  передать
определенную информацию.
     - Поручили?
     Он пожал плечами.
     Я потянулся через стол и схватил его за руку, сжимавшую стакан.  Рука
была гладкой и мягкой, как у ребенка. Он напрягся, словно хотел встать, но
я не дал ему этого сделать.
     - Позвольте мне тоже сыграть, - сказал я. - Давайте-ка остановимся на
этом поручении. Мне оно показалось интригующим. Так кто  же  считает  меня
настолько важной персоной, что поручает таким пройдохам,  как  вы,  совать
нос в мои дела?
     Я  усмехнулся.  Он  снова  напялил  на  лицо  улыбку,  но  мышцы  его
по-прежнему были напряжены.
     - Мистер Рэвел, что бы вы сказали, если бы я сообщил вам, что являюсь
членом секретной организации суперлюдей?
     - А какого ответа вы ждете?
     - Что я сумасшедший, - с готовностью подсказал он.  -  Вот  почему  я
надеялся обойти этот вопрос и перейти сразу к  сути  дела.  Мистер  Рэвел,
ваша жизнь в опасности.
     Его слова повисли в воздухе.
     - Ровно через одну минуту и тридцать секунд, - он посмотрел на  часы,
повернутые на английский манер - на  внутреннюю  часть  запястья,  -  сюда
войдет человек, одетый в черный костюм, в руках он будет держать трость из
черного  дерева  с  серебряным  набалдашником.  Он  пройдет  к  четвертому
табурету у бара, закажет чистый виски, выпьет, повернется, поднимет трость
и трижды выстрелит вам в грудь.
     Я сделал глоток. Пиво  было  первоклассным  -  настоящее  утешение  в
работе.
     - Чудненько, - сказал я. - И что же потом?
     Малыш слегка встревожился.
     - Вы шутите, мистер Рэвел? Речь идет  о  вашей  жизни.  Здесь,  через
несколько секунд, вы можете умереть!
     Он перегнулся через стол и  выпалил  эти  слова  мне  прямо  в  лицо,
брызгая слюной.
     - Ну-ну, все понятно, - сказал я, отпустил его руку и поднял  стакан,
приглашая его выпить. - Только не тратьте много денег на мои  воображаемые
похороны.
     Теперь уже он схватил меня за рукав.  Жирные  пальчики  сомкнулись  с
куда большей силой, чем я мог ожидать.
     - Я говорю о том, что обязательно случится,  если  вы  немедленно  не
начнете действовать, чтобы избежать смерти!
     - Ага! Тут-то и начнется то  самое  великое  будущее,  о  котором  вы
рассказывали?
     - Мистер Рэвел, вы должны сейчас же уйти отсюда.
     Он порылся в  кармане  пиджака  и  вытащил  карточку  с  отпечатанным
адресом: "Колвин Корт, 366".
     -  Это  старое  здание.  Очень  прочное.  Совсем  рядом.  Снаружи   -
деревянная  лестница,  совершенно  безопасная.  Поднимитесь  по   ней   на
четвертый этаж. Комната  под  номером  девять  находится  в  самом  конце.
Войдите в нее и ждите.
     - К чему мне все это? - поинтересовался я и  высвободил  руку.  Чтобы
спасти свою жизнь!
     Он начал терять над собой контроль.  Словно  все  разворачивалось  не
так, как ему бы хотелось. Меня  это  полностью  устраивало.  У  меня  было
отчетливое  предчувствие,  что  ход  событий,  устраивающий  его,  мог  бы
оказаться не самым лучшим для меня и моего великого будущего.
     - Откуда вы узнали мое имя? - спросил я.
     - Ну, пожалуйста,  времени  очень  мало!  Почему  бы  вам  просто  не
поверить мне на слово?
     - Это имя - липовое, - сказал я. -  Я  так  назвался  вчера  продавцу
библий. Придумал его. Не занимаетесь ли вы рэкетом среди разносчиков книг,
мистер Неизвестно-Кто?
     - Неужели это значит больше, чем ваша жизнь?
     - Ты что-то совсем запутался, приятель. Не о  моей  жизни  мы  сейчас
торгуемся. О твоей.
     Выражение искреннего участия на его лице разбилось на много кусочков.
Он все еще пытался собрать его снова,  когда  дверь  бара  распахнулась  и
вошел человек в черном плаще, черном бархатном пиджаке, черной шляпе  и  с
щегольской черной тростью в руках.
     - Видите? - прошептал через  стол  мой  новоявленный  дружок.  -  Все
именно так, как я говорил.  Теперь  придется  действовать  быстро,  мистер
Рэвел, пока он вас не увидел...
     - Напрасно вы так думаете, - ответил я. Еще не успев закрыть за собой
дверь, он знал уже даже размер моих ботинок.
     Я оттолкнул его руку и выскользнул из кабинки. Человек в  черном  уже
прошел к бару и сел на четвертый  табурет,  не  глядя  в  мою  сторону.  Я
пробрался между столиками и сел слева от него.
     Он не взглянул на меня даже после того, как я толкнул  его  локтем  в
бок, несколько сильнее, чем позволял этикет. Если у него в кармане  и  был
пистолет, я не почувствовал его. Трость он держал зажатой между  коленями,
крупный серебряный набалдашник был всего в паре  дюймов  от  его  руки.  Я
чуть-чуть наклонился к нему.
     - Смотри, дело накрылось, - сказал я в восьми дюймах от его уха.
     Он воспринял известие спокойно, только  медленно  повернул  голову  и
посмотрел мне в лицо. У него  был  высокий  узкий  лоб,  впалые  щеки;  на
сероватой  коже  лица  выделялись  вокруг  ноздрей  белые   линии.   Глаза
напоминали маленькие черные камешки.
     - Вы обращаетесь ко мне? - произнес он голосом,  более  ледяным,  чем
полярный лед под палаткой Скотта.
     - Кто это? - спросил я тоном, который как бы предполагал  возможность
откровенной беседы между двумя ловкими парнями.
     - Кто?
     Пока никакой оттепели.
     - Вон тот красавец с  руками,  к  которым  противно  прикоснуться,  -
уточнил я. - Малыш, с которым я сидел за столиком. Он, кстати, все еще там
сидит. Хочет посмотреть, чем все это закончится.
     - Вы ошиблись, - произнес черный и отвернулся.
     - Не унывай, - продолжал я. - Все мы далеки от совершенства. Мне  это
видится так: надо бы собраться и обговорить все как следует. Втроем.
     Это его проняло. Голова повернулась  на  миллионную  долю  дюйма.  Он
соскользнул с табурета и надел шляпу. Я коснулся ногой  трости,  когда  он
потянулся за ней. Она грохнулась на пол. Я нечаянно наступил на нее, когда
поднимал. Что-то тихо клацнуло.
     - Черт, - ругнулся я. - Извиняюсь и все такое.
     Я протянул ему  трость.  Он  схватил  ее  и  направился  к  туалетной
комнате. Я проводил его долгим взглядом и краешком глаза  успел  заметить,
как мой собутыльник спешит к выходу. Я перехватил его в  нескольких  ярдах
от бара на улице и прижал к стене. Он  сопротивлялся,  но  не  очень,  как
сопротивляется человек, не желающий привлекать внимание прохожих.
     - Выкладывай все! - велел я. - Я уже переварил ту часть, которая была
связана с чтением мыслей. Что дальше?
     - Идиот! Опасность все еще не миновала! Я пытаюсь спасти вам жизнь. У
вас, что, отсутствует чувство благодарности?
     - Если бы только ты был в курсе, приятель...  Из-за  чего  весь  этот
сыр-бор? Мой костюм не твоего размера.  А  мелочи  у  меня  в  кармане  не
хватило бы даже на такси до Колвин  Корта  и  обратно.  Но,  сдается  мне,
возвращаться не пришлось бы.
     - Отпустите! Мы должны уйти с дороги!
     Толстяк попытался ударить меня по ноге, и  я  двинул  его  под  ребра
достаточно сильно, чтобы он скрючился и повис на мне, как мешок. Я  сделал
шаг назад и  тут  же  услышал  слабое  "хап!",  характерное  для  выстрела
пистолета с глушителем, и свист пули, пролетевшей в дюйме  от  уха.  Рядом
находилась дверь подъезда. Мы добрались до нее одним прыжком. Малыш  опять
попытался ударить меня по коленке,  и  мне  пришлось  поставить  ему  пару
синяков.
     - Не принимай близко к сердцу, посоветовал я.  -  Пуля  меняет  дело.
Успокойся, и я отпущу шею.
     Он кивнул, насколько ему позволял мой палец. Я отпустил его, он шумно
задышал и рванул воротник. Круглое лицо было теперь слегка перекошенным, а
глаза цвета китайского фарфора смотрели уже далеко не младенчески невинно.
Я снял маузер с предохранителя и стал ждать, что произойдет дальше.
     Несколько минут растянулись в целые геологические эпохи.
     - Он ушел, - глухо произнес малыш. - Дело окончилось неудачей, но они
на этом  не  остановятся.  Вам  не  удалось  обмануть  смерть,  вы  только
отсрочили ее.
     - Поживем - увидим, изрек я. - А теперь - на разведку. Ты первый.
     Я  подтолкнул  его  в  спину  пистолетом.  Он  вышел  -  выстрела  не
последовало. Я рискнул и выглянул на улицу. Ни одного черного плаща в поле
зрения.
     - Где твоя машина? - спросил я.
     Он  кивнул  в   сторону   черного   "мармона",   припаркованного   на
противоположной стороне. Я провел его через улицу, подождал, пока  он  сел
за руль и забрался на заднее сиденье. Рядом стояли другие машины: огромное
количество затемненных окон, что весьма удобно для снайпера. Но  все  было
тихо.
     - У тебя есть что-нибудь выпить? - спросил я.
     - Что? Да... конечно.
     От старался скрыть, что доволен.
     Машину он вел как вдова средних лет  после  пары  уроков.  Автомобиль
дергался, выскаки