аборатории. Медные таблички наличествовали только на семи шкафчиках  из
восьми.  Слева  направо  стояли  шкафы   Терентия   Дорошенко,   Дмитрия
Самоиленко, Семена  Протасова,  Константина  Тоцкого,  Олега  Кучмасова,
Ивана Иванова и Дмитрия Белова.
   Из надписей на шкафчиках я узнал наконец фамилии Ивана и Константина.
Если последний имел аристократическое,  знаменитое  еще  в  старой  Руси
родовое имя, то Ивановых всегда  было  предостаточно.  И  анонимки  чаше
всего подписывали этой фамилией. О Кучмасове и Белове я до  сих  пор  не
слышал. Кто такие? Где сейчас? Может быть, уже окончили  университет,  а
таблички со шкафов не сняли?
   В разгар нашей беседы к шкафчикам подошел  Константин.  Вчера,  в  то
время, когда исчез Терентий, его в лаборатории не  было.  Да  и  сегодня
утром тоже. Что, вообще говоря, довольно странно  -  обычно  студент  не
отходил от приборов.
   - Не присядете ли с нами, господин Тоцкий? - предложил я.
   Константин испуганно вздрогнул, вгляделся в наши лица и опустился  на
лавку рядом со столом.
   - Работаешь здесь? - поинтересовался Касым.
   - Практикуюсь, - ответил Константин.
   - А что же вчера тебя в лаборатории не было? - прямо спросил я. -  Да
и сегодня ты не спешил...
   - Болел, - мрачно ответил Тоцкий.
   - Теперь выздоровел?
   - Выздоровел.
   - Про Терентия слышал?
   - Кто же не слышал? - глянув на меня исподлобья, ответил Константин.
   - И как считаешь, кто виноват?
   Студент задумался. В глазах его отразилась тоска.
   - Если бы я не был ученым, ответил бы: дьявол,  -  решительно  заявил
он.
   - А что мешает так заявить ученому-богослову? - спросил я.
   - Я не богослов.  Но  ответ  знаю.  То,  что  дьявол  не  вмешивается
напрямую в дела людей. Ему это запрещено. Только через своих слуг. Но  и
слуг у него достаточно.
   - И какой же слуга в ответе за это? Зверь, человек?  Неизвестный  или
свой?
   Константин пристально посмотрел на меня:
   - Я знаю, что нахожусь на подозрении. Но я не имею к  этому  никакого
отношения. Если бы не работа, я бы с удовольствием отсиделся в камере. В
Краснодарскую тюрьму никакая тварь и никакой враг  не  пролезет.  И  без
меня все это продолжалось бы.
   - Такой оборот событий может доказывать только то, что ты не один,  -
заявил я. - А невиновность твою не докажет.
   - Разве кто-то может в таком ужасном деле полагаться  на  другого?  -
задал довольно странный вопрос Константин. - Ведь зло предает зло.
   - Но я могу поверить, что это не ты, - заметил я. - Если ты позволишь
погрузить тебя в состояние транса и задавать  вопросы.  При  свидетелях.
Тогда ты правдиво ответишь на любой вопрос, и подозрение  с  тебя  будет
снято.
   Константин вскочил, словно я плюнул ему в лицо.
   - Черное колдовство! - выпалил он. - Никогда не соглашусь!
   Он сорвался с  места  и  убежал  в  сад.  Оставалось  только  гадать:
действительно ли он пекся о своей нравственной и душевной  чистоте,  или
боялся применения "правдосказа"?
   - Ты-то зачем приходил? - спросил я Касыма. Тот  смотрел  на  меня  с
легкой долей ужаса. Видно, и ему мое предложение не слишком понравилось.
   - Просто проведать, - тусклым голосом ответил Нахартек. - Одну лекцию
отменили. Сейчас обратно пойду.
   - Садом не ходи, - посоветовал я ему.
   - Да, конечно. А парень наверняка решил,  что  ты  силой  чар  хочешь
заставить его признаться в совершенных преступлениях. Даже если он их не
совершал.
   - Почему ты так считаешь? - спросил я.
   - Да потому что я на его месте подумал  бы  точно  так  же.  С  тобой
страшно иметь дело, Сергей.
   - Вовсе нет, - усмехнулся я.
   - Да, - убежденно заявил Касым. - Но  я  тебе  верю.  А  почему  тебе
должен верить Константин?
   - Пожалуй, ты прав, - согласился я. - Здесь меня  считают  чужаком  -
так же, как и в Бештауне.
   Константину я почему-то верил. А вот Ивану Иванову - не очень. Что-то
в его поведении сильно настораживало. Да и немота... После  разговора  с
Касымом я очень сомневался, что он на самом деле немой.  Тем  более  что
слышащий немой - довольно редкое явление. А язык у Ивана, похоже, был на
месте.
   Никто не давал мне права вмешиваться в расследование. Среди пропавших
не было моих друзей, никто не покушался лично на меня. Но и  посторонних
людей нужно защитить, особенно если их подстерегает неведомая и вряд  ли
хорошая участь. К тому же я буквально кожей ощущал, что  меня  это  дело
касается напрямую.
   Пора  было  проявить  решительность  и  начать  действовать  силовыми
методами. Для начала я намеревался вывести на чистую  воду  Иванова.  По
счастью, Иван работал  сейчас  не  на  электростатической  машине,  а  с
микроскопами в отдельной  лаборантской.  Оптические  приборы  составляли
один из предметов  гордости  университета  и  держались  под  замком  за
железной дверью.
   Выбрав момент, когда  Константин  и  остальные  студенты  отправились
обедать, я вошел в комнату с микроскопами и захлопнул  за  собой  дверь.
Автоматический засов щелкнул, мы остались наедине с Иваном.
   Молодой человек затравленно посмотрел на меня  и  испуганно  замычал.
Выражение моего лица явно не предвещало ничего хорошего.
   А я вынул из ножен  кинжал  и  направил  его  прямо  в  глаза  Ивану.
Естественно, резать его я  не  собирался  -  только  испугать.  Холодная
сталь, направленная в глаза, - тяжелое зрелище даже для  подготовленного
человека.
   Иванов отбежал в угол и замычал чуть громче.  Одновременно  он  махал
руками, причем каждый мог понять, что он спрашивает, даже кричит:
   - Что вы хотите?!
   - Потолковать, - ответил я. - Мне кое-что известно о  тебе,  Иван.  Я
уверен, что ты не немой. Чем быстрее ты в этом  признаешься,  тем  легче
тебе будет.
   Студент продолжал испуганно махать руками.
   - Я имею твердые доказательства, - заявил я. - Если ты не сознаешься,
я убью тебя.
   Иван заскулил и еще теснее вжался в угол.
   - Говори! - приказал я, делая угрожающее движение кинжалом.
   Иванов отрицательно покачал головой.
   -  Но  я  не  убью  тебя  сразу.  Сначала  сообщу  о  том,   что   ты
притворяешься, твоим наставникам и в службу безопасности. Именно  служба
безопасности займется твоей судьбой.
   После этого моего заявления  Иван  словно  бы  преобразился.  Я  было
полагал, что он обрел надежду и потребует вызвать своего наставника  или
ректора. Зачем ему бояться службы  безопасности,  если  он  не  виновен?
Тут-то  и  разразится  скандал,  и  меня  за  самоуправство  выгонят  из
университета. И попросят покинуть  пределы  Славного  государства.  Если
вообще не посадят в тюрьму. Но Иванов, вопреки моим ожиданиям, вышел  из
своего угла и бросился на меня.  Точнее,  на  обнаженный  кинжал.  Прямо
грудью.
   Имей я чуть более замедленную реакцию, не  успел  бы  вовремя  убрать
кинжал и тот вонзился бы в сердце студента. Я же отстранился и  дал  ему
пробежать мимо. После этого Иван попытался кинуться на меня и  вцепиться
мне в горло.
   Утихомирить его было совсем несложно. Несмотря на внушительный рост и
довольно крепкие мускулы, драться Иван не умел. Точнее,  умел  не  очень
хорошо.
   - Значит, ты боишься ректора? - усмехнулся я, выкрутив студенту  руку
и держа его на безопасном расстоянии. - Боишься, что он узнает? А смерти
не опасаешься...  Довольно  странно.  Расскажи,  почему  ты  притворился
немым. И если это не связано с похищениями и  убийствами,  я  ничего  не
скажу ректору. Обещаю тебе это. Мы решим вопрос между собой.
   Иван захрипел и выдавил из  себя,  словно  в  глотке  у  него  что-то
застряло:
   - Обещаешь?
   - Обещаю, Я отпущу тебя, но не пытайся напасть на меня или  покончить
с собой. И не бойся меня - зла тебе я не хочу.
   - Ты ведь язычник? - вдруг спросил меня Иван. Говорил он  по-прежнему
тяжело, заплетающимся языком.
   - По рождению я  христианин,  но  в  церковь  не  хожу.  Иван  хрипло
рассмеялся.
   - Еретик, - констатировал он. Я пожал плечами:
   - Тебе-то какая разница?
   - Большая. Я - правословный.
   - Православный? - переспросил я.
   - Правословный. - Иван выделил "о" в последней части  слова  голосом,
что далось ему с трудом - в горле хрипело и клокотало.
   - Это еще что такое? - поинтересовался я.
   - Молчальник. Молитвоборец. -  Видя,  что  я  его  не  понимаю,  Иван
спросил:
   - Неужели ничего о нас не слышал?
   - Нет, - признался я. - Вы что, дали обет всегда молчать?
   На этот раз усмехнулся Иван.
   - Нет, конечно, - ответил он. - Мы дали обет молиться только так, как
указано в Библии. А развращенные и разнузданные власти понуждают  нас  к
обратному. Но мы твердо стоим на своем.
   - Секта?
   - Называют нас и так, - мрачно заметил Иван.
   - Наверное, вы не признаете  никаких  молитв,  кроме  "Отче  наш"?  -
предположил я,  вспоминая  Евангелие.  -  Поступаете,  как  заповедовано
Христом, не сотворяя сложных молитв?
   - Не сложных, а  бесполезных.  Ибо  было  сказано,  как  молиться,  А
словоблудие - одиннадцатый смертный грех.
   - И вы считаете правильной только свою веру?
   - Конечно, - убежденно ответил Иван. - За это нас преследуют и гонят.
   -  Прямо-таки  гонят?  -  спросил  я,  вспоминая   порядки   Славного
государства - как мне показалось, весьма демократичные.
   - Не совсем и не везде гонят, - вздохнул Иван. - Не дают продвигаться
по службе, не принимают в университеты, не берут в армию. Потому что  мы
не признаем власти митрополита.
   - Это уже серьезно, - заметил я. - Однако  справедливо.  Если  вы  не
признаете командира командиром, как можно назначать вас  даже  на  малую
должность? Если в ответственный момент вы поступите по своему разумению,
а не выполните команду?
   Студент-молитвоборец промолчал.
   - Но почему ты не скрыл того, что ты молчальник, а прикинулся немым?
   - Господом заповедано никогда не лгать, - ответил Иван. - Я и не лгу.
Просто не говорю. И не молюсь так, как заставляют
   Глаза студента горели фанатичным блеском. Что ж,  отношения  местной,
по-видимому, не так давно возникшей секты и древней официальной церкви -
не мое дело. Так же, как и то, что кто-то  скрыл  свое  вероисповедание.
Человек, не желающий лгать, заслуживает большого уважения. Даже если  он
делает это довольно странным образом.
   - Можешь быть уверен, я не выдам тебя ректору, - пообещал я  Иванову.
В том случае, если  ты  действительно  непричастен  к  мрачным  событиям
последних недель. Чем ты можешь это доказать?
   - А чем ты можешь доказать, что ты не всадник Апокалипсиса?  -  задал
довольно странный вопрос Иван. В глазах его заиграл сумасшедший огонек.
   Мне поневоле пришлось задуматься.
   - Тем, что я не на коне, - ответил я через некоторое время.
   - Может быть, конь спрятан за поворотом дороги? И ты спешился,  чтобы
погубить нас и не быть узнанным?
   Похоже, молчальники  правильно  делали,  что  большую  часть  времени
помалкивали. Меня словоблудие Ивана - одиннадцатый смертный грех  -  уже
начало раздражать.
   - Какое это имеет отношение  к  делу?  Ты  причастен  к  убийствам  и
похищениям?
   - Конечно нет. Это дело высших сил. Посланника.
   - Ангела? - уточнил я.
   Иван словно бы подавился - то ли смехом, то ли ругательством:
   -  Ангелы  сходят  к  праведным  людям.  Они  вестники.  Суд  над  не
праведными творит один из помощников судьи, слуга Велиала,  прокурора  и
наказателя. Меньший наказатель.
   - Ты его видел? - спросил я.
   - Кто может сказать, что видел наказателя?  -  спросил  Иван.  -  Кто
может быть уверен в том, что виденный им - наказатель? В одном могу тебя
заверить - я не его подручный  и  не  его  помощник.  Ибо  грешен  есть.
Остается только надеяться, что наказатель пришел не по мою душу и не  за
мной. Или придет не так скоро.
   - И все же, что это за тварь? Или наказатель - человек,  которого  ты
не хочешь выдать?
   - Наказатель, помощник судьи страшного суда -  не  человек,  -  выдал
очередную сентенцию Иван. - Хотя он может принять любую форму, выглядеть
человеком и не человеком. Отпусти меня,  воин.  Ибо  наши  пути  слишком
отличаются.  Не  думаю,  что  наказатель  пришел  по  твою  Душу  -   он
расправляется с еретиками, а не с неверующими. Тех ждет огненное  озеро,
куда их ввергнут  скопом,  не  уделяя  каждому  много  внимания.  А  суд
близится, и от него не скроется никто. Может быть, тебе  еще  не  поздно
покаяться.
   Но лично я считаю, что тебя уже ничто не спасет. Извини,  это  горько
слышать, но мы никогда не лжем...
   - Я пока оставлю тебя в покое, - сообщил я Ивану. - Но не думай,  что
подозрение с тебя снято. И  еще  один  вопрос.  Если  суд  близок,  если
наказатель уже явился, почему ты не боялся умереть,  но  опасался  гнева
ректора?
   - Что мне гнев ректора? -  усмехнулся  Иван.  -  Служба  безопасности
пошла бы по моему следу, заставила  бы  выдать  нашу  общину,  подвергла
преследованию как еретиков всех наших верных. Сказано: не введи  нас  во
искушение. Вдруг кто-то не выдержит искушения и сдастся? Виной тому буду
я. Поэтому прошу и заклинаю тебя - не проговорись. Ибо  не  только  меня
погубишь, но и многих из моего рода. И не используй  то,  что  узнал  от
меня, во зло.
   - Лишь бы ты не был привержен злу, как утверждаешь. Тогда тебе нечего
опасаться. Кроме этого самого наказателя. Кстати, ты не сказал мне - где
и что ты копал?
   Иван подозрительно взглянул на меня, потом сообразил, что его подвело
не мое всеведение, а выдали сорванные мозоли на руках.
   - Убежище, - ответил он. -  Сказано,  что  будет  дождь  огненный.  И
каждый должен укрыться, дабы его не смыло в озеро пылающее.
   - Ты веришь, что огненный дождь пройдет на самом деле? - не поверил я
своим ушам.
   - Все мы верим. Но я далеко от убежища общины. Предчувствуя последние
дни, начал готовить свое собственное.
   - Покажешь, - приказал я.
   - Тебе там не укрыться, - заявил Иван.
   - Ты совсем сбрендил. Зачем мне отчего-то укрываться?  Я  не  верю  в
беспричинные огненные дожди. Так же, как и в  скорое  наступление  конца
света. Многие ждали его, но, надеюсь, случится он очень  нескоро.  Да  и
тогда останутся миры, в которых цветет жизнь.
   Иван поморщился от моего кажущегося богохульства, но спорить не стал.
   - Если найдешь что сообщить мне - буди в любое время дня  и  ночи,  -
приказал я студенту. - Кстати, куда наказатель стаскивает  свои  жертвы?
Уж не в твое ли убежище?
   Мало ли какая мания у этого  студента?  Может  быть,  воображая,  что
помогает наказателю, он прячет трупы...
   - В ад, - оскалился Иван.
   - А тела?
   - На свалку под  небесами,  -  фигурально  ответил  Иванов,  разумея,
очевидно, наш бренный мир.
   Студент, конечно, знал больше, чем рассказал. Но и из его  недомолвок
я сделал кое-какие выводы. Скорее всего, причиной  бед  университетского
городка  стала  какая-то  могучая  и  хитрая  тварь.   Или   великолепно
вооруженный и оснащенный человек.
   Ни тварь, ни человек не могут не  оставлять  следов.  Если  я  их  не
нашел, значит, плохо искал. И нужно искать лучше.
 
*** 
 
Все началось с тутовой рощи. Именно в ней пропал Дима Самойленко. В непосредственной близости от нее разорвалось сердце Семена Протасова. Роща была огромной. С одной стороны ее ограничивала маленькая речка Шумелка, за которой лежала деревенька Хопровка. В деревне пропало в последние недели три человека. 
   Со стороны лаборатории роща выходила на аллеи и поляны.  Здесь  вроде
бы злоумышленнику спрятаться негде. Если он, конечно, не человек.  А  уж
прятать тела жертв в  студгородке  хищник  точно  не  будет.  Да  и  для
человека это сложнее, чем, скажем, зарыть их в роще.
   С третьей стороны, между главным корпусом университета и студенческим
городком, располагалась персиковая плантация. Деревья здесь были низкие,
земля - вспаханная, без травинки. Плантация просматривалась отменно.
   В облетающих персиковых  деревьях  могла  скрыться  только  мышь  или
крыса, но никак не более крупное существо.
   И, наконец, дальний от лаборатории край тутовника выходил на ореховую
рощу. Там не было таких густых зарослей, как в тутовой роще,  но  старые
грецкие орехи скрывали свет солнца и давали  молодую  поросль.  Вырубали
молодой орешник не каждый год.  Если  учесть,  что  орехи  не  требовали
особого ухода - нужно было только собрать их раз в году, - понятно,  что
роща была местом очень глухим. В этом году ореховые деревья подмерзли, и
урожай даже не собирали. Так что орешник не прочесывали в поисках добычи
сборщики, хотя время было  самое  то.  Что  располагается  за  посадками
грецких орехов, я не успел выяснить - роща была очень большой.
   Ближе к вечеру я  зашел  на  технический  факультет  за  Касымом.  Мы
захватили в своем домике оружие и углубились в тутовник.
   Конечно, я мог пойти и без Нахартека.  Но  лишняя  пара  глаз  всегда
может пригодиться. Мне все эти заросли уже порядком примелькались,  а  у
молодого человека был острый взгляд и верная рука. Недаром он  служил  в
Сотне-у-Врат. И, единственный из всей сотни, уцелел.
   По тутовнику мы лазили около часа.  Я  высматривал  следы,  выискивал
свежие тропки, ворошил кучи старой листвы. Принюхивался:  не  повеет  ли
откуда  странными  запахами?  Нахартек,  привыкший  к  горам  и  степным
просторам, чувствовал себя между  стволов,  под  душной  кровлей  густых
ветвей не в своей тарелке, но добросовестно помогал мне. Обнаженный  меч
он держал наготове. Я тоже не вкладывал клинок в ножны. Никто нас  здесь
не видел, стесняться было некого. А терять несколько  мгновений  на  то,
чтобы вынуть клинок, когда на тебя внезапно напали,  -  непозволительная
роскошь.
   И все-таки в тутовнике нам не встретилось ничего  интересного.  Место
неприятное, запущенное, запыленное. Но реальная угроза если и скрывалась
здесь, то теперь ушла.
   Из тутовой рощи мы вышли в орешник. В ореховой роще  дышалось  легче,
было светлее, но тревога  моя  усилилась.  Я  напряженно  вглядывался  в
листву под  ногами.  Под  орехами  давно  никто  не  ходил,  по  опавшим
коричневым листьям, лежавшим ровным слоем, ничего не тащили волоком,  но
что-то было не так. Принюхавшись внимательнее, я  понял:  запах,  Легкий
запах падали и гнили, а также тот  страшноватый  запашок,  что  я  учуял
около лабораторного корпуса, когда из фотолаборатории пропал  шестипалый
Терентий.
   Я стал еще внимательнее. Не исключено, что кто-то вырыл волчьи ямы на
подходе к своему убежищу. Устланная широкими  ореховыми  листьями  земля
как нельзя более подходила для маскировки любой ловушки.
   Запах усиливался, следов не  было.  Даже  Нахартек,  не  отличавшийся
очень острым обонянием, стал настороженно водить носом.
   - Кажется, падалью пахнет? - заметил он.
   - Пахнет, - кивнул я. - Сейчас безветрие. С одной стороны,  хорошо  -
даже  слабый  запах  слышен  рядом  с  источником.  С   другой,   трудно
определить, откуда он идет, - только по интенсивности. Когда дует ветер,
все проще простого: повернулся лицом навстречу ветру - и шагай.
   - Может, зверь какой издох? - спросил Касым.
   - Все может быть, - согласился я. - Однако же проверим.
   Несмотря на неурожай, кое-где поверх листвы  все  же  лежали  крупные
грецкие орехи. Касым собрал несколько штук, рассовал по карманам. Я тоже
поднял орех, другой, третий. Но мы ведь пришли не за орехами...
   Запах тем временем стал ослабевать. Мы повернули в  одну  сторону,  в
другую. Ничего интересного. Ровный слой листьев, на который  не  ступала
нога человека или лапа зверя, не потревоженный бурелом,  редкие  светлые
пятна орехов на темной, устилающей  землю  листве.  Под  одним  особенно
крупным, мощным деревом упавших орехов было  больше,  чем  под  другими.
Один орешек привлек мое внимание. На его гладком бочке  виднелся  словно
бы темный нарост.
   Я взял орех в руку и едва не уронил. Нарост пах именно  тем,  что  мы
искали. Немного гнилью, сильнее - падалью  и  чем-то  еще  -  неведомым,
страшным. Мне даже не пришлось нюхать его специально.
   - Чувс