проговорил  студент.  Складывалось  ощущение,  что  ему  так  и  хочется
добавить "гусь свинье не товарищ". Но  вслух  он  ничего  не  сказал,  а
сразу, без предисловий начал рассказ:
   - Три недели назад Дима Самойленко долго здесь работал. Обычно ему бы
все сбежать пораньше да обжираться.
   Он весил килограммов сто двадцать. Сало в три  слоя  висело.  Поэтому
его и в армию не взяли - сказали, случай безнадежный, такой вес  за  три
года не согнать. Живет он в студгородке, как и все  мы.  Точнее,  я  все
больше здесь ночую, но комната за мной закреплена. А он  домой  ночевать
ходил - там ведь кухня,  шкаф  с  припасами...  Стало  быть,  сложил  он
инструменты, которыми работал... Мне еще заставлять его пришлось, он все
порывался домой убежать - кричал, что темно уже, кушать хочется.  Темно,
не темно - сделал дело, гуляй смело. Все нормальные люди  через  главный
корпус в студгородок ходят. Особенно ночью. В рощах темно -  хоть  глаза
выколи, корни из земли торчат, споткнуться можно. А Дима  поперся  прямо
через тутовник. Есть там тропка, только по ней и днем идти  -  лицо  все
исхлещешь. Короче, конечно, в два раза, но, по-моему, лучше  прогуляться
перед сном по ровным дорожкам. Одним словом, я последний  был,  кто  его
видел. Утром на работу Дима не пришел. Никто  и  не  всполошился.  Может
быть, животом мается - с ним это часто бывало, после того как обожрется.
И на следующий день нет. На третьи сутки профессор заинтересовался,  где
же студент, послал курьера в общежитие, а там ему сообщают, что уже  три
дня Димы нет. Принялись копать и выяснили, что он до общежития  так  той
ночью и не дошел. Ну, искать его начали по садам.  Сумку  нашли,  в  ней
протухшие бутерброды. А Димы и след простыл.
   - Может, он сбежал просто? Или ушел? Или украли его?
   - Маловероятно, - отрезал Константин. - В тутовнике  сумка  валялась.
Бутерброды он просто так никогда бы не бросил, особенно на  ночь  глядя,
когда столовая не работает. И что украли его -  сомнительно.  Как  такую
тушу транспортировать? Проще уж было Семена украсть. Его, кстати,  позже
мертвым нашли.  А  Самойленко,  боров  толстый,  мог  только  под  землю
провалиться. Или пышными калачами его куда-то заманили.
   - Не очень-то ты Диму любил, - заметил я.
   - А за что его любить? Да и вообще, как можно уважать  человека,  для
которого его брюхо важнее науки?
   Я изобразил понимающий кивок, хотя студент Слуцкого нравился мне  все
меньше, а Константин продолжил:
   - Вот, к слову, о Семене Протасове. Неплохой был парень. Только  руки
все время синие и уши. Сердце очень  больное.  Молодой,  а  уже  инфаркт
перенес. Но наукой занимался рьяно - хотел хоть что-то успеть. У  Семена
привычка была - он у-шу занимался. Китайской гимнастикой. Понемногу, для
тонуса. Причем в любое время суток: утром, днем и ночью, когда желание у
него появлялось. Выходил в сад, садился под яблоней и дышал. Больше  ему
почти никаких упражнений нельзя было делать. И вот вышел он  как-то  под
вечер, и два часа его нет. Мы с дядей Пашей - лаборантом  здешним,  тоже
пропавшим - сначала и не заподозрили ничего. Но больше часа Семен  своим
у-шу не занимался никогда. Домой уйти не мог - всегда рабочее место свое
прибирал аккуратно, а здесь все вещи так  лежат,  словно  он  на  минуту
выбежал. А потом что-то жутко мне стало. Не  знаю  почему.  Позвал  дядю
Пашу, вышли мы во  двор  -  чернеет  что-то  вдалеке,  под  его  любимой
яблоней. Мы скорее туда. Сидит Семен в позе лотоса, волосы  -  дыбом,  а
сам уже остывать начал. Вскрытие показало -  обширный  инфаркт,  никаких
признаков насильственной смерти. Погода тогда стояла, конечно,  ужасная.
Мне самому целый день не по себе было. А у того - сердце больное...
   - Ясно, - кивнул  я,  хотя  мне  ничего  не  было  ясно.  Но  рассказ
заинтересовал. - Спустя сколько дней после исчезновения Димы это было?
   - Дней через пять. Еще и страсти не улеглись.
   - И контрразведчики тогда приехали?
   - Да. В деревне ведь еще три человека пропали. Один - до  толстого  и
два - после. Сначала тоже внимания не обратили - может быть, уехали куда
люди, - а потом сообразили, что уезжать им некуда  было.  Шум  в  газете
подняли, милиция... Контрразведка как раз к смерти Семена  и  подоспела.
Они на вскрытии настояли, хотя любому ясно - от страха человек умер.
   - От страха?
   - Ясное дело. Волосы просто так дыбом не встают.  Или  от  природного
электричества, или от собственного. Но с электромашиной он в тот день не
работал.
   - И еще исчезновения были?
   - Да. Дядя Паша пропал. Неделю назад. Не вышел на работу, и  все.  Ни
следов, ни зацепок, ни записок. Будто и не было его...
   - Спасибо, Константин,  -  поблагодарил  я  студента,  видя,  что  он
переминается с ноги на ногу.
   - Пожалуйста. Рад был помочь. А сейчас к работе возвращаться надо.
   - Подожди, Константин, -  попросил  я  молодого  человека.  -  Вопрос
нескромный... И Дима, и Семен больные люди были, как я понял. Да и  Иван
вот немой... У вас по медицинским показателям отбора нет?
   - У нас - нет, - мрачно усмехнулся Константин. - В армии  есть.  Куда
молодой человек пойти хочет, если не на военную службу? Золотые  погоны,
пушки в петлицах... Думаете, если бы не мой лишай,  сидел  бы  я  здесь?
Командовал бы танком или кораблем. Наука - это прекрасно. Но кто  ей  по
доброй воле занимается?  Только  такие  уродцы,  как  мы.  Для  нас  это
единственная возможность славу и деньги заработать. Платят  здесь  очень
хорошо,  даже  практикантам...  Так  что  кого   армейская   медкомиссия
забраковала, а голова на плечах есть - добро пожаловать к нам...
   Константин осекся, поняв,  что  наговорил  лишнего,  махнул  рукой  и
отошел к своим приборам.
 
*** 
 
Я покинул лабораторию в задумчивости. Нужно было поразмыслить. Конечно, я не считал себя опытнее контрразведчиков отца Кондрата. Не был я и следователем. Но свои методы, наверняка отличавшиеся от методов контрразведки и уголовного отдела милиции Славного государства, у меня имелись. 
   Впереди виднелась тутовая роща - очевидно, та  самая.  А  немного  не
доходя до нее - старая яблоня с полуоблезшим стволом. Изъеденные червями
листья на ней уже пожелтели, а кое-где и осыпались.
   Я подошел к яблоне. В одном месте трава казалась не такой, как везде.
Не то чтобы примята, не то чтобы вытоптана... Просто  короче,  желтее  и
мягче. Очевидно, на этом самом месте делал свою  дыхательную  гимнастику
Семен Протасов.
   Не будучи суеверным, я опустился на траву и сел в позу лотоса. Яблоня
- позади, питает мой позвоночник энергией... Глаза устремлены  вдаль,  в
зеленые заросли тутовника.
   Впрочем, такие ли там заросли? Сейчас  тутовая  роща  просматривалась
хорошо. Если бы, скажем, по роще кто-то шел,  сидящий  человек  мог  его
заметить, а для стоящего этот "некто" был бы скрыт нависающими ветвями.
   Но кто мог идти среди деревьев? Какая драма могла разыгрываться, если
от одного только лицезрения ее студент-физик умер на  месте  от  разрыва
сердца? Или все было гораздо проще? Тот же самый Константин завопил  над
ухом своего товарища, или, подкравшись, схватил его, или бросил червя за
шиворот - а потом вернулся за дядей Пашей, чтобы констатировать  смерть?
Зачем? Да мало ли... И  дядю  Пашу  после  этого  активный  студент  мог
уходить...
   Впрочем, версия ученого-маньяка была малопродуктивна. Во-первых,  она
никак  не  объясняла  исчезновение  людей  из  деревни.  Во-вторых,   не
настолько глуп Константин, чтобы так неталантливо, даже грубо,  выводить
на себя следствие. Да и куда он мог спрятать трупы? Не съел же?
   При мысли о том, что трупы можно съесть, я сразу вспомнил  гигантскую
пантеру.  Колдун  Вискульт,  кажется,  упоминал  еще   какую-то   тварь,
выпущенную по мою душу.
   Но версия со злобной тварью была еще менее продуктивной.  С  чего  бы
она бежала в такую даль вместо того, чтобы хозяйничать вокруг  Бештауна?
Как бы она сюда добралась?  Перевалы  охранялись  более  чем  тщательно,
пролезть по неприступным ледяным горам  ни  кошка,  ни  другое  огромное
чудище не смогло бы. Мало для этого и двух крепких ног, и четырех мягких
лап.
   Да и гигантская пантера -  зрелище  малоприятное,  но  не  такое,  от
которого можно умереть на месте, не вскрикнув и  не  изменив  положения.
Даже если у тебя слабое сердце. К тому же пантеру возле Бештауна  видели
многие местные жители. Здесь же никто не заметил ничего странного.
   Я поднялся и пошел дальше, в тутовую рощу. Листва начала  облетать  и
здесь. В тутовнике было пыльно и как-то душно. Воздух лип к  лицу,  ноги
утопали во влажной земле. Никаких следов под деревьями я  не  обнаружил.
Да и странно было бы их  найти  -  трагические  события  разворачивались
здесь много дней назад. С тех пор не раз прошел дождь.
   Непохоже было, однако, чтобы здесь часто гуляли.  Сломанные  засохшие
ветки заслоняли дорогу то тут, то там. На них висела  грязь  и  паутина.
Одним словом, неуютно.
   Только  тропинка,  напрямик  ведущая  к  общежитиям,  была   хоженой.
Какие-то горячие головы и после жутких случаев не боялись пробираться по
глухим  садам  одни.  Возможно,  они  были  правы  и  опасность  таилась
действительно не в лесу, а за стенами домов...
   Я побродил по роще и не нашел ничего стоящего. Здесь  довольно  плохо
пахло, а страх словно бы давил на плечи. Земля  хранила  воспоминания  о
чем-то ужасном. Но я не мог разговаривать с  деревьями,  как  эльф,  или
слушать камни, как гном. Да и  вряд  ли  здешние  деревья  могли  что-то
рассказать. Молодая тутовая поросль была слишком глупа для  того,  чтобы
интересоваться чем-то помимо дождей, плодородия почвы и нашествия червей
шелкопряда.
   В домик, отведенный нам с Касымом, я вернулся  через  сад,  хотя  мне
хотелось обогнуть заросли и идти  по  каменным  дорожкам  мимо  главного
корпуса. Именно поэтому я решил, что буду ходить только  через  сады.  В
любое время суток и по любой погоде.
   Жаль, что никто здесь не носил оружия. Я бы предпочел не расставаться
с мечом, но не подобало слишком отличаться от местных жителей.  Насмешки
были  мне  безразличны,  но  ронять  авторитет  Бештаунского  княжества,
снабдившего меня дипломатическим паспортом и отличными рекомендациями, я
не собирался. Это было бы по меньшей мере неблагодарно.
 
*** 
 
Как я уже упоминал, лаборатория профессора Слуцкого была просто забита всевозможной аппаратурой. Профессор был не прочь предоставить мне отчеты по проведенным им самим, его студентами и их предшественниками опытам, но меня это не устраивало. В важном деле лучше полагаться только на себя. Когда-то давно, в прежние времена и в прежнем мире, я в течение нескольких недель наблюдал за Луной, чтобы подтвердить параметры ее орбиты. Не то чтобы это было для меня слишком важно - я имею в виду именно движение Луны. Просто меня начало настораживать, что мы должны верить всем учебникам на слово. Информации давалось все больше, практических занятий становилось все меньше. Особенно это касалось астрономии. Поэтому я стремился проверить основополагающие принципы. 
   Но  это  тогда.  Сейчас   я   тоже   собирался   провести   некоторые
астрономические наблюдения  -  в  частности,  измерить  скорость  света,
наблюдая за спутниками Юпитера, как в свое время сделал Оле Рёмер.  А  в
ближайшее время можно будет провести и более простые опыты. В частности,
с тем же законом Ома. О том, что он перестал работать, я знал только  из
книг. Книг, написанных после Катаклизма.
   То, что он продолжает действовать, утверждал профессор.  Кто  прав  -
поди разберись...
   У Слуцкого нашлось достаточно лейденских банок1 и  электростатических
машин для их зарядки. Целый день я потратил, заряжая и разряжая банки. У
профессора оказались и химические элементы для получения  электрического
тока,  но  их  он  предоставил  с  неохотой,  лишь  после  того,  как  я
вознамерился сделать химические источники тока сам.  То  ли  Слуцкий  не
хотел  делиться  ноу-хау,  то  ли  компоненты,  составляющие  химические
элементы, были дороги, то ли их постоянно использовали  и  он  не  хотел
отвлекать студентов от опытов. А скорее всего, все вместе.
   В  физической  лаборатории  Краснодарского  университета   стояли   и
прекрасные магнитные приборы  для  измерения  параметров  электрического
тока.
   Повозившись день-другой, я выяснил, что закон Ома действует  так  же,
как и прежде. Только сопротивление проводников порой меняется спонтанно.
Да так, что проводники становятся диэлектриками, и наоборот. О том,  что
значение  удельного  сопротивления  чистой  меди  может  отличаться   от
измеренного пять минут назад на два порядка, я уже молчу.  Правда,  если
учесть,  что  такие  "фокусы"   выкидывали   и   элементы   вольтметров,
амперметров и прочей измерительной техники, измерения  мало  стоили.  Но
мне довольно быстро удалось вычислить  погрешности,  которые  необходимо
ввести (если предположить, что сопротивление меди падает или  возрастает
одинаково  в  экспериментальном  образце  и  в  деталях  амперметра),  и
более-менее достоверно подтвердить результаты  опытов.  Да  и  косвенные
результаты - например,  самопроизвольная  разрядка  лейденских  банок  -
говорили о многом.
   (Лейденская  банка  получила  свое  название  благодаря  голландскому
городу Лейдену, где была изобретена. Представляет  собой  банку,  стенки
которой с двух сторон покрыты фольгой. Внутренние  стенки  соединены  со
стержнем,  выходящим  наружу.  Одна  из  разновидностей   электрического
конденсатора.)
   Какие выводы  можно  было  сделать  из  вновь  исследованных  свойств
материи? Прежде всего выяснилось со всей очевидностью, что принципиально
мир не изменился. Трансформировались лишь некоторые  частные  проявления
незыблемых прежде законов.  Магия,  сила  слова,  на  которой  держалась
Вселенная, никуда не исчезла. В противном случае наш мир рассыпался бы в
прах. Просто изменять мир силой привычного слова  стало  невозможно.  Но
это не значит, что он стал неизменяем и неизменен. Просто обычные методы
для воздействия на материю не подходили.
   А что касается  самого  Катаклизма  и  хаоса,  который  он  принес...
Наверное, цивилизация могла отступить не  к  темному  средневековью,  а,
скажем,  к  моменту  изобретения  парового   двигателя   либо   даже   к
техническому уровню начала двадцатого века. Но трудно было вернуться  от
компьютеров и космических  кораблей,  начиненных  электроникой  машин  и
полных удобнейшей бытовой техники домов к лошади,  запряженной  в  плуг,
паровозу,  бегущему  по  рельсам,  конной  тяге  в   шахтах...   Поэтому
цивилизация не отступила, а просто рухнула. И лишь на ее обломках многие
сотни лет спустя появилось что-то, напоминавшее технический прогресс.
   От электричества я перешел к оптике и решил повторить знаменитый опыт
Юнга1, доказывающий интерференцию света. Чего я ожидал от  этого  опыта?
Не знаю. Просто нужно было все проверить. Если бы выяснилось,  что  свет
ведет себя каким-то странным образом, тогда и стоило  бы  подумать,  как
это можно использовать.
   (В  опыте  Юнга  свет  проходит  от  источника  через   узкую   щель,
интерферирует на двух других щелях, и  мы  видим  на  экране  за  щелями
интерференционную  картину,  доказывающую  волновую  природу   света   -
чередующиеся светлые и темные полосы.)
   Оказалось, что со времен Юнга ничего не изменилось. Свет  по-прежнему
распространялся, как волна. Я был более чем уверен, что  он  по-прежнему
проявлял и свойства частиц.  Но  для  того,  чтобы  повторить  опыты  по
фотоэффекту, в лаборатории не было нужного оборудования.
   Я как раз собирался сесть и посчитать волновые  постоянные,  когда  в
лабораторию с главного входа ворвался Иван, немой студент  Слуцкого.  Он
был бледен и отчаянно размахивал руками.
 
*** 
 
Константин вместе с новым лаборантом Слуцкого. Михаилом Семеновичем, как раз отправились обедать. Сам профессор был в главном корпусе - то ли на ученом совете, то ли на планерке, то ли еще на каком-то мероприятии. В большом здании лаборатории работали только Иван, шестипалый Терентий да я. По-моему, Иван пытался знаками и губами сказать мне: Терентий! Но я не был силен в разговоре жестами и мимикой. Да и к чему расспрашивать, когда можно посмотреть своими глазами? 
   Вместе   с   Иваном   мы   пошли   к   подсобкам.    Дальняя    часть
экспериментального корпуса была отгорожена от основного  пространства  и
разбита на маленькие склады, бытовые комнаты  и  маленькие  лаборатории,
где по каким-то причинам нужно было ограничить пространство. В одной  из
таких лабораторий, полностью  затемненной,  работал  с  фотографическими
пластинками Терентий. Профессор Слуцкий пытался  восстановить  искусство
фотографии.  До  Катаклизма  получили  слишком  большое  распространение
автоматические процессы проявки и печати фотоснимков, и никто не знал ни
химической формулы проявителя и закрепителя, ни состава эмульсии.  Да  и
устройство фотоаппарата нужно было разрабатывать заново -  применительно
к новым материалам.
   Иван тащил  меня  за  руку,  вздрагивая  и  опасливо  оглядываясь  по
сторонам. В  фотолаборатории  я  был  всего  один  раз,  когда  Терентий
предложил  мне  ознакомиться  с  результатами  его  работы.  Тогда  меня
удивило, что студент занял под фотолабораторию комнату с окном, - ведь в
экспериментальном корпусе было достаточно внутренних помещений без окон,
которые не пришлось бы и затемнять.
   Глядя на Ивана,  явно  пребывавшего  в  панике,  я  в  очередной  раз
пожалел, что при мне нет меча. Лезть  навстречу  какой  бы  то  ни  было
опасности  с  голыми  руками  глупо,  что  удастся  найти  на  месте   -
неизвестно. Поэтому я прихватил с собой длинный железный штатив. Не ахти
какая удобная штука, но лучше, чем ничего.
   Мертвенно-бледный студент показал рукой на  дверь  фотолаборатории  и
подергал головой.
   Я толкнул дверь концом штатива. Она не открылась -  Терентий  заперся
изнутри, чтобы  никто  не  мог  засветить  его  фотоматериалы.  Пришлось
подойти и нажать на дверь рукой. Слышно было, как щелкнул под  давлением
крючок. Он был слабенький, но дверь держал. Из маленькой щели под  полом
дул ветер. Довольно странно.
   - Терентий! - позвал я.
   Иван яростно замотал головой и указал на дверь. Что он хотел сказать?
Что нельзя никого звать? Или что Терентия здесь нет?
   Отступив  немного,  я  ударил  в  дверь  ногой.  Как  раз  там,   где
располагался крючок. То-то будет смеху, если Терентий  проявляет  сейчас
свою лучшую фотоработу!
   Крючок отлетел, дверь распахнулась. В  фотолаборатории  было  светло!
Черные шторы были сорваны с окна,  да  и  само  окно...  Остался  только
оконный проем. Стекла были выбиты вместе с рамой. Выбиты наружу,  словно
Терентий выскочил через окно, захватив его с собой.
   Несколько стекляшек валялось на полу. Скорее всего, куски  стекла  из
окна. Но, может быть, и разбившиеся заготовки для фотопластинок.
   В комнате не было  ничего,  что  могло  представлять  опасность.  Все
помещение просматривалось, спрятаться в освещенной фотолаборатории  было
негде.
   Я подбежал к  окну  и  выглянул  в  сад.  Осколки  стекла  и  обломки
деревянной рамы валялись на земле. Немного дальше -  еще  какая-то  куча
мусора. Среди  молодых  яблонь  петляет  тропинка,  ведущая  напрямую  в
главный корпус. По ней мы ходили в столовую.
   Теперь мне стало ясно, что встревожило Ивана. Он возвращался с обеда,
когда заметил выбитое  окно  в  лаборатории  товарища.  Сам  исследовать
комнату он не решился и прибежал за мной. Точнее, наверное, не за  мной,
а за любым, кто окажется в лаборатории.
   - Вызывай службу безопасности! - приказал я  студенту,  выпрыгивая  в
выбитое окно.
   Час назад я видел Терентия в большом зале  лаборатории,  а  два  часа
назад проходил по тропинке из столовой. Окно  было  целым.  Стало  быть,
если Терентий похищен, это произошло не больше часа назад. Если  он  сам
инсцени