этих  же
целей служило и несколько специальных горелок.
   Против  сильного  ветра  дирижабль,  конечно,  идти  не  мог,  но   в
безветренную погоду летел на приличной скорости и  мог  удерживаться  на
нужном месте при умеренном ветре. Как объяснили мне военные специалисты,
на вооружении дирижабли появились совсем недавно. Долгие сотни лет после
Катаклизма  над  Землей  дули  сильные  шквальные  ветры.  И  хотя  идея
воздушного шара не была забыта, практического применения она получить не
могла. Любой летательный  аппарат  легче  воздуха  мгновенно  уносило  в
дальние дали без надежды на возвращение.
   Конечно, наша операция могла увенчаться успехом  только  при  хорошей
погоде. Размокнут дороги, подует сильный  ветер  -  и  мы  потеряем  все
преимущество, которое дает  нам  техника,  оказавшись  лицом  к  лицу  с
превосходящими силами противника. Но в конце июля (а я  определял  месяц
жатвы именно как конец июля - начало августа)  в  окрестностях  Бештауна
всегда было сухо и очень жарко. Поэтому генералитет был уверен в победе.
***
 
Генерал Корнеев, его адъютант Дударев и мы с Валией и Адольминой наблюдали за атакой на перевалы с разведывательного дирижабля "Ласточка". Воинство Лузгаша по-прежнему блокировало ущелье, ведущее к перевалу со стороны Бештаунского княжества. У них хватало ума не лезть под парометы, установленные в сторожевых башнях, но осады они не снимали. 
   Ночью наши солдаты разобрали баррикады. С первыми лучами  рассветного
солнца на дорогу выехал тяжелый танк. Следом за ним еще один. Сзади  шли
солдаты  с  духовыми  ружьями,  за  ними,  готовая  в  случае  опасности
броситься в атаку, шагом ехала казачья конница.
   Пыхтение и скрежет насторожили вражье воинство. Дозорные с  луками  и
кривыми ятаганами выбежали на дорогу и были скошены пулеметной очередью.
Дальше началось тотальное избиение. Не  успевшие  надеть  доспехи  враги
ложились под пулями. Солдаты и казаки добивали раненых.  Церемониться  с
воинами Лузгаша  войска  отца  Кондрата  не  собирались.  В  большинстве
вражескую армию составляли матерые головорезы.
   Щадили только  рабов,  обслуживавших  катапульты.  Некоторые  из  них
наверняка были подданными Валии.  Их  собирали  вместе  и  отправляли  в
фильтрационные   лагеря,   где   работали    контрразведчики    Славного
государства. Освобождать  человека  только  на  том  основании,  что  он
находился в рабстве у Лузгаша, было  неразумно.  Может  быть,  он  такой
негодяй, что даже у повелителя Луштамга  не  нашлось  для  него  лучшего
места, чем в строю рабов, под  кнутом  надсмотрщика.  Таких  нужно  было
отсеять, остальных - вернуть домой.
   Перевальное ущелье освободили за час. Мы надеялись, что никто не ушел
и наш удар окажется внезапным.
   После того как дорога была очищена, солдаты перетащили на ту  сторону
перевала дирижабли. Командующий Кореновской  воздушной  дивизии  генерал
Юдин не решился отправлять воздушные суда своим ходом. С порывами  ветра
в ущелье маломощные пропеллеры могли не  совладать.  Поэтому  солдаты  -
человек сто-двести - впрягались в лямки и вели аэростат,  едва  паривший
над землей, чтобы его не снесло к горам и не разбило  об  острые  скалы.
Так же преодолел перевал и наш дирижабль,  быстроходная  "Ласточка",  до
этого привязанная длинным прочным канатом к высокому тополю у дороги.
   По утрамбованной войсками  Лузгаша  дороге  в  степи  освободительная
армия двинулась к Бештауну. Дирижабли  и  танки  шли  впереди,  основная
часть войск прикрывала пути для подвоза необходимых технике угля и дров.
В Бештаунском княжестве мы собирались захватывать топливные  склады,  но
даже до ближайшего селения нужно  было  совершить  приличный  бросок.  А
уголь можно было найти только в самом Бештауне.
   Миновав перевал, я поднялся в дирижабль, на этот  раз  боевой,  а  не
разведывательный, вместе с генералом Юдиным. Валия и Адольмина  остались
в ставке командующего сухопутными войсками Корнеева. Наш новый дирижабль
назывался "Сокол".  Имя  воздушного  корабля  было  выложено  золочеными
буквами на обшитой дюралем гондоле.
   - Предпримем рейд в тыл  противника?  -  спросил  генерал.  -  Погода
благоприятствует... Или вы останетесь здесь?
   - Разумеется, я полечу с вами, - ответил я.
   Юдин дунул в свисток, резкая трель которого  перекрыла  шум  парового
двигателя,  и  дирижабль  пошел  вдоль  гор  на  юг.  Выгоревшая   степь
проплывала внизу.  Редко  встречавшиеся  пастухи  с  ужасом  глядели  на
летевшее по небу чудовище. Многие с громкими криками устремлялись прочь.
   - Почему в качестве топлива в дирижаблях  не  используется  нефть?  -
спросил я, наблюдая за потным кочегаром, швырявшим в  раскаленную  топку
уголь. - Мне кажется, ее добывают достаточно.
   - А почему не используется  солома?  -  вопросом  на  вопрос  ответил
генерал. - Ее у нас тоже очень много.
   - Соломы не хватит надолго. Она быстро прогорает.
   -  А  нефть,  напротив,  горит  очень  медленно.  Весит  она   много,
тепловыделение - крайне низкое. Литр нефти будет гореть весь день. Чтобы
создать нужную температуру под котлом, необходима очень большая  рабочая
поверхность горения. К  этой  поверхности  необходимо  подвести  воздух,
чтобы  нефть  не  горела  только  по   краям.   Это   -   дополнительные
приспособления, дополнительный вес. Большой  паромет  на  рейде  в  Сочи
работает на  нефти.  Это  самая  мощная  паровая  пневматическая  пушка,
построенная нашими  инженерами.  Прицельно  бьет  на  два  километра.  У
нефтяного паромета есть свои положительные стороны - чтобы раскочегарить
его, уходит меньше времени, да и кочегар не нужен  -  необходимо  просто
повернуть  кран  подачи  нефти  из  большого  резервуара.   Но   рабочая
поверхность котла - около ста квадратных метров. Установка явно  не  для
полевых действий...
   Слушая, как увлеченно рассказывает генерал о паровых машинах и  видах
топлива, я понял, что он  занимался  не  только  тактикой  и  стратегией
боевых действий. Наверняка закончил технический факультет академии...
   Между тем нас догонял второй дирижабль,  "Ястреб",  последовавший  за
воздушным  кораблем   командующего.   Летательные   аппараты   постоянно
обменивались сигналами с помощью флагов, но я не умел их читать.
   - Поднимаемся выше, - приказал Юдин капитану "Сокола".
   В  топку  кинули  несколько  лишних  лопат  угля,  в  подъемном  шаре
поставили дополнительные распорки, и воздушный  корабль  начал  набирать
высоту.
   - Вижу  вражеский  отряд!  -  сообщил  капитан  дирижабля,  когда  мы
поднялись метров на пятьсот.
   - Курс на врага. Постепенно снижаемся, - приказал генерал.
   Дирижабли, словно два грозовых облака, начали  плавно  опускаться  на
отряд из  тридцати  человек.  Луштамговцы  шли  пешком,  ведя  в  поводу
нескольких нагруженных лошадей. Не иначе разграбили  какой-то  аул.  Это
подтверждалось и тем, что за последней лошадью  брели  шесть  пленников,
скованных цепью. Рядом с ними шагал надсмотрщик с кнутом. Четыре женщины
и двое мужчин испуганно оглядывались на кнут и старались  не  сбиться  с
шага.
   В небо солдаты Лузгаша не смотрели. Негодяи вообще не любят солнца  и
звезд, поэтому предпочитают шарить жадным взором у себя  под  ногами,  в
лучшем случае - выискивать что-то на линии горизонта. Но в  небо,  туда,
где, по верованиям многих народов, обитают боги, они смотреть боятся.
   - Позвольте, - обратился я  к  одному  из  солдат,  указывая  на  его
духовое ружье.
   Это было отличное  оружие,  не  то  что  полицейские  короткостволки.
Винтовка весила килограммов шесть,  имела  мощнейшую  камеру  со  сжатым
воздухом,  которую  нужно   было   накачивать   несколькими   поворотами
специального рычага, и ствол метра в полтора. С таким тяжелым ружьем  не
очень-то побегаешь по горам, но для стрельбы со стационарных позиций оно
было идеальным. Думаю, из него вполне можно было пробить кольчугу.
   - Нужно совместить  прицельную  мушку  с  двумя  прорезями  в  начале
ствола, - зачем-то начал объяснять мне генерал Юдин. Чуть позже я  понял
зачем. Ведь  ружья  состояли  на  вооружении  только  в  армии  Славного
государства, и логично было предположить,  что  иностранец  стрелять  из
ружья не умеет.
   - Да-да, - ответил я,  беря  погонщика  рабов  на  прицел.  Дирижабль
снижался на удивление мягко, ствол ружья  почти  не  дрожал.  Пойдет  ли
только пуля по ровной траектории? Может быть, в стрельбе из этого  ружья
есть свои хитрости?
   Я плавно нажал на спусковой крючок.  Во  лбу  погонщика  образовалась
большая ровная дырка. Он рухнул лицом в пыль, но никто этого не заметил.
   - Отличный выстрел, - удивленно отметил генерал.
   И тут ударили пулеметы с обоих дирижаблей. Как писали раньше в титрах
фильмов, "ни одно животное не пострадало". Стрелки-парометчики  работали
снайперски. По три пули на каждого бандита, ни  одной  мимо.  Лошади  не
успели даже испугаться. Новоявленные рабы испуганно сбились в кучу и  не
смели шевельнуться, опасаясь удара кнута.
   - Чисто сработано, - через минуту похвалил капитана генерал  Юдин.  -
Всегда бы так. А теперь курс на восток, - скомандовал он.
   - Стоп, стоп! - воскликнул я. - А как же рабы? Так и останутся сидеть
на цепи?
   - Подождут, когда подойдут наши сухопутные силы, - ответил генерал.
   - А почему бы нам им не помочь?
   -  Видите  ли,  господин  Лунин,  техникам  категорически   запрещено
спускаться на землю. А десантного экипажа у нас сейчас нет,
   - Но я ведь не техник.  Есть  ли  хоть  какое-то  приспособление  для
спуска?
   - Стоп машина. Сбросить штормовой трап, - приказал генерал.
   "Сокол" завис в сотне метров от  разбитого  каравана,  а  из  гондолы
выбросили канат.
   - Прошу вас, - усмехнулся командующий.
   Я соскользнул по канату, обнажил меч и подошел  к  пленникам.  Совсем
молодые, изможденные юноши, девушки  с  зареванными  мордашками.  Увидев
обнаженный клинок в моих руках, они тихо запричитали.
   Я несколько раз ударил  по  цепи,  сделанной  не  из  самого  лучшего
железа. Несколько секунд - и бывшие рабы вновь оказались свободны.
   - Забирайте лошадей, возвращайте награбленное в аулы, если есть  кому
возвращать. После того как побываете дома, вступайте в ополчение  княжны
Валии. Она возвращается на свои земли с подмогой.
   Молодые люди испуганно кивали, не веря своему счастью. Возможно,  они
даже не поняли моих слов. Успокаивать  и  утешать  их  было  некогда.  Я
вернулся к дирижаблю, быстро поднялся по  канату,  и  мы  направились  в
сторону Бештауна - на разведку'.
   Что подумали о моем явлении с неба молодые люди? За кого приняли  наш
отряд? Не знаю... Живут ли боги на небе или в каком-то другом месте,  но
для этих шестерых спасение пришло с небес. И они не забудут об  этом  до
конца своих дней.
 
*** 
 
Похоже было, мы упредили удар Лузгаша всего на несколько дней. По дорогам шла осадная техника, огромные арбалеты на телегах и на слонах, толпы вооруженных людей. Орда двигалась в сторону перевалов. 
   От наших наземных частей армию Лузгаша отделяло несколько часов пути.
А нам выгоднее было  не  встречаться  с  врагом  до  ночи.  Должны  были
подтянуться обозы с топливом  и  продовольствием,  требовалось  укрепить
дорогу, разослать дозоры по всем направлениям, найти и обезвредить шайки
наподобие той, что мы недавно уничтожили с воздуха.
   Необходимость задержать вражеские силы хорошо понимали все командиры.
Капитан "Сокола" вопросительно посмотрел на генерала Юдина.  Но  тот  не
спешил отдавать приказ.
   - Сколько у нас угля и воды? - громко спросил он.
   - Угля - на час полета в  маневровом  режиме.  Воды  -  на  два  часа
непрерывного боя.
   - Лишнюю воду - за борт, - приказал Юдин.
   Тотчас же механик открыл кран, и бак рядом с паровым котлом  опустел.
Дирижабль, избавившийся от лишнего груза, рванул вверх, но другой техник
убрал несколько распорок в подъемном шаре, и высота стабилизировалась.
   Между тем солдаты  Лузгаша  заметили  воздушные  суда.  Дикой  паники
грозное зрелище боевых дирижаблей у них не  вызвало.  Ведь  им  довелось
побывать в разных мирах. А там, где действует магия, летучий  корабль  -
не редкость, а скорее норма. Правда, для нейтрализации нашего  дирижабля
у воинов не было мага, который смог бы  противодействовать  чародейству,
поднявшему корабль в небо. Но такое случалось и прежде!
   На телегах, запряженных волами, луштамговцы  везли  огромные  осадные
арбалеты. Стрела из такого арбалета была больше копья  средних  размеров
и, попав в человека, отшвыривала его метров на  двадцать.  Погонщики  по
приказу командиров остановили волов, а техники  врага  начали  поднимать
направляющие арбалетов в небо. Это были осадные орудия, и из  них  часто
приходилось стрелять вверх. Специальные  салазки  на  телегах  позволяли
использовать оружие и как зенитную установку!
   - По осадным орудиям - огонь! - приказал капитан.
   Наши парометчики ударили из двух стволов. Полетела щепа  от  телег  и
арбалетов, замычали раненые волы, замертво падали изрешеченные  тяжелыми
пулями враги. Но было ясно, что уничтожить все  арбалетные  установки  -
кажется, по-другому они назывались баллисты - мы не сможем.
   Несколько вражеских орудий были разбиты напрочь, вокруг них  валялись
груды окровавленных тел. Но остальных солдат это не смутило. Они спешили
поразить свои цели. Дисциплина в рядах армии  Лузгаша  царила  железная.
Что вполне объяснимо - гибель от пули все же  приятнее,  чем  смерть  на
колу.
   Баллисты перевозили во взведенном состоянии -  наверное,  именно  для
подобного случая. Первый расчет сумел нацелить огромный  арбалет  в  наш
корабль и обрубил удерживавшие стрелу канаты.
   Вражеские  стрелки  прицелились  слишком  хорошо.  Они  попали  не  в
подъемный шар, а в гондолу. Если бы им удалось пробить  стенку  парового
котла, нам бы пришел конец. Но котел был не  настолько  большим.  Стрела
насквозь прошила дюралевый пол и  застряла  в  нем,  не  причинив  вреда
технике и людям. Наш парометчик не отвечал на огонь, расстреливая экипаж
другой баллисты, которую еще не успели нацелить.
   Другие "зенитчики", пустившие стрелу в сопровождавший нас  дирижабль,
промахнулись и жестоко за это поплатились  -  их  смел  с  дороги  огонь
паромета. Но лучше бы  стрелок  расправился  с  той  баллистой,  которую
нацеливали на дирижабль!
   Тяжелое копье, словно брошенное могучей рукой великана, устремилось в
небеса  и   насквозь   пробило   подъемный   шар   "Ястреба".   Раздался
пронзительный свист, и воздушный корабль медленно,  но  неуклонно  начал
снижаться.
   Паники  среди  наших  соратников  не  наблюдалось.   Они   развернули
дирижабль в сторону перевала и включили маршевый двигатель, пытаясь уйти
от вражеской армии. Но было совершенно ясно, что они не успеют пролететь
и трехсот метров. Луштамговцы с воем устремились к месту предполагаемого
падения воздушного корабля.
   - Прикрывать "Ястреб"!  -  закричал  генерал  Юдин.  Его  команды  не
требовалось - все беспокоились только о  том,  чтобы  орды  Луштамга  не
добрались до их товарищей. Пулеметчик "Сокола"  стрелял  не  переставая.
Давление пара в котле неумолимо падало, и  пули  летели  уже  не  с  той
силой, что раньше. Кочегары швыряли в топку под котлом все новые  порции
угля.
   Продолжал работать паромет и на падающем дирижабле. Стрелок "Ястреба"
давал короткие очереди,  расшвыривая  передовые  отряды  нападающих.  Но
необходимость стрелять только в горизонтальном положении уменьшала  зону
поражения и ограничивала возможности парометчика.
   Корзина "Ястреба" с грохотом коснулась щебеночной дороги. К  счастью,
подъемный шар аэростата не потерял высоту полностью. Техники  продолжали
нагнетать в него горячий воздух, и, хотя подъемной силы  не  хватало  на
то, чтобы поднять гондолу над землей,  на  паровой  двигатель,  горелки,
паромет и людей оболочка воздушного шара не опустилась.  Горячий  воздух
со свистом выходил в отверстия, пробитые стрелой из вражеской  баллисты,
но благодаря  искусству  техников-воздухоплавателей  сам  подъемный  шар
держался над землей и над упавшей гондолой.
   Орда Лузгаша шла на  упавший  дирижабль  сплошной  стеной.  В  экипаж
летели стрелы из дальнобойных луков, камни из пращей. Еще  немного  -  и
враги доберутся до "Ястреба"!
   - Газовая тревога! - закричал генерал.
   Тотчас же один из членов экипажа рванул за  канат,  свисавший  из-под
днища  подъемного  шара  дирижабля,  и   в   нескольких   местах   упали
закрепленные сверху ящики. Сигнальщик взметнул черно-желтые флаги. Точно
такие же ящики упали и  в  корзину  "Ястреба".  Члены  экипажа  поспешно
расхватывали лежавшие в них противогазы.
   Капитан "Сокола" принес противогаз Юдину и мне.  Генерал  начал  было
объяснять, как пользоваться этим средством индивидуальной защиты,  но  я
по старой привычке сделал  выдох,  натянул  противогаз  и  воззрился  на
генерала  уже  через  окуляры  резиновой  маски.  Тогда  генерал   надел
противогаз сам и поднял руку в жесте приказа.
   Тотчас  же  раздалось  шипение,  и  из  баллона  под  днищем   нашего
дирижабля, а также из баллона "Ястреба" пошел бесцветный газ. Ветер  дул
в сторону вражеской армии, поэтому первые признаки воздействия  газа  на
солдат Лузгаша появились сразу же. Они начали яростно кашлять, хвататься
за лицо. Некоторые катались по земле, другие пытались убежать.
   В армии митрополита Кондрата использовали гуманное  оружие.  Газ  был
слезоточивым, а не отравляющим. Но остановить наступление врагов он  мог
ничуть не хуже, чем консервативный хлор или модернизированный иприт.
   Вышколенным солдатам  Лузгаша  было  не  до  приказов  командиров.  А
командирам - не до  того,  чтобы  командовать.  Есть  веши,  с  которыми
практически невозможно бороться.  Когда  в  твое  горло  и  в  твой  нос
впиваются тысячи раскаленных игл,  когда  невидимые  когти  выцарапывают
тебе глаза, трудно забыть об этом и продолжать атаку.
   Задние ряды врагов напирали  на  передние,  передние  выли,  пытались
бежать  назад  и  катались  по  земле.  Мы  оказались  в   относительной
безопасности. Парометчик прекратил огонь и отошел от  орудия,  бессильно
опустившись на дно гондолы. На  руках  его  вспухли  волдыри.  Постоянно
работающий паромет перегрелся, но наш стрелок сжимал  раскаленные  ручки
орудия, пока не миновала угроза подбитому дирижаблю.
   "Сокол" спустился к "Ястребу" и сбросил штормовые канаты.  Сначала  я
полагал, что мы возьмем на борт команду, взорвем паромет и отступим.  Но
генерал решил по-другому. Лишиться одного из трех  боевых  дирижаблей  в
самом начале кампании было недопустимо. Техники  "Сокола"  и  "Ястреба",
зависшие на канатах, сброшенных с  нашего  аэростата,  латали  пробоины.
Теперь я понял, почему дирижабли ходили в связках по меньшей мере по два
- один прикрывал другой и помог в ремонте в случае аварии.
   Помочь техникам я не мог. Избивать беспомощных воинов Лузгаша  считал
безнравственным, хотя  определенная  целесообразность  в  таком  занятии
присутствовала. Поэтому я занял место на корме гондолы, чтобы не  мешать
ремонтникам, и наблюдал за воинами Лузгаша, за выжженной степью  вокруг.
Стекла противогаза быстро запотевали. Не  представляю,  как  ремонтникам
удавалось накладывать латки на  пробоины  при  такой  плохой  видимости.
Может быть, они знали, как  нужно  протирать  стекла.  Или  работали  на
ощупь.
   Из-за капелек водного конденсата на стеклах противогаза  я  не  сразу
заметил стремительно приближавшуюся к  нам  черную  точку.  Она  неслась
словно бы по следу нашего дирижабля.
   Я вгляделся в точку пристальнее и переключил  на  нее  все  внимание.
Прислушался и услышал далекий, заглушаемый шумом паровой  машины  топот.
Смерть  мчалась  к  нам  со  скоростью  курьерского  поезда  митрополита
Кондрата.
   Для схватки мне нужны были и глаза, и  уши,  и  свобода  движений.  Я
задержал дыхание  и  сорвал  душный  противогаз.  Блокировал  рецепторы,