узгаша. На седле перед одним из всадников наблюдатель
заметил девушку.
   - Стоп! - закричал он.
   - Стоп! - громогласно повторил дьяк Фалалей. - Всем замереть!
   Воинство Лузгаша продолжало напирать, и один из парометов  ударил  по
камням  обочины.  Солдат  обсыпало  каменной  крошкой,  и  они   наконец
остановились.
   - Что за девушка у тебя на седле? Куда ты везешь ее? -
   Прокричал Фалалей.
   Косматый  воин  метра  под  два  ростом,  естественно,   понял,   что
обращаются к нему.
   - Это моя жена. Едет  со  мной  в  Луштамг,  -  гаркнул  он.  Девушка
кивнула, но как-то слишком затравленно.
   - Пусть сойдет с коня и отойдет в сторону, - приказал я.
   - Я не брошу жену! - взвыл всадник.
   - Пусть  отойдет,  -  повторил  я.  -  Ты  на  прицеле.  Если  будешь
сопротивляться - стреляем. Когда она скажет, что согласна идти  с  тобой
по доброй воле, мы отпустим ее.
   Косматый спихнул девушку  с  седла.  Та  медленно  пошла  в  сторону.
Оказавшись немного дальше,  она  ускорила  шаг,  а  потом  со  всех  ног
кинулась к нашим парометам.
   - Я не хочу быть с ним, - задыхаясь, прокричала она. - Обещал сделать
меня своей пятой наложницей. Я останусь дома!  Он  держал  нож  у  моего
сердца!
   - Стрелять? - равнодушно поинтересовался снайпер с винтовкой.
   - За обман в военное время кара одна - смерть, - сурово заявил Юдин.
   - Он меня не обижал, - всхлипнула девушка. - Пусть идет...
   - Не стрелять. Идите дальше, - прокричал я. И тихо добавил:
   - Дозорным удвоить бдительность.
   - А вы проследите за этой дамочкой, - приказал Юдин солдатам. - Может
быть, у нее кинжал под платьем.
   - Маловероятно, - заметил я. - Но бдительность не помешает.
   Замыкал колонну вражеских войск всякий сброд. Коротышки, которые мало
походили на людей  и,  возможно,  людьми  и  не  являлись.  Существа  со
странным серым цветом кожи, которых тоже трудно было назвать людьми - во
всяком случае, известной на Земле расы. И  всякое  отребье  с  тусклыми,
плохой работы саблями и даже с обычными дубинами,  утыканными  гвоздями.
Похоже, слава о мощи войска Лузгаша  была  преувеличенной.  Но  в  мире,
откуда  он  пришел,  сила  войска  определялась   прежде   всего   силой
сопровождавших его магов. Они могли сделать так, что  и  пеший  отряд  с
дубинками побил бы прекрасно вооруженную кавалерию.
   Наконец остались  только  триста  пленных,  стоявшие  в  сторонке  от
дороги, на ровной скальной площадке, и пятьдесят солдат  в  доспехах,  с
волчьими хвостами на шлемах. Их предводитель, высокий  воин  в  огромном
шлеме с рогами и обнаженным двуручным мечом темного цвета,  помахал  мне
рукой. Я приказал подвести дирижабль ближе.
   - Лунин! - закричал предводитель с акцентом. - Мы хотим сдаться тебе!
Меня зовут Зген Сибар, и я говорю за всех!
   - Вы хотите сдаться мне?  -  удивился  я.  -  Я  здесь  не  командую.
Сдавайтесь княжне Валие или генералу Корнееву. Но откуда у тебя и  твоих
людей такие странные желания, Зген Сибар? Мы ведь вас отпускаем.
   Воин снял рогатый шлем, обнажив полуседую голову, и ответил:
   - Мне кажется, ты не будешь  варить  нас  в  масле,  как  обещал  нам
Лузгаш. Я слышал, это очень неприятная процедура. Я  хотел  бы  получить
гарантии, что мы умрем от честного клинка. Или от пули.
   - Нет, нет, постойте! Почему вы не хотите оставить пленных и уйти? Мы
действительно вас не тронем.
   Предводитель последнего конвойного отряда тяжело вздохнул:
   - Мы не родные по крови  Лузгашу.  Из  другого  мира.  Поэтому  он  и
оставил нас стеречь пленных. Приказал, когда пройдет армия, порубить  их
в капусту. И прорываться во Врата. Но мы не будем этого делать.
   - Похвально, - кивнул я. - А почему вы не можете просто уйти?
   - Он казнит нас  каким-нибудь  изощренным  способом,  -  сказал  Зген
Сибар. - Лузгаш надеялся, что мы выберем легкую смерть  под  пулями.  Но
мне и моим воинам претит убивать  пленных.  За  такие  дела  мы  обретем
плохое посмертие.
   - Не попадете в рай?
   - Скорее, попадем в ад. Впрочем, ты не поймешь. У нас свои верования.
   Я  уважительно  склонил  голову.  Человек,   который   придерживается
определенных принципов, заслуживает уважения.  Какими  бы  ни  были  эти
принципы.
   - Почему же вы не бросились на Лузгаша и его свору? Он заставлял  вас
заниматься неблаговидными делами, а смерти вы, как я вижу, не боитесь...
   - Ты видел Вискульта?  -  спросил  Зген  Сибар.  -  Он  хорошо  умеет
работать. Я и сейчас дрожу при мысли о том, что можно напасть на Лузгаша
или его солдата...
   Ясное дело  -  магическое  внушение  трудно  преодолеть.  Все  войска
Лузгаша зомбировались. Но все равно он опасался предательства...
   - Бросайте оружие, - приказал я.  -  Принимаю  вашу  сдачу.  Но  если
выяснится, что кто-то из вас совершил здесь большие злодеяния, он пойдет
на каторгу. Остальные пока отправятся в исправительные лагеря.
   Воины последнего отряда  Лузгаша  начали  бросать  на  землю  клинки,
снимали панцири и шлемы. Идти по этапу лучше  будет  налегке  -  опытные
воины прекрасно  это  понимали.  Я  подумал,  что  контрразведчики  отца
Кондрата  вполне  смогут  проверить  этих  людей.  И  поступить  с  ними
соответственно их прежним деяниям и образу мыслей. Ведь даже  если  тебе
довелось служить под началом негодяя, это не значит,  что  ты  полностью
пропащий человек.
   Между тем в прямой видимости показались дымки танковых труб. Машины с
пыхтением и скрежетом взбирались в гору.
   Впереди на резвом коне гарцевал Салади. За ним на  мощном  тяжеловесе
ехал генерал Корнеев. Валия сидела на броне  одного  из  танков.  Видно,
уход за ранеными отнял у нее последние силы. Чтобы  княжна  не  села  на
коня? Я глазам своим не верил.
   Корона по-прежнему венчала голову девушки. Самоцветы сияли под  ярким
высокогорным солнцем.
   Танки выстроились в линию, взяв под прицел Врата. Как  только  оттуда
кто-то появится, они откроют огонь. Когда будет выстроена  стена,  таких
экстренных мер принимать не придется. Можно будет сначала рассмотреть, с
добром или с худом явился пришелец.
   Солдат Лузгаша из последнего отряда связали и увели. Пленные  побрели
по ущелью вниз сами - питаться, лечиться, отдыхать.
   - Вот мы и очистили свою  землю,  -  вздохнула  Валия,  отыскав  меня
глазами в толпе. Она подошла поближе, хотела,  кажется,  обнять,  но  не
решилась на такое нарушение протокола на глазах у подданных.  -  Спасибо
тебе, Сергей!
   - Рад, что мы смогли спасти многих, - ответил я  дежурной  фразой.  Я
действительно был рад, но в этом ли дело? Еще больше я  устал,  но  кому
пожалуешься в чужой стране, в чужом времени, с чужими людьми?  А  работы
предстояло еще очень много...
   - Спасибо всем. Никого из вас я  не  забуду!  -  воскликнула  княжна,
обращаясь к своим ополченцам и гвардейцам отца Кондрата.
   Дружный рев одобрения был ей ответом.
   Я знал, что княжна забудет многих. Кое-кого она  даже  не  видела  во
время боев. Но,  прогнав  скептические  мысли  из  головы,  я  попытался
предаться всеобщему ликованию. Это было гораздо приятнее.
   Каменщики Славного государства,  непревзойденные  специалисты  своего
дела, немедля приступили к возведению  стены  и  мощных  чугунных  ворот
перед Вратами. Чем скорее - тем  лучше.  Для  прочих  же  на  живописной
поляне у бурного Баксана начали готовить грандиозный пир.
   Пиров и банкетов в честь победителей будет еще много. Гораздо больше,
чем может себе позволить разоренная бештаунская земля. Но  для  выживших
жизнь должна продолжаться. И сейчас каждый -  даже  тот,  кто  несколько
часов назад был в плену, - мог ощутить радость освобождения. Великого  и
легкого освобождения от ненавистного врага.
 
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 
 
   По кремнистым дорогам гнали всадники коней взапуски. Солнце утренницы
воссияло с небес  Диву  давшиеся  поспешали  старейшины  храбромыслые  в
крутоверхий зал.
   Беовульф
 
   В Бештаунском княжестве наступила мягкая и тихая,  почти  неотличимая
от лета золотая осень. Листва пожелтела только  на  некоторых  деревьях,
трава полностью высохла. Чаще шли дожди.  И  стало  гораздо  прохладнее.
Если раньше солнце беспощадно палило, то теперь его лучи приятно ласкали
лицо, грели засохшие былинки и остывшую за ночь землю. А ночью все  чаще
опускались с гор холодные туманы. Звезды стали крупнее и светили ярче.
   Покинув  гостеприимный  двор  князей  Бештауна,  я  ехал  в   Славное
государство. После завершения строительства стены и крепких ворот у Врат
я сложил с  себя  титул  первого  бея  княжества,  довольно  опрометчиво
пожалованный мне княжной Валией. Это вызвало  всплеск  энтузиазма  среди
царедворцев и вельмож. Каждый хотел стать беем сам,  поставить  на  пост
премьер-министра своего родственника или человека  своего  клана,  а  уж
чужак с титулом первого бея  не  устраивал  вообще  никого.  После  моей
отставки первым министром стал Мехребан Гулами, богатый землевладелец из
Кабарды. Салади остался главнокомандующим и получил все почести, которые
могло дать ему княжество. Любовью народа  он  и  так  пользовался  очень
давно. Салади мог бы стать премьером, но не  испытывал  такого  желания.
Действительно, зачем прославленному в легендах воину заниматься  скучной
и неблагодарной хозяйственной работой?
   Слово Салади все равно было весомее, чем мнение  всего  Совета  беев,
который возглавил еще один богатый землевладелец, Мансур Раиф.
   Но  и  премьер-министр  в  отставке  оставался   для   консервативных
чиновников и жителей Бештаунского княжества премьер-министром. Даже если
он пробыл в должности меньше месяца, по необходимости и в военное время.
Поэтому я путешествовал с комфортом и в почете.
   Валия подарила мне удобную карету на рессорах. Пару  лошадей  мне  по
первому требованию был обязан представить любой ям. В  кармане  пиджака,
который я теперь носил вместо плаща, как и  все  местные  жители,  лежал
дипломатический паспорт, документ на гербовой бумаге без фотографии,  но
с описанием особых примет. Сопровождал меня  не  какой-нибудь  захудалый
денщик, а назначенный на эту поездку  моим  адъютантом  Касым  Нахартек,
произведенный в лейтенанты и делающий стремительную карьеру.
   Мы ехали в Краснодарский университет, вокруг которого  происходили  в
последнее время странные  события.  Славное  государство  я  намеревался
посетить давно, сразу после окончания боевых действий, да все откладывал
поездку - были дела в Бештауне.
   Краснодарский университет, работавший на переднем крае науки,  вызвал
у меня повышенный интерес еще во время  первого,  мимолетного  визита  в
Славное  государство.  О   ректоре   университета   Порфирии   Петровиче
Степанове, хотя он и показался мне человеком со странностями, генералы и
сам митрополит отзывались положительно. А странность для многих ученых -
атрибут обязательный, в чем-то даже сопутствующий гениальности.
   Степанов примчался в Баксанское ущелье, только что  освобожденное  от
врагов, на транспортном дирижабле вместе с грузом  пуль  для  парометов.
Мне это не слишком понравилось - нужно было или ехать  сразу,  пока  шли
боевые действия, или подождать еще немного. Семьдесят  килограммов  пуль
обрадовали бы меня  гораздо  больше,  чем  визит  ректора.  Но  Порфирии
Петрович развернул такую  бурную  деятельность,  так  целеустремленно  и
грамотно начал консультировать инженеров, проектировавших и  возводивших
стену,  так  хорошо  помог  организовать  подвоз  материалов   к   месту
строительства, что я изменил свое мнение. Это действительно был  хороший
специалист, успешный ученый-практик. И просто обаятельный человек.
   Даже не знаю, как так получилось, что я  отдал  ему  кинжал  Лузгаша.
Вернее, хорошо помню, как отдал, но удивляюсь, что принял такое решение.
   Однажды мы вместе ужинали, и  в  разговоре  я  заметил,  что  кинжал,
скорее всего,  обладает  определенными  магическими  свойствами.  Ректор
поймал меня на слове и так загорелся, что не мог спокойно уснуть, пока я
не пообещал дать ему кинжал для исследования. Я прекрасно  понимал,  что
это опасно, что даже в мире,  где  не  действует  магия,  манипуляции  с
магическими предметами чреваты невесть чем. Но  ректор  меня  уломал.  И
умчался с кинжалом в Кореновск на боевом дирижабле, пока я не передумал.
   И вот теперь вокруг университета происходили странные вещи. Пропадали
и умирали люди - совсем еще молодые ученые, студенты.  Мистик  сразу  бы
заподозрил влияние проклятого кинжала, но я хорошо знал, что  магические
вещи не действуют подобным образом. Кинжал  мог  повернуться  в  руке  и
убить своего владельца. Мог облучить хозяина, мог забрать силу из  руки.
В худшем случае -  взорваться,  как  бомба.  Возможно  даже,  остаточная
магическая сила сохранялась у  него  и  здесь,  в  мире  без  магии.  Но
воздействовать на посторонних людей, причем  вызывая  их  смерть  не  от
клинка, а от чего-то другого, никакой кинжал не мог. Будь он хоть трижды
проклятый. Тут нужно колдовство совершенно другого ранга.
   Впрочем, строить домыслы, не побывав на  месте  событий,  не  слишком
разумно. Да и настоящим сыщиком я себя не считал. Однако же нельзя  было
исключить, что присутствие в университете  кинжала,  который  так  хотел
вернуть Вискульт и о котором сразу вспомнил Лузгаш,  могло  повлиять  на
тамошнюю обстановку. Может быть, просто потому, что некто хотел выкрасть
дорогую вещь. Или планировал заговор.
   Ректор Степанов, однако же, приглашал меня в университет вовсе не для
того,  чтобы  я  занялся  расследованием.  В  этой  области  я  не   был
прославлен. Он желал, чтобы я прочел студентам курс  лекций  о  жизни  в
мирах за Вратами и о прошлом Земли. А  может,  поделился  бы  кое-какими
утраченными знаниями по физике.  Ведь  физика  в  прежние  времена  была
совсем другой.
   Меня  привлекала  возможность  изучить  нынешнюю  физику.  И  наконец
реально понять: что произошло  в  мире?  Почему  он  стал  столь  сильно
отличаться  от   других   плоскостей   реальности?   Говорили,   что   в
Краснодарском  университете  отличное  оборудование  и  можно  поставить
практически любой опыт.
   В открытые окна кареты задувал сухой теплый  ветер  из  степи.  Касым
Нахартек, не привыкший путешествовать  с  удобствами,  ерзал  на  мягком
диванчике и то и дело высовывался поглядеть, все ли спокойно снаружи. Мы
подъезжали к Кавказскому хребту. До перевалов оставалось несколько часов
пути.
   - Будешь учиться в университете? - спросил я Нахартека.
   - Я бы с радостью, - ответил юноша. - Да только  стар  уже.  Двадцать
один год как-никак. Семь лет как школу закончил.  А  с  тех  пор  только
воевал.
   - Ну, полагаю, курсы ускоренной подготовки у них есть, -  предположил
я. - Тебе ведь с техникой нужно  научиться  обращаться.  Того  и  гляди,
восстановят скоро Сотню-у-Врат, а тебя поставят капитаном стражи...
   Молодой человек не удержался от улыбки:
   - Сотню, конечно, нужно восстановить.  На  парометы  надежда  плохая.
Сабля она и есть сабля. Мне бы  лучше  командовать  научиться.  Тактика,
стратегия. Только в военную академию отец Кондрат чужих не принимает.
   - Тебя научи - а ты на него войска поведешь, - сказал я с ухмылкой.
   - Не поведу, - возразил Касым. - Учитель - это святое.
   - Ты не поведешь - твой ученик или ученик твоего ученика поведет.
   - Может быть, - пожал плечами юноша.
   - Ты смотри, не говори никому, что у  нас  письмо  к  митрополиту,  -
наказал я Касыму. - Миссия тайная, лишний раз кричать о ней не нужно.
   - Не скажу. Да и что я сказать могу, когда сам ничего не знаю?
   - Не знаешь, так догадываешься,  -  усмехнулся  я.  -  Отца  Кондрата
повидаем - и в университет.
   - Куда прикажешь, - согласился юноша и отвернулся к окну.
   Я еще раз засмеялся. Касым так и  не  научился  относиться  к  своему
начальнику  с  должным  почтением.  В  его  представлении   я,   видимо,
по-прежнему оставался одиноким отшельником из  заброшенной  деревни.  Но
мне это даже нравилось. Кому нужны раболепные  слуги?  Надежный  товарищ
куда лучше...
 
*** 
 
Отец Кондрат, заранее оповещенный о нашем прибытии, принял меня и Касыма в зале Святого Георгия. Это был самый большой зал его резиденции. Здесь собирались большие церковные советы, расширенные заседания правительства, здесь же происходили приемы и награждения. 
   Собственно, приема как такового не было. Нас пригласили на  церемонию
награждения воинов, отличившихся в Бештаунской кампании.
   Зал  был  заполнен  священниками  в  рясах,  военными   в   мундирах,
гражданами в лучших  нарядах.  Здесь  были  и  генералы,  и  рядовые,  и
солдаты, и рабочие, обеспечивавшие  доставку  грузов.  Присутствовали  и
женщины в черных одеждах, наверное, вдовы и матери погибших.
   Митрополит стоял на небольшом возвышении. Он был в черном  облачении,
на его груди сверкал в свете множества  свечей  большой  золотой  крест.
Несколько церковников в  праздничных  белых,  золотых  и  зеленых  ризах
расположились неподалеку.
   -  Мы  собрались  здесь  по  скорбному  и  торжественному  случаю,  -
обратился отец  Кондрат  к  собравшимся.  -  Сегодня  мы  почтим  память
погибших в славной Бештаунской кампании.  И  отметим  заслуги  тех,  кто
проявил доблесть в боях.
   Митрополит помолчал, потом подал знак служителю в белой ризе,  и  тот
вынес  открытую  черную  коробочку.  По  распахнутой  крышке   пробегали
радужные сполохи от того, что лежало внутри.
   - Вдовам и матерям экипажа  взорванного  врагами  парометного  танка:
капитана Силантьева,  стрелка  Кожанова  и  механика  Грибова  я  вручаю
алмазные кресты, высшую награду нашего  государства.  Члены  семей  всех
погибших на войне получили уже достойную пенсию, но экипаж, прикрывавший
свой остановившийся танк до подхода  основных  сил,  и  подбитый  только
третьим выстрелом вражеских  баллист,  заслуживает  нашего  преклонения.
Слава павшим воинам!
   - Слава! - тихо, но дружно повторил зал.
   Каждая из трех женщин в трауре получила коробочку,  в  которой  лежал
восьмиконечный платиновый крест, усыпанный мелкими алмазами.
   Как я  узнал  от  второго  секретаря  митрополита,  вездесущего  отца
Зосимы, алмазный крест символизировал чистые, от души пролитые  слезы  и
являлся высшей боевой наградой Славного  государства.  Как  правило,  им
награждали посмертно или при тяжких  увечьях,  либо  же  за  чрезвычайно
выдающуюся доблесть. Второй наградой был рубиновый крест - его давали за
подвиги, переломившие ход  боя,  спасшие  жизни  многих  людей.  Третьей
наградой был  гранатовый  крест  -  за  храбрость  и  стойкость  в  бою.
Изумрудный крест давали офицерам и высшим чиновникам за отличную  службу
и удачно проведенные операции. Он не считался боевой наградой  в  полном
смысле этого слова. Изумрудным крестом могли наградить и в мирное время.
Ценилась эта награда ниже рубинового креста, но выше гранатового.  Кроме
крестов офицеров, солдат и полковых  рабочих  могли  наградить  медалями
четырех степеней: золотой, серебряной, алюминиевой и  медной.  Наградная
система  Славного  государства  была  простой,  но  наград  было  вполне
достаточно для каждого деяния.
   В зале Святого Георгия было вручено семь рубиновых крестов, сорок два
гранатовых, три изумрудных  (два  из  них  -  моим  знакомым,  генералам
Корнееву и Юдину, еще один - начальнику снабжения армии, с  которым  мне
прежде встречаться  не  доводилось).  Ректор  Степанов  получил  золотую
медаль. Всего их было вручено четыре. А  также  одиннадцать  серебряных,
двадцать две алюминиевые и сто пятнадцать медных.
   Гранатовый  крест  получила   Тимашевская   танковая   бригада.   Его
торжественно  прикололи  к  расшитому  золотом  знамени   подразделения.
Кореновская механизированная  воздушная  дивизия  за  героизм  и  четкое
выполнения боевых задач была награждена  изумрудным  крестом.  Рубиновый
крест давали только соединениям, понесшим большие потери. Алмазные - тем
отрядам, которые потеряли в боях больше