наркоманы. Вместе с собаками,
устроившими там туалет. Теперь  у  всех  тут  большие  псы.  Их  держат  для
безопасности.
   Он  почувствовал,  что  разболтался.  Умолкнув,  посмотрел  на  темнеющий
горизонт, на городской пейзаж,  затянутый  смогом  и  привлекательный  своей
хаотичностью. В маленьких прямоугольных окнах появлялся свет... нью-йоркский
вечер.
   Вскоре линия горизонта скрылась. На Шестидесятой улице Майк  обратился  к
водителю:
   - Остановитесь у табачного магазина напротив "Блумингдейл".
   "Роллс-ройс" затормозил; прежде чем шофер успел выйти из машины, Майк уже
выскочил на улицу.
   - У меня кончились сигареты, - пояснил он  и  повернулся  к  водителю.  -
Здесь нельзя стоять во втором ряду. Прокатите мисс Уэйн вокруг квартала. Я к
тому времени выйду.
   Когда лимузин обогнул квартал, Майк уже стоял на углу. Сев в  машину,  он
закурил. Внезапно протянул пачку дочери.
   - Куришь?
   - Нет. Ты успел?
   - Что?
   - Позвонить.
   - Куда?
   Она засмеялась.
   - О, Майк... тут в баре целый блок. Его лицо окаменело.
   - О'кей... и куда же я звонил? Она взяла его под руку.
   - Ты заказал шампанское и икру. Я прочитала на твоем лице, что  ты  забыл
это сделать заранее. Он вздохнул.
   - Возможно, я многое забыл. Она закрыла пальцами его рот.
   - Скажи мне только одно. Я правильно угадала насчет звонка?
   - Да.
   - Майк, ты ничего не забыл, - нежно произнесла она.

***

   Открыв глаза, она решила, что  находится  в  больнице.  Но  комната  была
непривычно темной, мебель выглядела  иначе.  Окончательно  проснувшись,  она
поняла, что лежит в новой спальне, в отеле "Пьер". Девушка включила  ночник,
стоящий  на  тумбочке.  Полночь.  Значит,  она  спала   только   два   часа.
Потянувшись, Дженюари обвела взглядом  комнату.  Она  была  очень  красивой.
Вовсе не походила на гостиничную спальню. "Люкс"  был  огромным,  роскошным.
Более просторным, чем любой гостиничный номер Майка. Он объяснил, что  отель
состоял из квартир, сдаваемых в поднайм постоянными съемщиками. Похоже,  эти
апартаменты  арендовались  людьми,  обладавшими   вкусом.   Гостиная   сразу
произвела впечатление на Дженюари. Свечи,  икра,  шампанское  в  ведерке  со
льдом, бархатная темнота парка далеко внизу. Они произносили тосты  друг  за
друга, ели икру... После первого бокала Дженюари охватила  сонливость.  Майк
тотчас это заметил.
   - Слушай, детка, здесь только девять часов, но  по  швейцарскому  времени
уже два или три часа ночи. Ложись в постель.  Я  немного  пройдусь...  куплю
газеты... посмотрю ТВ и тоже лягу.
   - Но мы еще не поговорили о тебе... о твоих делах...
   - Завтра, - решительно сказал он. - Встретимся в девять утра в гостиной и
побеседуем за завтраком.
   - Но, Майк...
   - Завтра.
   Снова его голос прозвучал как-то странно. С непривычной  твердостью.  Так
Майк говорил с фотографом, снявшим их  в  вестибюле  -  симпатичным  молодым
человеком, проследовавшим за ними к лифту и сказавшему:  "Мистер  Уэйн,  как
ваша дочь чувствует себя в..."
   Но он не закончил фразу. Майк Уэйн подтолкнул  дочь  в  лифт  и  выпалил:
"Довольно. У нас нет времени на интервью".
   Сейчас она вспомнила этот  инцидент.  Это  было  так  непохоже  на  отца.
"Паблисити" всегда было неотъемлемой частью жизни Майка  Уэйна.  В  возрасте
девяти лет она попала  с  отцом  на  обложку  известного  журнала.  Дженюари
пожалела молодого репортера.
   Когда она спросила отца, почему он так поступил, Майк пожал плечами.
   - Возможно, на меня подействовал Рим. Не люблю  этих  парней.  Фотографии
могут появиться в любом дешевом журнале. Предпочитаю  давать  авторизованные
интервью и позировать, зная, что снимок будет сопровождать текст. Терпеть не
могу, когда щелкают камерой из-за угла.
   - Но он ждал тебя в вестибюле. У него очень приличный вид.
   - Забудь об этом.
   (Снова этот сухой решительный тон.)
   Он открыл шампанское. Дженюари, подняв бокал, сказала:
   - За нас...
   Майк покачал головой:
   - Нет... за тебя. Пришло твое время,  и  я  прослежу  за  тем,  чтобы  ты
получила все.
   Она лежала в темной спальне. Впереди была  целая  ночь.  Она  постарается
снова заснуть. Но сон улетучился. Ей хотелось пить.  После  икры  ее  всегда
мучила жажда. Вода из крана была почти  теплой.  Она  не  стала  пить  ее  и
забралась в  постель.  Настроила  приемник  на  волну  музыкальной  станции.
Погружаясь в дремоту,  услышала  рекламное  объявление.  Восторженный  голос
взахлеб расхваливал новую диет-колу. Дженюари нестерпимо захотелось холодной
воды.
   Она встала. В "люксе" была большая кухня. Она найдет там лед...  Дженюари
шагнула к двери и  остановилась.  Она  была  в  короткой  прозрачной  ночной
рубашке. Осторожно открыв дверь спальни, Дженюари произнесла:
   - Папа?
   Гостиная  была  пуста.  Девушка  на  цыпочках  вышла  из  своей  комнаты.
Уставилась в темноту столовой... заглянула в просторный кабинет... пошла  по
длинному коридору в комнату для  прислуги.  Потом  Дженюари  приблизилась  к
спальне отца и постучала. Открыла дверь. Пусто. На мгновение  она  вспомнила
Рим...  Мельбу.  Нет,  он  не  поступил  бы  так  в  первую  ночь  после  ее
возвращения. Наверно, он отправился погулять и встретил друзей.  Она  прошла
на кухню. Холодильник был забит  кока-колой,  "Семеркой",  имбирным  элем  и
диет-колой с содовой.  Девушка  налила  в  бокал  кока-колу  и  вернулась  в
гостиную. Уставилась на парк.  Маленькие  мерцающие  огоньки  придавали  ему
рождественский вид. Не верилось, что эта бархатная  чернота  может  таить  в
себе опасность.
   И вдруг она услышала звук. Ее отец вставил ключ в замок. Сначала Дженюари
испытала желание броситься к нему. Затем она  посмотрела  на  свою  короткую
прозрачную  ночную  рубашку.  После  трех  лет,  проведенных  во  фланелевых
пижамах, эта рубашка была символом. Она ознаменовала собой  выздоровление...
и отъезд. Ладно, она попросит отца закрыть глаза и дать ей свой халат.
   Дверь открылась, и Дженюари услышала женский голос. О  господи...  он  не
один. Дженюари бросила испуганный взгляд через всю гостиную. Чтобы попасть в
свою спальню, ей придется пройти через холл мимо них. Ближайшая дверь вела в
его спальню. Она прошмыгнула туда в тот момент, когда они вошли в  гостиную.
В спальне Майка было темно. Господи, где же выключатель? Она  провела  рукой
по стене.
   - Майк, это смешно -  я  пробираюсь  сюда  тайком,  -  недовольным  тоном
заявила женщина. - В конце концов она - не ребенок.
   - Ди, - твердым, но просящим тоном сказал Майк. - Ты должна  понять.  Она
три года мечтала о том, как проведет первый вечер дома.
   Женщина вздохнула.
   - Что, по-твоему, я испытала, когда ты позвонил и предложил мне  покинуть
квартиру после всех моих поисков нужного шампанского и икры?  В  этот  вечер
должно было состояться мое знакомство с Дженюари? Вместо этого меня  удалили
со сцены, точно какую-то статистку. Слава богу, я застала  Дэвида  дома.  Мы
просидели несколько часов в "Шерри".  Уверена,  я  утащила  его  из  объятий
какой-нибудь юной красотки...
   - Иди сюда, - тихо произнес Майк.
   В квартире стало тихо. Дженюари  догадалась,  что  отец  целует  женщину.
Девушка не знала, что ей делать. Стоять  в  темноте  и  подслушивать  -  это
неприлично. Если бы на ней был халат...
   Ее отец негромко произнес:
   - Утром я позавтракаю с Дженюари. Я хочу до вашего знакомства погулять  с
ней. Поверь мне... я поступил сегодня правильно.
   - Но, Майк...
   - Никаких "но". Слушай, мы теряем время. Женщина засмеялась.
   - Майк, ты испортил мне прическу. Будь добр,  принеси  мою  сумочку...  Я
оставила ее на столике в холле.
   Дженюари замерла. Сейчас они войдут  в  спальню!  Дверь  открылась,  и  в
комнате вспыхнул свет - женщина  щелкнула  выключателем.  Долю  секунды  они
рассматривали  друг  друга.  Лицо  женщины  почему-то  показалось   Дженюари
знакомым. Она была высокой, стройной, с волосами, окрашенными "под  седину",
и невероятно красивой кожей. Спутница отца первой пришла в себя.
   - Майк... иди сюда. У нас гостья.
   Дженюари замерла. Ей не понравилась любопытная улыбка на сдержанном  лице
женщины, которая, похоже, чувствовала себя хозяйкой  ситуации  и  обдумывала
свой следующий ход.
   Первой реакцией Майка  было  удивление.  Затем  в  его  глазах  появилось
выражение, которое Дженюари видела впервые. Досада, раздражение.
   - Дженюари, что ты здесь делаешь?
   - Я... я пила кока-колу.
   Она указала на гостиную, где остался ее бокал.
   - Но что ты  делаешь  здесь...  в  темноте...  без  напитка?  -  спросила
женщина.
   Дженюари посмотрела на отца, надеясь, что он положит конец этой тягостной
сцене. Но он стоял возле женщины, ожидая ответа дочери.
   У нее пересохло в горле.
   - Я услышала, как открывается дверь... голоса... Она с трудом произносила
слова.
   - Я была без халата, поэтому спряталась здесь.
   Только сейчас они оба посмотрели на ее прозрачную  ночную  рубашку.  Отец
быстро прошел в ванную и вернулся оттуда с одним из своих халатов. Он бросил
его дочери, не глядя на нее. Надев халат, Дженюари шагнула к двери.  Женщина
негромко обратилась к девушке:
   - Подожди, Дженюари. Майк, ты не должен  отпускать  дочь,  не  познакомив
нас.
   Девушка замерла спиной к ним, ожидая, когда ее отпустят.
   - Дженюари, - устало промолвил Майк. - Это Ди.  Дженюари  заставила  себя
слегка кивнуть женщине.
   - О, Майк, - Ди взяла его под руку. - Ты плохо меня представил.
   Посмотрев на дочь, он тихо произнес:
   - Дженюари... Ди - моя жена. Мы поженились на прошлой неделе.
   Девушка услышала, как она поздравляет их. Ее ноги налились свинцом, но ей
все же удалось выйти из комнаты... скрыться в своем убежище-спальне.  Только
там ее колени задрожали... она бросилась в ванную. Дженюари вырвало.

Глава 2

   Остаток ночи она просидела у  окна.  Не  удивительно,  что  лицо  женщины
показалось  знакомым.  Ди  была  не  просто  Ди.  Она  была  Дидрой  Милфорд
Грейнджер, занимавшей, если верить  прессе,  шестое  место  в  списке  самых
богатых женщин мира! На самом деле  никто  не  знал,  шестой  она  была  или
шестидесятой. Этот титул родился под пером какого-то репортера и  пристал  к
ней.  Ученицы  мисс  Хэддон  частенько  подшучивали  над  ним,  когда   фото
появлялось в газетах или журналах. В ту пору частые замужества Дидры  делали
женщину постоянной героиней светской хроники.  Первый  ее  муж  был  оперным
певцом. Второй - писателем. Затем она вышла замуж за модного дизайнера. Этот
брак освещался в "Моде", когда  Дженюари  была  подростком.  Дизайнер  погиб
четыре года назад при автокатастрофе  в  Монте-Карло.  Безутешная,  плачущая
Дидра в черном платье на похоронах, показанных  по  ТВ,  заявила,  что  этот
человек был единственным мужчиной, которого она  любила,  и  поклялась,  что
больше не выйдет замуж. К несчастью, она передумала.
   Возможно, изменить свое решение ее заставил Майк! Ну  конечно!  Она  была
его новой большой задумкой. Открытки из Испании. У Ди был дом в  Марбелле  -
Дженюари видела его в "Моде". А  еще  Ди  владела  поместьем  в  Палм-Бич  с
прислугой из сорока человек. Дженюари читала об этом в "Женском журнале". Ее
яхта швартовалась в Канне - пресса вспомнила о ней, когда Карла гостила у Ди
на море. Карла перестала сниматься в 1960 году. Она любила уединение больше,
чем Гарбо или Говард Хьюз. Любила  настолько  сильно,  что  ее  появление  в
качестве гостьи на яхте Ди тотчас стало сенсацией. Все девушки, учившиеся  в
школе мисс Хэддон, были поклонницами польской актрисы. В 1963 году  Дженюари
стала школьной знаменитостью, когда  ее  отец  предложил  Карле  миллион  за
возвращение на  съемочную  площадку.  Карла  не  приняла  приглашения  и  не
отклонила  его,  но  известность  Майка  возросла  еще  больше.  Позже  отец
признался Дженюари, что безумно хотел познакомиться с актрисой.
   Что ж, теперь он встретится с ней. Возможно, это уже произошло.
   Значит, его большим  новым  проектом  была  Дидра  Грейнджер,  фарфоровая
красавица. Она казалась бескровной и  хрупкой.  Мог  ли  Майк  действительно
любить ее? Ди производила  впечатление  человека  холодного,  не  способного
испытывать чувства. Возможно, этим она и привлекла Майка, всегда  обожавшего
вызов.
   Дженюари сидела у окна до тех пор,  пока  первые  лучи  света  не  начали
пробиваться сквозь темноту. Черное небо серело на ее глазах. Она знала,  что
солнце уже золотит верхние  этажи  высотных  домов  на  Пятой  авеню.  Город
безмолвствовал в короткий промежуток между ночью и утром.
   Она надела джинсы, свитер, кроссовки и выскользнула из  квартиры.  Лифтер
зевнул, здороваясь с  девушкой  кивком  головы.  Консьерж  поглядел  на  нее
устало, без интереса. Человек в комбинезоне мыл щеткой пол  в  подъезде.  Он
остановился, пропуская Дженюари.
   Перед девушкой лежал полутемный город - пустой, безлюдный.  Ранним  утром
улицы казались на удивление чистыми. Она направилась к "Плазе".  Замерла  на
мгновение перед окнами углового "люкса". Перейдя улицу, оказалась  в  парке.
Женщина в драном мужском пальто рылась в мусорном контейнере.  Ее  распухшие
ноги были обмотаны грязным тряпьем. На скамейках возле валявшихся  на  земле
бутылочных осколков спали пьяницы. Бродяги, свернувшись клубочком, лежали на
газоне. Дженюари заспешила к зоопарку, в сторону  карусели.  Солнечные  лучи
пробивались через смог, пытаясь  расчистить  небо.  По  дорожке  бежали  два
молодых человека в майках. Голуби в поисках  завтрака  ворковали  на  траве.
Белка приблизилась к Дженюари, сложила передние лапки.  Ее  блестящие  глаза
просили орех.  Дженюари,  пожав  плечами,  протянула  пустые  ладони.  Белка
убежала. Три молодых  негритянки  на  велосипедах  показали  знак  "победа".
Дженюари шла, не  останавливаясь.  Пьяницы  начали  шевелиться,  просыпаясь.
Женщина принесла в парк старую таксу. Она бережно опустила  ее  на  землю  и
сказала: "Детка, сделай ка-ка".  Ни  женщина,  ни  собака  не  поглядели  на
Дженюари. Такса сделала свое дело, хозяйка похвалила ее,  взяла  на  руки  и
ушла.
   Пьяницы уже заставляли себя встать на ноги. Тем, кому это  не  удавалось,
помогали  приятели.  Внезапно  парк  заполонили  собаки:  Дженюари   увидела
человека, выгуливавшего за плату сразу шестерку  чужих  псов  разных  пород,
мужчину с ризеншнауцером, женщину с бигуди на голове и  коккер-спаниелем  на
поводке.  Парк,  казавшийся  ночью  бархатным,   становился   неприветливым,
грязным. Солнечные лучи высвечивали банки из-под пива,  разбитые  бутылки  и
обертку от бутербродов. Ветер раскачивал деревья, и мягкий шелест  опадающих
листьев  казался  предсмертным  стоном  на  фоне  рева  автобусных  моторов.
Чудовище просыпалось, сигналя клаксонами, скрипя тормозами, визжа резиной.
   Теперь в парке стали появляться дети.  Бледные,  усталые  матери  толкали
прогулочные коляски с малышами. Иногда рядом трусила собака с привязанным  к
коляске поводком - ревнуя, она вспоминала дни, когда безраздельно находилась
в центре семейного внимания. В других колясках младенец спал,  а  двухлетний
ребенок сидел на откидном сиденье, пока мать везла детей к детской площадке.
   Затем с Пятой авеню хлынул поток широких английских колясок  с  крошками,
завернутыми в пеленки из чистого шелка с вышитыми на них инициалами.  Няньки
в накрахмаленных форменных платьях катили их  к  ближайшей  скамейке,  чтобы
собраться там и поболтать, пока подопечные спят.
   Дженюари смотрела на  детей  с  завистью.  Эти  маленькие  живые  комочки
чувствовали себя в парке, как дома. Каждый имел имя, семью.
   Она вдруг поняла, что идет к горке желаний. Это был невысокий холмик.  Но
в детстве он казался Дженюари большой горой. В  пять  лет  она,  торжествуя,
сама забралась на вершину. Отец поднял ее руку и сказал:  "Отныне  это  твоя
гора. Закрой глаза и загадай желание... Оно обязательно сбудется".  Дженюари
молча помечтала о кукле. Потом отец повел ее в  "Румпелмайер"  пить  горячий
шоколад, а  перед  уходом  купил  дочери  самую  большую  куклу,  какая  там
продавалась. С того дня холмик стал для Дженюари горой желаний.
   Но сейчас горка была голой и неприглядной. Вороша ногами мертвые  листья,
девушка забралась  на  вершину.  Присела  на  корточки,  подтянув  колени  к
подбородку, обхватила их руками  и  закрыла  глаза.  К  удивлению  Дженюари,
звуки, доносившиеся до нее, усилились - грохотали машины, лаяли собаки.  Она
услышала хруст листьев и поняла, что кто-то приближается  к  ней.  Возможно,
человек с ножом. Она не пошевелилась. Наверно, если она не станет  открывать
глаза, все произойдет быстро и безболезненно.
   - Дженюари...
   Возле нее стоял отец. Он протянул руку, и девушка поднялась на ноги.
   - За последние полчаса я уже третий раз подхожу к горке, - сказал он. - Я
догадался, что ты придешь сюда.
   Он взял  ее  за  руку  и  повел  из  парка.  Они  пересекли  улицу.  Майк
остановился перед зданием "Эссекс-Хаус".
   - Здесь варят отличный кофе. Давай позавтракаем.
   Они  молча  сели  за  столик.  Перед  ними  поставили  яйца,  но  они  не
притронулись к ним. Внезапно Майк произнес:
   - О'кей. Можешь злиться... но скажи что-нибудь. Она собралась заговорить,
но тут появился официант. Он спросил, все ли в порядке с яйцами.
   - Да. Просто мы не голодны, - ответил  Майк.  -  Унесите  их.  Мы  только
выпьем кофе.
   Когда официант отошел, Майк повернулся к дочери:
   - Почему ты отправилась в парк? Почему? Тебя могли убить.
   - Я не могла уснуть.
   - А кто мог! Даже я приняла лишнюю таблетку снотворного. По Нью-Йорку  не
гуляют до рассвета. Я просидел всю ночь в ожидании утра. Выкурил  две  пачки
сигарет...
   - Тебе не следовало этого делать, - упавшим  голосом  произнесла  она.  -
Сигареты тебе вредны.
   - Слушай, оставим сейчас в покое мое здоровье. Я чуть  не  сошел  с  ума,
обнаружив, что твоя  комната  пуста...  Ди  проснулась,  когда  я  звонил  в
полицию. Она успокоила меня, сказав, что  ты,  вероятно,  вышла  погулять  и
обдумать ситуацию. Тогда я вспомнил про горку желаний.
   Она молчала. Он сжал ее руку.
   - Дженюари, давай все обсудим. Она ничего не сказала, и он добавил:
   - Пожалуйста, не заставляй меня упрашивать тебя.
   - Вчера ночью я не следила за вами и не подслушивала нарочно.
   - Знаю. Я растерялся. Рассердился на себя, а не на тебя. Я...
   Поколебавшись, он взял новую сигарету.
   - Я хотел написать тебе о Ди.
   - О, Майк, почему ты этого не сделал?
   - Потому что до самого последнего момента не был уверен,  что  женюсь  на
ней. А когда о наших встречах стали писать в газетах, я испугался, что  слух
дойдет до тебя. Спасибо доктору Петерсону, изолировавшему  вас  от  внешнего
мира. Эту новость я хотел сообщить тебе  лично.  Собирался  сделать  это  по
дороге из аэропорта. Но когда ты сказала, что так долго ждала меня и  хочешь
побыть со мной наедине, боже, я почувствовал - ты  заслужила,  чтобы  первый
вечер прошел, как ты хотела. Я позвонил Ди и попросил ее уйти. Я  решил  все
рассказать тебе за завтраком.
   - Когда ты влюбился в нее?
   - Кто говорит о любви? Он в упор посмотрел на дочь.
   - Запомни - единственная девушка, которую я любил и буду любить - это ты!
   - Тогда почему? Почему?
   - Потому что я сел на мель. Крепко!
   - Что ты имеешь в виду?
   - Кончился как продюсер. После трех неудачных  лет  не  мог  раздобыть  и
цента на новую пластинку. На Западном побережье от меня  шарахались  как  от
прокаженного. И тут новость из  клиники.  В  сентябре  ты  выходишь  оттуда.
Господи, мы жили ради этого дня... а я уничтожен. Знаешь, где  меня  застало
радостное известие? Я гостил в доме Тины Септ-Клер на Западном побережье.
   - Ты однажды снимал ее.
   - Да, когда ей было  семнадцать.  Красивая  бездарность.  Таланта  у  нее
сейчас не прибавилось, но она снимается в сериале, который  попал  в  первую
десятку и будет идти на ТВ еще долго. У Тины  большой