и
ты встречался?
   - О, Ди... это часть любовной прелюдии. Я не хотел тебя обидеть.
   - Это вульгарно. Он усмехнулся.
   - Послушай. Я же произносил это слово, когда мы были в постели.
   - Это другое дело. Я хочу сказать, когда мы этим занимаемся,  я  не  могу
запретить тебе выражаться подобным образом... но мне это не нравится.  О,  я
знаю, что некоторые мужчины получают удовольствие  от  использования  такого
лексикона... но почему? Он возбуждает их, позволяет  им  почувствовать  себя
более мужественными? У одного из моих мужей эрекция происходила  лишь  после
того, как он заставлял меня произнести это слово, сказать, что я хочу, чтобы
он меня... ты понимаешь.
   Майк заставил себя улыбнуться.
   - Хорошо. Я постараюсь следить за своим языком в постели...
   Он подошел к ней, но она отвернулась.
   - Теперь, может быть, мы...
   - О, Майк, ты меня удивляешь. Сейчас не время для...
   Он взял шампанское и направился к двери.
   - Майк... не сердись. Просто я не в настроении.
   - О'кей. Я понимаю. Он поднял бутылку.
   - Я выпью шампанское один. Потому что это  действительно  особый  случай.
Впервые я получил отказ. Все когда-то происходит в первый раз...
   Он закрыл за собой дверь.
   Когда  Майк  покинул  комнату,  Ди  замерла.  Она  совершила  ошибку.  Ей
следовало уступить ему... но  она  не  смогла.  Она  обессилела.  Устала  от
необходимости улыбаться, спешить с одной вечеринки на  другую,  играть  роль
невозмутимой  красавицы  Ди  Милфорд  Грейнджер  Уэйн.  Везучей  Ди  Милфорд
Грейнджер Уэйн, жены такого привлекательного мужчины. Несчастной Ди  Милфорд
Грейнджер Уэйн, страдающей из-за того, что эта необязательная полька  так  и
не прилетела в Палм-Бич. Карла почти обещала погостить тут. О боже, как  она
мечтала о том, чтобы Карла появилась здесь! Особенно Ди хотела, чтобы  Карла
увидела Дженюари и Дэвида вместе. Танцующими вдвоем, плавающими, играющими в
теннис... увидела и поняла, что они, молодые, принадлежат  и  подходят  друг
другу. Разговаривая с Ди во вторник, Карла  сказала:  "Возможно".  Она  даже
обещала, что если решит полететь, то  прибудет  в  аэропорт  к  четырем.  Ди
велела пилоту ждать до половины пятого.
   Ди скрыла свое разочарование, когда Дженюари и Дэвид появились одни.  Она
была довольна, что они прекрасно ладят. Лишь это  обстоятельство  порадовало
ее за уик-энд. Дэвиду, похоже, Дженюари  действительно  нравилась.  Если  бы
только это увидела Карла! Почему она не прилетела? Верно,  из  упрямства.  В
конце концов, все покинули на эти  дни  Нью-Йорк.  Что  она  делает  в  этот
длинный уик-энд?
   Дэвид тоже думал о Карле.  Весь  уик-энд.  И  сейчас,  сидя  в  самолете,
приближающемся к "Батлеру", частному летному полю  аэропорта  "Ла  Гуардия".
Внезапно он понял, что в течение всего полета почти не говорил  с  Дженюари.
Но она читала какую-то верстку. Потом смотрела в окно. О чем она думала?  Но
Дэвида на самом деле это не очень-то интересовало.
   А Дженюари думала о Дэвиде. Она дочитала  роман  и  решила  послать  Тому
Кольту письмо. Представиться помощницей главного редактора "Блеска". Она  не
станет объяснять Линде, что Майк не способен  помочь  им.  Дженюари  увидела
загорелое лицо Дэвида. Он смотрел в окно на яркие огни города.  Он  был  так
мил и внимателен весь уик-энд. Всегда проявлял готовность  поплавать  с  ней
или сыграть в теннис. Та ужасная ночь  убила  зародыш  ее  чувства  к  нему.
Возможно,  оно  еще  возродится.  Вероятно,  после  принятия   спиртного   и
неторопливой беседы они смогли бы снова заняться любовью. И на этот раз все,
возможно, все было бы  хорошо.  Но  она  не  сможет  переступить  порог  его
кошмарной красной спальни... никогда.
   Дэвид заказал автомобиль. Машина уже ждала их в  аэропорту.  Они  уложили
чемоданы в багажник и поехали к дому, где жила Дженюари. Дэвид помог  шоферу
передать ее вещи консьержу. Девушка улыбнулась.
   - Я получила удовольствие от наших четырех дней, - сказала она.
   - Я тоже...
   Дженюари посмотрела на часы.
   - Еще только девять. Хочешь подняться ко мне и выпить? Ты  еще  не  видел
мои роскошные апартаменты. Он улыбнулся:
   - Обещаешь пригласить меня в следующий  раз,  когда  будешь  свободна?  Я
должен сделать ряд деловых звонков из дома... я знаю,  что  меня  ждет  куча
сообщений. Позвоню тебе завтра. Как только проснусь.
   Она проводила его взглядом. Он сел в машину. Да! Теперь она знала,  какие
чувства испытывала Линда... вот что такое отказ.
   Дэвид и не подозревал, что  только  что  отказал  Дженюари.  Он  счел  ее
приглашение проявлением  вежливости.  И  не  хотел  тратить  час  на  пустую
болтовню за бокалом спиртного.  Возле  своего  дома  он  отпустил  машину  и
немедленно  справился  насчет  сообщений.  Их   оказалось   несколько.   Ким
отправилась на вечеринку к Монике - пожалуйста, приезжай. Звонила  принцесса
Дельманио - у нее собирались любители триктрака. Горничная предупредила, что
вместо понедельника придет во вторник... она оставила номер своего телефона.
Еще несколько сообщений показались ему не стоящими  внимания.  Ни  слова  от
Карлы. Почему она должна была позвонить? Она знала, что он возвратится  лишь
сегодня вечером. Она позвонит ему завтра на работу.
   Почему-то он ударил ногой  корзину  для  мусора.  Какая  нелепость.  Часы
показывали лишь половину десятого. Карла - та женщина, которую он любит.  Он
располагает целым свободным вечером. Они могли провести его  вдвоем.  Однако
он не может связаться с ней. Он больше не в силах терпеть это. Сидеть, точно
девушка, в ожидании звонка. Он схватил пальто, выбежал из дома  и  остановил
такси. Он отправится к ней... будет колотить кулаками в ее дверь. Потребует,
чтобы она дала ему номер своего телефона. Плевать, если она сейчас спит.  Он
должен проявить характер. Если он хочет, чтобы она относилась к нему, как  к
мужчине, то ему следует  вести  себя  соответствующим  образом.  Сегодня  он
добьется своего. Пусть даже ценой их первой ссоры. Но больше всего на  свете
ему  хотелось  обнять  Карлу...  посмотреть  ей  в  глаза...   почувствовать
прикосновение ее сильных рук... услышать хрипловатый смех.
   Такси остановилось. Расплатившись с водителем, Дэвид выскочил из  машины.
Эрнест, приветливый и вежливый консьерж,  стоял  на  своем  посту.  Он,  как
всегда, по-дружески кивнул Дэвиду, но вместо обычного "Добрый вечер,  мистер
Милфорд" спросил его: "Куда вы идете, мистер Милфорд?"
   - К мисс Карле.
   - Но она уехала в пятницу утром.
   - Уехала.
   - Да... с двумя чемоданами.
   - Куда? В другой дом? Или... Консьерж заметил испуг на лице Дэвида.
   - Послушайте... не волнуйтесь. Нет, не  в  другой  дом.  Вы  знаете  мисс
Карлу. Она иногда внезапно исчезает. Никто из нас до последнего  момента  не
знал, что она куда-то собирается. В пятницу в  девять  утра  она  спустилась
вниз. На ней была меховая шуба и  темные  очки.  Но  только  вместо  обычной
прогулки до балетной студии она попросила найти такси. Как я уже сказал, при
ней были  чемоданы.  Она  сказала  мне,  что  просит  забирать  ее  почту  и
приостановить  доставку  "Уолл-стрит  джорнэл".  Это  единственная   газета,
которую она  читает...  Затем  попросила  водителя  отвезти  ее  в  аэропорт
"Кеннеди". Вот все, что мне известно.
   - Я... я сам отсутствовал, - сказал Дэвид, пытаясь прийти в себя.  Он  не
мог видеть сочувственное лицо консьержа. - Я был в Палм-Бич... смотрите, как
я загорел... и не прочитал все полученные мной  сообщения.  К  сожалению,  я
улетел, не предупредив об этом мисс Карлу. Позвонил  ей  из  аэропорта.  Мне
никто не ответил... вы знаете, как плохо работает сейчас телефон...  никогда
нельзя быть уверенным... и я решил приехать сюда. Теперь я, вероятно,  найду
у себя ее сообщение.
   - Конечно, найдете.
   Дэвид повернулся и ушел. Она уехала.  Консьерж  не  будет  встречать  его
словами: "Добрый вечер, молодой человек". Боже, какие у них были вечера!  Он
приходил, уверенный в себе и счастливый, кивал лифтеру,  который  знал,  что
Дэвида ждут. И теперь она снова пропала. На какой срок? И почему?  На  улице
уже зажглись фонари... Дэвид побежал. Она исчезла... даже не попрощавшись  с
ним.  Он  продолжал  бежать...  только  бег  спасал  его  от  истерики.   Он
остановился лишь возле своего дома. Войдя в квартиру, закричал, оборачиваясь
к стенам: "О боже... Карла... почему?"
   Он стоял и рыдал... громко, надрывно... впервые с  того  дня,  когда  его
вывели из состава футбольной команды в Эндовере.

Глава 13

   Карла  сидела  в  одном  из  передних  кресел  самолета.   Обзвонив   все
авиакомпании и заручившись обещанием, что  соседние  места  в  салоне  будут
пустовать, она забронировала билет до  Лондона  на  одиннадцатичасовой  рейс
"Транс Уолд Эйрлайнс".
   Огромные  солнцезащитные  очки  закрывали  ее  глаза.  Пока  что  молодая
стюардесса не узнала Карлу. Она, конечно, была еще ребенком,  когда  актриса
ушла из кино. Но некоторые сверстницы бортпроводницы возродили культ  Карлы,
увидев ее в "Передаче для полуночников".  Она  наблюдала  за  тем,  как  они
смеются, готовя блюда и напитки, улыбаются, обслуживая  авиапассажиров.  Они
были так молоды. И счастливы. Была ли она когда-то такой  молодой?  Смеялась
ли так? Нет... это невозможно. Она росла в деревне под Вильно.
   Вильно. Отец совершил роковую ошибку, перебравшись сюда... как  и  многие
другие поляки. В 1920 году Польша, воюя с Россией, захватила Вильно, столицу
Литвы. Крестьяне, мечтавшие о новых землях, хлынули сюда. В  1921  году  под
Вильно прибыл Анджей Карловски с женой, грудной дочерью и  двумя  маленькими
сыновьями. Он покинул деревню,  расположенную  возле  Белостока,  в  надежде
разбогатеть  под  Вильно  и  отправить  сыновей,  когда  они  подрастут,   в
университет.  Но  новая  земля  оказалась  проклятой.  Его  соседями   стали
украинцы, которые сохранили свои национальные  черты.  В  ближайшей  деревне
была католическая церковь и государственная  школа,  где  учились  монахини.
Анджею и его жене не оставалось ничего другого, как работать на голой  земле
по пятнадцать часов в сутки. Им некогда было тосковать по  прежней  жизни  и
старым друзьям. Ферма отнимала у  них  все  силы  -  они  мечтали  отправить
сыновей в университет. В этой безрадостной  атмосфере  росла  Наталья  Мария
Карловски.
   Ее детство было спокойным и скучным. Она взрослела без смеха и  фантазий,
с убогой мечтой выйти замуж за парня, у которого будет большой надел.
   Карловски были истовыми католиками. Единственный день, когда мать Натальи
не чистила картошку, было воскресенье - семья ходила  к  мессе.  Тогда  жена
Анджея Карловски надевала на голову  вместо  платка  черную  шляпку,  меняла
привычный фартук на блестящее черное платье, и в ее грубых натруженных руках
вместо картофелечистки появлялись  четки.  Отец  надевал  свой  единственный
черный костюм, в котором он ходил в церковь, на свадьбы и похороны.
   Наталья посещала государственную школу. Года текли для нее  размеренно  и
однообразно. Ей было девять лет, когда сестра Тереза своим появлением внесла
красоту и радость в скучную жизнь учениц.
   Сестра Тереза была родом из Варшавы.  Она  видела  Москву  и  Париж.  Она
училась балетному искусству и вдруг услышала "зов". Все  бросила  и  ушла  в
монастырь. Маленькая школа стала ее первым заданием. Она рассказала об  этом
своим притихшим подопечным  как  о  чем-то  заурядном  и  естественном.  Они
смотрели на нее, оцепенев от изумления, впервые видя  перед  собой  красивую
женщину, кожа которой не огрубела от ветра,  а  руки  не  были  красными  от
ежедневной стирки. Суровые польские  зимы  отнимали  у  молодых  девушек  их
привлекательность прежде, чем она успела расцвести.
   Все ученицы почитали сестру Терезу. Но маленькая Наталья боготворила  ее.
Когда сестра Тереза предложила девочкам заниматься с ними балетом в школьном
спортзале, Наталья стала работать  там  с  демонической  энергией.  В  своей
тесной комнатке она  часами  делала  упражнения,  зная,  что  сестра  Тереза
радуется, когда кто-нибудь  из  девочек  демонстрирует  изящество  пластики.
Заслужив похвалу сестры Терезы, Наталья возвращалась домой  взволнованной  и
задумчивой. Однажды сестра Тереза попросила ее  задержаться  после  занятий.
Ладони у Натальи увлажнились, а сердце выпрыгивало из груди.  Сестра  Тереза
подошла к ней с улыбкой.
   -  Наталья,  у  тебя  есть  задатки  настоящей  балерины,  я  говорила  с
матерью-наставницей. Если твои родители дадут свое  согласие,  я  постараюсь
выхлопотать для тебя место в Празинской балетной школе. Тебе придется жить и
учиться там, но ты сможешь заниматься балетом по пять часов в день.
   Ее мать и отец тотчас дали свое согласие: предложенное монахиней не может
быть дурным. Наталья разрывалась на  части.  Она  понимала,  что  это  -  ее
великий шанс, но тогда она расстанется с сестрой Терезой. Монахиня пообещала
раз в неделю навещать Наталью и следить  за  ее  успехами;  девочка  немного
успокоилась. Все воспитанницы школы выбирали себе сценические псевдонимы.  У
Натальи не было воображения. Она осталась Натальей Карловски.
   Следующие семь лет центральные места в ее жизни занимали балет  и  сестра
Тереза. По субботам учащиеся танцевали днем в маленьком театре.  Выручка  от
продажи билетов окупала затраты на постановку. Первые несколько лет  Наталья
занималась декорациями,  гримом,  шитьем  костюмов  для  балерин.  Когда  ей
исполнилось двенадцать, она вошла в кордебалет. Каждую неделю сестра  Тереза
сидела в зрительном  зале,  и  Наталья  танцевала,  изо  всех  сил  стараясь
заслужить ее похвалу.
   Родители пришли на первую репетицию в  своих  "церковных"  костюмах.  Они
испытывали смущение, им было жарко в зале.  Отец  заснул  во  время  второго
действия, и матери пришлось ущипнуть его, чтобы он перестал храпеть.  Больше
они здесь не появлялись - слишком долгим был путь  из  дома,  где  их  ждала
масса дел...
   Когда Наталья получила свою первую сольную партию,  девушки  настояли  на
том, чтобы она взяла себе псевдоним. Сестра  Тереза  предложила  ей  назвать
себя Карлой. После выступления она бросилась в объятия  монахини,  и  сестра
Тереза прошептала: "Поздравляю тебя... Карла". С тех пор  Наталья  забыла  о
своем первом имени. Она словно родилась и была окрещена заново.
   Однажды после  репетиции  сестра  Тереза  попросила  у  Карлы  разрешение
нанести визит ее родителям.
   - Тебе уже девятнадцать.  Пора  подумать  о  будущем.  Могу  я  прийти  в
следующее воскресенье... после мессы?
   Карла навсегда запомнила этот день. Она покинула школу и села  на  первый
утренний поезд. Когда она добралась до дома, родители еще были в церкви,  но
до нее донеслись запахи  жареного  гуся  и  яблочного  пирога.  Она  замерла
посреди маленькой гостиной. Внезапно комната показалась ей жалкой. Она  была
безупречно прибранной, но... очень бедной. За  окном  стоял  июнь,  и  Карла
бросилась во двор.  Нарвала  весенних  цветов.  Расставила  их  по  комнате.
Попыталась прикрыть салфетками потертую  обивку  стульев.  Но  когда  сестра
Тереза прибыла в дом, она, казалось,  не  заметила  его  бедности.  Монахиня
восхищалась  литой  подставкой  для  дров...  оловянными   кружками...   она
двигалась, точно  прекрасная  фарфоровая  богиня.  Сестра  Тереза  похвалила
приготовленного гуся,  цветную  капусту  и  кнедлики.  Круглое  лицо  матери
засветилось от радости, и впервые Карла заметила ямочки  на  ее  щеках...  а
также то, какими красивыми становились глаза  у  отца,  когда  он  улыбался.
Девушка сидела молча, а сестра Тереза объясняла  родителям  Карлы,  что  она
хотела бы отправить ее в Варшаву.
   - Моя семья очень богата, - тихо сказала  Тереза.  -  Брат  матери,  дядя
Отто, живет в Лондоне. Он -  крупный  коммерсант.  Мои  родные  сделают  для
Натальи то, о чем мечтали для меня. Она  поживет  у  них,  пока  будут  идти
просмотры. Позже сможет остановиться у  дяди  Отто,  если  захочет  попытать
счастья  в  лондонском  "Сэдлерс  Уэллс"...  Могу  я  рассчитывать  на  ваше
согласие?
   Отец и мать дружно кивнули. О таком они и мечтать  не  смели.  Варшава...
Лондон... Они были согласны с любым предложением сестры Терезы - но чем  они
отблагодарят ее?
   Потом Наталья и сестра Тереза отправились на  прогулку.  Выйдя  во  двор,
девушка сказала:
   - Я не поеду в Варшаву. Не хочу расставаться с вами.
   Сестра Тереза засмеялась:
   - Ты будешь счастлива там. Скоро наш маленький Празинский балет не сможет
больше ничему научить тебя. Ты почти созрела.
   Внезапно монахиня указала на дерево:
   - Что это?
   Карла покраснела. Вокруг ствола  были  прибиты  доски,  они  образовывали
сиденье. Дерево было обнесено штакетником. Карла смущенно засмеялась:
   - Вы внесли в мою жизнь не только балет, но и поэзию. Однажды в школе  вы
рассказывали о живописной беседке... я почти видела вас сидящей в ней. Придя
домой, я построила ее. Я мечтала когда-нибудь показать ее вам - а  теперь  я
вижу, какая она уродливая.
   Сестра Тереза вошла за ограду и села на сиденье.
   - Она прелестна, моя маленькая Карла. Посиди со мной.
   От монахини пахло душистым мылом и фиалками. Внезапно Карла обняла сестру
Терезу и сказала:
   - Я люблю вас. Я полюбила вас с первого взгляда.
   Сестра Тереза осторожно освободилась из объятий девушки.
   - Я тоже тебя люблю.
   -  Правда?  О,  тогда  позвольте  мне  поцеловать  вас...  Она  коснулась
кончиками пальцев щеки монахини, взяла ее за руку.
   Но сестра Тереза снова отстранилась.
   - Ты не должна дотрагиваться до меня. Это дурно.
   - Что плохого в любви?
   - Любовь не бывает плохой, -  сказала  сестра  Тереза.  -  Но  физическая
любовь между нами порочна. Тебе не следует целовать и касаться меня.
   - Но я хочу это делать. Как вы не понимаете? О, сестра, я ничего не  знаю
о том, как люди занимаются любовью. Я мало разговариваю с девушками в школе.
Но иногда, ночью, лежа в своей комнате, я слышу, как они забираются тайком в
постели друг к другу и предаются ласкам. Ко мне тоже подходили... но я  всех
отвергала. Для меня существуете только вы. Я лежу одна, во сне вы  приходите
ко мне в ночной рубашке, обнимаете меня, и...
   - И что? - спросила сестра Тереза.
   - Я прижимаюсь к вам, целую вас... ласкаю... Девушка замолчала.
   - О, сестра, я хочу прильнуть к вам. Это правда дурно?
   Сестра Тереза коснулась пальцами четок, висевших у нее на шее.
   - Да, Карла, это дурно. Знаешь,  в  варшавской  школе  я  тоже  по  ночам
уединялась с девушками. Иногда подобное случается... девочки созревают... их
окружают только  подруги...  встречаться  с  молодыми  людьми  нет  времени.
Поэтому они влюбляются друг в друга. Со мной это тоже было, но  я  сознавала
греховность такой любви... мучилась. Также я знала, что я  не  самая  лучшая
балерина, что меня приняли в школу из-за богатства и положения  моей  семьи.
Однажды, когда мне досталась партия, которую сначала собирались дать  другой
девушке, я услышала чей-то шепот: "Она получила эту  роль  благодаря  своему
лицу, а не ногам". Девушка, которой не дали эту партию, убежала вся в слезах
- она сказала, что моя красота недобрая, с ее помощью я получаю то, чего  не
заслуживаю.
   Печать  страдания  появилась  на  лице  сестры  Терезы,  когда  тягостные
воспоминания обрели форму слов.
   - В ту ночь я упала на колени и стала молить Бога помочь мне. И  внезапно
я словно вырвалась из темноты.  Я  поняла,  что  не  хочу  стать  знаменитой
балериной. Осознала, что мое главное желание  -  служить  Господу  и  любить
его... моего дорогого Иисуса. Я проводила дни, постоянно думая о нем. Читала
жития святых, узнавала,  как  открывалось  их  признание,  и  вдруг,  изучая
жизнеописание "Маленького цветка" - святой Терезы, - я  поняла,  что  должна
стать монахиней. Я знала,  что  не  совершу  никакого  чуда...  но  я  могла
радовать людей  своими  добрыми  делами.  Впервые  это  произошло,