когда  я
оставила балет. Девушка, которая плакала, получила  мою  роль.  Поверь  мне,
Карла, - тогда я впервые испытала подлинное счастье. Приехав сюда  и  увидев
серьезные детские лица, я поняла, что годы учебы прошли не зря... что теперь
благодаря им я смогу помочь детям Вильно... тебе, моя  маленькая  Карла.  Ты
должна упорно овладевать балетным искусством... и  всегда  помнить,  что  Он
смотрит на тебя. Заниматься любовью с женщиной -  тяжкий  грех.  Однажды  ты
встретишь мужчину... и испытаешь истинную любовь.
   - Тогда почему вы не встретили такого мужчину?
   - Я встретила его. Это Иисус Христос.
   Они покинули беседку и больше никогда не говорили  о  любви.  Когда  лето
подошло к концу, сестра Тереза изменила свои планы насчет  поездки  Карлы  в
Варшаву.
   - Мы должны отправить тебя в Англию...
   - Когда?
   - Немедленно. Я написала дяде Отто о тебе. Сегодня получила ответ.  Он  и
тетя Боша будут рады, если ты поживешь у них, пока  тебя  будут  смотреть  в
"Сэдлерс Уэллс".
   Карла попыталась возразить.
   - Не сейчас. Может быть, на следующий  год.  Но  сестра  Тереза  проявила
настойчивость.
   - Ты должна уехать не позже, чем через десять дней. Вот твой авиабилет до
Лондона.
   Карла уставилась на билет, который протянула ей сестра Тереза, и покачала
головой.
   - Нет... нет... я не хочу лететь.
   - Карла, послушай меня. Война начнется со дня на день. Германия заключила
пакт о ненападении с Россией. На прошлой неделе фон Риббентроп был в Москве.
Почему, по-твоему, я раздумала посылать тебя в Варшаву? Только в Лондоне  ты
будешь вне опасности.
   - А как же вы? Если оставаться здесь опасно... почему вы не уезжаете?
   - Я нахожусь под защитой церкви. Даже во время войны церковь  -  надежное
убежище. Господь защитит меня. Он всех нас видит.
   - Тогда пусть он присмотрит и за мной.
   - Нет. У тебя есть свое собственное предназначение.
   На следующий день  занятий  не  было  -  все  учащиеся  и  преподаватели,
сгрудившись возле радиоприемника, слушали сводки новостей.  Гитлер  уведомил
Францию и Англию о своих претензиях на Данциг и "польский коридор".  Девушки
шептались - как война отразится  на  балете?  Прошел  день,  и  воспитанницы
вернулись к станку; репетиции  возобновились.  Но  реальная  жизнь  и  страх
обрушились на  Празинский  балет  тридцать  первого  августа,  когда  Гитлер
выдвинул Польше ультиматум из шестнадцати пунктов,  который  она  отказалась
принять.  Внезапно  вся  Празинская  школа  пришла   в   движение.   Занятия
прервались. Люди вытаскивали  из  шкафов  чемоданы.  Преподаватели  пытались
заказать железнодорожные билеты, чтобы попасть домой. Вечером все шептались,
сбившись в небольшие группы. Девушки, которым предстояла разлука  со  своими
любовницами, не таясь, держались за руки. Карла сидела одна, думая о  сестре
Терезе. Что она сейчас делает? Молится вместе с другими  монахинями?  Думает
ли о своей воспитаннице?
   На рассвете без всякого объявления войны Германия вторглась на территорию
Польши. Ученицы решили не  ждать  своих  поездов  и  отправились  пешком  на
вокзал, чтобы сесть на любой попутный состав. Карле улыбнулась  удача  -  ее
согласился подвезти фермер, живший по соседству с родителями девушки.
   Войдя в свой дом, она застала отца и мать сидящими перед  радиоприемником
в состоянии ступора. Их сыновья покинули университет и вступили  в  армию...
все мечты, ради осуществления которых работали старики, рухнули в один день.
Карла никогда не читала газет, но  тут  она  отправилась  в  деревню,  чтобы
купить дневной выпуск. Она прочитала его и ничего не  поняла.  Внезапно  она
отдала себе отчет в том, как скудны ее познания во всем, что  не  связано  с
балетом. Она знала все о Нижинском - о его жене, менеджере,  педагогах  -  и
ничего о жизни, окружавшей ее.  Она  слышала  об  опасности,  исходившей  от
Гитлера... но по-настоящему война до последнего  момента  не  воспринималась
как реальность в стенах Празинской школы.
   Теперь самыми важными моментами дня стали сводки варшавского радио  -  их
трансляция начиналась несколькими первыми аккордами  шопеновского  "Полонеза
до-мажор". Когда Карла узнала о том,  что  механизированные  немецкие  части
достигли окраин Варшавы и открыли огонь по столице,  она  поняла,  что  пора
уезжать. Она должна попасть в Лондон  к  дяде  Отто.  Девушка  собрала  свой
чемодан, поцеловала на прощанье родителей и прошла пешком три  километра  до
монастыря, где находилась сестра Тереза.
   Она застала монахиню сидящей возле радиоприемника  и  теребящей  пальцами
четки.  Глаза  женщины  смотрели  в  пространство.  Всю  ночь  она  пыталась
дозвониться  до  своих  родителей  в  Варшаву,  но  линия,  очевидно,   была
повреждена. Увидев чемодан Натальи и услышав о намерении девушки отправиться
в Лондон, монахиня покачала головой с печальной улыбкой на лице.
   - Слишком поздно. Самолеты не летают... поезда тоже не ходят... больше не
будет балета... прекрасный сон кончился.
   Карла  втайне  обрадовалась,  что  ей  не  придется  покинуть  Вильно   и
расстаться с сестрой Терезой. В течение следующей недели  она  то  сидела  у
радиоприемника с родителями, то навещала сестру Терезу. Радио стало центром,
вокруг  которого  вращалась  жизнь.  Отец  и  мать  не  могли  связаться   с
родственниками, оставшимися в Белостоке... очевидно, они уже  покинули  свой
дом. Теперь путь к спасению лежал только через Румынию. Из деревни  началось
массовое бегство. Люди несли на себе узлы  с  вещами,  ценную  мебель,  даже
домашнюю птицу, надеясь прорваться в  Румынию.  Польская  армия  мужественно
сражалась с врагом, но семнадцатого сентября с  востока  началось  вторжение
русских. Анджей велел жене и дочери спрятаться в монастыре.  Мария,  голубые
глаза которой остекленели от страха, отказалась покинуть мужа и свою  землю.
Но она настаивала на уходе Карлы. Смотрела на дочь  так,  словно  видела  ее
впервые.
   - Ты высокая... ты будешь сильной красивой  женщиной.  Иди  в  монастырь.
Даже русские не трогают церковь.
   Карла поняла, что прежней жизни настал конец. Эти два  человека  были  ее
родителями... она совсем не знала их. Она  прижалась  к  ним,  но  они  едва
ответили на ее объятия. Они стояли,  точно  высохшие  мумии.  Они  не  умели
выражать свои эмоции... и отвечать на проявления чувств. Они растили  детей,
потому что жили с ними. Обрабатывали землю,  потому  что  она  была  у  них.
Теперь сыновья ушли из университета... а вместе с их уходом погибли  надежды
на лучшее будущее. Ничего не осталось, кроме земли.
   Сестра Тереза охотно приютила Карлу в обители. Люди, убегая,  бросали  на
улицах своих  собак,  кошек  и  даже  ягнят.  Каждый  день  Карла  подбирала
бездомных животных и  приводила  их  в  монастырь.  Проходили  дни,  русские
приближались, и однажды мать-наставница велела удалить живность из  обители.
Запасы продовольствия иссякали...  Старшая  монахиня  сказала,  что  Господь
позаботится о животных, которые были его созданиями. Карла умоляла  ее...  в
ней с детства воспитали любовь к собакам и кошкам. Карла  просила  разрешить
ей оставить в монастыре самых маленьких тварей, но мать-наставница  проявила
непреклонность. Одна из монахинь выбросила животных за ворота обители. Войдя
в комнату Карлы, сестра Тереза  застала  девушку  плачущей.  Подняв  голову,
Карла сказала сквозь слезы:
   - Я никого не буду любить... даже зверей. Слишком больно, когда их у тебя
отнимают.
   Сестра Тереза погладила ее по голове.
   Люби Господа. Он не оставит тебя, и  никто  не  отнимет  его  у  нас.  Он
пребудет с тобой вечно.
   - Он никогда не покинет меня?
   - Никогда. Эта жизнь - то, через что  нам  всем  надо  пройти  как  можно
достойнее. Она - всего лишь приготовление к истинному миру - к  жизни  после
смерти рядом с Ним.
   - Возможно, я могла бы стать монахиней, - заявила Карла.
   Сестра Тереза серьезно посмотрела на девушку.
   - Это слишком ответственное решение, чтобы принимать его второпях. Мне не
кажется, что служение Богу - твое призвание. Тебя толкает  к  этому  решению
страх. Молись... проси его указать тебе твой путь.
   Карла проводила долгие дни с сестрами, ела  с  ними,  ходила  к  утренней
мессе,  пока  польская  армия  продолжала  бороться  с  противником.   После
отчаянного  девятнадцатидневного  сопротивления,  оказанного   превосходящим
силам врага, измученные защитники Варшавы сдали город немцам. До  последнего
часа радио Варшавы напоминало о себе тремя первыми нотами "Полонеза".
   Спустя  несколько  дней  прибывшие  в  обитель  русские  офицеры  заявили
монахиням, что теперь они находятся на оккупированной территории. Школы были
закрыты, и оставшиеся жители уведомлены  о  немедленном  начале  советизации
этого края. В монастырь  стали  просачиваться  слухи  о  ночных  расстрелах,
производимых  русскими.  Сначала  предлогом  для  них  служило  обвинение  в
неподчиненности советским властям. К тридцатому сентября президент Мокшицкий
бежал в Румынию со всем кабинетом; в Париже появилось польское правительство
в изгнании.
   Эмигрировавший  генерал  Сикорски  действовал   через   высших   польских
офицеров,  оставшихся  в  стране,  и  постепенно   сформировалось   польское
сопротивление. Это было мощное подполье, которое росло и ширилось,  несмотря
на жестокие, варварские репрессии.  Оно  приобрело  известность  под  именем
Армии Крайовой. Поляки упоминали А. К. шепотом.
   Никто  не  трогал   монахинь,   но   поскольку   люди   рассказывали   об
изнасилованиях,   совершаемых   пьяными   солдатами,    ради    безопасности
мать-наставница разрешила Карле надеть рясу. Каждый уик-энд Карла ездила  на
видавшей виды монастырской машине к родителям  на  ферму  и  возвращалась  к
сестрам с услышанными ею новостями. А еще  она  привозила  монахиням  свежие
яйца. Русские вновь  открыли  начальную  и  среднюю  школы.  Монахиням  было
запрещено  преподавать,  а  польские  университеты  во   Львове   и   Вильно
превратились в центры по обращению граждан  в  коммунистическую  веру.  Хотя
церкви и монастыри продолжали функционировать, новые власти смотрели на  них
косо.
   В один из уик-эндов перед  Новым  годом  Карла,  отправившись  на  ферму,
увидела, как два русских офицера сажают ее родителей в джип. На девушке была
ряса; она собралась броситься к родителям,  но  мать  только  кивнула  ей  и
равнодушно произнесла: "Здравствуй, сестра. Забери яйца для обители. Они  на
кухне". Карла проводила их взглядом, страх в глазах отца  послужил  для  нее
предупреждением не раскрывать  рта.  Русские  солдаты  не  обратили  на  нее
внимания, обменялись шутками насчет  уродливого  черного  балахона  Карлы  и
уехали на джипе с родителями девушки. Она испытывала  чувство  бессилия.  Но
если бы она бросилась вслед за  ними,  призналась  бы  в  том,  что  это  ее
родители... что тогда? Она попала бы вместе с ними в трудовой лагерь.
   Карла поехала обратно в обитель.  Выходя  из  автомобиля,  заметила,  что
красивый русский офицер разглядывает ее. Она скрылась в  монастыре,  заперла
за собой дверь. Вечером, смотря на себя в  зеркало,  она  поняла,  что  хотя
клобук скрывал ее волосы, он подчеркивал  красоту  высоких  скул  и  больших
глаз. Она изучила свое лицо со всех сторон. Да... она  была  красивой...  не
просто  хорошенькой,  как  сестра  Тереза...  русский  офицер   пожирал   ее
взглядом... она знала, что желанна для любого мужчины. Но теперь она всерьез
хотела постричься в монахини; в  своих  ежедневных  молитвах  Карла  просила
Господа направить ее, молила о том, чтобы он помог ей любить его сильнее,  а
сестру Терезу - слабее. Но по  мере  того  как  аресты  учащались,  у  Карлы
оставалось все меньше свободного времени мечтать о сестре  Терезе.  Половина
монастыря была превращена в приют  для  детей,  бродивших  по  улицам...  их
родителей  арестовали  и  увели  ночью  из  дома.  В  библиотеке,  служившей
кабинетом для матери-наставницы,  разместили  пять  колыбелей  для  малюток.
Матери, знавшие о предстоящем аресте, прятали детей в  шкафах,  запретив  им
подавать голос. Иногда они укрывали малышей в саду,  надеясь,  что  за  ними
присмотрят более удачливые соседи. Но  люди  приносили  детей  в  монастырь.
Поток их рос с каждым днем. Если сначала арестовывали "политических врагов",
то позже репрессии обрушивались на обитателей Вильно только за то,  что  они
были поляками. Их использовали в качестве рабов.
   Слухи об изнасилованиях все чаще проникали в  обитель,  и  женщины  стали
носить  очки  с  толстыми   линзами,   чтобы   казаться   русским   солдатам
непривлекательными. Некоторые постоянно имели  при  себе  носовой  платок  и
перочинный нож. Увидев приближающегося оккупанта, они резали себе  палец,  и
капли свежей крови окрашивали  платок.  Если  солдат  собирался  напасть  на
женщину, она подносила платок ко рту, делала вид, будто кашляет,  показывала
алые пятна и произносила: "Туберкулез". Это  была  эффективная  уловка,  она
заставляла многих солдат тотчас отказаться от своих намерений.
   Сестра Тереза и Карла обзавелись очками с толстыми  линзами,  которые  им
дали  дети.  Малыши  являлись  в  монастырь  с  дорогими  им  вещами.  Локон
материнских волос... отцовские очки... семейная Библия.
   В 1939 году зима началась рано. В октябре  земля  уже  покрылась  снегом.
Вечерами монахини слышали, как русские солдаты поют песни своей родины.  Но,
напившись, они часто горланили хриплыми голосами, разгуливали возле обители.
Многие монахини дрожали от страха, но сестра Тереза постоянно напоминала им:
"Они тоже дети Господа. Не забывайте - они на чужой земле... вдали от  своих
близких. Победители могут быть самыми одинокими людьми".
   Прошло несколько недель. Как-то вечером Карла сидела в  детской  спальне,
слушая, как молятся малыши. Она уже собиралась выключить свет, как вдруг  до
нее донесся снизу грохот - кто-то ломился в дверь обители.  Дети  заплакали,
услышав голоса русских и шум. Карла быстро  надела  толстые  очки  и  велела
детям не шуметь. Потом выскользнула из спальни и на цыпочках  спустилась  по
лестнице. То, что  она  увидела  в  приемной  монастыря,  заставило  девушку
оцепенеть от ужаса. К горлу подкатилась тошнота;  Карла  зажала  рукой  рот,
чтобы из него не вырвался вопль. Ей хотелось убежать, но  испуг  парализовал
ее.  Она  прильнула  к  стене,  скрывшись  в  спасительной  темноте.   Карла
испытывала желание закрыть  глаза,  но  потрясение  сковало  девушку,  точно
паралич.
   Мать-наставница была голой. Прежде, расхаживая  по  монастырю  в  толстой
черной рясе, с массивным серебряным распятием на полной  груди,  она  всегда
казалась крупной, сильной и  властной  женщиной.  Оставшись  без  рясы,  она
превратилась в костлявую старуху с висящими высохшими  грудями  и  венозными
ногами. Сейчас она была дрожащим объектом насмешек  пьяных  солдат,  которые
гоготали, поглядывая на нее.  Она  молилась,  сжавшись  в  углу  комнаты,  а
русские шумно и методично насиловали остальных монахинь, которые  лежали  на
полу без одежды, беспомощно раскинув  в  стороны  руки  и  ноги  под  грузом
безжалостных захватчиков.
   И тут Карла увидела сестру Терезу. Один из  русских  слез  с  нее;  бедра
женщины были измазаны кровью. Другой солдат поднял  ее  за  шею  и  принялся
неистово целовать. Затем он стал поочередно сосать груди  монахини,  засунул
свой грязный палец меж бедер  женщины.  Он  обслюнявил  бюст  монахини;  тем
временем его товарищ зашел сзади, раздвинул ягодицы сестры Терезы и  вставил
свой член между ними. Солдат, стоявший  спереди,  расстегнул  брюки  и  тоже
овладел женщиной. Карла не верила своим глазам - монахиню  насиловали  сразу
двое мужчин...  один  спереди,  другой  сзади!  Слава  богу,  сестра  Тереза
потеряла сознание.
   Карла простояла так в темноте с полчаса.  Она  насчитала  десять  солдат,
надругавшихся над сестрой Терезой. Внезапно она  услышала  за  своей  спиной
шаги.  Это  была  Ева-тринадцатилетняя  девочка,  помогавшая  ей  укладывать
малышей. Карла попыталась жестом остановить ее, но опоздала. Увидев на  полу
обнаженные тела, девочка закричала. Солдаты  посмотрели  в  сторону  темного
коридора.
   - Беги, Ева, - приказала Карла. - Беги и ложись в постель.
   Но Ева окаменела от страха. К ним приближался солдат.
   Он схватил Карлу и девочку за руки и потащил их в комнату. Другой  солдат
посмотрел на Карлу,  увидел  толстые  линзы  очков  и  с  отвращением  пожал
плечами. Однако все же сдернул с нее накрахмаленный белый фартук и  разорвал
рясу. Поглядев на плоскую грудь девушки, оттолкнул  ее  в  сторону.  Схватил
кричащую Еву. Карла бросилась к ней, желая  защитить  девочку,  но  отлетела
через всю комнату к голой дрожащей матери-наставнице и упала на  пол.  Карла
укрылась остатками своей рясы, встала перед пожилой женщиной и стиснула зубы
- вопли Евы заполнили комнату. Господь пощадил сестру Терезу  -  она  лежала
без сознания.
   Спустя полчаса кошмар начал утихать. Солдаты удовлетворили  свою  похоть.
Заправив гимнастерки в брюки и подтянув ремни, они смотрели на  голые  тела,
точно люди, досыта наевшиеся на банкете, но все же неохотно оставляющие пищу
на столах. Один из них, очевидно старший по званию, указав на сестру Терезу,
Еву и трех монахинь, отдал какую-то команду. Женщин  завернули  в  простыни;
солдаты закинули их на плечи, точно мешки с картошкой, и понесли  на  улицу.
Карла вырвалась из ледяных рук матери-наставницы.
   - Куда вы их тащите?
   Один солдат, говоривший по-польски, произнес:
   - В наш лагерь. Вы, уродки,  можете  не  волноваться.  Нам  нужны  только
хорошенькие. Мы оставляем вас заботиться о детях.
   Карла беспомощно застыла в дверях. Джип  уехал  в  холодную  ночь.  Когда
затихли отголоски хриплого смеха, мать-наставница  начала  двигаться,  точно
лунатичка. Она подняла с пола части своей рясы.  Другие  монахини  подбирали
разлетевшиеся по всей комнате четки. Молитвенники, вырванные из рук  сестер,
валялись на полу. Карла увидела молитвенник и четки сестры Терезы возле того
места, где недавно лежала монахиня. Опустившись на колени, она  прикоснулась
к кровавому пятну. Поднесла пальцы к  губам.  Прижала  молитвенник  к  щеке.
Затем принялась помогать изнасилованным монахиням. Мыла их, прикладывала лед
к опухшим губам, молилась. К рассвету им удалось  навести  подобие  порядка.
Облачившаяся в новую рясу, мать-наставница,  казалось,  вновь  обрела  некую
тень былой силы.
   Через неделю те же самые солдаты вернулись в монастырь. Они держались еще
более шумно и нагло, чем в прежний раз. И тут уже Карле не удалось спастись.
С нее сорвали очки и одежду. Бросили на пол. При этом она ударилась  головой
о стул. Острая боль пронзила тело девушки, когда солдат раздвинул ей ноги  и
вонзил в нее свой член. Ритмично, безжалостно  Карлой  овладели  по  очереди
восемь солдат... кровь смешалась со спермой... они искусали ее губы и груди.
   Наконец она увидела, как к ней приближается самый крупный солдат.  Гигант
навалился на Карлу... его дыхание было зловонным... он обслюнявил ее губы...
она молила Господа даровать ей смерть... Вдруг Карла услышала скрип двери  и
новые голоса. О Боже, еще  кто-то...  Внезапно  насильника  стащили  с  нее.
Чей-то голос прозвучал возмущенно... солдаты  вскакивали  с  женщин.  Офицер
помог ей подняться. Это был тот самый молодой русский капитан, которого  она
видела на улице. Светловолосый, с карими глазами... Ей показалось, что в них
была грусть. Он подал Карле разорванную рясу, чтобы она могла прикрыться ею.
Потом что-то приказал  солдатам...  Другой  офицер  увел  их  из  монастыря.
Капитан обратился к Карле на польском языке.
   - Извините меня за то, что сделали солдаты.  Они  будут  наказаны.  Мы  -
воины, а не скоты. Я вернусь сюда завтра и постараюсь возместить вам ущерб.
   Когда  русские  ушли,  монахини  поднялись  с  пола.  Их  движения   были
медленными...  осторожными...