и мелочами, включая пяток книг на греческом  языке.
Еще для солидности наличествовали персональный компьютер "Тошиба",  цифровая
видеокамера и дорогой фотоаппарат.
   На вещи, должные продемонстрировать  принадлежность  "киприота"  к  клану
серьезных бизнесменов, было  потрачено  почти  десять  тысяч.  Паспорт  было
оформлен как надо.
   Богдан притащил камеру "Кодак" и нашлепал с  десяток  маленьких  снимков.
Затем они на пару с Владом выбрали наиболее подходящий и вклеили  фотографию
в документ. Тетя Власта заполнила  все  графы  и  виртуозно  расписалась  за
кипрского замминистра  иностранных  дел.  С  которым,  как  оказалось,  была
знакома лет десять.
   Рокотов пощупал прямоугольник документа и улыбнулся.
   "Хорошо, что мне самому не пришлось изобретать имя и фамилию. А  то  б  я
напортачил по полной программе! Получилось бы, как  в  анекдоте...  Как  вас
зовут? - П-п-п-педро П-п-п-перес. - Вы что,  заика?  -  Нет,  это  отец  был
заикой, а тот, кто заполнял свидетельство о рождении - идиотом..."
   Власта приказала Владу не выпендриваться, не изображать из себя грека,  а
стать обычнейшим сербом из  кипрской  диаспоры.  Так  биолог  превратился  в
Николу Пияковича. Ни он, ни Власта не знали, что Рокотов стал полным  тезкой
посла Югославии в Белоруссии. Македонка просто вписала кажущееся ей  удобным
имя в паспорт, и все.
   Владислав  повернул  голову  направо  и  окинул  взглядом   салон,   чуть
задержавшись на сидящих через три ряда от него двоих молодых парнях.
   Парни были русскими.
   Возле стойки регистрации один из них тихо обратился к другому, не обращая
внимания на стоявшего в  двух  метрах  Рокотова,  старательно  изображавшего
беззаботного туриста.
   Молодые люди обращались друг к  другу  "Тим"  и  "Том"  и  явно  избегали
контактов с полицией .
Наметанный взгляд Владислава сразу определил, что Тим бережно  держит  левую
руку и непроизвольно прикрывает ее от столкновения  с  твердыми  предметами.
Такое поведение характерно для выздоравливающего после пулевого ранения.
   На новых русских парни похожи не были.  Оба  подтянутые,  загорелые,  без
лишнего жира. Скорее наемники. Или добровольцы, возвращающиеся с  косовского
фронта.
   Владислав отвел глаза и снова принялся рассматривать облака.
   "Нет гарантии, что они дрались на стороне сербов. Хотя, конечно,  процент
вероятности крайне высок. Но береженого Бог бережет...
   Они могут оказаться обычными исполнителями  из  "братков",  шныряющих  по
своим делам в Македонии или Греции... Правда, загар  не  похож  на  пляжный.
Такой загар получают на открытом пространстве. Нижняя половина лица светлее.
Соответственно, загару мешала щетина или борода. Кожа обветренная,  движения
плавные и короткие. Да, вероятнее всего  -  добровольцы.  Но  и  на  стороне
косоваров определенное количество русских тоже есть. Богдан говорил, что они
раза три сталкивались с русскими наемниками. Что ж,  это  жизнь.  Пилюлькин,
которого ты грохнул в лаборатории, тоже был русским... И  русские  чиновники
помогают штатникам давить сербов. Берут деньги и помогают..."
   Рокотов закрыл глаза.
   Сумбурное македонское путешествие закончилось.
   Впереди была Россия.
   И термоядерная боеголовка, которую еще предстояло найти.
   "Найти и обезвредить... Слоган из сериала про ментов. Причем вторая часть
мероприятия значительно проще первой.  Если  знать,  где  что  лежит,  метод
придумать можно. Оружие при необходимости покупается, люди - тоже. Деньги  у
меня есть. Могло быть больше, но Бог велел делиться..."
   Своих македонских друзей Влад не оставил без внимания.
   Когда настал момент прощания и биолог уже  был  готов  переступить  через
дверь в накопитель аэропорта, он сунул Богдану ключ от  камеры  хранения,  в
которой оставил небольшую сумочку. И попросил открыть ее только тогда, когда
они с Ристо и Властей доберутся до дома.
   В сумочке было три конверта и маленький бархатный мешочек.
   По десять тысяч долларов Богдану и Киро, тридцать тысяч на дом - Ристо  с
Эленой, и бриллианты - тете Власте.  Камни  Рокотов  предпочел  с  собой  не
везти, чтобы не быть задержанным таможенниками за  контрабанду.  А  молодежи
бриллианты не нужны, им полезнее деньги. Власта же найдет применение  камням
стоимостью в сто пятьдесят  тысяч  долларов.  В  конце  концов,  продаст  их
знакомым ювелирам и распределит прибыль между всеми.
   К каждому подарку было приложено по короткому письму.
   Влад нажал кнопку вызова стюардессы и по-английски попросил  ее  принести
еще сока. Стюардесса была немкой и говорила  по-македонски  и  по-сербски  с
жутким акцентом, так что биолог предпочел общаться на нейтральном языке.  Не
хотелось привлекать к себе внимание  пассажиров-славян,  могущих  попытаться
помочь ему объясниться со стюардессой и вступить в беседу,  чтобы  скоротать
время полета. Любой македонец через три минуты  понял  бы,  что  Рокотов  не
киприот и имеет весьма смутное представление о житейских реалиях. Даже  свой
адрес назвать не может.
   Получив стакан, Владислав закурил и углубился в чтение свежей  "Вашингтон
пост", где наряду с  материалами,  касающимися  балканского  театра  военных
действий, он обнаружил статью о махинациях с  бюджетными  средствами  высших
должностных лиц России.
   Никакого удивления содержание статьи у  Рокотова  не  вызвало...



   Дмитрий ЧЕРКАСОВ
   НОЧЬ НАД СЕРБИЕЙ



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


   "Под утро быть солнцу бледнее пожаров, И к северу тянутся грохот  и  дым,
Что голоду меч, наносящий удары, И плач материнский столетьям не смыть".
   Мишель Нострадамус. Центурия 2, катрен 91

   "Лишь в крайности Оружье надо брать, - Так мудрецы Нам говорят опять".
   Ли Гай-бо. "Бой южнее городской стены"

   "13. Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому
что в этом все для человека;
   14. Ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно, или
худо".
   Библия, Ветхий Завет, Екклезиаст, глава 12

Глава 1
СУМЕРКИ

   Мартовская теплынь обманчива - вроде бы и солнышко пригревает, и на  небе
ни облачка, листья давно разорвали смолистые чешуйки почек, и птицы орут как
оглашенные с самого рассвета, и вода в речушках прогрелась настолько, что  к
полудню можно и  искупнуться.  Но  стоит  поддаться  искушению,  поверить  в
милость природы и снять куртку, - и тут же легкий ветерок всего  за  полчаса
так надует спину, что назавтра не разогнешься. А весенняя простуда  -  штука
зело коварная, с первого раза не отпускает,  крутит  и  крутит,  прихватывая
даже потом, когда кажется,  что  все  мучения  уже  закончились.  Нос  будто
бетоном залит, в  ушах  позвякивают  противные  колокольцы,  тело  ломит  от
каждого движения, в глотку, окромя горячего чая, ни фига не лезет.
   И организм, будь он неладен, требует не капсулированных  витаминчиков,  а
свежих фруктов, и побольше, иначе с болячкой справляется вяло и неохотно. Да
где ж их возьмешь-то, фрукты эти? Чай, не  в  Южной  Америке  обитаем...  До
начала  лета  в  Европе  своих  овощей-фруктов  нет,  в  Магазинах  сплошная
безвитаминная гидропоника - с виду  картинка,  а  в  рот  положишь  -  дрянь
дрянью, будто восковой муляж куснул. Ни вкуса тебе, ни запаха, одно сплошное
разочарование и" раздражение из-за выброшенных на ветер денег", Вот и майся.
   Но фрукты-овощи, врачи-аптеки, витамины-больницы - сие все в городе,  где
твой не выходи на работу ничего особенного не значит, может, даже лучше  для
фирмы или родного завода. А в поле? В  экспедиции,  то  бишь?  Километрах  в
двадцати-тридцати от ближайшего жилья, да без связи, да без дорог? Вот то-то
и оно! Ежели рассопливишься - пиши пропало, никто не поможет. Либо будешь  с
недельку бревном в палатке валяться и свой  участок  работы  загубишь,  либо
попрешься, задыхаясь, на базу через топи и бурелом, проклиная все на свете и
в особенности свой собственный идиотизм, А в лагере предстанешь  пред  очами
начальника, получишь изрядную порцию образных сравнений себя с наимерзейшими
представителями  животного  мира  вперемешку  с  непременными   фаллическими
слоганами, и только после этого тебя  запихают  в  экспедиционную  машину  и
отправят в ближайший поселок. Где ты в лучшем случае попадешь в руки изредка
трезвого ветеринара, финита всей работе вкупе  с  заработком.  Что  наиболее
болезненно,  особливо  если  учесть,  что  этот  самый  заработок  в   месяц
составляет больше, чем ты сподобишься скопить за пару лет, протирая штаны  в
своем институте...
   Так что выход один - не выеживайся и работай в курточке; с  голым  торсом
на пляже будешь красоваться.
   Владислав высунулся из палатки и втянул носом прохладный утренний воздух.
   "Не Ташкент, но жить можно", - родилась полусонная мысль, чуть  помедлила
и растаяла. Он тряхнул головой и выбрался из спального мешка. День начинался
обычно.
   Влад натянул спортивный  костюм,  потянулся,  стараясь  как  можно  ближе
свести лопатки, и откинул брезентовый полог. Зажмурился от бившего  в  глаза
солнца и ритуально, как происходило каждое утро на протяжении последних трех
недель, посетовал, что палатку поставил входом строго на восток. Нет,  чтобы
головой подумать и сориентировать условную дверь куда-нибудь на  юг  или  на
запад. Тогда  б  не  пришлось,  подобно  адепту  культа  Солнца,  ежеутренне
получать прямо в физиономию могучий  поток  лучей  восходящего  светила.  Но
переставлять палатку и менять расположение своего маленького лагеря было уже
поздно, да и в одиночку такая работа заняла бы не один  день.  А  свободного
времени у Владислава едва хватало на приготовление пищи и на десяток страниц
книги перед сном.
   Он немного попрыгал на месте, покрутил руками, разминая суставы,  высосал
из подвешенной на ближайшем дереве бутыли  стакан-полтора  родниковой  воды,
потом, зайдя за куст акации, освободил организм от излишка жидкости.  Теперь
можно было приступить к легкой разминке  -  мешок  со  слежавшимся  за  ночь
влажноватым  песком,  должный  изображать  "грушу",   сиротливо   висел   на
толстенном суку каштана.
   Рукопашным  боем  Владислав  увлекся  давно,  -  еще  до  поступления  на
биолого-почвенный факультет питерского Университета. В те времена  восточные
единоборства были запрещены, но пятнадцатилетнего Влада не  обошло  всеобщее
поветрие - прослышав про изящный и  таинственный  мордобой  и  просмотрев  с
десяток жутчайших по качеству записи боевиков, он насел на своего папашку  с
просьбами помочь приобщиться к столь полезному и экзотическому виду  спорта.
Папахен не стал отговаривать возбужденное чадо и  связался  с  кем  нужно  -
благо на тот момент имел в прогрессивном социалистическом обществе  солидный
вес и положение, занимая должность крупного чиновника во Внешторге. Так  что
уже через неделю Владислав прибыл на  свою  первую  тренировку  в  маленький
заштатный спортзал на  окраине  города.  Тщедушный  вьетнамец  по  имени  Лю
невозмутимо поглядел на очередного русского, о  чем-то  тихо  побеседовал  с
отцом нового ученика и взялся за дело. Занятия  маленький  Учитель  проводил
строго индивидуально, беря с каждого подопечного солидную  по  тем  временам
плату - пятьдесят рублей в месяц.
   Первые полгода  Владислав  качал  мышцы,  садился  или,  вернее  сказать,
пытался сесть на поперечный шпагат, растягивал и  разрабатывал  сухожилия  и
связки, работал на турнике и шведской  стенке,  подметал  зал,  готовил  чай
Учителю,  выслушивал  не  всегда  понятные  лекции  о  "внутренней  силе"  и
концентрации энергии "ци". Ни о каких приемах самообороны речи не  заходило,
занятия напоминали физкультурные упражнения, разве что в немного усложненном
варианте.
   Вьетнамец Лю на самом  деле  оказался  бывшим  диверсантом  хошиминовской
армии, перебившим за десять  лет  войны  почти  сотню  американских  морских
пехотинцев и "зеленых беретов".  Не  считая  соплеменников,  сражавшихся  на
стороне Юга. Причем действовал он исключительно голыми руками, выдавая  себя
то за неграмотного и  запуганного  крестьянина,  то  за  разоренного  войной
мелкого торговца, то за наемного рабочего с рисовых  полей.  Свой,  даже  по
вьетнамским меркам, малый рост и с виду щуплое  телосложение  Лю  с  успехом
использовал, путешествуя по дорогам Южного  Вьетнама  и  выполняя  поручения
своего командования. А задания были разнообразны - и предателя устранить,  и
прикончить какого-нибудь офицера в  самом  центре  Сайгона,  и  заминировать
мост, и многое другое, казавшееся другим невыполнимым.
   Когда Учитель решил, что Владислав подготовлен  достаточно,  они  перешли
непосредственно  к  обучению  приемам   нападения   и   защиты.   Подопечный
тысячекратно повторял  одни  и  те  же  движения,  выдерживал  сотни  ударов
бамбуковой палкой, приучаемый сэнсэем к  выносливости  по  древней  методике
"алмазной рубашки", часами работал с подвесными блоками и, спустя два  года,
освоил десяток приемов. Но каких!
   Это было не показное "дрыгоножество и рукомашество", столь популярное  на
дискотеках и в полуподвальных соревнованиях, а реальное и жесткое  искусство
настоящего боя,  где  правильно  проведенный  удар  отправлял  соперника  на
инвалидность. Или на погост, ежели провести добивание...
   Лю хитро щурился и постепенно открывал  упорному  ученику  новые  секреты
специального раздела  старинной  воинской  игры  "вьет-во-дао",  недоступные
большинству даже опытных бойцов. Прошло шесть лет.
   За время тренировок Владислав Рокотов усвоил одну, пожалуй,  наиважнейшую
истину: настоящий боец никогда и ни при каких обстоятельствах не  полезет  в
драку, если ее можно избежать. Несостоявшаяся схватка - выигранная  схватка,
что бы кто  ни  говорил  о  "самоутверждении"  и  прочей  лабуде.  Настоящий
профессионал бьет в самом крайнем случае, когда столкновения не избежать,  и
бьет ровно два раза. Причем второй раз - по крышке гроба соперника.
   Окончив получасовую тренировку, Влад ополоснулся водой из ручья, поставил
на спиртовку чайник и проверил запасы кофе. Сего бодрящее напитка,  несмотря
на уверения врачей о его вредоносности, Рокотов выпивал по три-четыре  чашки
в  день  и  нисколечко  от  этого  не  страдал.  Оставалось  почти  полбанки
"Нескафе", а через три дня из  основного  лагеря  прибудут  Гойко  и  Милан,
донесут продовольствия и заберут приготовленные за неделю образцы.  Так  что
кофе можно не экономить.
   Владислав щедро сыпанул в чашку две  ложки  и  блаженно  вдохнул  аромат.
Новый день сулил только хорошее...
   Бенджамин Джоунс лихо проехал на роликах вдоль коридора третьего  уровня,
чуть притормозил у двери под номером 340  и  забросил  пакет  в  специальный
ящик. Затем докатился до лифта и  заглянул  в  ведомость.  На  пятом  уровне
следовало завести в спецхранилище коробку с дискетами и отдать  в  стендовую
лабораторию перевязанный изолентой пучок соединительных компьютерных шнуров.
   Прогрессивная идейка о привлечении на  военную  базу  студентов  местного
колледжа в  качестве  рассыльных  принадлежала  жене  командира  базы,  даме
широких демократических взглядов, дружившей  с  самим  Президентом.  Правда,
поговаривали, что сия дружба не ограничивалась общением  за  коктейлями.  Но
мало ли чего завистники не скажут!
   Нововведение себя оправдало.
   Доставка мелочей по  кабинетам  и  лабораториям  заметно  ускорилась.  Не
приходилось ждать по полдня, пока штаб-сержанты рассортируют почту и посылки
и начнут развозить их по этажам, параллельно  общаясь  со  знакомыми  и  тем
самым задерживая работу. Юнцы на роликах и скейтбордах  выполняли  поручения
моментально, им безумно нравилась езда по извилистым  и  наклонным  тоннелям
подземной базы.
   Джоунс нетерпеливо побарабанил пальцами  по  стене  возле  кнопки  вызова
лифта - светодиоды сообщали, что  тот  замер  на  нижнем  этаже  и,  видимо,
надолго. А второго лифта из соображений безопасности не предусматривалось.
   Чернокожий студент вздохнул, подождал еще минуту и  решил  спуститься  по
грузовой эстакаде, благо выход на нее располагался совсем рядом.
   Съезжая по крутому серпантину, Бен  на  повороте  задел  пучком  проводов
шершавую  бетонную  стену  и  немного  содрал  с  одного  из  них  изоляцию.
Повреждение было мизерным, внешне  незаметным,  полиуретановое  покрытие  на
проводе  под  номером  386264  осталось  целым,  но  защитный  слой   вместо
положенных пяти десятых миллиметра теперь составлял всего одну десятую.
   Посыльный на секундное касание стены не обратил внимания  и  благополучно
доставил провода в лабораторию, занимающуюся доводкой и инсталляцией  систем
наведения новейших американских ракет.
   На входе в здание Белградского телецентра  комментатор  телекомпании  CNN
Пол Гендерсон вежливо кивнул симпатичному сербскому полицейскому,  предъявил
пресс-карточку и спустя две минуты добрался до монтажной на четвертом этаже.
Там он  бросил  свою  обязательную  черную  сумку  с  микрофоном  под  стол,
плюхнулся в крутящееся кресло и повернулся к югославскому  видеоинженеру,  с
которым почти год ежеутренне выпивал чашечку кофе. Н„над Кротович  улыбнулся
приятелю и на пальцах показал: еще пять минут. Гендерсон понимающе кивнул  и
поставил чашку с эмблемой компании под жерло кофейного агрегата.
   - Здоров, Пол, - Ненад наконец снял наушники и блаженно  потянулся.  Эфир
закончился, теперь у него был законный получасовой перерыв.
   - И тебе того же, -  Гендерсон  говорил  по-сербски  почти  без  акцента,
употребляя идиомы, словно коренной белградец.
   - Получил аккредитацию?
   Вопрос не был праздным.  В  последние  месяцы  с  западными  журналистами
происходили разнообразнейшие коллизии -  от  проблем  с  местами  съемок  до
неожиданного объявления неугодных  нежелательными  персонами,  что  означало
немедленный выезд из страны в соседнюю Венгрию.
   - Нет еще, - американец махнул рукой.  -  Сказали,  чтоб  через  три  дня
зашел.
   - Ну-ну, - Кротович ухмыльнулся, - сколько ты уже ходишь?
   - Вторую неделю...
   - Мудак наш Слоба  , - заявил серб и потянулся за выложенной Гендерсоном на
стол  пачкой  "Кэмела".  -  Так  он  последние  информационные   возможности
потеряет. Вчера двух французов выслали, с бельгийцами проблемы начались. Мне
знакомая  из  отдела  контроля  намекнула,  что  опять   для   неюгославских
журналистов собираются менять форму пропусков.
   - Сколько можно? - американец поднял брови и  отхлебнул  кофе.  -  Только
ведь новые получили.
   - А я что говорю? - Кротович затянулся и, оттолкнувшись ногами от  стола,
проехал к кофеварке. - Изображают деятельность,  бумажки  новые  изобретают.
Вместо того, чтобы в Косово проблемы  решать,  на  журналистов  набросились.
Будто они во всем виноваты.
   - У нас те же  проблемы,  -  Гендерсон  выщелкнул  сигарету  из  пачки  и
прикурил. - Требуют репортажи о бедах албанцев, все интервью с сербами режут
не глядя.
   - Да видел я ваши программы.  Мистер  Милосевись,  мистер  Милосевись,  -
передразнил Ненад речь Президента США. - Будто он один у нас живет.  Сволочи
эти политики. Сами между собой ни хрена решить не могут,  вот  и  сталкивают
людей лбами. Воевать, если что, нам придется.
   -  Повсюду  так,  -  философски  заметил  американец,  -  Вон  русские  в
Афганистане черт знает что вытворяли, и ничего. Сами правительство сменят, а
потом с ним же и  воюют.  Милошевич  у  них  научился...  Вместо  нормальных
действий взял да и забрал у Косово автономию. Вот и получил адекватно. - Да,
кстати, тарелку еще не нашли?
   Ненад усмехнулся.  История  с  телевизионной  тарелкой  западногерманской
телекомпании была поучительна и немного таинственна - неделю назад в одну из
грозовых  ночей  с  крыши  Белградского   телецентра   мистическим   образом
испарилась эта штуковина, имеющая в диаметре  четыре  метра.  Охрана  здания
уверяла, что из дверей ее не выносили, да и не  в  человеческих  силах  было
сие. Тарелка весила почти полтонны, а из-за сво