троился на гряде бумажных мешков. Поближе к выходу..
   Крики свидетельствующие о том, что с личным составом  французского  полка
что-то не в порядке, биолог услышал в семь двадцать пополудни.
   Сначала издалека послышались возбужденные голоса.  Потом,  через  пять  с
небольшим минут - чей-то стон прямо возле  стены  склада.  Опять  голоса,  в
которых прорывались истерические нотки.
   Рокотов удовлетворенно кивнул.
   Вода - это вода. Ни один из французов, что поужинал в  столовой,  не  мог
избежать дозы хлорида  бария.  В  любом  блюде,  в  любом  стакане  чая  или
растворимого сока, в любом графине была отрава.  И  степень  болей  зависела
только от количества яда, проникшего с пищей в организм. -
   Крысиный яд специально делается  безвкусным,  чтобы  серые  четвероногие,
славящиеся  своей   предусмотрительностью   и   осторожностью,   ничего   не
заподозрили. Крысы в тысячи раз лучше человека определяют  отраву  на  вкус.
Так что вещество, которым можно отравить грызуна, идеально  подходит  и  для
хомо сапиенса.
   Хлорид бария - штука крайне неприятная. Симптомы не снимаются промыванием
желудка или  активированным  углем.  Требуется  квалифицированное  врачебное
вмешательство, стационар и капельницы. В полевых условиях отравленный  будет
только мучаться. И помрет через сутки, если его не доставить  на  больничную
койку.
   На двери брякнул звонок, и в помещение влетел капрал.
   Влад успел упасть на мешки и теперь наблюдал за французом  в  щель  между
бумажными пакетами.
   Капрал  повертел  головой,  сбегал  в  каптерку  и  вернулся   с   пачкой
разграфленных листов в руке. Пробежал до конца штабеля с ящиками консервов и
сверился с ведомостью, шевеля губами и водя пальцем по строчкам.
   "Ага! Думает, что консервы были несвежими... Оч-чень хорошо!"
   Француз недоуменно  почесал  затылок  и  красным  маркером  крест-накрест
перечеркнул висящий лист с данными на провизию.
   Прошел чуть дальше и остановился, слегка покачиваясь взад-вперед.
   По нему было не похоже, что он находится под воздействием яда.
   Рокотов медленно приподнялся на колени и обхватил руками мешок.
   Француз был совсем рядом. Метрах в семи.
   "Только бы он не пошел в глубь склада?"
   Капрал с минуту постоял, повернулся и деловой походкой двинулся на выход.
   Влад задержал дыхание, поднял мешок и обрушил его вниз.
   Француз  в  последнюю  секунду  резко  остановился,  наклонился,  заметив
пробегающую крысу, и тридцать килограммов муки прошли в  десяти  сантиметрах
от его головы.
   Взлетевшее вверх белое облако было похоже на взрыв.
   Бумажный мешок разорвался пополам, и в воздух взметнулась мучная  взвесь.
Капрал оказался засыпан перемолотым зерном с ног до головы.
   Жан-Кристоф Летелье с яростью отшвырнул от себя пачку листов.
   Говорил же он этому идиоту из Марселя, что мешки с мукой надо  укладывать
аккуратнее!
   - Merde!  - громко сказал  капрал  и  принялся  отряхивать
форму.

Глава 14
ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ - МИМО КАССЫ!

   Первыми ощутили на себе действие хлорида бария караульные на вышках  и  в
автопарке. Они ужинали на полчаса раньше остальных. Из  шестнадцати  рядовых
на постах трое потеряли от боли сознание, а остальные связались с караульным
помещением и сообщили старшему смены о своем состоянии.
   В ружье срочно подняли дублирующий состав.
   Но ситуацию это уже не спасло. Ровно через двадцать минут после того, как
замена прибыла на посты, с  ней  произошло  то  же  самое.  Солдаты  сначала
ощутили позывы к тошноте, потом  -  головокружение,  и  в  финале  -  резкую
режущую боль в желудке. С такой болью не то что службу нести, с ней и просто
лежать-то  сложно.  Изнутри  поднимается  горячий,  расширяющийся  с  каждой
секундой пульсирующий шар, в ушах шумит, ноги  и  руки  как  ватные,  зрение
плывет, кишки словно наматывает на зубчатый барабан...
   В помещении штаба дежурный офицер  успел  связаться  с  генералом  Буссэ,
которому напрямую подчинялся полк, изложил  в  двух  словах  происходящее  и
завалился на стол. На пищащую трубку он уже  не  обращал  внимания  -  такой
сильной была боль.
   Капитана-медика приступ скрутил в тот момент, когда он отдавал приказания
о доставке мечущихся на носилках караульных в санчасть. Врач  изогнулся,  не
договорив фразу, грохнулся оземь и забился в конвульсиях.
   Из  шестисот  с  лишним  французов  только  двое  остались  на  ногах   -
Жан-Кристоф Лете-лье, не успевший сделать ни  глотка  волы  после  обеда,  и
молодой паренек из  Прованса,  заснувший  в  прачечной  и  по  этой  причине
пропустивший ужин.
   На паренька надежды никакой не было. Происходящее так его  напугало,  что
по своему состоянию он мало отличался от отравленных.
   Летелье заскочил в  штаб.  вырвал  трубку  из  судорожно  сжатых  пальцев
дежурного офицера, нажал  на  сброс  и  по  памяти  набрал  номер  оператора
Министерства по чрезвычайным ситуациям Македонии.
   В Скопье по всем больницам объявили готовность номер один,  и  к  воротам
базы со всех концов  столицы  помчались  восемьдесят  машин  скорой  помощи.
Терапевтов, хирургов и медсестер отрывали от домашних дел и срочно  вызывали
на рабочие места. Для шестисот больных отводили специальные  помещения,  при
входе в которые ставили усиленный полицейский пост...
   Жан-Кристоф пулей промчался  через  плац,  не  оборачиваясь  и  никак  не
реагируя на несущиеся со всех сторон  стоны  и  призывы  о  помощи,  настежь
открыл ворота базы, приказал согнувшемуся в  караулке  солдатику  не  чинить
препятствий машинам с красными крестами и влетел на собственный склад.
   Так, что было на ужин?
   У Летелье возникло подозрение  относительно  консервированного  цыпленка,
как только он увидел первые жертвы отравления.
   Капрал забежал в каптерку, схватил ведомости и сверил данные с  табличкой
на штабеле ящиков.
   Непонятно...
   Консервы были  абсолютно  свежими,  произведенными  в  Бельгии  в  начале
января, и срок их хранения заканчивался только летом двухтысячного года.
   Нарушения правил производства?
   Диверсия?
   Жан-Кристоф не стал пытаться найти ответ, а просто перечеркнул номер всей
партии. Потом консервы отправятся на экспертизу, которая расставит все точки
над "i".
   Капрал быстро обвел глазами другие штабеля и стеллажи, вспомнил, что  еще
подавали на ужин, и решил, что грешить больше не  на  что.  Свежие  овощи  и
замороженные круассаны не могли нести в себе сильного токсина. Даже если  бы
с ними было что-то  не  так,  признаки  отравления  были  бы  слабее.  Да  и
проявились бы они гораздо позже.
   Пробежав по проходу между мешками с мукой и картонными коробками  чипсов,
Летелье заметил мелькнувший в трех метрах от него розовый крысиный хвост. Он
затормозил так резко, что его качнуло назад.
   Наклонился, чтобы проследить за крысой, и в  эту  секунду  у  него  перед
носом взорвался мешок муки, прилетевший с самого верха...
   У человека, обсыпанного с ног до головы мукой  или  нарвавшегося  еще  на
какой-нибудь подобный сюрприз, первой реакцией обычно бывает  раздражение  и
желание отряхнуться.
   И только потом, секунд через пять-семь, человек смотрит вверх.
   - Merde! - громко сказал француз и принялся отряхивать форму.
   От него во все стороны поднялись белые облачка.
   Рокотов перекатился на пять метров назад и замер.
   Услышав шуршание, капрал  посмотрел  вверх.  Ничего  не  заметил,  злобно
буркнул что-то про крыс и стянул с себя куртку.
   Влад не стал более испытывать судьбу,  то  есть  заниматься  метанием  во
француза еще каких-нибудь пищевых продуктов. Он бесшумно спрыгнул за  спиной
у капрала и ударом ладони в затылок отправил старого служаку отдыхать.
   Летелье ничком свалился в проход, прямо в рассыпавшуюся муку.
   Биолог выдернул у капрала  брючный  ремень,  стянул  ему  ноги  и  связал
коротенькой веревкой большие пальцы рук. Потом извлек из аптечки, что висела
около входа, широкий пластырь и заклеил французу рот.
   Перестраховаться никогда не помешает.
   Положив капрала спиной на мешки, Рокотов позволил себе отлучиться к двери
и визуально оценить последствия своей желудочной "шутки".
   В  свете  галогеновых  ламп,  натыканных  через  каждые  десять   метров,
территория базы напоминала павильон, где снимался фильм ужасов о  химической
войне. Всюду валялись изгибающиеся и корчащиеся тела. Кто-то бродил, держась
за стены казарм, кто-то сидел,  раскачиваясь,  на  скамейке,  кого-то  шумно
тошнило в кустах.  Над  базой  стоял  непрерывный  стон  сотен  человеческих
существ.
   "И поделом! - Влад прислушался. Издалека доносился рев сирен. - Скорые...
На это я и рассчитывал. Будут они  здесь  минут  через  десять.  В  суматохе
запросто можно ускользнуть. В идеале - на одной  из  машин.  Врачей  вызвали
гражданских, военные просто не  успели  бы  собраться...  Что  ж,  меня  это
устраивает. Я не знаю  тут  никого  в  лицо,  но  ведь  и  врачи  не  знают.
Соответственно, если переодеться во французскую форму, примут за натовца.  С
оружием придется расстаться. Рано или поздно это  должно  было  случиться...
Главное, чтобы сюда не прибыли офицеры из французского штаба. Тогда  кранты.
Расколют в шесть секунд... Никакое знание языка не поможет. Ладно,  время  -
деньги..."
   Рокотов убрался обратно в глубь склада.
   Проверил зрачки  капрала  и  с  удовлетворением  вздохнул.  Летелье,  как
явствовало из бирочки на куртке, был без сознания. Причем в себя  он  должен
был прийти не раньше чем через пару часов.
   Биолог развязал ремень, стягивающий французу ноги, и стянул с него  штаны
и ботинки.
   Как следует отряхнул и бросил форму на ящики.
   Теперь наступил момент переодевания.
   Влад снял свою черную форму, вытащил из рюкзака триста тысяч  долларов  и
паспорт и примотал их к животу широченным пластырем, обернув его вокруг себя
четырежды. Деньги, уложенные в шесть пятисантиметровых пачек, распределились
довольно ровным слоем.
   Триста тысяч - сумма немаленькая. И не только в финансовом исчислении.  В
карман незаметно ее не положишь.  Это  три  "кирпича"  весом  по  килограмму
каждый.
   Рокотов  улыбнулся,  на   секунду   вспомнив   читанные   им   российские
детективчики, где "плохиши" вечно передавали друг другу из  рук  в  руки  по
миллиону долларов, обходясь без сумок или кейсов. Будто  бы  миллион  -  это
пачечка баксов, которую можно спрятать во внутренний карман пиджака. Бывают,
конечно, купюры и по пятьсот, и  по  тысяче  долларов,  но  они  практически
отсутствуют в свободном обороте и служат только для межбанковских  расчетов.
Человека, попытавшегося обменять или расплатиться подобной  "денежкой",  тут
же возьмут на заметку и задержат для прояснения вопроса, откуда у него столь
крупные купюры.
   Правда, в России происходило еще не такое. Как-то раз один чудик явился в
банк и попытался положить на свой счет специальный банковский билет  США  на
сумму в миллион долларов. Билет был настоящим, но чудика все равно взяли под
белы  рученьки  и  ненавязчиво  поинтересовались,  кто   дал   инженеру   из
подмосковного городка сию  бумажку.  Счастливый  обладатель  миллиона  долго
мычал, веселя оперативников ФСБ своей забывчивостью, но так и не  признался.
Билет конфисковали, а чудика выставили вон, предварительно надавав по шее.
   Судьба миллиона так и осталась сокрытой от широкой общественности, хотя о
билете  три  дня  подряд  верещали  все  телеканалы  страны.  По   странному
совпадению, тогдашний директор ФСБ спустя два месяца  уволился  из  органов,
перешел под крыло московского мэра и купил себе особняк на Рублевском шоссе.
В четыре этажа, с лифтом, бассейном и двумя гаражами. Особняк был записан на
племянницу, даму, регулярно лечившуюся в клинике неврозов и не проработавшую
ни одного дня из своей тридцатисемилетней жизни. Но племяннице экс-директора
ФСБ никто, естественно, никаких неприличных вопросов об источнике ее доходов
не задавал...
   Владислав тряхнул головой, отгоняя посторонние мысли, и натянул  на  себя
французскую форму, предварительно встряхнув ее еще раз.
   "Не фонтан, но сойдет...  В  полумраке  вообще  не  заметно,  что  одежда
испачкана. Та-ак, застегиваем китель... Вот и хорошо. Такое впечатление, что
у меня маленькое брюшко. Теперь - мсье Летелье. С ним надо что-то делать..."
   Рокотов, уже не таясь, прошелся по складу. Судя по состоянию виденных  им
французских солдат, они были способны  лишь  на  то,  чтобы  лежать  и  тихо
постанывать.
   "Хеклер-Кох", ножи,  рюкзак  и  свернутая  одежда  отправились  в  пустую
коробку из-под макарон, которая была заброшена на самую верхнюю полку.  Себе
Влад оставил только "Чешску Зброевку" с десятком запасных  патронов  и  один
нож. Пистолет в кармане брюк был незаметен, а клинок расположился  в  рукаве
вдоль предплечья, закрепленный пластырем.
   Без верно служившего ему швейцарского пистолета-пулемета он на  мгновение
почувствовал себя беззащитным.
   Но иного выхода не было.
   Биолог поднял бесчувственное тело капрала на руки,  перенес  в  каптерку.
Положил на койку и повернул  голову  бедняги  налево.  Чтоб  не  захлебнулся
рвотой, если ему станет плохо до того, как очнется.
   Выключил в каптерке свет и аккуратно закрыл за собой дверь.
   Все.
   Владислав набрал  полную  грудь  воздуха  и  с  деловым  видом  вышел  на
погрузочную  площадку  перед  откатывающейся  дверью.  Не  забыв   надвинуть
поглубже форменную кепочку с коротким козырьком.

***

   По приказу, поступившему прямо из Генерального  Штаба,  группа  стажеров,
проводивших зачетное мероприятие по наружному наблюдению в Санкт-Петербурге,
была отозвана в Москву на место постоянной дислокации разведшколы ГРУ.
   Пришедший  на  смену  бывшему  дипломату  и  журналисту   премьер-министр
развернул  бурную  и  бессодержательную   борьбу   с   криминалитетом.   По.
Министерству внутренних дел и ФСБ был спущен план на  задержание  преступных
групп, а в помощь  им  были  приданы  все  силы.  В  частности,  оперативные
подразделения военных разведки и контрразведки.
   С приказом свыше куратор ничего поделать не мог.
   Он собрал стажеров, объявил им о свертывании операции, и в тот  же  вечер
курсанты скорым поездом отбыли в  столицу,  увозя  с  собой  оборудование  и
собранные материалы. Наиболее  секретную  аппаратуру  отправили  специальной
почтой разведотдела округа.
   Об объектах  разработки  курсанты  забыли  уже  через  день,  втянутые  в
круговерть наблюдения за этническими московскими группировками и  связанными
с ними чиновниками. Когда премьеру спустя  месяц  положили  на  стол  резюме
проведенных мероприятий, бывший министр внутренних дел и бывший директор ФСБ
по  кличке  Главмусор  схватился  за  голову.  Ибо  по-честному  требовалось
арестовать  больше  половины  столичной  чиновно-бюрократической  элиты.  За
взятки, за участие в разворовывании бюджетных средств, за торговлю оружием и
наркотиками, за сутенерство. А  если  копнуть  еще  глубже,  так  на  скамье
подсудимых оказалось бы девяносто пять  процентов  госслужащих  во  главе  с
московским прокурором и начальником ГУВД.
   Премьер на это пойти не мог, и крупномасштабная операция "Чистая  власть"
была прекращена. О  предварительных  результатах  не  узнал  никто,  включая
Президента  и  Секретаря  Совета  Безопасности.  Со  всех  участников  взяли
подписку о неразглашении, а стажеров  ГРУ  от  греха  подальше  отправили  в
подчинение территориального управления на Северный Кавказ, где они принялись
за отслеживание связей между чеченскими боевиками и грузинским Министерством
безопасности. И зачет по практическим  занятиям  курсанты  получили  уже  за
кавказское направление.
   С семнадцатого мая тысяча девятьсот девяносто девятого года аналитики ГРУ
Бобровский и Сухомлинов лишились своих глаз и  ушей  в  Питере.  Теперь  они
могли заниматься только  теоретическими  изысканиями  и  строить  догадки  о
судьбе Владислава Рокотова.
   Но майора Бобровского такое положение дел не устраивало.
   Он подал рапорт об отпуске и получил на него  генеральскую  визу.  Майору
было разрешено отдохнуть две  недели,  начиная  с  пятого  июня.  Сухомлинов
остался на базе в подмосковном городе Собинка - корпеть над картой Балкан  и
параллельно собирать любую информацию о подозрительных происшествиях.
   Наиболее  удобным  местом  для  парковки  десятков  машин  скорой  помощи
оказался  плац.  Микроавтобусы  "форд"  с  надписями  "Ambulance"  на  борту
выстроились в четыре ряда, и санитары  принялись  тут  же  подносить  к  ним
стонущих французов.
   Врачи, обалдев от количества пострадавших, связались по рации  со  своими
больницами, запрашивая дополнительные машины.
   Рокотов  оторвал  бирочку  на  левом  кармане  куртки  и  превратился   в
безымянного капрала. Ему совсем не улыбалась перспектива быть изобличенным в
самозванстве каким-нибудь дотошным сослуживцем, знающим в лицо  Лете-лье.  А
так - капрал и капрал. Может, из новоприбывших, а может - из штаба в Скопье.
   Не спеша он прошел вдоль ряда аккуратно постриженных  кустов  и  выглянул
из-за угла казармы.
   "Всех за один раз они забрать не смогут. В машине помещаются только  двое
больных. Однако стоит поторопиться  -  не  ровен  час,  примчатся  натовские
генералы... - Влад  присмотрелся  к  работе  врачей.  -  Ставят  капельницы.
Правильно... Но что конкретно они им колят? Видимо, нечто общего назначения.
Итак - справа машины готовы отчалить. Загружены под завязку. Пора..."
   Биолог пригнулся, преодолел десяток метров до лежащего на  земле  тела  и
подхватил его на руки.
   Француз на секунду открыл помутневшие глаза.
   - Merci... - еле слышно прошептал он.
   - De rien , - Рокотов поудобнее перехватил руки.
   На плац он вышел уже не скрываясь. Этакая ожившая  статуя  из  Хатыни,  с
обвисшим юношей, прижатым к груди.
   Навстречу Владу тут же бросились санитар с врачом.
   - Вы говорить сербский? - спокойно спросил "капрал".
   - Конечно! - обрадовался молодой доктор. - Слава  Богу,  хоть  кто-нибудь
нам объяснит, что тут случилось!
   - Я тоже ничего не знать, - Рокотов бережно опустил француза на  носилки.
- Все происходит очень быстро.
   - Когда это началось?
   - Один час, - Влад в подтверждение своих слов поднял палец.
   - Ясно, - македонец закатал солдату рукав  и  в  неверном  свете  фонарей
принялся примериваться к вене.
   - Я уметь, - Влад мягко отстранил молодого доктора и принял у того из рук
шприц. - Не надо нервничать...
   Пять кубиков жидкости перекочевали в вену.
   - Что это? - спросил "капрал".
   - Противошоковое, -  ответил  врач.  Рокотов  наморщил  лоб  и  изобразил
непонимание.
   - А-а, - македонец щелкнул пальцами. - Антидот.
   - Антидот! - обрадовался  понятливый  "француз".  -  C'estbien!  .
   - Надо ехать, - доктор показал рукой на машину. - Больница. Хоспитал...
   - Я ехать с вами, - "решился" биолог.
   - Давайте, давайте, - радостно закивал врач. - Вас тоже надо  обязательно
обследовать.
   Солдата загрузили в салон, вслед за ним взобрались доктор  с  "капралом".
Санитар сел рядом с водителем, исполнявшим роль второго медбрата.
   - Поехали!
   - C'est terrible!  - вздохнул Влад, поправляя  подушку
под головой у жертвы хлорида бария.
   - Ужас! - согласился доктор, понявший  слово  "terrible"  по  аналогии  с
английским, который он учил  в  школе.  -  По  тревоге  сейчас  подняты  все
больницы и вся полиция...
   "А вот это плохо! - Рокотов поджал губы. - Хотя... Чего ж еще ты  ожидал,
когда траванул полтыщи французов?"
   - Мы скоро приехать? - поинтересовался "капрал".
   - Да, быстро, - македонец копался в ящике с лекарствами и стоял  к  Владу
спиной. - Минут за двадцать доедем.
   - Мне есть надо в штаб. Я должен буду выходить в городе.
   - Вам нельзя! - врач замахал руками и чуть не выронил упаковку  ампул.  -
Вам обязательно надо в больницу! Нет, нет, и не просите! Я вас не отпущу!
   "Куда ты денешься! Надо будет, я положу и тебя, и обо