Эха"  не
стерпел и прислал своих верных кунаков из налоговой полиции с  проверкой  на
радиостанцию.
   Но Бенедиктов и тогда не успокоился и буквально на следующий  день  после
рейда налоговиков устроил в эфире трехчасовую истерику  по  поводу  "свободы
слова в России", перемежающуюся клеймящими главу президентской администрации
лозунгами  в  стиле  Маяковского.  "Шершавый  язык  плаката"  Стальевичу  не
понравился, ибо он привык к более мягким способам  облизывания  своей  тощей
задницы. На "Московское Эхо" накатили отморозки из числа местной братвы.
   И понеслось.
   Индюшанский давит "Железяку", тот в свою  очередь  отплясывает  джигу  на
подконтрольных первому СМИ.
   Полный дурдом...
   А в результате страдает бизнес.
   Причем не только у описанных персон, но  и  у  всех  тех,  кто  связан  с
"дуэлянтами". А с ними связаны почти все  губернаторы,  депутаты  и  крупные
олигархи.
   Один Березинский не при делах. Заперся у  себя  в  особнячке  на  пару  с
понедельничком  Ромой  Абрамсоном  и  радостно  потирает  руки,  посредством
Одуренко подбрасывая полешки в костерок  скандалов.  А  тот  рад  стараться!
Язвит, издевается над уважаемыми людьми, трясет  то  порнофильмом  из  жизни
Генерального   Прокурора,   то   ксерокопиями   документов   по   квартирам,
принадлежащим семье мэра, то номерами банковских счетов самого Прудкова.
   И в конце своей  субботней  программы  всякий  раз  говорит:  "Всего  вам
доброго..."
   "Доброго", как же! Впору валокордин стаканами хлебать или  напиваться  до
беспамятства, чтоб хоть на несколько часов забыть о просмотренных сюжетах.
   Мэр с ненавистью взглянул на прищурившегося с экрана Одуренко.
   Сволочь очкастая!
   Такой же, как его пархатый хозяин...
   Ну ничего! Будет и у Прудкова на улице праздник. Адвокаты  уже  заряжены,
суды подготовлены  к  "нужному"  решению  касательно  выступлений  Одуренко,
льстивый начальник  московского  ГУВД  прорабатывает  вопрос  о  возбуждении
уголовного дела о клевете телеведущего на главу города.
   Недолго осталось.
   Есть и другие способы...
   Но к ним Прудков пока прибегать не хотел. Слишком уж  явной  будет  связь
между насильственной смертью журналиста и накатом на мэра. А специалисты  по
"несчастным случаям" берут слишком дорого - от двухсот тысяч долларов и выше
за один заказ. Хотя и  результат  гарантируют  -  автомобильную  катастрофу,
поражение электротоком из неисправного прибора, отравление грибным  жульеном
в ресторане, падение на мокром полу ванной комнаты.
   Все упиралось в цену.
   Прудков был жаден и  отдавать  столько  денег  за  какого-то  несчастного
"журналюгу" не хотел.

***

   Владислав прополз немного дальше вентиляционного люка,  по  вертикальному
колену воздуховода  перебрался  на  этаж  ниже  и  пристроился  за  выступом
бокового коридорчика, положив ствол "мини-узи" на бетонный поребрик, как  на
бруствер окопа.
   У него оставалось еще два дела.
   Первое - поймать кого-нибудь из командиров среднего звена и  вытащить  из
пленного максимум информации, и второе - благополучно смыться.
   Решение с захватом "языка" пришло не случайно.  Рокотов  привык  доводить
любое дело до логического конца и поэтому не мог  себе  позволить  уйти,  не
выяснив дальнейших планов террористов. А плана на случай провала операции  с
запуском  ракет  не  могло  не  быть.  Люди,  спланировавшие  захват   базы,
получившие коды запуска, имевшие стартовые ключи, хорошо оснащенные  дорогим
оружием,  должны  были  предусмотреть  минимум  еще  один  вариант  развития
событий, если все пойдет наперекосяк.
   Из-за поворота в двадцати метрах от  биолога  выскочили  двое,  покрутили
головами и остановились.
   Влад прицелился.
   Террористы выглядели растерянно.
   "Ага! Начинается броуновское  движение.  Центр  управления  заблокирован,
командиры  выбиты,  теперь  рядовые  члены  группы  находятся  в  непонятной
ситуации. Этого следовало ожидать. По законам существования стаи,  требуется
новый вожак... Времени у них мало. Вернее, нет совсем..."
   К парочке присоединился третий, спустившийся с боковой лестницы.
   - Ну что?
   - Петерс и его люди пропали, - развел руками парень с ручным пулеметом на
плече.
   Акустика в тоннеле была отличная, и до Рокотова доносилось каждое слово.
   "Слава Богу, по-русски говорят! - облегченно подумал биолог. - А  то  мне
уже надоело слушать речи, которые я не понимаю..."
   - Та-ак... А Зигги и его польские дружбаны?
   - Нет нигде. Ковальский как ушел, так и не  возвращался.  Войцех  и  Яцек
тоже куда-то делись. Габонис  должен  был  быть  на  пульте,  но  там  дверь
заперта. И никто не отвечает...
   - Сматываться надо, - вступил крепыш с вислыми казацкими усами.
   - И ребят предупредить, - заявил парень с пулеметом.
   Троица переместилась на несколько метров ближе к Владу.
   - Нечего, - проворчал присоединившийся к парочке  третий,  -  пусть  сами
выкарабкиваются.
   - Э, так не пойдет, - пулеметчик отрицательно покачал головой,  -  вместе
пришли, вместе и уходить надо.
   - Делайте как хотите. Лично я здесь больше ни минуты не останусь...
   "Это тебе только кажется..." - Владислав выбрал свободный ход  спускового
крючка.
   Интереса для него все трое не представляли. Рядовые бойцы, чьи головы  не
загружены  никакими  дополнительными   сведениями.   Знают   только   узкую,
поставленную кем-то другим задачу. Пушечное мясо.
   - На выходе стоят чечены, - задумчиво высказался вислоусый.
   - А мне без разницы, -  эгоистично  настроенный  террорист  хлопнул  себя
рукой по портупее, - "эргэдэшка" не разбирает, чечены или не чечены...
   Рокотов чуть  передвинул  ствол  вверх.  Если  до  этой  секунды  он  еще
сомневался, стоит ли валить троицу, которая пройдет мимо и не  заметит  его,
то после упоминания о гранатах решение могло быть только одно.
   - Я с тобой, - решился крепыш. - Соболь, ты как?
   Парень с пулеметом прокашлялся.
   - Да я бы...
   Договорить он не успел.
   Из-за бетонного выступа в десятке метров от них ударил "мини-узи".
   Патроны Влад не экономил. Сразу высадил целый рожок. С гарантией.
   На  дистанции  в  двадцать  шагов  промахнуться   сложно.   Особенно   из
израильского пистолета-пулемета,  специально  рассчитанного  на  стрельбу  в
условиях  ограниченного  пространства  и  выплевывающего  девятьсот  пуль  в
минуту.
   Три головы почти синхронно разлетелись на  куски.  Никто  из  террористов
даже не успел пригнуться или отступить на шаг.
   Рокотов  выскочил  из-за  своего  укрытия,   перевернул   дергающееся   в
конвульсиях безголовое тело "эгоиста" на спину и сорвал с  него  подсумок  с
магазинами и гранатами. Как он отметил ранее,  тот  был  вооружен  таким  же
"узи", как и Влад.
   Все заняло не больше тридцати секунд.
   Биолог нырнул в коридорчик, забрался обратно в воздуховод и пополз к тому
вентиляционному люку, что располагался над медицинским пунктом.

***

   Журналист радиостанции "Свобода" Андрей  Мужицкий  прибыл  в  захваченное
боевиками приграничное дагестанское село вместе с трофейной  командой  эмира
Хаттаба, присланной им для оценки захваченного  имущества  и  "справедливого
перераспределения" оного между бойцами чеченского  отряда.  Половина  вещей,
как и положено в  банде,  должна  была  пойти  в  "общак".  Проще  говоря  -
достаться отсиживающимся в горах Ичкерии наемникам.
   Мужицкого Вагит принял тепло. Согласно законам  гостеприимства.  Приказал
зарезать барашка, вскипятил чайник,  самолично  вручил  очкастому  коротышке
армуду с обжигающим напитком. Молодому "волку ислама" льстило, что  на  него
обратил внимание известный корреспондент,  поэтому  он  старался  произвести
наиболее благоприятное впечатление. При удачном раскладе  Мужицкий  упомянет
имя Вагита в одном из своих репортажей, а  если  повезет  -  сделает  с  ним
короткое интервью.
   Вот что значит - взять в руки оружие и захватить небольшую деревню.
   Сразу из категории тупых уголовников, обирающих прохожих на темных улицах
или ломающих двери в чужие квартиры, переходишь в разряд борцов  за  свободу
правоверных. Тут же меняется  отношение  и  окружающих,  и  властей.  Первые
начинают смотреть с уважением,  вторые  пытаются  вступить  в  переговоры  и
упрашивают не трогать мирных жителей.
   Вагит приосанился и гордо посмотрел на зачуханного,  в  несвежей  рубашке
радиожурналиста.
   Сквозь открытое  окно  раздался  далекий  вопль  "Русских  расстрелять!",
сопровождаемый одобрительным хохотом собравшихся на площади боевиков.
   - Кто это кричит? - Мужицкий недовольно скривился.
   -  Пацан  один,  -  командир  чеченского  отряда  вальяжно  откинулся  на
свернутый ковер, - местный. Русаков сильно не любит...
   - Здесь же их нет...
   - Был один. Мент, - значительно сказал Вагит.
   - И что?
   - Его ребята в первый день кончили. Вместе с остальными ментами.
   Мужицкий промолчал, никак не выразив своего отношения к произошедшему.
   Ему это было неинтересно. Если б были живыми - тогда другое  дело,  можно
снять неплохое натуралистичное кино с отрезанием пальцев и ушей,  а  трупами
никого не удивишь. И денег за съемку мертвых тел дают немного.
   Хотя лишними деньги не бывают.
   По Мужицкий предпочитал не размениваться по мелочам и не  тратить  пленку
на убитых милиционеров. Лучше подождать, пока его друзья не захватят в  плен
десяток-другой российских солдат и не  начнут  их  допрашивать.  Или  просто
пытать от нечего делать,
   Война должна быть "выпуклой". Это  определение  так  нравилось  ущербному
Андрюше, что он вставлял словечко "выпуклый" к месту и не к месту, живописуя
борьбу свободолюбивого народа против ненавистной Российской Империи.
   Последнее время Мужицкий пребывал в депрессии.
   С началом боевых действий на территории Дагестана ему пока еще не удалось
снять что-нибудь  сенсационное.  Чечены  и  мусульманские  наемники  Хаттаба
как-то вяло  расправлялись  с  местными  жителями  и  совсем  не  устраивали
публичных казней. Андрюшу  это  раздражало.  Без  ежемесячной  дозы  людских
страданий,   фиксируемых   объективом   его   видеокамеры    и    микрофоном
звукозаписывающего  устройства,  он  чувствовал  себя  некомфортно.  Зрелище
врезающегося в бьющееся человеческое тело ножа или двуручной пилы засасывало
почище любого наркотика, которыми радиожурналист также  не  пренебрегал.  Но
косяк с анашой давал лишь пятиминутный кайф, а сцена садистских  развлечений
полевых командиров взбадривала Мужицкого на двое-трое суток. Потом,  правда,
требовалось повторение.
   Андрюша уже начал подумывать о том, чтобы плюнуть на поездки по передовым
чеченским  отрядам  и  вернуться  в  горы,  где  его  друзья  держали  сотни
заложников и дня не проходило без того, чтобы одному не  отстреливали  палец
для ускорения процесса сбора денег родственниками для выкупа.  А  раз-два  в
неделю кого-нибудь обязательно казнили.
   В последний раз при нем отрубили голову пожилому строителю из Краснодара.
Слишком быстро, всего в три удара, но тут уж не до жиру. Боевики нервничали,
ходили слухи о присутствии в районе группы российского спецназа, и Мужицкому
стоило большого труда уговорить ичкерийских  друзей  не  просто  расстрелять
заложника, а использовать для его казни топор.
   Журналист обвел  грустными  глазами  убогую  комнату,  где  его  принимал
молодой командир боевиков.
   - А другие жители не пытались оказать сопротивление?
   В вопросе Мужицкого прозвучала надежда.
   - Не-е... Они наша сила знают. Правда, мулла что-то против имел, истинный
ислам признавать не захотел. Все  про  неверный  говорил,  типа  их  убивать
нельзя. Шакал... Но с ним Бараев вопрос решил, когда  приехал.  Неделя  уже.
Хочешь - ребята тебе покажут, где могила...
   Журналист нервно поежился.
   Расправа над муллой  -  это  плохо.  Мужицкому  уже  не  раз  приходилось
сталкиваться с тем, что после убийства  священнослужителя  его  односельчане
затаивали злобу и вымещали ее  в  самый  неудачный  для  бандгруппы  момент.
Подыхать от выстрела в  спину  вместе  с  тупорылыми  обкуренными  боевиками
трусливому Андрюше не хотелось.
   Особенно сейчас, когда до  получения  вожделенной  премии  в  восемьдесят
тысяч долларов от Фонда первого Президента СССР оставалось всего два месяца.
   Денежки Мужицкий любил  страстно  и  в  большинстве  случаев  -  взаимно.
Гранты, дотации и сверхурочные сыпались на корреспондента не  переставая.  И
ради очередной  тугой  пачки  баксов  он  был  готов  вынести  любые  тяготы
пребывания в зоне боевых действий.
   А что до методов, которыми он зарабатывает себе на кусок хлеба с  маслом,
так это несущественно. Заложников все равно будут пытать, пленных резать  на
потеху толпе, выбрасывать русских баб с детьми из  окон  многоэтажек,  когда
какому-нибудь "коренному жителю" потребуется лишняя  квартирка.  И  грех  не
получить за такие кадры сотенку-другую.
   - Пройдусь по селу, - решил Мужицкий, - поговорю с твоими людьми.
   - Сопровождение дать?
   - Давай...
   Вагит свистнул Хамзата и Лему.
   - С ним пойдете. Пусть  смотрит,  что  хочет.  Только  к  дураку  его  нс
водите...
   Не понимающий по-чеченски Мужицкий начал протирать очки.
   - Арабы уезжать собираются, - Лема подмигнул  своему  командиру,  -  этот
остается. Может, денег заработаем?
   - Нельзя, - Вагит цыкнул на излишне энергичного подчиненного.  -  Это  их
человек. Потом вопросы будут.
   - Ну и что? Скажем, уехал куда-то, мы не в курсе...
   - Подумаем, - Вагит оценивающе оглядел журналиста. -  Ты  ребятам  скажи,
пусть у арабов между делом узнают, куда они дальше едут.
   - У меня в Махачкале родственник в ментовке работает, -  задумчиво  выдал
Хамзат, - можно арабов ему сдать. Он воякам скажет, те их и накроют...
   - А что? - обрадовался Лема. - Хорошая мысль.
   - Позже обсудим, - Вагит махнул рукой, -  время  не  тяните,  а  то  этот
нервничать начнет.
   - Вы закончили? - заныл Мужицкий, которому надоело  ждать,  пока  боевики
наговорятся.
   - Ребят проинструктировать надо, - Вагит состроил озабоченную гримасу,  -
у нас тут дисциплина. Все, идите...

***

   Владислав дополз до люка в потолке медпункта и приложил глаз к щели между
бетоном и неплотно пригнанной крышкой.
   Картина не изменилась.
   Больной террорист все так же продолжал лежать на боку  и  стонать  сквозь
зубы. Полусогнутые в коленях ноги немного дрожали. Налицо были все  признаки
лихорадки, которая может быть вызвана заражением крови.
   Штанов на пациенте не наблюдалось,  а  в  районе  ягодиц  выпирало  некое
подобие памперса, наспех скрученное из ваты и бинтов.
   "Так це ж мой клиент! - догадался Рокотов. - Жертва бумажки со стеклом  и
перцем! То-то лежит как-то странно... Значит, сработало. Но только один раз.
Что тоже неплохо. По крайней мере он отвлекает силы противника  на  уход  за
собой, несчастным. Эх, а ребята оказались совсем идиотами. В  таких  случаях
пострадавшего надо не бинтами обматывать.  Его  по  пояс  в  бочку  с  водой
посадить треба, шоб отмокал и  осколки  быстрее  выходили.  Заодно  и  перец
вымывается. Не сообразили. Или квалифицированного доктора нет..."
   Страдалец  был  биологу  не  нужен.  Во-первых,  рядовые  бойцы  его   не
интересовали,  а  во-вторых,  от   обколотого   обезболивающими   средствами
террориста все равно ничего  не  добьешься.  Только  чтобы  привести  его  в
адекватное допросу состояние,  потребуется  несколько  часов  и  специальные
препараты.
   Влад распахнул крышку люка, свесился вниз, обвел стволом помещение и  без
всякого сожаления выпустил пулю в  голову  единственного  присутствовавшего.
Вверх взметнулись перья из разорванной подушки. Тело дернулось и застыло.
   Рокотов спрыгнул на пол, приблизился к двери и  рывком  распахнул  ее  на
себя, держа "мини-узи" наготове.
   Никого.
   Перед дверью располагался маленький тамбур.
   Биолог задвинул фиксирующие рукояти и разложил добытые пять  минут  назад
трофеи.   Четыре   длинных,   на   тридцать   два   патрона    магазина    к
пистолетам-пулеметам, и три гранаты "РГД-5".
   "Негусто... Гранаты могли бы быть и помощнее. Такими  толстое  железо  не
прошибешь, даже  если  привязать  вплотную.  Взрыв  "эргэдэхи"  держит  даже
примитивная общевойсковая каска. Мяться мнется, но насквозь не  пробивается.
Плохо. Толщина стенок виденной мной трубы никак не меньше пяти  миллиметров.
Не пробьет... Выхода у меня два - либо ловить кого-нибудь  с  "эфкой",  либо
искать шлюз. Второе более прагматично.  Но  для  начала  -  "язык".  Быстрый
допросец - и на выход. Кстати, моя потенциальная жертва вполне может  знать,
где расположены шлюзы..."
   Владислав выскользнул в коридор, достиг основного тоннеля и  забрался  по
идущим вдоль стен проводам почти до самого потолка.  Там  он  закрепился  на
двух крючьях и  неподвижно  повис  на  высоте  пяти  метров  у  выступа  над
поворотом, словно паук, поджидающий сочную муху в углу своей паутины.

***

   Вейра  Дипкунайте  прогулочным   шагом   обошла   площадь   перед   Домом
правительства по периметру и уселась на скамейку  в  сквере  точно  напротив
строящегося высотного здания.
   Лучше  места  не  придумаешь.  Обзор  в  три  стороны  на  километр,   до
центральной лестницы и  главного  входа  нужного  архитектурного  сооружения
двести сорок метров. Любой входящий-выходящий на несколько секунд будет  как
на ладони. С широченной лестницы никуда не  деться,  до  ближайшего  укрытия
мишень должна пробежать два десятка шагов. А это минимум пять секунд.
   За пять секунд опытный снайпер успеет всадить три пули. Или  шесть,  если
стрелять из автоматической винтовки.
   Вейра  и  была  тем  самым  снайпером.  Мастером  спорта   по   биатлону.
Попрактиковаться в реальных условиях  она  успела.  Все  началось  в  тысяча
девятьсот девяносто первом году с  Вильнюса,  когда  Дипкунайте  по  заданию
"Саюдиса" ночью стреляла по  толпе  у  телецентра.  Всего  два  выстрела  из
малокалиберной  однозарядной  винтовки,  украденной  из  оружейной   комнаты
соседней школы, и две женщины получили по пять граммов  свинца  точно  между
глаз. Потом, конечно, во всем обвинили русских, сотрудников группы  "Альфа".
Погибших с почестями похоронили, а судмедэксперты ставшей независимой  Литвы
вопрос  об  использованных  боеприпасах  быстро  замяли.  Ибо  родственникам
четырнадцати убитых в ту ночь сложно было бы объяснить,  почему  их  близкие
погибли  от  малокалиберных  безоболочечных  пуль,  никак  не  подходящих  к
армейскому вооружению "альфовцев".
   Потом было Приднестровье и две тысячи долларов за пятерых убитых офицеров
из четырнадцатой российской армии.
   Затем - Абхазия, где Вейра воевала на стороне Грузии.
   В начале девяносто пятого года она вместе с подружкой поехала за  длинным
чеченским долларом. Пылкие горцы очень хорошо встретили литовок, дали им  по
СВД-С  и пообещали платить по
тысяче "президентов" в месяц плюс премии за каждого убитого русского.
   Вейра и Инга отработали на "отлично".
   За полтора года боев напарницы выбили восемьдесят пять солдат, семнадцать
офицеров и три сотни мирных  жителей,  нужных  работодателям  для  обвинения
русских в геноциде чеченского народа.
   Правда,  Инге  не  повезло.  Российская  разведгруппа  под  командованием
капитана с радиопозывным "Тарантул" захватила ее в  тот  момент,  когда  она
оборудовала себе лежку на двенадцатом этаже  блочного  дома  в  Грозном.  Со
снайпершами, убивающими за деньги, не церемонятся. Истошно вопящая от  ужаса
Инга полетела из окна той  самой  двенадцатиэтажки  прямо  под  ноги  Вейре,
изображавшей бредущую мимо  мирную  жительницу.  Зрелище  разбивающегося  об
асфальт  черепа  подруги  потом  долго  преследовало  Дипкунайте  в   ночных
кошмарах.
   Доля Инги досталась Вейре.
   Чечены даже наградили литовку двумя своими орденами.  Но  Вейра  не  была
идиоткой и выбросила эти бесполезные  железки,  как  только  решила  уезжать
домой.