К   ним   председатель
госкомиссии завтра вылетает.
   - Кацнельсон на нашей стороне, Владимир  Сергеич?  -  спросил  осторожный
вице-адмирал.
   - Илья Иосич не дурак, конъюнктуру чувствует. Пархатый,  одним  словом...
Ему тоже этот геморрой с независимыми экспертами не нужен. Тем более, у него
генконструктор "Аквамарина" Слуцкий в дружбанах ходит,  еще  с  тех  времен,
когда Кацнельсон "ЛОМО" реструктурировал...
   - Мы-то хоть финансирование получим?
   - Обязательно, - Главком затушил окурок  в  кадке.  -  По  прикидкам,  на
операцию выделят миллионов семьдесят-сто зеленых. Треть наша.
   - Остальное "Аквамарину"?
   - Ага. Кацнельсон лично распределять будет... И твоя роль в этом деле  не
последняя. Так что постарайся.
   - Постараюсь, - вице-адмирал прищурился. - Не первый раз замужем...
   - А с независимыми экспертами я решу. В конце концов, нам ничто не мешает
поставить на всю документацию вторую форму .
   - Если не первую.
   - Нет, первая крутовата, второй хватит, - Самохвалов вяло  отмахнулся.  -
Пенсионерам  так  и  так  доступа  не  будет.   И   я   Кацнельсона   заодно
проинструктирую, чтобы все совещания в закрытом режиме проводил.
   - Ему еще в Видяево ехать, - напомнил вице-адмирал.
   - Там тоже все  решено.  Пообщается  с  родственниками,  заявит  о  шагах
правительства, компенсациях...
   - Что мне, кстати, Владимир Сергеич, натовцам об аварийном буе  говорить?
- встрепенулся глава делегации.
   - А что буй?
   - Ну, почему не отстрелился...
   - А он не  отстрелился?  -  удивленно  спросил  Самохвалов,  которому  не
доложили о неисправности аварийного буя на "Мценске".
   Перед  учениями  его  из-за   короткого   замыкания   в   электропроводке
просто-напросто отключили, и лодка вышла  в  море  с  неработающей  системой
подачи сигнала. Правда, по документам буй был в полном порядке, о чем имелся
соответствующий акт технической службы флота.
   - Я слышал, что нет.
   - Обойди эту тему. Или скажи, что подробности выясняются.  Типа,  взрывом
могло его повредить.
   - Западники не поверят.
   - Это их дело - поверят, не поверят. А я разберусь,  -  Главком  прикурил
вторую сигарету. - Зотов, не дурак, четырнадцать лет на  Севере,  что-нибудь
придумает. К  тому  же,  нашли  мы  "Мценск"  практически  сразу,  к  вечеру
пятого... Претензий к скорости поиска нет. А есть буй на поверхности или нет
- не важно... На саму спасательную операцию это никак не влияет.
   - Согласен, - вице-адмирал  посмотрел  на  часы.  -  Мне  пора,  Владимир
Сергеич...
   - Давай, иди, - Самохвалов пожевал  филвьтр  сигареты.  -  .И  давай  там
потщательнее. Сам знаешь.
   - Есть, товарищ адмирал флота!

***

   Люк, ведущий  из  сарая  в  огромный  прямоугольный  подвал,  скрипнул  и
распахнулся.  Заложники  .по  привычке  прикрыли  глаза,   чтобы   не   быть
ослепленными мощным  фонарем  придурковатого  восемнадцатилетнего  охранника
Лечи Атгиреева, любившего прямо с порога направить луч в лицо кому-нибудь из
рабов.
   Но на этот раз все обошлось.
   Зашла молчаливая Яхита, поставила в центре подвала чан с  вареным  рисом,
бросила пару лепешек и  невозмутимо  удалилась,  оставив  люк  полуоткрытым.
Через час она придет за пустой посудой.
   Заложники, позвякивая ножными цепями, сгрудились у чана.

***

   Рафик Варданян сноровисто  разделил  черствые  лепешки  на  девять  почти
равных частей и роздал присутствующим.
   Семнадцатилетний ингуш Магомед Цароев  повертел  в  руках  свой  кусок  и
отвернулся,
   - Так не годится, -  мягко  сказал  пожилой  отец  Владимир,  батюшка  из
Гудермеса,  захваченный  боевиками  непосредственно  перед  началом   второй
чеченской кампании, - кушать обязательно надо. Ты  молодой,  силы  тебе  еще
понадобятся.
   - Не хочу, - угрюмо буркнул Магомед.
   Два бывших бомжа - Жора и Яков - подцепили ломтями лепешек густое  варево
и зачавкали. В заложниках они куковали уже пятый год.  Никто  их  не  искал,
никому  они  не  были  нужны,  и  потому  свое   нынешнее   положение   рано
состарившиеся мужчины воспринимали как должное. Работа от  зари  до  зари  и
постоянные избиения за  малейшую  провинность  превратили  их  фактически  в
запуганных животных.
   Остальные семеро еще держались, но и у них силы были на исходе.
   Тяжелее всего переживал молодой Магомед, похищенный боевиками всего месяц
назад из Нальчика. Отец  Владимир  и  остальные  -  иеромонах  Михаил,  Митя
Чубаров, Ираклий Туманишвили и коммерсанты Виктор Шерстнев  с  Варданяном  -
как-то пытались поддержать юношу, однако раз  в  три  дня  Цароев  срывался,
начинал  отказываться  от  пищи  и  был  готов  броситься  на   вооруженного
охранника, чтобы погибнуть как мужчина.
   - Голодом делу не поможешь, - весомо заявил Ираклий.
   - Да какое дело? - вскипел горячий ингуш. - На эт-тих собак  работать?  И
ждать, когда опять издеваться начнут?
   -  О  маме  подумай,  -  вмешался  Михаил,  поправляя  протершиеся   полы
монашеского одеяния. - Рано или поздно мы  отсюда  выйдем.  Магомед  опустил
голову и закусил  губу.  За  Цароева  боевики  потребовали  восемьсот  тысяч
долларов. У его небогатой и немногочисленной родни таких денег  отродясь  не
бывало. Магомеда и трех его сестер воспитывала одна мать. Отец погиб,  когда
Маге было всего семь лет - разбился на своем самосвале во  время  оползня  в
горах. А мать, сельская учительница, больше ста долларов в руках не держала,
даже не представляла себе, что бывают суммы в десятки и сотни тысяч.
   Неделю назад боевики с хохотом  рассказали,  что  Цароева  отправилась  в
Москву к дальнему родственнику.
   Магомед  знал  дядю  Руслана.  И  понимал,  что   коммерческий   директор
маленького  химического  комбината,  производящего  лакокрасочные   изделия,
сможет набрать от силы одну двадцатую суммы выкупа. Даже если  продаст  свои
маленькую квартиру, "Жигули" пятой модели и  все  имущество.  Магомед  прямо
сказал об этом играющему в "старшего вайнаха" Резвану Гарееву,  присовокупив
от себя лично, что с этого момента все Гареевы стали его кровниками.
   Резван сплюнул и приказал своим  подручным  слегка  поколотить  Магомеда,
дабы ингуш меньше открывал рот, когда с ним разговаривает "уважаемый" в ауле
человек.  Трое  молодых  чеченцев  лениво  попинали  связанного  Цароева   и
зашвырнули юношу обратно в подвал.
   - Ты лучше слушай, о чем они базарят,  -  Рафик  положил  руку  на  плечо
понурившегося  Магомеда.  -  Ты  один  их  язык  понимаешь.  Может,  что   и
придумаем...
   Митя Чубаров согласно кивнул. О побеге мечтали все заложники. Правда,  за
исключением Жоры с Яковом. Им бежать было некуда. Жизнь  в  чеченском  плену
мало отличалась от той, что они вели на бескрайних российских просторах.  Те
же избиения со стороны стражей порядка, та же скудная  еда,  та  же  тяжелая
работа,  если  удавалось  на  несколько  дней  пристроиться   подручными   к
какому-нибудь мелкому бизнесмену,  те  же  опасения  за  собственную  жизнь.
Единственной вещью, которой они  были  лишены,  был  алкоголь.  Их  нынешние
хозяева запрещали рабам выпивать, хотя  сами  себя  не  ограничивали,  вводя
нормы шариата исключительно  для  заложников  и  наслаждаясь  неограниченной
властью над пленными.
   Магомед тряхнул головой и попытался сбросить  руку  Варданяна  со  своего
плеча.
   - Цепляться  друг  с  другом  -  последнее  дело,  -  сказал  Ираклий.  -
Поодиночке нас раздавят.
   - А так? Что так? - разозлился Цароев.
   - А так у нас есть хоть какой-то шанс, - Чубаров поднял кусок  лепешки  и
протянул ингушу. - Бери и ешь.
   - Не буду...
   - Будешь, - Туманишвили строго посмотрел на Жору с Яковом. - Хорош жрать.
Другим-то оставьте.
   Экс-бомжи тут же прекратили чавкать и втянули головы в плечи.
   - Ребята дело говорят, - отец Владимир пододвинулся поближе к чану. -  Не
будешь кушать, Мага, не сможешь работать. Тогда всем хуже будет. Ты же  этих
скотов знаешь, прости Господи...
   За  нежелание  одного  из  заложников  трудиться  на  благо  "независимой
Ичкерии" наказывали всех остальных - выстраивали рядком во дворе и  избивали
прикладами  автоматов.  Причем  в  экзекуции  принимали  участие  не  только
взрослые боевики, но и чумазые  подростки  десяти-двенадцати  лет  от  роду.
Воспитание вседозволенности у новой чеченской молодежи начиналось  с  младых
ногтей. Подростки не умели ни читать, ни писать, ни даже считать  до  сотни,
зато очень хорошо усвоили, что с рабом можно делать все что  угодно.  Вплоть
до пули в живот, если так захочется. И национальность раба не имела никакого
значения. Отец Владимир и иеромонах Михаил за год, что они провели в  плену,
несколько раз переезжали из одного аула в другой  и  насмотрелись  на  самых
разных заложников. Среди них, помимо русских, были и ингуши, и сами чеченцы,
и евреи, и даже французский фотодокументалист. Со всеми обращались  примерно
одинаково. Иностранцев только меньше били, стараясь не  слишком  портить  их
товарный вид.
   - Мы совсем без витаминов сидим, - Туманишвили перевел разговор на другую
тему и достал из-за пазухи пучок перьев чеснока. - Каждому по три.
   - Где взял? - поинтересовался Чубаров, запихивая в рот пахучую траву.
   - Нарвал у того старого хрена в огороде, что тарай строит...
   - Осторожнее будь, - отец Владимир  взял  свою  порцию.  -  Не  дай  Бог,
заметят.
   - Я не с самой грядки брал. Там в углу двора за кустами растет. Наверное,
выбросили негодные головки, вот они и проросли.
   - Зимой вообще вилы будут, - прошамкал Яков. - Я за два сезона  все  зубы
Потерял.
   - Я до зимы здесь сидеть не намерен, - буркнул Магомед.
   - Если не намерен, тогда ешь, - наставительно сказал Чубаров. - И ушки на
макушке держи. Не могут они постоянно  осторожность  соблюдать.  Обязательно
рано или поздно проколются...
   - Да при мне эти уроды мало  что  говорят,  -  Цароев  зачерпнул  рис.  -
Понятно же, что я по-чеченски понимаю.
   - Не обязательно, - пожал плечами Туманишвили. - Они тебя проверяли?
   - Как это?
   - Ну, к тебе лично по-чеченски обращались?
   - Нет, только по-русски...
   - Вот видишь. Сделай вид, что не понимаешь.
   - Попробую...
   Ираклий переглянулся с Чубаровым и отцом Владимиром. Молодого ингуша надо
было чем-нибудь занять, отвлечь от постоянно накатывающей ярости.
   - Это крайне важно, - подтвердил отец Владимир. - Сейчас  каждая  крупица
информации может помочь.
   - Должны же они куда-то ездить, - Митя отправил  в  рот  порцию  риса.  -
Смотришь, и охраны поменьше станет...
   Магомет задумался и начал есть. Ираклий неслышно вздохнул.

***

   Головная группа услышала рев двигателей самолета за  полминуты  до  того,
как Су-24МР
вывернул из-за зубчатой  гряды  и  на  бреющем  полете  пронесся  над  узкой
ложбиной, идущей вдоль извилистого хребта.
   Казаки мгновенно распластались на  земле,  набросив  на  головы  мохнатые
капюшоны маскхалатов.
   Разведчик прошел на высоте около трехсот метров, беспрерывно  разбрасывая
тепловые ловушки, резко свернул влево, встал на  крыло  и  исчез  за  горбом
огромной горы.
   - Вот именно об этом я и бухтел на последнем инструктаже, - тихо произнес
Рокотов, оглядываясь назад, где в рощице  акаций  замерли  вторая  и  третья
группы. - Если б мы использовали радиосвязь, то через три минуту тут были бы
штурмовики...
   - Согласен, - Никита медленно встал на одно колено.
   - Лежи! - резко приказал Влад. Филонов недоуменно пожал плечами:
   - Так улетел же...
   - Не говори гоп, - биолог осторожно вытянул ногу. - Это  тебе  не  олень,
который пробежал и вс„. Воздушная разведка иногда повторяет заходы...  Лежим
тихо сорок минут. Если у них будет несовпадение по  сканированию  местности,
то этот квадрат превентивно накроют ракетами.
   - Черт... - бывший браконьер улегся обратно на камни.
   - А ты думал! Современная техника... Сечет цели до полуметра в диаметре.
   - Чо ж тогда про развал армии базлают? - грустно  осведомился  Никита.  -
Мол, нет у нас ни фига...
   - На войну средства  всегда  найдутся,  -  проворчал  Рокотов.  -  Это  в
экономике думать надо, а кого замочить - тут мы  первые.  И  генералы  денег
украдут, и народ доволен, шоу по телику смотрит... Заодно ненужные мысли  из
головы выбиваются. Когда где-то воюют, не до осмысления действий премьера  с
президентом. Потому-то эта война нескоро остановится.
   - А лодку поднять не можем...
   - Не можем. Вернее, не хотим.
   - С-сволочи, - Филонов одним словом выразил извечное  отношение  русского
человека к власти.
   - Каких выбрали, - примирительно сказал Владислав. - Никто нас за руку не
хватал, вместо 'нас никто бюллетени не заполнял.
   - Выбора-то не было, -  Никита  раздраженно  сплюнул  в  пыль.  -  Не  за
сумасшедших же Яблонского с Зюгновичем голосовать.
   - Вольфыч еще был, - напомнил педантичный Рокотов.
   - Ага! Ты еще Джабраилова вспомни. Или этого, кемеровского губера...
   Изредка случающиеся  на  войне  передышки  почему-то  обычно  приводят  к
обобщенным философским беседам на политические темы.
   -  Надо  было  против  всех.  Вот  бы  покрутились,  если  б  народ   так
отреагировал на выборы президента, - усмехнулся Влад.
   - А-а! - Филонов  скривился.  -  Все  равно  бы  было  больше  пятидесяти
процентов.
   - Не уверен...
   - Ты просто по Питеру ориентируешься. А у нас, да и почти повсюду,  народ
голосует не по уму... Хотят, придурки, чтоб как при социализме было. С голой
жопой, но чтоб у соседа  -  то  же  самое.  Равная  нищета.  Я,  вон,  вроде
небольшие бабки имел, когда зверя бил... И то  оглядывался,  чтоб  сарай  не
спалили из зависти. У нас же как - если выделился  чем-то,  значит,  слишком
умный. И обратно, за ноги в это болото. Чтоб у соседа-алкаша хата пустая и у
тебя тоже.
   - В  Питере  аналогично,  -  зевнул  Рокотов.  -  У  меня  приятель  был,
коммерсантом  заделался,  еще  в  самом  начале   перестройки.   Причем   не
барыга-перекупщик, а производитель. Пекарню свою открыл, развернулся...  Ну,
и купил себе "девятку". Цвет  "мокрый  асфальт",  стекла  тонированные,  все
чики-чики... У дома  решил  держать,  соседи  свои,  если  что  -  угонщиков
отпугнут. Но не тут то было! На следующий день  выходит  -  бокового  стекла
нет.  Стекло  новое  поставил,  бабке  с  первого  этажа  денег  дал,   чтоб
караулила... На второй день - нет заднего стекла и кто-то гвоздем  по  борту
царапнул. А бабка орет, что никого не видела. Ладно,  загнал  во  внутренний
двор, запер ворота... Вечером грохот. Выглядывает в окно - прям  в  лобовухе
унитаз торчит. И  ведь  не  лень  кому-то  было  на  крышу  лезть  и  оттуда
сантехникой швыряться!  Мораль  понятна  -  не  выделяйся,  иначе  ближайшие
друзья-приятели  и  сожрут...  Теперь  тот  парень  отдельный  коттедж  себе
построил, за машины свои не переживает. А соседи, что унитазами  кидались  и
стекла ему били, так в том доме и кукуют. Вс„ деньги на косметический ремонт
подъезда в местной администрации выколотить пытаются. А не гадили бы - давно
б по чистенькой лестнице ходили бы, дверь на кодовом замке имели бы.  Мораль
вторая - минутное удовлетворение от сделанной пакости  обычно  оборачивается
потерями в будущем...
   - Это точно, - согласился Никита, как-то раз бросивший килограмм  дрожжей
в выгребную яму соседу, "случайно" своротившему своим трактором распорки, на
которых  сохли  добытые  браконьером  шкурки,  и  так  же  "непреднамеренно"
проехавшему по нежному меху грубыми колесами чадящего "Белоруся".
   Воспоминание о свершившемся  возмездии  и  криках  смываемого  фекальными
массами тракториста, наутро распахнувшего дверь в свой "скворечник", согрело
душу экс-браконьера, и он широко улыбнулся.

***

   Пресс-секретарь Главкома ВМФ капитан второго ранга Игорь  Дрыгало  сбежал
по ступеням  центральной  лестницы,  покрытым  роскошной  ковровой  дорожкой
бордового  цвета  по  пятьдесят  долларов  за  метр,  на  несколько   секунд
задержался у огромного зеркала, стоящего аккурат напротив  стойки  дежурного
мичмана, огладил китель и придай своему лицу выражение усталой задумчивости.
У ворот штаба его ждал корреспондент НТВ.
   Ежедневное участие Игоря Дрыгало в выпусках информационных  программ  уже
стало  ритуалом.  Четвертый  день  вся  страна/затаив  дыхание,  следила  за
развернутой на Северном флоте спасательной операцией и ловила  каждое  слово
пресс-секретаря Главкома ВМФ.
   Первые два дня Дрыгало купался в лучах неожиданной славы.
   На  третий,  когда  журналисты  принялись  задавать  неудобные   вопросы,
удовольствие  от  непрекращающихся  интервью   сменилось   раздражением   на
собственное начальство, фактически выставившее кап-два щитом между  собой  и
обществом. К тому же  ситуация  вокруг  утонувшего  "Мценска"  не  менялась.
Спасательные снаряды  бестолково  тыкались  в  корпус,  маневрировали  возле
рассеченной  ударом  форштевня  комингс-площадки  аварийного  люка,   но   к
переходной камере в девятом отсеке субмарины так и не присасывались.
   Дрыгало обратился к адмиралу флота Самохвалову с просьбой  о  прекращении
своего участия в информационных выпусках, на что получил резкую  отповедь  и
приказ во что бы то ни стало продолжать успокаивать телезрителей. Как именно
следовало успокаивать, ему не объяснили.
   Мол, сам разобраться должен, на то он и пресс-секретарь.
   Правда, дали карт-бланш на  любое  вранье,  которое  хоть  как-то  сможет
сгладить Начинающуюся истерику в обществе.
   Из разговора с Самохваловым капитан второго ранга сделал для себя  вывод,
что реальная обстановка вокруг "Мценска" резко  отличается  от  сообщений  с
пометкой  "для  служебного  пользования",  распространяемых  среди  офицеров
штаба.  Он  не  знал  истинных  причин  аварии  атомного   ракетоносца,   но
подозревал, что выдвинутая официальная версия о столкновении лодки  с  миной
времен Второй мировой войны так же далека от  правды,  как  таран  субмарины
летающей тарелкой с Альфы Центавра, ведомой пьяным инопланетным пилотом.
   Дрыгало достал расческу, провел  ею  по  жиденьким  волосикам  и  немного
склонил голову вбок, проверяя, достаточно ли печальный у него внешний вид.
   Идти  к  воротам,   где   приплясывали   от   нетерпения   интервьюер   с
телеоператором, не хотелось. Вместо этого кап-два с удовольствием бы полежал
на диване в комнате отдыха. Но надо.
   Пресс-секретарская должность была синекурой ровно до той  поры,  пока  на
флоте не происходило нечто экстраординарного.  Тогда  у  Дрыгало  начиналась
горячая пора. Так уже было, когда матросик на  все  том  же  Северном  флоте
захватил в заложники десяток своих сослуживцев и заперся с ними на командном
посту стоящей у пирса атомной субмарины. Дрыгало не спал двое суток, чуть не
получил выговор от министра обороны за несвоевременный доклад по команде, но
сумел смикшировать инцидент и так  убедительно  врать  журналистам,  что  те
потеряли всяческий интерес к происшедшему буквально на следующий день  после
того, как доморощенного террориста  выкурили  с  лодки  слезоточивым  газом.
Причина захвата заложников так и осталась за кадром.
   А она была зело интересной.
   Фактически матросик спасал собственную шкуру.  Как-то  раз,  заступив  на
пост по охране склада электронного оборудования для ракетных комплексов,  он
стал свидетелем того, как  командир  дивизии  подводных  лодок  совместно  с
начальником технической службы. вынесли с территории несколько десятков схем
из  блоков  наведения  комплекса  "Гранит".  Каждая  схема  содержала  около
шестидесяти  граммов  золота,  за   которое   обосновавшиеся   в   Мурманске
скупщики-армяне платили полсотни рублей за грамм. Три  тысячи  за  схему.  В
условиях Севера и при зарплате старшего офицера  чуть  более  четырех  тысяч
такая прибавка была существенной.
   Матросик сглупил и  доложил  особисту,  который,  как  позже  выяснилось,
состоял в сговоре с золотопогонным ворьем.
   Слишком бдительного часового решили примерн