н "не  лишен  способностей,
упорный". Как это выражалось в его повседневной работе?
   - Э-э, видите ли, у него бывали срывы, неудачи. Не сложились  отношения
с коллективом, с руководством, - Богданов метнул на следователя испытующий
взгляд, - со мной, в частности... Поэтому боюсь быть необъективным...
   - А вы не бойтесь.
   - Ну что ж. У него есть определенные способности. Не такие большие, как
ему хотелось  бы.  И...  многие  сотрудники  считают  его,  мягко  говоря,
недостаточно одаренным...
   - "Недостаточно" - для чего?
   - Для научной деятельности. Пожалуй, ему было бы лучше  потрудиться  на
производстве. Он более пригоден для выполнения стереотипных операций.  Нет
широты мышления, недостает воображения - всего того, что принято  называть
"творческой жилкой". Отсюда и срывы, в частности с  диссертацией.  Он  уже
однажды защищался и...
   Профессор нервно почесал лоб.
   - И...
   - ...провалился. Оппоненты отмечали примитивность методики,  неглубокую
разработку, даже недостаточность экспериментальных данных. Иван Степанович
посчитал критику несправедливой, обозлился, конечно.  Но  не  отступил,  а
принялся готовиться к защите вторично, хотя критика почти не оставила  ему
надежды на успех. Потому и говорю - упорный он.
   - Не знаете, он навещает прежнюю семью?
   - Редко. Бывшая его жена у  нас  работает,  в  другом  отделе.  Желаете
поговорить с ней?
   - Потом. А друзья у него были?
   - Близких друзей, кажется, нет. Кидько -  человек  замкнутый.  Впрочем,
был один... не то, чтобы близкий... Скорее, не Друг, а покровитель. Но и с
ним Иван Степанович поссорился.
   - Из-за чего?
   - Ему показалось, что я  его  недостаточно  поддерживал  на  защите.  И
вообще он некоммуникабелен, неуживчив, а главное - обижен на весь мир.
   - Как вы полагаете, в его обиде есть доля справедливости?
   - Пожалуй. Ведь у нас его многие считали  просто  бездарностью.  А  это
неправда. Как я уже упоминал, у него есть определенные  способности.  Вот,
например,  в  технике  он  разбирается,  неплохой  экспериментатор,   если
работает под чьим-то руководством. Но  его  беда  в  том,  что  он  сильно
завышает свои возможности. Докатился  до  того,  что  себя  решил  считать
нормой, а тех, кто способнее его, - ненормальными. Как-то по  секрету  мне
"открыл", что талант - это вроде болезни.  Собрал  коллекцию  сведений  об
опухолях головного мозга, которые якобы способствовали  появлению  гениев.
Хуже  всего  то,  что  он  подгоняет  разрозненные  факты,  чтобы   научно
обосновать эти свои выводы, и обобщает их. Доказывает, что у  такого-то  -
имярек - опухоль в  левом  полушарии  давила  на  подкорку,  заставляя  ее
работать интенсивнее, стимулируя воображение; а у  другого  активизировала
ассоциативную память...
   - Фальсификация?
   - Не так просто. Видите ли, совпадения  всегда  найдутся.  А  некоторые
безответственные  ученые,  особенно  если  они  нетерпеливы  и   неопытны,
подхватывают "сенсации", удивляют ими слушателей и слушательниц...
   Они  разговаривали   еще   долго.   На   прощание   профессор   подарил
Трофиновскому свою книгу о мозге как управляющей системе  и  дал  почитать
еще несколько книг из личной библиотеки...



   23

   К  допросу  Трофиновский  готовился  долго  и  тщательно,  основательно
проштудировал книги, взятые у профессора Богданова, изучил  подготовленное
специалистами описание аппарата Ивана Кидько. Ученые единодушно  пришли  к
выводу, что  аппарат  НК-1  является  изобретением  и  может  представлять
интерес в биологии и медицине. У Трофиновского  возникла  одна  навязчивая
мысль-вопрос и не давала  ему  покоя.  В  следственном  заключении  он  ее
отражать не собирался, а прояснить ее полностью мог лишь один человек, вот
только вряд ли он  согласится  это  сделать.  Невысказанная  мысль  мучила
Трофиновского все дни, пока он готовился к допросу, доводила до неприятных
сновидений. Павел Ефимович вставал с головной болью и задавал собеседникам
- а в эти дни он разговаривал и с криминалистами, и  с  психиатрами,  и  с
биофизиками - такие вопросы, на которые они однозначно не могли ответить.
   - Выходит, недооценили вы Кидько? - спросил Трофиновский  у  Богданова,
когда они увиделись снова.
   -  Выходит,  -  согласился  профессор.  -  Но  если  бы   он,   защищая
диссертацию, представил комиссии аппарат или хотя бы  его  схему,  к  нему
отнеслись бы иначе.  Хотя,  надо  сказать,  аппарат  этот  не  его  личное
изобретение.  Иван  Степанович  только  соединил  узлы,  разработанные   в
различных отделах нашего  института.  Правда,  сделал  он  это  технически
грамотно.
   - А может,  талантливо?  -  спросил  следователь,  заглядывая  в  глаза
профессору.
   - Можно сказать и так, - нехотя согласился Богданов.
   Трофиновский  вернулся  от   профессора   обуреваемый   противоречивыми
чувствами. Попросил привести Кидько. Он отметил, что  Иван  Степанович  за
эти несколько  дней  заметно  похудел,  выглядит  еще  более  замкнутым  и
озлобленным.
   - Долго еще меня будут держать здесь? - резко спросил Кидько.
   - Здесь - нет, - ответил Трофиновский.
   - На что это вы намекаете?
   - Вас будут судить.
   - За что?
   Трофиновский принялся довольно миролюбиво объяснять:
   - У вас не было соответствующего разрешения для испытания  аппарата  на
людях.
   Кидько прервал его:
   - Мой аппарат когда-нибудь будет признан величайшим изобретением. Чтобы
вы поняли, на что замахнулись, я так и быть, постараюсь в популярной форме
объяснить  вам  принцип  его  работы.  Вы  должны   уяснить,   что   любые
патологические процессы в организме сопровождаются изменением  биотоков  и
биополей. На биофизическом языке возвращение  биотоков  к  норме  означает
излечение больного. А ведь есть люди с ненормальными  сдвигами  в  области
психики или нервных реакций. Эти сдвиги  могут  быть  вызваны  врожденными
пороками нервной системы, опухолями, нарушениями деятельности  эндокринных
желез. Понимаете? Усвоили? А мой аппарат способен восстанавливать...
   - ...норму биотоков и таким образом нормализовать работу  организма,  -
закончил вместо него Трофиновский.
   -  Наконец-то  поняли.  Молодец!  -  похвалил  Кидько.  В  его   голосе
пробивалась плохо скрываемая ирония. - Значит, я могу быть свободен, в том
числе и от двусмысленных вопросов и намеков?
   - Увы, нет, - вздохнул  Трофиновский.  -  Вы  не  ответили  на  главный
вопрос. А есть и другие, и тоже не менее важные. Например, что  именно  вы
принимаете за норму? Как ее устанавливаете?
   - Норма устанавливается по большинству людей, - подняв руку с вытянутым
пальцем, торжественно произнес Кидько.
   - Каких людей?
   - Обыкновенных, среднего уровня, так сказать, усредненных, - с  вызовом
ответил Кидько.  -  Это  они,  в  конце  концов,  создают  все  на  свете,
материальную культуру человечества. И потом,  как  мною  установлено,  так
называемые  гении  или  таланты  -  это  просто  люди  с   патологическими
отклонениями. Аппарат способен исцелить их...
   - От таланта, понятно. Но что такое норма для  человека  -  Моцарт  или
Сальери? Вот что является вопросом вопросов. И кто вам дал такие  права  -
самостоятельно избавлять  человека  от  состояния,  которым  наделила  его
природа?
   В  глазах  Ивана  Степановича  блеснуло   удивление,   и   Трофиновский
почувствовал, что сейчас Кидько думает о нем. Если вы философ, то тем хуже
для вас. Я заставлю вас задуматься над такими вопросами, которые раньше не
приходили вам в голову. Я вовлеку вас в лабиринт, откуда вы не  выберетесь
без моей помощи.
   Глядя куда-то мимо следователя, Кидько медленно проговорил:
   - Если уж упоминаете о вопросе вопросов... Были, например,  демократии,
допускающие потрясающее неравенство сограждан.  Они  действительно  давали
возможность личности раскрыться в полной мере и принести наивысшую  пользу
обществу. Око накапливало огромные материальные блага и  распределяло  их,
используя налоги и субсидии. Кое-что перепадало  даже  обиженным  природой
слабачкам. Но были ли такие системы устойчивы? Нет, нет и еще раз нет! Ибо
общество складывается  из  отдельных  человеков,  сограждан.  А  человеку,
гражданину важно не просто иметь какой-то, пусть даже  удовлетворительный,
прожиточный минимум. Гораздо важнее - точка отсчета. Она же для каждого  в
формуле: "Я не хуже других". Итак, человек может согласиться жить хуже, но
чтобы его сосед,  его  согражданин  не  жил  лучше  его.  Так  человеку  и
спокойнее, и уютнее. И потому-то гораздо устойчивее демократий оказывались
диктатуры, и такие именно диктатуры, где четким эталоном нормы признавался
диктатор - личность, как правило, совсем не гениальная, а  посредственная,
близкая и понятная любому члену общества.  На  таких  принципах  строились
целые империи и существовали столетия, слышите, столетия! Именно  в  таких
системах нуждается сейчас наш  раздираемый  противоречиями  мир!  -  И  он
излюбленным отрепетированным жестом поднял указательный палец.
   Трофиновский спокойно  выслушал  подследственного  и  так  же  спокойно
спросил:
   - Тогда почему же рушились и распадались эти  "устойчивые"  империи?  И
почему вы  прячетесь  за  общие  рассуждения,  когда  речь  идет  о  ваших
конкретных поступках, или, как вы выражаетесь, одеяниях"?
   Иван Степанович как-то сжался, замкнулся, сказал угрюмо:
   - Как бы там ни было, не будут же меня  судить  за  лечение  несчастных
больных...
   - Именно из-за вашего лечения стал несчастным на всю жизнь артист цирка
Марчук, получили травмы балерина и спортсмен. А художник Степура, как  вам
известно, покончил самоубийством. И оно тоже на  вашей  совести.  А  перед
законом все равны, не так ли?
   Лицо задержанного менялось на глазах. Да,  ему  было  плохо,  но  Павлу
Ефимовичу надо задать еще один вопрос, который свербил в  его  мозгу,  как
заноза. Перед ним сидел человек, который мог бы ответить на  этот  вопрос.
Но захочет ли Кидько отвечать  на  него?  И  Трофиновский  снова  и  снова
спрашивал себя: "Почему же, имея этот аппарат, Кидько  не  захотел  с  его
помощью усилить работу своего мозга и подняться до таланта или даже гения,
а решил всех опустить и подогнать под свой уровень?  Объяснить  это  одной
завистью было бы слишком просто..."
   Он наткнулся на взгляд подследственного и удивился.  В  нем  теперь  не
было ни злости,  ни  вызова,  -  напротив,  нечто  похожее  на  жалость  и
сострадание прочитал он во взгляде Ивана Степановича.
   "Это не он, не они противостоят мне, -  думал  Кидько.  -  Это  Госпожа
Природа  оберегает  истоки  несправедливости,  так  необходимые   ей   для
продолжения своих  бесчеловечных  экспериментов.  Но  не  слишком  ли  они
затянулись? Неужели еще не до конца проявлены все варианты  отклонения  от
нормы? Есть ли смысл продолжать?"
   И он отвечал себе: "Нет. Пусть не я, - но придет другой, третий, станет
вождем обиженных, обделенных, чтобы совершить  величайшее  деяние  во  имя
Окончательного Торжества Справедливости. И ты, сидящий передо мной  бедный
баловень, неужели не слышишь шагов Великого Уравнителя?"



   Игорь Росоховатский.
   Прописные истины

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Понять другого". Киев, "Радянськый пысьмэннык", 1991.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 1 December 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Высокий человек, чуть сгибающийся под тяжестью собственных плеч,  вышел
из ракетоплана  на  аэродроме  Центральной  библиотеки.  Видно,  жизнь  не
стелилась для него ковровой дорожкой. Запавшие щеки, резкие морщины. Глаза
сидели так глубоко, что невозможно было уловить их выражение.
   Через  несколько  минут  автобус   местной   линии   доставил   его   к
административному зданию. Он  вошел  в  кабинет  управляющего.  Навстречу,
радушно улыбаясь, встал из-за пульта розовощекий человек.
   Вошедший не ответил на улыбку. Он  не  сел  в  предложенное  кресло,  и
управляющему тоже пришлось стоять, опершись рукой о стол.
   - Мне нужна книга, - сказал гость.
   - Хорошо, - с готовностью отозвался управляющий. - Не желаете  ли  пока
выпить нашего знаменитого "ВБ"? Такого напитка не найдете больше нигде.
   - Мне  нужна  книга,  -  повторил  гость,  и  в  его  голосе  зазвучали
металлические нотки.
   -  Прекрасно!  -  воскликнул  управляющий,  и  на  его   полных   щеках
образовались ямочки. - Как ее название, имя автора или индекс?
   Он переминался с ноги на ногу, отчего-то клонясь на правую сторону. Ему
очень хотелось сесть.
   - Не знаю, - устало сказал вошедший. - Такая книга лишь одна. Ее нельзя
спутать ни с какой другой...
   На лице управляющего поочередно  появились  выражения  растерянности  и
сочувствия. Он хотел успокоить собеседника и не знал, как это  сделать.  А
тот продолжал:
   - Эта книга учит, как поступать, чтобы стать счастливым...
   Розовощекий  управляющий  недоверчиво  улыбнулся  и  поспешил   согнать
улыбку, боясь, что собеседник ее заметит.  Но  тот  не  смотрел  на  него.
Управляющий минуту колебался, затем  решительно  нажал  несколько  кнопок,
передал команды по селектору - и через  отверстие  транспортера  поступили
первые катушки пленки. Он взял одну из них, прочел название:
   - "Устав Земли".
   В его голосе звучало сомнение.
   Лицо  гостя  оставалось  невозмутимым.  Искоса  поглядывая   на   него,
управляющий брал поочередно другие пленки.
   - В нашей библиотеке вы найдете все, что когда-либо издавалось на Земле
и спутниках. Вот книга о духовном преобразовании, вот - изложение учения о
восьмидесяти миллиардах нюансов...
   Постепенно, перечислив сотни названий,  управляющий  пришел  в  уныние.
Румянец на его щеках поблек.
   - Послушайте, - почти умоляюще сказал он.  -  Может  быть,  вы  все  же
вспомните какие-нибудь приметы?..
   Посетитель молчал. Как видно, он не мог помочь управляющему,  а  пустых
слов не любил.
   - Но ведь все  книги  в  какой-то  мере  учат  быть  счастливыми.  Даже
научные. Не познав окружающего, нельзя познать себя. У нас  есть  новейшая
книга о структуре вакуума; о том, как из  песка,  смол  и  воды  создавать
живые клетки; о том, как победить любую болезнь; как разложить  сложнейшую
мысль на простейшие составляющие и понять, что ее породило... - Его  голос
стал почти заискивающим.
   - Я биофизик Павел Кулешов, -  вместо  ответа  наконец-то  представился
посетитель, и при этом имени управляющий почувствовал,  как  торжественный
холодок прошел по спине. Он знал, что человек,  создавший  преобразователь
биоритмов, уже давно прочел все эти книги.
   - Да, я их прочел, - сказал Павел. -  Всегда  старался  самые  трудные,
самые сложные истины понять.  Научился  менять  структуры  организмов.  Из
неживого создавал живое. Кажется, неплохо делал это, проникнув  в  "святая
святых" клетки. Но счастливым  не  стал.  От  меня  ушла  любимая.  Друзья
отвернулись, утверждая: я жесток был с ними. Натворил  столько  глупостей,
словно вся жизнь - из сплошных ошибок.  Как  жить  человеку?  Однажды  мне
сказали, что есть такая древняя книга. Может быть, просто пошутили...
   Он обреченно опустил голову", так что стал виден  весь  безукоризненный
пробор, и пошел к двери. Управляющий, прихрамывая,  бросился  наперерез  и
преградил ему дорогу.
   - Вы сказали "древняя"! - обрадованно заговорил он.  -  Значит,  нам  с
вами нужно попасть в отдел древних книг... Пошли!
   - Но, возможно, меня кто-нибудь другой проводит, -  сказал  Кулешов,  с
тоской думая: "Ему трудно ходить, замучился со мной".
   Управляющий на этот раз ничего не ответил.
   Они шли  мимо  стендов,  и  время  от  времени  биофизик  Кулешов  брал
какую-нибудь старинную книгу в пластмассовом  футляре,  листал  ее.  Затем
ставил на место. Иногда ронял красноречивый вздох.
   - А вот книга об учениях йогов, - проговорил управляющий, но Павел даже
не посмотрел в ту сторону.
   "Сейчас он молча повернется  к  двери  и  уйдет  таким  же  одиноким  и
несчастным, каким пришел", - подумал управляющий,  лихорадочно  соображая,
как задержать гостя. Нарочито бодрым голосом воскликнул:
   - Знаю, где находится книга. Совсем позабыл об  одном  отделе.  А  она,
вероятно, там.
   Биофизик покорно пошел за ним по длинному коридору.
   "А  дальше  что  делать?  -  Щеки  управляющего  зарделись  нездоровыми
морковными пятнами. - Сейчас обман обнаружится, и он уйдет".
   - Я, конечно, слышал о вас, - сказал он, чтобы только не молчать. - Мой
сын и его друг мечтают стать биофизиками, но боятся, что учиться  придется
слишком долго и много...
   Он попытался  улыбнуться.  Месяц  назад,  когда  загорелся  самолет,  в
котором управляющий вез редкие  рукописи,  он  улыбался,  чтобы  успокоить
других пассажиров, а сейчас не мог.
   - Учиться  -  значит  трудно  жить...  -  рассеянно  пробормотал  Павел
Кулешов, отвечая своим мыслям. - Не иметь времени для свиданий,  познавать
все более сложные предметы, явления и забыть, как собирают в парке осенние
листья, как пахнет земля после дождя.
   - Что вы сказали? - остановился управляющий, растерянно глядя на Павла.
- Познавать сложное и забыть простое? А не в этом  ли  все  дело?  Сколько
таких ошибок в истории  человечества!  Иногда  они  становились  главными,
роковыми...
   Догадка разгоралась в мозгу, вытеснив иные мысли.  И  он  усилием  воли
призвал ей на помощь весь свой опыт.
   Биофизик вздохнул и спросил:
   - Скоро придем?
   - Сейчас! Сейчас! - ответил управляющий, ускоряя шаги.
   Они взошли на эскалатор, и на следующем этаже  управляющий  поманил  за
собой  Павла.  Его  движения  стали  лихорадочно  быстрыми.  В   ближайшей
комнате-хранилище он взял с одной полки старинную  книгу,  а  с  другой  -
катушку пленки и протянул их гостю.
   Павел раскрыл книгу, перевернул один лист, второй... Они шелестели так,
как умеет шелестеть старая бумага  или  рыжие  кленовые  листья,  хранящие
солнце.
   - О господи, и в самом деле -  она!  Вот  например...  Я  книги  другие
читал, изучал, а эта... Когда любимая ушла, гнался за ней по всей планете,
из города  в  город,  на  острова.  Преследовал  преданностью,  подвигами,
славой, хотел заставить восхищаться собой, полюбить.  Логика  говорила:  в
конце концов добьешься своего. А здесь -  все  ясно  написано.  Словно  на
скале вырезано... Надеялся  на  себя,  пренебрегал  друзьями.  Думал:  раз
человек разумом богат, то сильному можно и одиноким быть.  Слишком  поздно
понял истину.
   Управляющий помнил наизусть многое из того, что было в этой  книге.  Но
никогда не представлял, что для выдающегося ученого могут приобрести такое
значение прописные истины: "Насильно мил не будешь", "Сам на себя никто не
нарадуется", "Когда пьешь воду, помни об источнике"...
   Ведь только на первый взгляд это просто, а за каждую  истину  заплачено
слезами, кровью, годами жизни тысяч и тысяч людей. Такие прописные  истины
накапливались постепенно в коллективной памяти как всеобщее  достояние,  и
любой новый человек,  только  начинающий  жизнь  и  еще  почти  ничего  не
сделавший, уже мог свободно  воспользоваться  ими,  даже  не  задумываясь,
сколько сил и лет сэкономили ему безымянные авторы. И все же он пользуется
ими не безвозмездно, ибо проверяет  каждую  истину  на  опыте  собственной
жизни и возвратит в общую копилку обогащенными.
   Управляющий осторожно притронулся к руке Павла Кулешова.
   - Это книга народных пословиц... Я подарю вам копию...
   Павел посмотрел на него, заметил сеть морщин у глаз и понял, о  чем  он
думает.
   - Да, это общеизвестные истины. Я просто о них забыл, как забыл еще  об
очень многом... Спасибо вам.
   - И вам спасибо, - поклонился управляющий.
   - А мне за что?
   - Вы подали мысль организовать в нашей библиотеке еще один отдел...



   Игорь Росоховатский.
   Понять другого...

   -----------------------------------------------------------