Игорь Росоховатский.
   Рассказы и повести

Бесполезный эксперимент?..
В подводных пещерах.
Вожак.
Возвращение олимпийца.
Время действовать.
Встреча
Встреча во времени.
Второе испытание.
Главное отличие
Главное отличие.
Дело командора.
Дом
Дорога к вам.
Древний рецепт.
Закон обратимости.
Записки доктора Буркина
И снять скафандр...
Каким ты вернешься?
Командир
Комназпредрас.
Круг
Кто умеет считать больше трех - раб
Мой подчиненный.
Напиток жизни.
Ненужное воспоминание.
Неопровержимые доказательства.
Нерешенное уравнение.
Обезьяны и карлики
Обратная связь
Обратная связь.
Победитель
Понять другого...
Прописные истины
Прописные истины.
Рассеянность Алика Семина.
Самый главный начальник
Сигом и Диктатор
Сосуд
Сражение
Стрелки часов.
Тайна профессора Кондайга
Тор-1
Триумф "каскадеров"
У лесного озера.
Ураган
Утраченное звено
Учитель
Хозяева космоса.
Человек-остров
Я, БМ-115-Х


   Игорь Росоховатский.
   Дело командора.

 Научно-фантастическая повесть


   1
   "Ну что ж, пусть войдет,- подумал Кантов.-  Пусть  входит.  Все  равно...
Только странно это звучит - следователь-защитник. А, все равно..."
   Нет традиционно-пристального взгляда. Нет  многозначительности  в  твердо
сжатых губах. Нет того, нет этого... Нет, нет, нет...
   Следователь-защитник согнулся, иначе  проткнет  головой  потолок.  Высота
комнаты - около четырех метров.
   "Он из этих,- думает Кантов  и  чувствует,  как  просыпается  ярость.-  Я
никогда не требовал по отношению к себе особого такта. Но в этом случае  они
бы могли догадаться..."
   Густой голос, четкое произношение:
   - У вас есть ко мне вопросы?
   - Просьба,- говорит Кантов.- У меня есть просьба.  -  Я  уже  понял.  Вам
назначат другого защитника. Но я мог бы ответить на ваши вопросы.
   - Что успели выяснить в моем деле? Секунда молчания. Но и она  сказала  о
многом.  "Ничего  хорошего,-  думает  Кантов.-  У  этого  существа   реакции
мгновенны. Он бы ответил сразу".
   - Первый случай отмечен двадцать седьмого апреля у человека, с которым за
двенадцать часов до того беседовал ваш штурман...
   Он уловил сомнение Кантова и рассеял его:
   - Установлено точно.
   Кантов вспомнил экраны в мелких пятнышках, голубые капельки, повисшие  на
крестиках делений. Одна камера очищения, другая, третья. Энергетический душ,
ионный, конициновая ванна,  магнитный  фильтр...  А  за  стенами  корабля  -
зеленые травы, пахнущие травой, и  леса,  шумящие  по-лесному...  Но  он  не
выпускал своих ребят, он гнал их из одной камеры в  другую.  А  теперь  этот
говорит... Какого черта?!
   Гневный взгляд Кантова уперся в закрывающуюся дверь, за  которой  исчезал
гигант.
   "Обиделся? Тем лучше. Привык тут решать за людей их дела..."
   Раздражение не давало Кантову расположить факты в цепочки, а затем свести
их  воедино  и  посмотреть,  что  получится.  Он  выключил  кондиционеры   и
очистители, ударом ноги  отшвырнул  кресло,  готовое  услужливо  изогнуться,
чтобы принять  форму  его  тела.  Щелкнул  четыре  раза  подряд  регулятором
видеофона, спроектировал изображение на стену:
   - Вызываю Совет.
   Невозмутимое лицо дежурного.
   "Привычно невозмутимое",- думает Кантов. Как он ни сдерживает  себя,  его
голос звучит резче, чем ему бы хотелось:
   - Прошу Совет назначить мне другого защитника. Человека.
   Как видно, дежурный ожидал услышать именно это и заготовил возражение.
   - Он тоже называется человеком.
   - "Называется"...- невольно повторил Кантов, придавая  слову  ироническое
звучание. Дежурный неожиданно разозлился:
   - Да, человек рождается, а  не  синтезируется  в  лаборатории.  Если  вас
устраивает  такое  принципиальное  различие  -  пожалуйста.-   Он   произнес
"принципиальное" таким же тоном, как Кантов - слово "называется".-  Но  если
вы скажете, что это машина, хотя в ней есть и белковые части, то  я  отвечу,
что она понимает и чувствует гораздо больше нас.  И  еще  одно  немаловажное
обстоятельство - полная объективность...
   "Он не злится,- понял Кантов.- Он изображает злость, считая, что так меня
легче убедить".
   -  Вы  напрасно  обиделись  на  Совет,-  продолжал  дежурный.-   Дело   о
карантинном недосмотре ведут восемь следователей-защитников.  Шесть  из  них
занимается врачами карантинного пункта, один - врачом ракеты и один -  вами.
Причем, по моему мнению, лучшего следователя не найти.
   "Пусть это существо понимает и чувствует, как ты выразился,  больше  нас.
Но разве я летел в космос ради него? Ради него сотни  раз  рисковал  жизнью?
Ради него потерял свое время, а вместе с ним родных, друзей,  современников?
Да, современников - только теперь я по-настоящему понял смысл этого слова. И
ты хочешь, чтобы после всего меня судил он?"
   - Вернемся к моей просьбе.
   На один лишь миг на лице дежурного мелькнула растерянность.
   - Я доложу о вашей просьбе Совету.

   2
   - Меня зовут Павел Петрович.
   Кантов крепко пожал прохладную костлявую руку и  впервые  за  много  дней
почувствовал себя уверенней.
   Новый следователь-защитник сразу же понравился ему. Худой и  длинный  как
жердь, энергичная, подпрыгивающая походка, быстрые резкие движения. Такой уж
если взялся за дело, времени зря терять не станет.
   - Садитесь,- предложил Кантов.
   Он хотел подвинуть кресло, но не успел. Едва подумал  об  этом,  как  оно
само выкатилось из стенной ниши и, расправившись, остановилось перед  Павлом
Петровичем.
   "Провалились бы вы, услужливые вещи!" - мысленно выругался Кантов.
   Иногда в комнате карантинного отеля он чувствовал себя каким-то безруким.
   Павел Петрович бухнулся в кресло, закинув ногу за ногу.
   - Познакомился с  вашим  послужным  списком,-  сказал  он  и  "стрельнул"
взглядом в Кантова.- Убедился, что вы человек опытный.
   Кантов не мог определить, какое  значение  вкладывает  защитник  в  слово
"опытный".
   - Однако факты  неопровержимы.  Ваш  штурман  умер  от  асфиксии-Т  через
полторы недели после того, как вышел из корабля. Спустя двенадцать  часов  у
врача, который его осматривал, появились признаки той же болезни. Именно так
началась эпидемия.
   Он умолк на несколько минут, ожидая,  не  захочет  ли  Кантов  возразить.
Вздохнул, усаживаясь по-иному, пере-менил ногу, и кресло  угодливо  изменило
форму.
   - Ракета пробыла в приемной камере спутника восемь дней. Три лишних дня -
по вашей просьбе. Почему?
   Павел Петрович смотрел куда-то в угол. Может быть, он боялся  увидеть  на
лице Кантова замешательство.
   - Мы решили еще раз пройти цикл очищения,- ответил Кантов.
   - Вас что-то беспокоило?
   - Нет.
   - Значит, это была интуиция?
   - Всего лишь перестраховка.
   - Могло ли случиться, что штурман не окончил цикла?
   - Нет, не думаю...
   "Штурман мог выйти из камеры раньше, чем зажглась контрольная  лампочка,-
подумал Кантов.- Но ведь потом была еще проверка..."
   Павел Петрович вынул из кармана магнитофон, подбросил его пару раз, потом
двумя пальцами помял мочку уха - его руки никак не могли угомониться.
   "Он прошел такой страшный путь в космосе,- думал Павел Петрович.-  И  вот
результат: большинство добытой им информации устарело, а сам он обвиняется в
тягчайшем преступлении. Хотелось бы поверить  в  его  невиновность,  но  как
иначе объяснить начало эпидемии?" Сказал:
   - Сегодня, между прочим, большой футбол...
   - Обязательно посмотрю,- поддержал игру Кантов, улыбнулся: - Давненько не
видел ничего подобного.
   И по этой улыбке защитник понял, каково ему на самом деле.
   "Я вам верю",- хотел сказать Павел Петрович, по не смог солгать. Выскочил
из  кресла,  как  из  кабины,  по  старинному  обычаю  крепко   пожал   руку
подзащитному:
   - Не беспокойтесь. Сделаю все, что смогу.
   Через несколько секунд эскалатор вынес его к подъезду отеля.
   Павел Петрович огляделся по сторонам и вынул карманный видеофон. "Как там
Надя?"-с тревогой думал он.
   У его жены утром появился мокрый клокочущий кашель. Так обычно начиналась
асфиксия-Т. Кончалась она в девяносто восьми случаях из ста - смертью.

   3
   - Здравствуй, отец!
   - Рад тебя видеть, Петр. Что-нибудь случилось?
   - Почему должно было случиться? Быстрый любопытный взгляд исподлобья:
   - Уже научился хитрить?
   Морщины у глаз на сухой коже, как трещины на холсте. Иногда кажется,  что
за тобой следят глаза портрета. Думает: "Ему всего лишь два года,  а  уже...
Впрочем, если учесть все, что записано в памяти, то ему  тысяча  или  десять
тысяч лет..."
   - Отец, я был у командора Кантова...
   Думает: "И все  же  странные  существа  эти  люди.  Вот  у  отца  нет  ни
рентгеновского, ни гаммавидения, ни телепатоусилителей, а он  словно  читает
мое состояние. Иногда кажется, что дело тут не в одном лишь опыте..."
   - Знаю. Он отказался от твоей помощи.
   - Да, отец. Он хочет, чтобы его защищал человек, рожденный природой.
   - Ты обиделся?
   - Нет. Но его дело очень сложно.
   - Ты обиделся?
   - В его деле нужна полная объективность. "Почему он  лжет?"  Раздражение,
накопившееся за несколько дней, искало выход.
   - Ты обиделся?
   "И все же даже отец не может понять... Впрочем, он не  виноват  в  этом".
Вслух:
   - Обидели его, отец. Я чувствую его боль.
   - Но он не хочет, чтобы ты вмешивался в его  дела.  Раздражение  все  еще
росло.
   - Это не только его дело.
   - Что ты хочешь?
   "Неужели он опять избежит прямого ответа?"
   - Отец, разреши мне побывать в очаге  эпидемии.  "Может  быть,  где-то  в
блоках ассоциаций возникли неожиданные контакты? Слишком уж эмоционален".  -
Зачем?
   - Доказательство невиновности командора Кантова надо искать там.
   Петр заметил, как задрожали губы отца, сдерживая слова, о  которых  потом
надо было бы жалеть. "Он очень раздражителен сегодня". Петр  легким  усилием
воли включил органы  гаммавидения.  Он  внимательно  рассматривал  отца,  но
одновременно думал и о Кантове, и о загадочном возбудителе болезни:
   Вот у гипофиза отца появляется фиолетовое мерцание.  Это  ненормально.  А
причина? Воспалена ткань вокруг нервных волокон, ведущих  к  гипофизу.  Надо
исследовать, нет ли других нарушений.

   Командора нельзя винить в том, что  он  отказал  мне.  Он  -  сын  своего
времени. Но если бы я не помог ему, если бы  обиделся,  моя  вина  стала  бы
безмерной. Я ведь могу смотреть со стороны и знаю, как это выглядит...

   Микробиологи сообщили: возбудитель похож на обычного стафилло-кокка, но у
него имеются жгутики. Жгутики - возможность самостоятельно передвигаться.  У
обычных кокков ее нет. Не это ли причина бурного течения болезни?
   - Если не прекратишь вмешиваться в его дела, это превратится  в  унижение
для тебя,- испытующе сказал отец.
   Это ничего не значит для меня. Для них это означает очень  много,  а  для
меня ничего. Не стоит и думать об этом. Гораздо важнее - фиолетовое мерцание
у гипофиза. Когда отец злится, оно вспыхивает ярче...

   Кантову было очень трудно и обидно. И все же  он  держался  здорово.  Как
видно, гордость тоже каким-то образом входит в высшую целесообразность.  Это
интересная мысль. И если она подтвердится, то и мне нужно  выработать  такое
чувство.
   Возможно, какой-нибудь штамм  кокков  мутировал.  Надо  выяснить  близкие
формы. Тогда можно будет определить исходный штамм. Но для этого  мне  лучше
всего самому побывать там.

   Он решился напомнить:
   - Я жду ответа, отец.
   Вспышки гнева не получилось. Человек устало проговорил:
   - Ну что ж...
   Петр подошел ближе к отцу. Странное зрелище они представляли: добродушный
гигант, излучающий силу, и усталый человек с заостренными чертами лица.
   - Отец, ты нездоров.
   - Почему ты так решил?
   - Я вижу. Воспаленная ткань сжимает нервные волокна. У тебя,  верно,  все
время  стоит  гул  в  ушах  и  появ-ляется  беспричинное  раздражение.  Если
разрешить, я сфокусирую пучок энергии и ликвидирую воспаление.
   "Он "видит". Почему я удивился? Разве не сам создал  у  него  возможность
"видеть" это?"
   Отец знал, что его неприятно поразило совсем  иное.  И  чтобы  преодолеть
растущую злость  против  самого  себя,  подумал:  "Конечно,  мое  настроение
зависит и от состояния моего организма. Мое настроение, но не мои поступки".
   Ему хотелось, чтобы это всегда было правдой.

   4
   - Где найти профессора Саукальниса?
   - Там! -  Рука  стремительно  вытянулась,  указывая  направление.  А  сам
человек даже не поднял головы, углубившись в расчеты.
   Но Павел Петрович не уходил. У него болели ноги и шумело в голове.  "Этот
Центр похож на сумасшедший дом,- думал он.- Тысячи больных с одной заботой".
   - Пока не объясните, как разыскать профессора Саукальниса,  не  уйду,-  с
непоколебимой наглостью заявил он.
   Человек озадаченно воззрился на него, с трудом отвлекаясь от своего  дела
и соображая, чего хочет этот нахал. Но вот его глаза слегка  прояснились,  и
он проговорил:
   - Подымитесь на следующий этаж, вторая комната справа.
   Павел Петрович толкнул дверь - она не открывалась. Он позвонил и  услышал
голос автомата:
   - Профессор Саукальнис вылетел в Танганьику, на  биостанцию  номер  семь.
Вернется через два дня. Что передать?
   Павел Петрович мысленно выругался. Миновав эскалатор, он сел в скоростной
лифт. Только оказавшись на улице, передохнул, вызвал по  видеофону  клинику.
Доктор Лусерский не сразу ответил на вызов, и его лицо на экране  улыбнулось
во весь рот.
   - Ей лучше, не беспокойтесь. Очевидно, это не асфиксия-Т.
   - Можно ее повидать?
   - Да, конечно.
   Павел Петрович взялся за желтую ручку диапазонов, и на  экране  видеофона
вместо  улыбающегося  лица  врача  появилось  осунувшееся  с   углубившимися
морщинами женское лицо.
   - Надя! - позвал он.
   Глаза широко раскрылись, потянулись к нему, словно они были руками, а  не
глазами.
   - Ну как ты там?
   - Уже лучше, родной. Мы все тогда  напрасно  перепугались.  Это  была  не
асфиксия-Т. А как твои дела? Приш„л к какому-нибудь выводу?
   Он покачал головой, сказал:
   - Сейчас придется лететь в Танганьику вслед  за  одним  профессором.  Она
поняла:
   - Будь спокоен. Я уже чувствую себя сносно. Смотрела на него,  улыбалась.
Он смотрел на нее и тоже улыбался.
   Они смотрели друг на друга и думали об одном и том же. Но он еще думал  и
о Кантове.
   - До свидания,- сказал Павел Петрович.
   - Счастливого пути,- пожелала она.
   Он задержал вздох, переключил видеофон и только потом вздохнул. Послал на
станцию заказ и стал ждать.
   Через несколько минут его накрыла стремительная тень, закружилась, и  вот
уже круглый, похожий на  батисферу  гравилет  втянул  трубы  и  гостеприимно
раскрыл дверь. Павел  Петрович  опустился  в  кресло,  почувствовал,  как  в
подушки за спиной поступает воздух. Кресло  качнулось,  принимая  положение,
наиболее удобное для пассажира.  Это  значит,  что  анализаторы  уже  успели
послать в вычислительное устройство данные о весе, росте, фигуре  пассажира.
В щитке, закрывающем пульт, появилось окошко, из него, как  грибок,  выросла
трубка диктофона.
   Трубка закачалась перед лицом Павла Петровича и остановилась.
   Следователь подтвердил курс, назвал скорость. Автомат переспросил:
   - Извините, какая скорость?
   - Предельная.
   - Прошу выпить аэдин и пристегнуться дополнительными ремнями.
   От аэдина Павел  Петрович  отказался,  а  дополнительные  ремни  пришлось
пристегнуть.
   Дверь захлопнулась, и тотчас  на  центральном  экране  появилось  светлое
пятно. Оно пульсировало, выпустило луч, метнувшийся на боковой экран.  Павел
Петрович почувствовал, как холодной каменной тяжестью наливается  тело,  как
холод подступает к горлу. "Не в первый и не в последний раз",- подумал он  и
потерял сознание. А когда очнулся, перед  его  глазами  танцевали  желтые  и
красные круги.
   - Заказ выполнен,- сказал  автомат.-  Полет  вы  перенесли  на  восемь  и
двадцать один по шкале  Венцля.  Пожалуйста,  взгляните  на  экран  слева  и
примите таблетки.
   Пластмассовая трубка потянулась к его рту и, как только он  разжал  губы,
угостила его таблетками. Желтые и красные круги исчезли, и  сквозь  открытую
дверь Павел Петрович увидел прямоугольник ландшафта с высоченными травами  и
низкорослыми пальмами. Неподалеку от места посадки возвышался десятиметровый
ствол банана с тяжелыми гроздьями плодов, и не верилось, что это растение не
дерево и даже не кустарник, а всего-навсего  многолетняя  трава.  Небо  было
густым и ленивым.
   "Синий  сверху  и  зеленый  снизу",-  подумал  Павел   Петрович   стихами
Багрицкого и вышел из гравилета. Он убедился,  что  аппарат  точно  выполнил
заказ и  доставил  его  к  самой  биостанции,  расположенной  неподалеку  от
Дар-эс-Салама, на берегу океана.
   Навстречу Павлу Петровичу уже спешил мулат в оранжевом шлеме.
   - Я следователь Совета, мне нужен профессор  Сау-кальнис,-  сказал  Павел
Петрович, и выражение лица мулата изменилось, стало почтительным.
   - Пойдемте, провожу вас.
   Профессора они нашли на берегу океана. Он готовился отплывать на катерке.
   - Не могли бы подождать часок? -  попросил  он  Павла  Петровича.-  Ведь,
чтобы ответить на ваши вопросы, мне придется потратить больше времени.
   - Не могу,- ответил следователь.- Там ждет человек. Каждую  минуту  он  -
обвиняемый.
   Профессор махнул кому-то  рукой,  показывая,  что  придется  подождать  с
выходом в океан.
   - Давайте сядем в тени,- предложил он Павлу Петровичу.
   Несколько минут профессор молчал, что-то обдумывая.
   - Итак, хотите знать, абсолютно ли надежен биологический карантин  ракеты
типа "В-911"?
   Он вызвал по видеофону Главную библиотеку космических сообщений, попросил
показать схемы, задал несколько  вопросов.  Встал  и,  повесив  видеофон  на
груди, спроектировал схемы на песок. Долго стоял неподвижно,  изучая  их,  а
ветер играл его волосами, забрасывая пряди на  лоб,  словно  пытаясь  скрыть
морщины.
   Заметив вопросительный взгляд следователя, профессор успокоил его:
   - Я хорошо помню этот тип конструкции. Но хочу кое-что уточнить. Ведь для
вашего подзащитного, насколько я понимаю, лучше было  бы,  чтобы  я  ответил
"нет". А мне придется ответить "да". Если все условия  карантина  соблюдены,
инфекция не выйдет за вторую обшивку ракеты. В  ее  конструкции  было  много
недостатков, но в этом отношении...
   - Благодарю вас, профессор, до свидания,- сказал Павел Петрович,  вставая
с песка, и, отряхнувшись, пошел к гравилету. Он уже забыл и о профессоре и о
Танганьике. Через несколько минут он был за сотни километров от  Африки.  Но
на своих брюках он увозил песок оттуда.

   5
   Этот человек, геолог и химик,  был  очень  похож  на  Кантова.  Очевидно,
долгие годы полета наложили на них один и  тот  же  отпечаток.  Так  супруги
становятся постепенно похожими друг на друга.
   Спустя минуту после знакомства Павел Петрович  уже  проанализировал,  чем
они похожи. Фигура - слегка согнутые  и  опущенные  вниз  плечи,  бугристые,
непомерно  развитые  мышцы  груди  и  спины.  Оранжевый   загар.   Постоянно
прищуренные глаза, привыкшие быть в напряжении,  оценивающий,  настороженный
взгляд словно спрашивает:
   Что ты такое, что от тебя ожидать?
   А что отличает их друг от друга - геолога и химика Истоцкого от командора
Кантова? Форма носа или рта? Носы у них разные, а рты  одинаковы:  с  крепко
сжатыми, будто окаменевшими губами. У Истоцкого  чуть  темнее  волосы,  чуть
выпуклей лоб. Больше  морщин.  Очевидно,  лицо  подвижнее.  И  подбородок  у
геолога  не  костлявый,  как  у  Кантова,  а  более  полный,  с  разделяющей
впадинкой.
   Но было еще какое-то различие - основное. Павел Петрович это  чувствовал,
а определить не мог. Он уже начал злиться на себя.
   Зажглась лампочка на столе, и запищал сигнал. Истоцкий нажал на  клавишу,
автоматически  открывая  дверь.  Просторная  комната  стала  тесной;  в  ней
появился Петр.
   Истоцкий  удивленно  смотрел  на  него,  го