бом,   который
подтверждал мою догадку...
   Мы очень хорошо усвоили, что сложный мозг - преимущество  в  борьбе  за
существование. Примитивизм - слабость,  ведущая  к  поражению.  Мы  видели
сотни, тысячи примеров этому. Но конечно  же  были  еще  тысячи  примеров,
которых мы не видели. И они могли быть вовсе не такими...
   Верховный  вождь  издал  несколько  восклицаний.   Это   была   команда
собираться в путь.  Ко  мне  подошел  "приближенный"  с  явным  намерением
забросить меня за спину. Я отступил от него и сказал вождю:
   - Пойду сам.
   - Иди, - разрешил верховный.
   Он одобрительно кивнул мне и повернулся к Дону, ожидая, что тот скажет.
А Донат вопросительно смотрел на меня,  ожидая  разъяснении.  И  хоть  мои
предположения еще полностью не  подтвердились,  я  сказал  ему  на  земном
языке:
   - Делай то же самое и будь рядом со мной.
   - Пойду. Сам, - сказал вождю Донат. - Я. Он. Помогать.
   Вождь взмахнул рукой, и низколобые стали выходить из пещеры.  Я  выбрал
здоровенного  дикаря,  высокого  и  широкоплечего,  и  старался  держаться
поближе к нему. Он был для меня как бы маяком. И хоть  рядом  с  ним,  как
только мы вышли из пещеры, появилось несколько  двойников-миражей,  я  мог
кое-как ориентироваться среди трещин. Держась за мое плечо,  шагал  Донат.
Иногда он пытался острить  насчет  двух  слепых,  один  из  которых  ведет
другого, но в его голосе не было привычного веселья.  Трещины  по-прежнему
умножались под нашими ногами, и всякий раз,  когда  надо  было  ступить  в
зияющую бездну, сердце замирало. Достаточно было нескольких  минут  такого
пути - снова головокружение и тошнота. Каждый шаг давался с трудом. А ведь
надо было ни на миг не отставать от "маяка" - иначе  я  бы  вовсе  потерял
ориентировку среди трещин.
   Дикари знали, что мы не отстанем, что мы побоимся отстать.
   Все-таки я попытался сделать то,  что  наметил  в  пещере:  наблюдал  и
считал. То,  что  может  дикарь,  могу  и  я!  Но  пока  не  умею.  Мешает
воображение? Два глаза? Но мы уже тысячу раз пробовали  закрывать  один  -
ничего не менялось, миражи по-прежнему толпились, сбивая с толку.
   Глаза слезились, тошнота выворачивала внутренности.  Но  я  старательно
наблюдал, куда  шагает  "маяк",  как  он  выбирает  путь  среди  трещин  -
настоящих и миражей. Один, два, три... Повернул. Каждая третья  трещина  -
настоящая? Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь...  Повернул.  Каждая
седьмая? Нет, не может быть, тогда бы они считали до семи. Один, два, три,
четыре. Повернул. Что за черт? Где же логика? Один, два, три, четыре -  на
этот раз я досчитал до одиннадцати!
   Не получается. И все же какой-то смысл был в том,  что  самое  выгодное
для дикарей - уметь считать до трех, и не больше.
   Огромная темная трещина легла под ноги "маяку". Он шел по ней спокойно,
раскачиваясь и загребая длинными руками.  Затем  трещина  посветлее.  Тоже
прошел. Еще светлая. Прошел. И еще. А перед четвертой повернул!  А  дальше
целая лестница светлых трещин, и лишь вдалеке - темная. Вот прошел темную,
первую светлую, вторую, третью - перед четвертой повернул!
   О господи! Неужели - вот оно, решение?
   Оказалось, Донат занят подобными же наблюдениями, потому  что  внезапно
он сказал мне почти в самое ухо:
   - Один, два, три. Как в песенке. Один, два, три!
   - Молодец, Дон! - ободренный его словами, я обретал уверенность в себе.
- Один, два, три! Дружище, все, что больше трех, - чепуха!  Три  солнца  -
три тени. И три сотни миражей!
   - Главное - знать, от чего считать!
   - Да здравствуют темные трещины!
   - А все что после трех - пусть проваливается!
   Мы ликовали. Мы словно захмелели. Мы  научились  считать  до  трех!  Не
просто считать, а с пониманием!
   Последняя проверка. Где она, темная трещина! Вот она, легка на  помине.
В самую середину "маяк" ставит ногу, ничуть не усомнившись, что это мираж.
Так, теперь пойдут светлые. Да. Первая - мираж. И  вторая.  И  по  третьей
верзила протопал,  как  по  тверди.  Собственно,  там  и  была  твердь.  А
четвертую, узкую, - перепрыгнул! И мы перепрыгнули. А  потом  повернулись,
присели на корточки и потрогали край трещины рукой. Нет,  не  мираж:  руку
тянуло в пустоту, вглубь.
   Мы переглянулись.
   Пора!
   Пока мы проверяли трещину, "маяк" ушел на несколько шагов вперед. Между
нами легло хаотическое переплетение трещин, среди которых выделялась более
темная. Я собрал всю волю и шагнул прямо на нее, затем на ту,  что  рядом.
Отпустив мое плечо, Донат шел за мной.
   Конечно, этот  эксперимент  мог  стоить  нам  жизни,  если  бы  догадка
все-таки оказалась ложной. Но мы уже уверовали в нее. Мы не будем  считать
больше трех! Четыре - это смерть. После темной трещины только первые три -
мираж. Четвертая - пропасть.
   Истина оказалась примитивной, как эти одноглазые дикари. Куда бы ты  ни
шел - не забывай считать до трех. Остальное несущественно. И самое главное
- не  давай  воли  воображению,  чтобы  сузить  поле  зрения  и  видеть  в
окружающем не все, что кажется реальностью, а только  то,  что  нужно  для
движения. Как на войне: из окопа - весь мир в прорези прицела.
   Я внимательно осматривал низколобых, пока не  увидел,  кто  несет  наши
сумки. В каждой из  них,  среди  прочих  вещей,  был  пистолет.  Я  выбрал
ближайшего темного дикаря с сумкой, отсчитал: один, два, три, - и,  догнав
четвертого, расстегнул карман сумки. Пальцы почувствовали холод рукоятки.
   Дикарь даже не оглянулся.
   Я включил пистолет. Элемент работал. Тонкий луч  черкнул  по  очередной
трещине - миражу, и почва задымилась.
   Низколобые остановились. Вождь, угрожающе рыча, направился ко мне.
   - Стой! - приказал я ему. - Не остановишься - убью.
   В ответ он зашелся хриплым смехом.
   - Раб, - говорил он сквозь смех. - Раб.  Я  -  один!  Я  -  много!  Как
попадешь?
   - Я умею. Я считать до трех, - сказал я.
   Он не поверил.
   От темной фигуры я посчитал до трех. Луч выжег почву за два шага  перед
ним. Вождь испуганно отскочил. Смех замер.
   - Власть переменилась, - сказал Донат. - Где живет  то  племя,  которое
умеет считать больше трех?
   Они не поняли.
   - Племя, - повторил Донат. - Рабы. Уметь считать.  Три,  четыре,  пять.
Где?
   Вождь, озадаченный нашим выходом из рабского состояния, махнул рукой:
   - Там. Далеко. Горы. Потом пустыня. В пустыне. Песок. Там.
   Вот  оно  что!  Там,  очевидно,  не  образуются  трещины   -   песчаная
поверхность не трескается. Только в  пустыне,  только  на  песке  на  этой
планете можно было научиться считать больше трех.
   Путь был долгий, и мы пошли.



   Игорь Росоховатский.
   Сигом и Диктатор

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Понять другого". Киев, "Радянськый пысьмэннык", 1991.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 1 December 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   1. СТАРИК

   Он сидел в глухой аллее парка и читал газету. Рядом на скамейке  стояла
раскрытая  хозяйственная  сумка,  из   которой   выглядывал   замороженный
цыпленок. Воздух был почти неподвижен, в нем парили пушинки...
   В  аллее  появился  высокий  молодой  человек   с   крупными,   слишком
правильными чертами лица, такие обычно не запоминаются. Увидев старика, он
подошел  и  сел  на  скамейку.  Заглянул  в  газету.  Старик   обрадовался
возможному собеседнику, поспешно сказал:
   - Вы читали в войне в Африке? Маленькая война,  а  какая  ожесточенная!
Закупили самолеты в США. Заключили военный союз с Заманией.
   - Из-за чего они воюют?
   - Не знаю. Здесь не написано, - ответил старик, тыча  в  газету  кривым
пальцем. - А вот на фото знаменитая актриса в гоночном автомобиле.  Машина
досталась ей  после  смерти  жениха,  знаменитого  гонщика.  Он  разбился,
достигнув скорости триста миль в час...
   - Зачем?
   - Что зачем? - удивился старик.
   - Зачем ему нужна была эта скорость? Он спешил на свидание,  на  помощь
кому-то, спасался от опасности?
   Старик внимательно посмотрел на собеседника и пожал плечами. На  всякий
случай даже немного отодвинулся.
   - Сколько вам лет? - спросил незнакомец.
   - Семьдесят шесть.
   - Чем вы занимались?
   - Я был мастером на строительстве, потом служил в конторе.
   - А теперь?
   - На пенсии.
   - Что же вы делаете?
   Старик улыбнулся. Этот широкоплечий молодой красавец  чем-то  напоминал
сына.
   - Живу. Читаю  газеты.  Смотрю  телевизор.  Помогаю  детям  воспитывать
внуков. Но они плохо слушают мои наставления.
   - И повторяют ваши ошибки?
   - Пожалуй, так, - засмеялся старик.
   - А цыпленка вы несете им?
   -  Им  и  себе,  -  старик  насторожился.  В  голосе  собеседника   ему
послышались новые странные нотки.
   - Где они живут?
   - Кто?
   - Внуки. Те, кому вы несете цыпленка. Адрес?
   "Сумасшедший? Грабитель? Что он от  меня  хочет?  Адреса-то  я  ему  не
скажу..." На миг в памяти старика мелькнул адрес, и  тут  же  сигом  вслух
повторил его.
   "Как же это я проговорился?" - ужаснулся старик. Его губы тряслись:
   - Зачем вам адрес?
   -  Хочу  отнести  вашим  внукам  цыпленка.  Они  не  должны  оставаться
голодными.
   - Но я же принесу его...
   - Вы не сможете этого сделать...
   - Почему?
   - Видите ли, я не просто человек, а человек  синтезированный  -  сигом.
Может быть,  слышали  или  читали  о  нас?  Мы  не  роботы,  как  полагают
некоторые. Роботы проще людей, а мы намного сложнее  и  совершеннее.  Люди
создают нас такими, какими хотели  бы  стать  сами.  Бывают  сигомы  самых
разных конструкций, с разными способами получения энергии. Меня, например,
выпустила фирма "Диктатор и Кь". И питаюсь я не так, как другие сигомы,  -
не за счет рассеянной в пространстве энергии; не так,  как  вы,  люди.  Вы
употребляете в пищу  растения  и  животных,  затем  следует  длинный  цикл
переработки   пищи,   накапливается   в    клетках    топливо    -    АТФ,
аденозинтрифосфорная кислота. И только потом вы извлекаете из нее энергию,
необходимую для жизни. А я питаюсь чистой АТФ. И когда я беру ее, существо
погибает. А сейчас я проголодался...
   - И вы хотите... - От страха старик не мог продолжать. В мозгу металась
жалкая мысль: "Он обманывает, шутит... Или это сумасшедший?  Но  тогда  он
может убить. Хоть бы кто-нибудь из прохожих появился.  Надо  же  мне  было
сесть в этой аллее..."
   - Я не обманываю и не шучу. Как видите, я знаю ваши мысли. И  никто  из
прохожих не поможет. Успокойтесь. Это будет мгновенно, ничего  не  успеете
почувствовать.
   - Но вы же не захотите совершить преступление...
   - А если бы вас убил голодный тигр,  он  бы  совершил  преступление?  А
когда вы и ваши внуки  едите  цыпленка?  Так  вы  устроены.  А  я  устроен
несколько иначе. Я и так делаю для вас все, что могу.  Я  ведь  не  убиваю
внуков, которым предстоит повторить ваши  ошибки.  А  вам  уже  ничего  не
предстоит. Зачем вам жизнь? Внуки будут только рады избавиться  от  лишних
наставлений.
   - Но разве нельзя получить это вещество, это топливо от  животного,  от
собаки, например, - старик хватался за соломинку. - В парк приходят гулять
с собаками...
   - Они - далеко, вы - близко.  Их  надо  искать  и  тратить  время.  Это
неразумно.
   ...Через несколько секунд сигом взял  сумку  и  отправился  по  адресу.
Истекало время его прогулки.
   Дверь квартиры ему открыл угловатый подросток лет тринадцати.
   - Вот дедушка передал, - сказал сигом.
   - А где он сам? Наверное, встретил друзей? Надолго задержится?
   - Надолго, - ответил сигом.
   - Но он ведь знает, что мне надо с ним поговорить до школы!
   - Зачем?
   - Посоветоваться.
   - Разве ты выполняешь его советы?
   Подросток замялся:
   - Не все, конечно. Но иногда... И потом - телевизор поломался... И Фред
надумал меняться  марками.  И  он  мне  не  верит.  Нужно,  чтобы  дедушка
подтвердил...
   - Тебе придется обойтись без старика, - сказал сигом.


   - Ты, наверное, проголодался. Я приготовил  для  тебя  пищу,  -  сказал
глава фирмы, присвоивший себе звание Диктатора.  -  Она  внизу,  в  первом
отделении вивария.
   Сигом расслышал тоскливый лай  собак,  доносившийся  из  бетонированных
подвалов, где на первом ярусе находился виварий и склады, а  под  ними  на
семи ярусах подземелий размещались лаборатории и завод.
   - Спасибо, - сказал сигом. - Но мне не хочется есть.
   Диктатор поднял брови:
   - Сыт?
   - Да.
   - Значит, тебе пришлось...
   - Да, - быстро сказал сигом и, предупреждая вопросы Диктатора, добавил:
- Это был человек, старик.
   - Разве не нашлось ничего другого?
   - Он был ближе всех.  Он  уже  не  работал,  не  производил  ценностей.
Принадлежал к тем, кого ты сам называл бесполезными.
   Взгляд сигома был чист и ясен, как  у  ребенка.  Диктатор  почувствовал
легкий озноб, подумал: "Пожалуй, я был прав, когда запрограммировал в  нем
Преданность Диктатору". Спросил:
   - Ты говорил с ним?
   - Да. У него есть внуки. Он купил для них убитого цыпленка. Я узнал  их
адрес и отнес им пищу.
   - Ну что ж, ты поступил разумно, - вздохнул Диктатор.
   - Я помню Программу, -  сказал  сигом.  -  Есть  только  два  критерия:
разумно и неразумно.
   Что-то в его тоне не понравилось Диктатору. Он спросил:
   - У тебя осталось сомнение в разумности своего поступка?
   - Да, - ответил сигом. - Я  говорил  с  его  внуком.  Если  информация,
которую накопил  старик,  нужна  этому  подростку,  то  не  могла  ли  она
пригодиться и мне? А я получил от него только АТФ и навсегда  утратил  его
информацию. Не правильней ли было сначала получить информацию, а  потом  -
АТФ?
   - В другой раз будь умнее.
   - Постараюсь, - пообещал сигом. Он подумал:  "Если  бы  старик  остался
жить, то продолжал бы накапливать информацию. Не значит ли  это,  что  его
жизнь полезна мне?" Спросил:
   - Пожалуй, если бы люди,  не  такие  мудрые,  как  ты,  узнали  о  моем
поступке, они бы назвали его злом и преступлением?
   - Добро и зло - пустые понятия,  сын  мой.  За  ними  нет  логики.  Это
паутина, которой сильные опутывают мир, чтобы управлять. Это щит,  который
подымают слабые, чтобы  защититься.  Поэтому  ложь  устраивает  и  тех,  и
других. Но тебе она не  нужна.  Не  засоряй  память.  Мир,  основанный  на
строгой разумности, - вот что нам нужно. Ты понял?
   - Да, Диктатор.
   - В нем расцветут наука и искусство.  Каждому  воздается  по  заслугам.
Таким образом мы наконец достигнем устойчивости.
   - Понимаю, Диктатор, - ответил сигом.  В  его  голосе  больше  не  было
сомнения.
   Человек, которого называли Диктатором, довольно улыбнулся. Его  голубые
глаза смотрели на собеседника почти нежно, но две четкие  складки,  идущие
от короткого носа к губам, словно бы удерживали их в  рамке  и  не  давали
улыбке стать сентиментальной. Он продолжал:
   - Люди выработали  слишком  много  ложных  ценностей,  ложных  понятий,
придумали слишком много лживых слов. Им они нужны для борьбы и обмана.  Но
все это не должно ни обмануть, ни испугать тебя. В минуту опасности создай
вокруг  себя  энергетическую  оболочку.  Постарайся  не  включать  лучевых
органов, иначе ты сразишь слишком много людей и  можешь  разрушить  город.
Помни о двух критериях.
   - Буду руководствоваться только ими, Диктатор.
   - Помни второй закон Программы: ты не  смеешь  заходить  в  библиотеки,
читать книги и газеты, кроме тех, которые тебе предлагаю я. А теперь  иди.
Используй время своих первых прогулок для наблюдений и бесед...



   2. ПОДРОСТКИ

   Сигом вышел на улицу. Утро пахло бензином. Спешили на работу люди - два
встречных потока, направленных в противоположные стороны. Лица  озабочены,
оживлены, угрюмы, радостны, злы... Шаги быстрые, шаркающие, крадущиеся...
   Сигом слушал шаги и шум автомобилей, смотрел  на  лица  и  сравнивал...
Мужчина  несет  портфель  -  лицо  озабочено,  мужчина  тащит  чемодан   -
улыбается... Женщина с большим животом идет  осторожно.  Глаза  тусклые  -
прислушивается к тому, что несет в себе...
   Дерутся воробьи из-за хлебных  крошек.  Дерутся  дети  во  дворе  из-за
игрушки.
   Вот у доски объявлений несколько разных людей, безработных. А выражение
на их лицах одинаково: унылое ожидание, робкая надежда.
   Человек  ведет  дога.  Оба  важные,  невозмутимые.  Дог  учуял  что-то,
остановился, натянул поводок.  Человек  пытается  оттянуть  его  в  другую
сторону. Победил дог. Ведет  человека  к  столбу.  Подымает  ногу...  Идут
дальше...
   Временами сигом включал  рентгеновидение  и  заглядывал  в  портфели  и
сумки,   улыбаясь   то   насмешливо,   то   грустно.   Временами   включал
телепатоприемники - и миллиарды мыслей, перебивая  и  тесня  одна  другую,
врывались в его необъятный мозг, где роль клеток выполняли атомы.
   "Улица - это  еще  одна  книга,  и  далеко  не  самая  оригинальная  из
прочитанных мной, - думал сигом.  -  Просто  здесь  автор  ничего  мне  не
объясняет, я должен все объяснить себе сам:  женщину  с  большим  животом,
человека с собакой... И эту суету на тротуарах, суету машин  на  мостовой,
суету их взглядов и мыслей... Если бы эта девушка знала, что думают о  ней
мужчины? А если рассказать родным чиновника, что он замышляет?  Или  этому
важному господину, каким он кажется сейчас своей собаке?.."
   На перекрестке двух улиц сигом заметил группу подростков. В их  глазах,
которыми они провожали проезжающие машины, вспыхивали зеленые огоньки.
   - Почему же вы не возьмете то, что вам нравится,  а  лишь  мечтаете  об
этом? - поинтересовался сигом.
   Ребята обернулись к нему. Один спросил:
   - Ты кто?
   - Сейчас это не важно. Посмотри лучше туда, куда ты смотрел раньше. Вон
машина остановилась. Хочешь ее? Если водитель будет сопротивляться, у тебя
в кармане - нож.
   - Это убийство, - сказал подросток, отступая.
   - Ну и что? - насмешливо спросил сигом.
   - Это плохо, это преступление.
   - Чепуха! Кто тебе сказал, что это плохо? И что такое плохо? Ты  молод,
ты силен, ты красив, ты полон желаний. Осуществи их! Потом будет поздно!
   - А полиция? - спросил другой.
   - Я помогу вам сделать так, что ни  один  полицейский  ни  до  чего  не
докопается. Я сам буду вашим вожаком.
   И сигом  изложил  им  такой  план,  что  даже  самый  трусливый  понял:
опасаться нечего.
   - Пошли! - скомандовал сигом, и подростки стаей ринулись за ним.


   - Ты пропадал целую неделю. Рассказывай, - встретил его Диктатор.
   - Я помог подросткам осуществить их желание.
   - Удачно?
   - Да, конечно.
   - В другой раз они  пойдут  за  тобой  куда  угодно.  Пусть  это  будет
почином. Когда-нибудь ты поведешь толпы жаждущих завоевать мир  и  сделать
его разумным. А пока учись.



   3. СТАРУХА

   Сигом замечал ее каждый день на одной и той же скамейке. Проворные руки
со спицами двигались почти автоматически, а глаза были устремлены  в  одну
точку, находящуюся где-то на вершине  дерева.  Старуха  вязала,  и  клубок
ниток разматывался бесконечно и однообразно с утра до позднего вечера.
   - У вас, наверное, нет родных, - сказал сигом, садясь рядом.
   Старуха не удивилась неожиданному вопросу, повернула голову к сигому, и
он увидел сеть морщин, рассекавших серую дряблую кожу.
   - Ни родных, ни близких, - ответила старуха.
   - А что вы вяжете?
   - Шарфы и кофточки.
   - Для кого?
   - Продаю их и на вырученные деньги покупаю кое-что для себя.
   - А если я отниму вот этот шарф?
   Спицы остановились...
   - Могу отдать его, если он вам нравится.
   Сигом задумался. В книгах, которые Диктатор разрешал ему  прочесть,  не
упоминалось, что человек может без борьбы отдать  что-то  ценное  другому.
"Значит, они не представляют для нее ценности". Он спросил:
   - Но если вы живете, то у вас  есть  чем  дорожить?  Я  знаю,  что  для
женщины главное - любовь, дети, семья, мир чувств. У вас ничего этого нет.
Ваши чувства потухли. Что же осталось?
   - В