Вспышка. Легкий дымок растворился в воздухе на том  месте,  где  только
что находился зверь.
   Петр включил нагрудный фонарь и посветил в пещеру. Луч прошел по  голой
каменистой стене, затем наткнулся на зеленую жирную плесень.
   Петр прислушался. Ни звука. Космонавт надвинул очки, связанные проводом
с фонарем,  и  передвинул  рычажок  на  нижнее  деление,  включая  аппарат
инфразрения. Несколько движений, и он очутился  в  пещере.  Увидел  стены,
покрытые плесенью, мхом, вьющимися растениями,  подумал:  "А  ведь  словом
"аборигены" могли обозначаться не только животные, но и растения".
   В глубине пещеры имелся выступ, напоминающий лежанку. Петр сел на  него
и только теперь по-настоящему почувствовал усталость. Болела правая  нога.
Он ушиб ее, когда упал на камни.
   "Сколько же километров я отмахал?"
   Посмотрел на часы. Он бежал около пятидесяти минут.
   Вой урагана стал тоньше, пронзительнее. Петр на  миг  представил  себе,
что бы с ним стало, если бы  он  не  нашел  укрытия.  Он  помнился,  потом
улыбнулся, удобней оперся о стену. Ему показалось, что камень стал  мягче.
Может быть, все дело было в том, что он воспринимал пещеру по контрасту  с
происходящим  снаружи,  но  она  была  удивительно  уютной,  как  бы  даже
доброжелательной к нему, словно комната в  родительском  доме.  Ему  вдруг
почудилось, что это и в самом деле детская,  и  он  слышит  шепот  матери:
"Отдыхай, дружок, тут тебе будет хорошо". Шепот звучал так настойчиво, что
ему показалось, будто он и в самом деле слышится.
   "Чепуха", - подумал Петр. - Шуточки памяти..."
   Он вытащил из пакета тюбик с питательной пастой, подкрепился. Отхлебнул
из фляги немного воды. Положив лучемет под руку, Петр прислонился к  стене
и постарался расслабиться. Полчаса полного отдыха - и  он  будет  готов  к
любым неожиданностям. Петр расслаблялся  очень  старательно,  по  системе:
сначала мышцы левой ноги, затем - правой руки,  левой  руки,  шеи...  Веки
почти сомкнулись, между ними оставался узкий зазор. Аппарат инфразрения он
выключил: следовало экономить батарейку. Глаза привыкли к темноте  и  даже
сквозь узкую щель между веками видели светлое пятно там, где  был  вход  в
пещеру. Конечно, он не  сможет  услышать  посторонних  шорохов  из-за  воя
урагана, но если в светлом пятне мелькнет тень, глаза пошлют в мозг сигнал
опасности.
   Минуты тянулись медленно. Петр подумал,  что  товарищи  в  корабле  уже
беспокоятся о нем. Передатчик вышел  из  строя,  когда  космонавт  упал  в
расщелину: повредился стабилитрон, а запасного  не  имелось.  Если  бы  на
месте Петра был Бен, он бы что-нибудь придумал...
   Петр представил узкое лицо добряка Бена, когда тот узнает, что командир
не сумел отремонтировать рацию. Бен, по прозвищу Антенна, был  ворчуном  и
мог до  бесконечности  наставлять,  как  следовало  поступить  в  подобной
ситуации. При этом он не забывал упоминать,  как  поступил  бы  лично  он.
Пожалуй, Бен начал бы так: "Когда мальчику говорят - ходи в радиокружок, а
он вместо этого сдурело гоняет мяч, его надо просто-напросто высечь. Скажи
честно, что ты делал в  то  время,  когда  твои  сверстники  занимались  в
радиокружке?".
   Петр улыбнулся. Бен даже не заподозрил бы, что  попал  в  самую  точку.
Петр  действительно  недолюбливал  технику  и   занимался   ею   лишь   по
обязанности...
   Он почувствовал холодное скользкое прикосновение к ногам.  Инстинктивно
отдернул их, вскочил. На его ложе забрались две тоненькие зеленые змейки.
   Первое побуждение - уничтожить их. Но он никогда  не  следовал  первому
побуждению. А через секунду уже готов был посмеяться  над  собой.  Зеленые
"змеи" оказались двумя длинными отростками растений,  вьющихся  по  стенам
пещеры.
   Впрочем, одной существенной детали Петр  не  заметил  -  каждая  "змея"
имела на конце несколько мощных чашечек-присосок...
   Космонавт сбросил растения со своей лежанки  и  снова  улегся  на  нее.
Тотчас он услышал немой, но совершенно явственный приказ: "Вспоминай!".
   "Кто ты?" - мысленно спросил Петр и услышал ответ:
   "Зачем тебе это знать? Тебе здесь хорошо, приятно, безопасно".
   "Если не скажешь, кто ты, я  не  буду  вспоминать",  -  с  раздражением
возразил Петр.
   "Дурачок, ты снова упрямишься".
   Слова  были  ласковыми,  в  них  чувствовались   знакомые   материнские
интонации.
   Петр вложил всю силу  воли  в  нервное  усилие,  в  приказ  памяти  "не
вспоминать!". Ему показалось, что он чувствует свои нервные  волокна,  что
они напряглись наподобие мышц. Так прошло несколько секунд. Он услышал тот
же голос:
   "Не знаю, как ответить на твой вопрос. Можно ли черным и белым выразить
разноцветное?"
   "Еще бы! - ответил Петр. - Не тяни!"
   "Если все упростить, то можно сказать, что я состою из миллионов  живых
существ, подобно тебе, состоящему из клеток. Они  нуждаются  в  дополнении
друг другом, в коллективной защите. Достаточно ли тебе того, что ты узнал?
А теперь вспоминай... Ну, вспоминай же!".
   Петру почудилось какое-то движение в темноте, показалось, что он  здесь
не один. Но это ощущение не испугало, а почему-то даже успокоило его.
   Он вспомнил Дом, который оставил на Земле.  Уютный  Дом  на  колесах  с
мощным двигателем, способным за короткое время доставить его  из  леса  на
побережье моря, где с шумом катились  зеленые  валы  и  каменными  волнами
застыли горы. Жаль, что сюда нельзя было взять Дом, который как бы  сросся
с хозяином, стал его панцирем. В трудную минуту Петр всегда мог укрыться в
нем. Собственно, это только так казалось, что всегда.  До  прошлого  года,
точнее - до апреля, еще точнее - до семнадцатого  апреля,  когда  в  своем
Доме рядом со своей женой он увидел Виктора. Петр ушел тогда, хотя мог  бы
не уходить: они сами могли уйти. Но дом, в котором пахнет  предательством,
- это уже не Дом.
   "Помнишь его?"
   Петру показалось, что голос прозвучал на  самом  деле.  Почудилось?  Но
почему кому-то так необходимо, чтобы он вспоминал  Дом?  Что  здесь  может
быть связано с Домом? И что именно надо вспоминать,  ведь  Дом  -  это  не
просто комнаты, письменный стол, стереокартина с кусочком  моря,  раструбы
кондиционеров в нишах...
   Петр протянул руку. Ему вдруг показалось, что он находится у себя  дома
и может прикоснуться к стене, на которой висит картина.  Он  действительно
коснулся стены - гладкой, теплой, упругой, неотличимой от стены Дома...
   Он вглядывается в полумглу пещеры -  и  видит  там  нечто,  похожее  на
письменный стол - точно такой, какой оставил в Доме. Петр медленно  встает
и направляется к этому предмету. Но еще раньше, чем  успевает  рассмотреть
его,  он  уже  знает:  предмет  ничем  не  угрожает   ему,   это   выступ,
образовавшийся здесь, чтобы стать его столом.
   Петр садится у "стола" на другой  выступ  со  спинкой  -  "кресло".  Он
достает пакет и высасывает остатки питательной пасты из  тюбика,  допивает
воду из фляги.
   Петр знает: выходить не следует. Опасность там, спасение  -  здесь.  Он
понял это, когда нашел дом, в котором можно  жить  и  ощущать  его  частью
себя, и чувствовать его стены, как свою кожу.
   Петр опять укладывается на лежанку, вытягивает ноги - он и не замечает,
что она приняла форму, наиболее удобную для его тела. Он  вспоминает  небо
Земли в тот день, когда стартовал корабль. Он чувствует, что кому-то здесь
необходимы его воспоминания, кому-то нужно, чтобы он вспоминал  все  новые
подробности, чтобы заполнял чью-то сосущую пустоту. Петр не противится. Он
снова видит  облака,  плывущие  в  синеве,  кувыркающихся  птиц,  слюдяные
блестки солнца на скалах. Он видит совершенно ясно каждую  мелочь,  но  не
может определить, с кем это происходило, кто там находился и передал  свое
видение ему.
   Как мог тот человек вести корабль в угрожающие мрачные просторы? Зачем?
   Существам  из  Солнечной   системы   понадобились   новые   места   для
размножения?
   Нет, не в этом дело. Вернее, не только в этом. Планету для  колонизации
можно было найти ближе. Можно было бы избежать лишних парсеков смертельной
опасности:  магнитных   и   гравитационных   ловушек,   ям   искривленного
пространства,  метеоритных  шквалов,  жестких  излучений,  просачивающихся
сквозь обшивку. А ведь были еще опасности и другие - те, которые они несли
в себе и в своем  огнедышащем  доме.  Эти  опасности  скрывались  в  самих
конструкциях механизмов, в конструкциях их тел, в незащищенности, в работе
и взаимодействиях организмов, в отношениях со средой.
   Зачем же они шли на все это, оставив свои Дома? Ради чего? Неужели ради
познания? Но познание нужно лишь для жизни, существу необходимо знать, как
лучше передвигаться, находить пищу, укрываться  от  опасности.  Для  этого
природа снабдила  человека  мозгом  -  вычислительной  машиной,  способной
рассчитать,  как  найти  убежище,  пищу,  самку.  Лишние  знания  никакому
существу не нужны. Природа предназначила своим детям  вполне  определенную
роль:  жрите  и  размножайтесь.  Поедайте  Друг  друга  -  пусть   победит
сильнейший. А что будет дальше, к чему приведет отбор, тебе,  человек,  не
надо знать. Это не твоего ума дело. Эти пути для тебя неисповедимы. Точка.
Табу.
   Куда же ты прешь, сумасшедший? Ведь с тобой это уже случалось,  у  тебя
есть горький опыт. Познание ради познания? Может быть, тебе хочется узнать
и то, что скрывается за Табу? На  этом  пути  ты  найдешь  только  муку  и
неудовлетворенность, тоску и одиночество.
   Золотой век уже был - он назывался еще пещерным. Не надо было  тебе  на
заре цивилизации выходить из пещеры. Яркий  свет  ослепил  тебя  и  создал
миражи. Вернись обратно в пещеры, назови их уютными  гнездышками  или  как
там хочешь, но поскорее вернись! В этом  твое  спасение  и  твое  счастье.
Создай там все, чтобы наилучшим образом выполнять предначертания  природы:
укрась самку - и она вызовет желание, образуй  в  пещере  комфорт,  натащи
туда побольше пищи. И ни за что не  вылезай  на  свет.  Ибо  он  для  тебя
опаснее яда. Он отравит твой ум, вселив в  него  несбыточные  надежды.  Ты
помчишься за иллюзией и не заметишь пропасти на своем пути.
   А ведь как хорошо жилось в пещере...
   Петр закрыл глаза. В синем  тумане  возник  длинный  стол,  уставленный
бутылками с узкими длинными горлышками и блюдами с яствами.
   Бесшумно работали кондиционеры, создавая в комнате то аромат  ковыльной
степи, то озонированный воздух послегрозья.
   Ждали гостей откидные кресла, принимающие форму тела.
   Постой! Но ведь все это есть и здесь! Он нащупал локтем углубление  для
локтя, ногой - углубление для ноги. Ему было так хорошо, как никогда. И он
не отдернул ног, когда их коснулись холодные скользкие щупальца  лиан.  Он
знал: так нужно. Отныне ему не придется искать  пищу  и  воду  -  Дом  сам
накормит и напоит его через эти зеленые артерии.
   Как только щупальца прикрепились к ногам, Петр тотчас  почувствовал  во
рту вкус изысканных блюд, которые перед тем вспоминал, и вкус новых  блюд,
еще более изысканных и приятных. Он подумал, что, по сути, никогда не знал
настоящего вкуса пищи и воды, не мог себе представить вершин  наслаждения.
Настоящий вкус он узнал только здесь, в своем идеальном Доме.


   Он почувствовал на плечах легкие ладони. Прикосновение  было  знакомым,
привычным, но волновало, как в первый раз. Его губы прошептали имя.
   Она опять была с ним - больше, чем она живая, из плоти и крови, которые
часто властвуют над разумом. Сейчас с ним было ее прикосновение,  ощущение
ее, которое не предаст и не обманет. У него было все,  что  ему  нужно  от
нее, и не было того, что не нужно. Он обманул судьбу, укравшую ее, унесшую
ее руки и стан.
   "Неужели, Дом, тебе удалось  обмануть  инстинкты,  само  мое  естество?
Насколько же простирается твоя власть?" - вопрошал Петр, и услышал  ответ.
Он не знал, кто отвечает ему - он сам или  Дом.  Ответ  раздавался  в  его
мозгу, и Петр решил, что сам отвечает себе: "Ну, это  не  так  уж  трудно.
Немножко больше или  немножко  меньше  какого-нибудь  вещества:  фермента,
гормона, витамина - и твоя вычислительная машина,  помещенная  в  черепную
коробку, начинает искать, как  восполнить  недостаток  или  избавиться  от
излишка. Поскольку ты сапиенс, то стараешься  не  признаваться  себе,  что
именно  командует  твоей  мыслью.  Ты  называешь  свои  поиски  и  метания
красивыми словами вроде  грусти  и  нежности,  а  о  микродозах  вещества,
толкающих тебя на поиски, говоришь: "самое сокровенное". И  тебе  кажется,
что ты перехитрил кого-то, а перехитрил-то ты лишь самого себя.
   Но все же ты невероятно усложнился,  человек.  Ты  создал  над  древней
программой, записанной в тебе, столько новых программ  -  психологических,
чисто человеческих, что иногда можешь заглушить первую - самую  древнюю  и
самую жесткую. Тогда иллюзии превращаются в реальность, более  важную  для
тебя, чем сама жизнь.
   А  потом  начинаются  мучительные  поиски,  для  которых   природа   не
предназначала тебя, - поиски Знания..."
   Петр почувствовал, как в нем  столкнулись  две  силы  -  мятежный  дух,
пробужденный воспоминаниями, и нечто  спокойное  и  стоячее,  как  болото,
убаюкивающее и засасывающее.
   "Угомонись, дурачок, - зашептал  голос  матери.  -  У  тебя  достаточно
знаний. Зачем тебе новые? Ты наконец обрел идеальный  Дом.  Цени  его.  Он
принял тебя  в  качестве  мозга.  Взамен  твоего  предшественника  в  этом
Доме"..."
   "Предшественника? - подумал Петр. - Чудовище, которое я уничтожил?"
   "Может быть, так, а может быть, нет, - раздался голос. - В любом случае
ты интереснее его. Твои воспоминания оригинальнее. А  ведь  это  для  меня
самое  главное.  Ощущения  исчезают,  когда  насыщаются   потребности,   а
воспоминания  остаются  навсегда  в  живом  существе.  Это  все,  что  оно
приобретает. И неважно - короткой или долгой была его жизнь. Важны  только
воспоминания. В них - смысл жизни. Если воспоминания стоящие, я беру их  в
свою копилку и храню вечно".
   "Где же находится копилка?" - спросил Петр.
   "Вокруг  тебя,  как  черепная  коробка  вокруг  мозга.  Но   достаточно
вопросов! Почему ты, частица, требуешь ответов от целого?"
   "Я - мыслящая частица."
   "Ты - дерзкая, упрямая частица. Но во мне ты нашел свой покой.  Ибо  во
мне ты - частица из частиц, равноценная другим, такая же, как другие,  как
стены и крыша, которые защищают тебя, как мох  и  плесень,  готовящие  для
тебя пищу..."
   "Вот и ответ на загадку планеты, -  думает  Петр.  -  Не  "аборигены  в
пещерах",  а  "аборигены-пещеры".  Подобие  кораллового  рифа  -   симбиоз
различных существ. И я включен в это содружество, как клетка  в  организм.
Более того, я  стал  мозгом  организма,  мозгом  пещеры.  Не  к  этому  ли
стремится человечество? Не мечтает ли оно стать мозгом гигантской  пещеры,
называемой Вселенная? Чем же я недоволен?"
   Он чувствовал, что эти  мысли  не  полностью  принадлежат  ему.  Что-то
постоянно вторгалось в его мозг,  пыталось  направить  его  работу.  Может
быть, оно желало счастья ему, но чужого счастья.
   "Опять ты упрямишься? - раздался ласковый голос. -  Брось  это.  Единый
организм,  частицей  которого  ты  стал,  отторгнет  тебя,   извергнет   в
неустойчивость, в пасть смерти. Помнишь ураган,  сметающий  все  на  своем
пути? Может быть, ты хочешь испытать его силу?  Ага,  испугался!  Ну  вот,
перестань бунтовать, смирись..."


   Нечто огромное и темное, мягкое  и  усыпляющее  надвинулось  на  Петра,
стало уговаривать: "У тебя есть теперь все, что нужно. Это я  накормила  и
напоила тебя, удовлетворила твои желания. Это я помогла тебе  вернуть  то,
что не возвращается. Я - это ты, и больше, чем  ты,  -  твой  Дом,  уютный
домик, надежный домишко, несокрушимый домище..."
   Пахло травой и сыростью.  Он  забыл  о  поисках  и  метаниях.  Он  стал
простым, как трава, как мох,  покрывающий  стены,  как  плесень.  Он  стал
бесполым существом, не знающим даже ревности...
   Им овладело состояние  полной  удовлетворенности.  Только  одно  совсем
крохотное, как булавка, воспоминание иногда колола его: когда-то он  сидел
на коленях бабушки, и она говорила: "Молнией убить может..."  А  что  было
перед этим? Перед этим? Перед этим?..
   Петр опустился на ложе. На его  губах  бродила  блаженная  улыбка.  Дом
давал ему радость, счастье, покой. Дом служил  ему.  И  он  служил  своему
Дому. Он и Дом - одно целое. Он и Дом, и все, что в нем находится: дрожжи,
живущие во мху; плесень, покрывающая стены; бактерии, населяющие растения.
Даже кристаллы камня. Он - в них, они - в нем. Полная гармония...
   Где-то бродят бури, мечутся бедные существа, ищут что-то. Суета сует...
А здесь - блаженство, благодать...
   Слабая приятная пульсация...
   Тепло...
   Покой...
   И вдруг, как удар током: Тревога! Тревога!
   Непосредственно в мозгу: Тревога! Опасность!
   Он вскочил. Рука нащупала оружие.
   "Смотри, вот там - враг. Приближается. Страшный, неведомый. Нет, в  нем
есть что-то знакомое. Он похож на... Стоп!  Тебе  незачем  вспоминать,  на
кого  он  похож.  Главное,  что  ты  знаешь,  как  поразить  его,  сделать
неподвижным и неопасным. Стреляй отсюда, из укрытия, из  своего  Дома.  Не
выходи!"
   Петр не соглашался с Голосом, даже отрицательно замотал  головой.  Нет,
таи должен выйти. Только так он сможет распознать врага.
   "Зачем тебе это нужно? Достаточно того, что ты знаешь: это - враг. Убей
его!"
   Он почувствовал, что не может сопротивляться приказу, волне  ненависти,
бушующей в нем, заполнившем его всего,  паутине,  опутавшей  его  волю.  И
тогда он схватился за тоненькую ниточку, блеснувшую в паутине.  Ладно,  он
подчинится, он убьет врага. Но убьет  не  из  лучемета.  Он  внесет  самый
весомый вклад в Копилку, покажет, как убивали на Земле в древние  времена.
Он не может этого просто вспомнить, ведь  сам  никогда  не  убивая  голыми
руками и клыками. Но в его организме, в наследственной памяти зверя, каким
был  его  предок,  наверняка  хранится   запись.   Стоит   только   начать
действовать, и она сама заговорит, расшифруется в действии. Он,  Петр,  не
применит лучемет, а пустит в ход руки и  зубы.  О,  когда  хрустнут  кости
врага, когда он  увидит  дымящуюся  кровь,  только  тогда  Копилка  узнает
настоящую радость победы!
   Он почувствовал, что уловка удалась. Голос, запрещающий выходить,  стал
глуше.
   Петр вылез из пещеры и  угрожающе  зарычал,  ожидая  услыхать  в  ответ
рычание врага и определить по его громкости и свирепости силу противника.
   Но враг не зарычал в ответ, а отступил, изготовившись к бою.
   Петр прыгнул к нему, враг сделал маневр - и отрезал путь к пещере.  Его
движения были знакомы, Петр знал:  сейчас  произойдет  страшное.  И  чтобы
этого не произошло, он вскинул лучемет...



ПОИСКИ

   Радиоштурман Бен - его еще называли Бен Радио, Бен Антенна и Добрый Бен
- взглянул на часы и послал сигнал на корабль:  "У  меня  все  в  порядке,
продолжаю поиски". Прошло уже почти шестнадцать часов,  а  он  не  отыскал
даже следов командира. Штурману было  известно,  что  Петр  направлялся  к
озеру, замеченному  при  посадке.  Космонавтам  удалось  рассмотреть,  что
берега  озера  покрывали  темные  пятна  растительности.  Ее  и  собирался
исследовать Петр.
   Особых возражений против его похода не было. Космонавты к тому  времени
уже вобрали некоторую информацию о планете; до озера было недалеко.  Ничто
не предвещало опасности. Если бы только не  предупреждение  о  космическом
архиве! Но оно  могло  возникнуть  в  результате  любой  из  трех  ошибок:
искажение при  посылке  сообщения,  неточность  при  приеме,  неправильная
расшифровка. Во всяком случае приборы на корабле и  на  зондах-разведчиках
были достаточно чувствительными, но они не  обнаружили  абсолютно  ничего,
что бы подтверждало предупреждение из архива. Вывод был один:  на  планете
нет существ, которые могли бы представить угрозу для  землян