к бы говоря: переводчики ни причем, они работают нормально.
   - Мы все... Все люди Земли приветствуют вас,- снова начал президент.
   Лица пришельцев не изменили выражения,  но,  когда  президент  растерянно
спросил: "Вы слышите?" - раздался ответ:
   - Слышим.
   Михаил Григорьевич с восхищением подумал  о  тех,  кто  расшифровал  язык
пришельцев. С их помощью  были  созданы  автоматы-переводчики  -  терпеливые
учителя гигантов, объяснившие им  земные  понятия.  Разговаривать  с  людьми
пришельцы долго не соглашались.  По  этому  поводу  высказывались  различные
предположения, но все они так и остались догадками.
   Михаил Григорьевич подумал о Светлане  и  сыне.  Они,  конечно,  сидят  у
телевизора и волнуются. Подумать  только,  пришельцы  заговорили!  Светлана,
наверное,  теребит  край  скатерти,  а  Сема  никак  не  усидит  на   месте,
нетерпеливо спрашивает: "Они подружатся с нами? Вот будет здорово! А  почему
папу не показывают?"
   Михаил Григорьевич  непроизвольно  изменил  позу,  выпрямился,  словно  и
впрямь его могли увидеть родные.
   Гиганты повторили:
   - Слышим и понимаем. Учеба не прошла напрасно. Определить, кто именно  из
пришельцев говорит, было невозможно. Они  не  раскрывали  ртов,  а  посылали
радиоимпульсы, трансформируемые автоматами в слова. После паузы раздалось:
   - Чего вы от нас хотите?
   Президент был обескуражен этим вопросом еще  больше,  чем  молчанием.  Он
пробормотал, забыв, что следует произносить слова отчетливо:
   - Мы хотим... говорить с вами...
   - Зачем?
   - Чтобы общаться. - Почему вы изменили время нашей жизни?
   Михаил Григорьевич заметил, что по невозмутимому лицу  гиганта  мелькнула
какая-то тень. У археолога появилось смутное  предчувствие.  Он  не  мог  бы
определить, откуда оно взялось, но было оно недобрым.
   Президент вконец  растерялся.  Видно,  и  его  поразил  скрытый  подтекст
вопроса. Улыбка, постепенно линявшая, теперь совсем исчезла с его  лица.  Но
на вопрос надо было отвечать. Президент ответил  не  наилучшим  образом.  Он
просто повторил свои слова:
   - Чтобы общаться.
   Михаил Григорьевич услышал слева  от  себя  сдавленный  вздох.  Математик
зашептал своему соседу:
   - Мы считали, что главное - найти способ разговаривать с  ними.  А  того,
что они  не  захотят  говорить  с  нами,  мы  даже  не  допускали.  Еще  бы,
человеческое высокомерие...
   Он умолк, потому что снова прозвучали слова пришельцев:
   - Зачем нам общаться? Кто от этого выиграет?
   Теперь Михаил Григорьевич почти не сомневался, кто из них ведет разговор.
Лицо гиганта только казалось невозмутимым. На нем мелькали тени - и  это  не
была игра света. Как  видно,  именно  так  происходила  смена  выражений,  и
археолог готов был поклясться, что он даже различает одно из них, мелькающее
чаще других. Он поежился и откинулся на спинку кресла.
   Между тем  президент  справился  с  растерянностью.  Он  снова  улыбался,
извинительно и смущенно, как в тех случаях,  когда  ему  приходилось  мирить
ученых мужей или объяснять им, что новых ассигнований  они  не  получат.  Он
тщательно готовил  эту  свою  улыбку,  которая  должна  была  означать,  что
президенту неудобно объяснять простые вещи  собеседникам,  знающим,  конечно
же, больше его только на этот раз почему-то упорно не желающим согласиться с
тем, что очевидно. И тон его стал соответствующим улыбке, так как  президент
забыл, что автоматы не передают оттенков голоса.
   - Мы должны общаться, чтобы найти то, что может быть  полезным  и  вам  и
нам. Выигрыш будет общим.
   - Разве есть то, что полезно и вам и нам?
   - Мы живем в разных временных измерениях, в разных мирах  и  представляем
разные цивилизации. Да, у нас много разного. Но у нас есть и то  общее,  что
объединяет любых разумных. И вы и мы познаем мир. Расскажите о том,  что  вы
знаете о нем, и мы расскажем о том, что успели узнать.
   Истина, заключенная в его словах, была настолько  очевидной,  что  с  ней
трудно было спорить. И все же Михаил Григорьевич заметил, что та самая  тень
на лице гиганта, которая так беспокоила и пугала его, появляется все чаще  и
чаще, как будто пришелец не слышит слов человека, а думает о  чем-то  своем.
Предчувствие непоправимой и близкой беды надвигалось  на  археолога.  Гигант
подтвердил его подозрения. Он сказал:
   - Зачем мне ваши знания, люди? Их значительную часть уже передали  нам  в
процессе обучения ваши улучшенные копии - автоматы. Мы могли убедиться,  что
ваши  энания  о  мире  по  сравнению  с  нашими  ничтожны,  польза  от   них
сомнительна.  Да  и  могло  ли  быть  иначе?  От  вас  скрывает  истину   не
пространство, а время. Вы живете лишь миг  и  по  этому  мигу  осмеливаетесь
судить о мире, который в следующее мгновение становится другим. Вы  даже  не
можете наблюдать, как рождаются и умирают планеты - эти однодневные мотыльки
в круговороте огня, Что может знать о дне и ночи тот, кто живет  секунды  по
вашему счету? Что может знать цивилизация, которая живет  минуты  по  нашему
времени? Чтобы хоть что-то  понять  в  окружающем  мире,  нужно  знать,  как
рождаются галактики и взрываются  звезды,  распуская  огненные  бутоны,  как
несутся  сквозь  мрак  и  холод  звездные  системы,  и  наблюдать,  чем  они
становятся на каждом этапе своего пути.
   Убийственная логика была в словах гиганта, и многие люди в  зале  втянули
головы в плечи, зал показался им нереальным и призрачным, как тусклое  небо,
голубеющее сквозь пластмассу. А Михаил Григорьевич  отчего-то  вспомнил  тот
день, когда он проник  в  тайну  статуй,  фотокарточку  -  застывший  слепок
мгновения. Оно было действительно очень малым, ничтожно малым, но  благодаря
ему Михаил Григорьевич догадался о тех, кто живет в другом  времени.  А  его
жизнь, его любовь, путь через войну? Для гиганта все это не имеет  значения,
но ведь  именно  это  помогло  ему,  Михаилу  Григорьевичу,  раскрыть  тайну
пришельцев.
   Может быть, в логике гиганта есть червоточина, и дело вовсе не в  логике,
а в желании, в чувстве, которое прячется за ней и направляет ее?  Но  почему
оно возникло? Михаилу Григорьевичу стало душно, жарко, он  обливался  потом,
стараясь понять загадку, от которой сейчас так много зависело...
   А гигант взглянул на часы, висящие в центре зала, и продолжал:
   - Ваша цивилизация похожа на куколку насекомого.
   Что стоят ваши знания, если все они  исходят  из  ощущения,  что  куколка
есть, что она существует, что она - существо?  Но  ведь  здесь-то  и  скрыта
основная ошибка. Когда куколка думает, что она есть, ее уже нет,  когда  она
ощущает  себя  существом,  ее  уже   не   существует.   Она   -   заготовка,
предназначенная для чего-то, переходная форма, которая кем-то станет, миф  о
ком-то, кто существовал давно. Никогда куколке  не  узнать,  ни  откуда  она
взялась, ни кем станет, потому что тогда она будет уже не  собой,  а  кем-то
другим, кого еще нет, пока она живет и мыслит, и кого не может быть  до  тех
пор, пока она им не станет. Вы должны понять, что общение с вами ничего  нам
не дает, для нас оно бесполезно.
   Пришелец снова взглянул на часы,  как  показалось  Михаилу  Григорьевичу,
нетерпеливо. Археолог понял, что надо торопиться, что на счету каждая минута
для решения загадки, от которой, может быть, зависит жизнь очень многих  или
даже всех людей. Необходимо вспомнить,  что  происходило  тогда  в  пустыне,
каждую  деталь.  Но,  возможно  что-то  случилось  после,   в   лабораториях
Объединенного научного центра, и об  этом  он  ничего  не  знает,  не  может
знать... Он хотел подать президенту знак, что должен немедленно поговорить с
ним, но тот обратился к пришельцам:
   - Мы поняли ваши слова. В них есть истина, но, как всегда,  только  часть
истины, и ее другая часть противоречит  этой.  Разве  первопричины  движения
скрыты в галактике, а не в мельчайших кирпичиках, из  которых  она  состоит?
Чтобы понять, почему горит звезда, надо знать о фотонах  и  кварках,  об  их
взаимодействии, так же как, что-бы узнать, почему светится вот эта лампочка,
необходимо исследовать движение электронов. А этот мир по  времени  ближе  к
нам. Вы, долгоживущие, не замечаете, как уходят минуты, как из них слагаются
часы, как за эти  часы  море  намывает  песчинки,  которым  предстоит  стать
скалой. И вам трудно понять, что природа  этой  скалы  иная,  чем  у  других
скал...
   "Слова ничего сейчас не значат",- думал Михаил Григорьевич. Он  вспомнил,
как на фронте к ним в  блиндаж  привели  худущего  пленного  с  ввалившимися
глазами.  Командир  разведки  и  политрук  долго  допрашивали  его:  сколько
фашистов в селе, где у них штаб, есть ли  противотанковые  орудия,  а  он  в
ответ мычал что-то невразумительное.  Так  продолжалось  до  тех  пор,  пока
Светлана - она была тогда медсестрой - не протянула ему  сухарь.  Пленный  с
жадностью схватил сухарь и стал грызть его не зубами (зубы у него выпали), а
кровоточащими деснами. Ему принесли пшеничную кашу. И, поев,  он  заговорил.
Дело было не в том, что он не понимал вопросов или не хотел на них отвечать.
Он НЕ МОГ говорить от голода. И вот сейчас тоже надо было найти "сухарь" или
что-то другое. А времени для  поисков  осталось  совсем  мало,  если  Михаил
Григорьевич правильно оценил значение того, КАК гигант смотрел на часы.
   Археолог не мог дождаться, когда же президент закончит говорить  и  можно
будет рассказать ему о своем подозрении.
   Но дальнейшие слова президента показали, что  он  и  сам  ищет  "сухарь",
необходимый для контакта.
   - Можно высказать здесь немало противоречивых истин,- сказал  президент,-
но суть не в  этом.  Он  бросил  взгляд  на  телеэкраны  -  на  лица  людей,
обращенные к нему, живущие в одном с ним времени. А лицо гиганта было таким,
будто он заранее знал, что собеседник не скажет ничего значащего. Он  просто
ожидал, какие новые доводы найдет человек.
   - Суть в том,- продолжал президент,-  что  и  время  человеческой  жизни,
которое по сравнению с вашим мгновение, и ваше, которое кажется нам эпохой,-
маленькие капли в море времени. И если они ничтожны, то  одинаково  ничтожны
оба...
   Этого гигант не ожидал. Это были не только слова  примирения,  не  просто
истина, а истина примирения. Главное было не в словах и не в мысли,  которую
они выражали, а в добром чувстве, с которым были сказаны.
   Но президент видел, что ответить таким же чувством пришелец почему-то  не
может или не хочет. Президент уже начал отчаиваться и,  чтобы  не  наступило
зловещее молчание, произнес:
   - Именно поэтому мы должны доверять друг другу.
   Лицо гиганта - это заметили все в зале и те, что сидели  у  телевизоров,-
стало угрюмым. Люди услышали откровенно насмешливые слова:
   - Если это так, быстроживущие, то почему же вы забрали  и  присвоили  или
уничтожили мое оружие?
   Вместо ответа президент нажал на кнопку, что-то скомандовал  в  микрофон.
Открылась боковая дверь, и в зал  въехал  автокар.  На  его  площадке  стоял
открытый ящик, а в нем лежал тот предмет, который когда-то в пустыне  гигант
держал в руке. Автокар подъехал к гиганту и остановился.
   Михаил Григорьевич даже привстал из кресла  от  волнения.  "Этого  нельзя
допускать,- подумал он, но тут же спросил себя: - А может быть, это и явится
"сухарем"?
   - Как видишь, мы не присваивали и не  уничтожали  того,  что  принадлежит
тебе,- спокойно сказал президент.- Возьми его.
   Гигант недоверчиво взял и осмотрел оружие, будто  проверяя,  осталось  ли
оно таким, каким было раньше. Лицо пришельца изменилось.  Та  тень,  которую
Михаил Григорьевич определил  как  выражение  злобы,  исчезла  и  больше  не
появлялась.
   Гигант снова посмотрел на  часы,  и  археолог  понял,  что  опасность  не
исчезла.
   - Все равно ничего изменить нельзя,-  сказал  пришелец.-  Посеянное  семя
должно дать плод. А оно посеяно - и уже принадлежит истории. Теперь  его  не
вернуть, Одному из нас вы причинили боль, пусть и по незнанию нанесли  рану,
и расплата неминуема, даже если я хочу что-то изменить...
   Михаил Григорьевич сразу вспомнил  о  куске,  который  отбил  у  "статуи"
покойный Алеша Федоров. И хоть не все в зале поняли, о чем идет речь, но все
ощутили опасность которая парила над ними. И оттого, что они  не  знали,  ни
как она называется, ни как выглядит, ледяная, сковывающая  тишина  наполнила
зал до самого потолка, как вода наполняет аквариум с запертыми в нем рыбами.
   И тогда из кресла на сцене встал человечек, казавшийся совсем маленьким в
этом огромном зале, немолодой, с седыми висками, с ничем не  примечательными
чертами лица. Он был рядовым археологом, не  имел  высоких  научных  званий,
хоть и находился на сцене среди академиков и  лауреатов.  Но  он  подошел  к
президенту, и тот протянул ему микрофон. Михаил Григорьевич сказал:
   - Возможно, ты прав, долгоживущий. Но разве все люди виноваты в том,  что
случилось? Человека, который нанес рану, уже давно нет в живых. За ошибку он
заплатил жизнью. Я был тогда рядом с ним и не остановил его. Что ж, возьми и
мою жизнь, если история так распорядилась, и пусть  старая  рана  больше  не
стоит между нами.
   Он понял, что наконец  попал  в  самую  точку,  повторил  то,  что  тогда
Светлана сделала с пленным. Гигант с отвращением глянул на оружие, на  часы,
его   лицо   исказилось.   Казалось,   что   на   этот   раз    бесстрастный
автомат-переводчик заговорил по-другому, донес чужую муку, сожаление о  том,
чего не поправить:
   - Время! Если бы я имел его в запасе! Но  истекают  последние  секунды...
Время - вот чего всем разумным всегда не хватает, какой бы длинной  ни  была
их жизнь! Ничего не изменишь, ничего...
   - Погоди,- сказал президент, снова выступая вперед.- Объясни.
   - Я ничего не успею даже объяснить вам, быстроживущие, как вас  всех  уже
не будет. Этот предмет - универсальное оружие разведчиков. В  нем  находится
заряд, достаточный для того,  чтобы  разрушить  целую  звездную  систему.  У
аппарата  есть  искусственный  мозг,  решающий  выбор  волны,   приемник   и
передатчик. Нужно лишь перевести вот эту стрелку, и аппарат  начинает  поиск
противника, а найдя, анализирует  колебания  его  клеток.  Аппарат  начинает
излучать волны энергии, убивающие любые  существа,  ритм  колебаний  которых
совпадает с заданным. Как только я узнал о ране, нанесенной моей любимой, то
перевел стрелку. Если бы  не  ваш  катализатор  времени,  оружие  начало  бы
действовать почти через год по вашему счету. За  это  время  его  все  равно
нельзя забросить на безопасное  расстояние,  но  можно  было  бы  попытаться
придумать что-нибудь. Теперь же остались секунды, а вскрыть аппарат нельзя -
это повлечет взрыв...
   Он посмотрел на  часы.  Туда  же  смотрели  и  люди,  сидящие  в  зале  и
находящиеся дома у экранов,
   Один пожалел, что не успеет  проститься  с  родными,  другой  не  поверил
пришельцу, третьего охватило отчаяние, четвертый разозлился, пятый  пожалел,
что жил не так, как нужно было, шестой подумал:  "Жаль,  не  успею  доиграть
партию с соседом", седьмой испугался...
   Михаилу Григорьевичу хотелось закричать: "Неужели ничего нельзя  сделать?
Мы боялись атомной войны, роковых ошибок в  отношениях  между  странами,  но
никто бы не подумал, что роковой  для  всего  человечества  окажется  ошибка
покойного Алеши Федорова!"
   Он посмотрел на президента и  с  удивлением  увидел,  что  тот  сохраняет
спокойствие и собирается ответить пришельцу.
   - Надежда осталась,- сказал президент.-Мы не  знали,  что  за  предмет  в
твоей руке, но догадались, почему ты взял его в  руку.  Мы  поняли,  что  он
может оказаться оружием, приготовленным к бою. Значит, на него  нельзя  было
действовать катализатором. Именно поэтому оружие было вынуто из твоей  руки.
Мы знаем: если разум заговорит раньше, чем оружие,- оно не выстрелит. У  нас
есть время, немного времени, но можно попытаться...
   Снова наступила  тишина,  но  она  была  не  такой,  как  раньше.  Михаил
Григорьевич подумал, что тишина, как море, имеет сотни  оттенков,  меняется,
оставаясь сама собой. И в этой тишине отчетливо прозвучали слова пришельца:
   - Спасибо вам,  люди.  Чтобы  спасти  жизнь,  иногда  необходимо  вернуть
секунду. Но никто не может этого сделать, ибо нельзя нарушить главный  закон
природы. А вы, живущие мгновение, подарили нам время, и,  может  быть,  наша
жизнь не станет преступлением... Разве это не самый дорогой подарок, который
может сделать один разумный другому?
   Снова, как тогда в  пустыне,  они  стояли  друг  против  друга  -  высшие
существа - такие разные и все же сходные в основном. Ведь это они, существа,
обладающие  разумом,  могли  независимо  от  времени  сделать   свои   жизни
ничтожными или бесконечными...


   Игорь Росоховатский.
   Напиток жизни.

   Фантастический рассказ

   Я не вор.  Не  ради  богатства  полез  я  в  эти  пещеры.  Их  обнаружили
досточтимые господа, приезжие ученые, и наняли меня и еще двоих в помощники.
Но помощником я буду завтра, если доживу до восхода.  А  сегодня  я  сам  по
себе. Пусть досточтимые простят меня - я не возьму лишнего и ничего здесь не
нарушу. Не нанесу ущерба ни им, ни их делу. Упаси аллах!
   Если легенда подтвердится и это действительно вход в гробницу царя  царей
Айрамеша, то в ней должны храниться большие богатства. Я возьму себе  меньше
малого. Ровно столько, чтобы можно было повезти моих  ребятишек  в  город  и
показать их лекарю. И еще немного,  чтобы  хватило  на  обильную  еду  после
лечения. А если что-нибудь останется, я отдам  мулле-да  простит  аллах  мои
прегрешения!
   Сырые каменистые стены давят  на  меня  со  всех  сторон,  тьма  тихонько
шелестит, шуршит. Она замыслила против меня недоброе, дала приют  враждебным
духам, и они затаились в ней.
   Я боюсь их, боюсь камней и тьмы. Очень боюсь.  Но,  если  поверну  назад,
дети умрут. Болезнь сделала моих ребятишек такими жалкими и тихими, а  глаза
их - большими и выразительными. Эти глаза я часто вижу во сне;  они  говорят
со мной молча, иногда просят, иногда требуют.  И  тогда  я  решаюсь  на  то,
против чего протестует душа.
   К моей спине привязаны факелы,  которыми  можно  пробить  окна  во  тьме,
рассеять ее на время, загнать в  углы.  Но  я  зажигаю  факелы  лишь  в  тех
случаях, когда пещеры разветвляются. Иначе факелов не хватит.
   Лучше бы и вовсе не приходилось пользоваться ими. Я бы привык к тьме, как
привык ко многому в жизни.
   Пещера расширяется. Становится легче дышать. Имеющий ум да  насторожится!
Здесь, наверное, выход на поверхность или, скорее всего, душник.  Зачем  его
пробили?
   В гробницах властителей много ловушек, каждая таит смерть  для  незваного
гостя.
   Зажигаю факел. Пламя колеблется - значит, не ошибся: душник есть.  Передо
мной возвышается несколько камней. Они похожи на зубы,  готовые  стиснуть  и
раздавить жертву. Но почему эти камни кажутся мне такими страшными? И почему
мои глаза прикованы к одному месту? Не могу отвести взгляда...
   Да, да, вот,  оказывается,  в  чем  дело...  Там,  под  огромным  камнем,
раздавленный человеческий скелет. Блестит череп. Камень  упал  на  человека,
как только он наступил вон на ту плиту. Я тоже наступил на нее,  но  он  был
здесь до меня. Он уже заплатил жизнью, а в эту ловушку может попасться  лишь
одна жертва. Удача отметила меня своей печатью. Но сколько ловушек  впереди?
Достойнейший царь царей взял с собой на тот свет богатства не для нищих и не
для детей бедняков. Может  быть,  через  минуту  и  меня  настигнет  смерть.
Повернуть, пока не поздно! Быстрей!
   Я так спешу, что больно ударяюсь плечом о камень.
   Вспоминаю детей, становится стыдно. Если вернусь ни с чем, они  умрут.  Я
вижу их, как если бы они были передо мной. Скажите,  разве  не  удивительно,
что мы можем увидеть тех, кто  далеко  от  нас?  Грамотные  люди  объясняют,
почему это происходит. Я тоже учился немного, но моих знаний хватает  только
для того, ч