писатели,  задающие  теперь  тон  в
латиноамериканской  прозе,  Фолкнера  просто  не читали, а если и читали, то
вовсе  не ориентировались сознательно на его опыт. Но речь ведь, повторяю, и
не   идет   вовсе   о   прямых   влияниях.  Куда  важнее  попытаться  понять
закономерности  литературного  развития, взятые в широком, мировом масштабе.
Так   поставив   вопрос,   мы   и   вернемся   к   значению   фолкнеровского
художественного  видения  для  поисков и находок современного романа. И лишь
потом  могут  возникнуть, подтверждая глубинную связь, более частные, хотя и
тоже  существенные,  точки  пересечения литературных традиций. Скажем, как и
фолкнеровские  творения,  "Сто  лет одиночества" называют в критике "романом
насилия"  (и  действительно,  события  в нем описываются тяжелые, кровавые),
подобно   американскому   писателю,  Маркес  щедро  вводит  в  повествование
юмористическую стихию, гротеск и т. д.
     Взяв  проблему  на уровне мирового обмена эстетическим опытом, мы можем
и  расширить  круг  сопоставляемых  явлений.  Тут  уже упоминалась статья Л.
Арутюнова,  автор  которой поставил в ряд с фолкнеровскими романами прозу Ч.
Айтматова,  Г.  Матевосяна,  И.  Друцэ. Можно повторить, что Фолкнера критик
прочитал  довольно  поверхностно,  но  это  ведь еще вовсе не компрометирует
методологической  возможности  самого  сопоставления.  Оно  представляется и
плодотворным   и   закономерным:   действительно,   молдавская   Чутура  как
художественное  образование, с ее людьми, нравами, обычаями, историями, -- не
напоминает  ли  американской  Йокнопатофы?  И  разве  на  этом,  тоже  очень
ограниченном,  с  "почтовую  марку"  величиной,  пространстве  не происходят
дела,  не завязываются отношения, из которых автор хочет извлечь смысл самый
высокий?
     Словом,  стремление расширить пределы повествования, имеющего, казалось
бы,   вполне  частный  характер,  разомкнуть  малое  в  великое--  становится
влиятельным  художественным принципом современной литературы. И тут значение
фолкнеровского опыта бесспорно.
     И  уж  вовсе  естественной  -- учитывая соизмеримость талантов -- кажется
параллель  Фолкнер --  Шолохов.  На  это  справедливо  обращает  внимание  П.
Палиевский,  проницательно  обозначая  точки  сближения:  шолоховский  Дон --
Йокнопатофа,  идея  матери-земли,  яростная стойкость героев и т. д. "Однако
тут  же,  -- продолжает критик, -- само собой разумеется, пролегает и рубеж: у
Шолохова  изменения  воспроизводимой жизни идут в направлении революционного
переустройства,  у  Фолкнера  --  в  сторону  истребления  капитализмом  всех
человеческих   ценностей"{68}.   Точно   так:   шолоховский  гуманизм  мощно
прорастал,   основываясь   на  осознанной  идее  необходимости  союза  между
человеком и общественным прогрессом, фолкнеровский же -- трудно пробивал себе
путь,  опираясь на единственную, по мнению писателя, реальность в мире: веру
человека  в  самого  себя. Как это сказано в "Свете в августе": "Похоже, что
человек  может  выдержать  почти  все. Выдержать даже то, чего он не сделал.
Выдержать  даже  мысль,  что  есть  такое,  что  он  не  в  силах выдержать.
Выдержать  даже  то,  что  ему  впору упасть и заплакать, а он себе этого не
позволяет.  Выдержать -- не оглянуться даже, когда знает, что, оглядывайся не
оглядывайся, проку все равно не будет".
     Но  и  этого  немало,  стоическая  вера  в человека, может быть, вообще
самое  ценное  в творчестве Фолкнера и самая необходимая его традиция. Когда
кончается   пустое  подражание,  когда  и  более  глубокие,  художественные,
творческие  связи  не дают о себе знать -- да их и вообще может не быть -- эта
несокрушимая,   яростно   отстаиваемая   вера   в   человека   остается  как
выстраданный  завет  наследникам.  Да и современники ощущали это -- недаром с
таким  восторгом  отзывался о Фолкнере, скажем, Чезаре Павезе, писатель, чья
творческая манера ничуть не напоминает фолкнеровскую.
     И  еще. Сейчас, когда само искусство на Западе подвергается невидимому,
но   мощному,   все   тяжелеющему   давлению  "истеблишмента",  стремящегося
растворить  его  в  потоке "массовой культуры"; когда оно же как "буржуазный
феномен"  встречает  шумные атаки слева -- проникновенная, безраздельная вера
Фолкнера  в силу художественного слова тоже становится моральным уроком. Ее,
эту  веру,  он  провозглашал  не  раз,  но, может быть, всего сильнее звучат
строки  из  послания,  озаглавленного  "Японской  молодежи":  "Я  думаю, что
искусство  --  это...  самая мощная и неизбывная сила, изобретенная человеком
для  запечатления  своей  собственной неизбывности, своего мужества, которое
побеждает любое страдание"{69}.
     Сам  художник  оставался  верен  этой  идее,  подтвердил  ее всею своей
жизнью  в  литературе.  Никакая  задача  не  казалась  ему слишком обширной,
никакой  масштаб  изображения  слишком  великим. Он всегда ориентировался на
самые  высокие  цели,  хотя  и  не  всегда  достигал  их.  Ответы его бывали
неточны,   но   постоянно  оставалось  стремление  отыскать  их.  Начиная  с
маленькой   точки   на   карте,   он  медленно  постигал  огромность  жизни,
непреложность  ее  движения--  и  постоянно, не страшась поражений, стремился
раскрыть в слове тайну этого движения.
     Лев  Толстой  в  разговоре с Рерихом так отозвался о картине последнего
"Гонец":  "Случалось  ли  вам  в  лодке  переезжать  быстроходную реку? Надо
всегда  править  выше  того  места,  куда  вам  нужно, иначе снесет. Так и в
области  нравственных требований; надо рулить всегда выше --жизнь снесет. Ваш
гонец очень высоко руль держит -- тогда доплывет"{70}.
     Так   же   дело,   наверное,   обстоит   и   в   "области   требований"
художественных.   Фолкнер,   впрочем,   никогда   не  отделял  искусство  от
нравственности.  Для  его  жизни,  для  его  творчества  была  прежде  всего
характерна  предельность  --  тем  и определяется его значение в литературе --
убежден, в литературе не одного только XX века.







                    Даты жизни и творчества У. Фолкнера



     25 сентября 1897 года -- родился в Нью-Олбени, штат Миссисипи.
     Июль  --  декабрь 1918 года -- служба в Британском военно-воздушном флоте
(Канада).
     1919--1920 -- учеба в университете штата Миссисипи.
     1924 -- публикация сборника стихов "Мраморный фавн".
     1925 -- путешествие в Европу.
     1926 -- "Солдатская награда".
     1927 -- "Москиты".
     1929 -- "Сарторис", "Шум и ярость".
     1930 -- "Когда я умирала".
     1931 -- "Святилище", сборник рассказов "Эти тринадцать".
     1932 -- "Свет в августе".
     1933 -- сборник стихов "Зеленая ветка".
     1934 -- сборник "Доктор Мартино и другие рассказы".
     1935 -- "Пилон".
     1936 -- "Авессалом, Авессалом!"
     1938 -- "Непобежденные".
     1939 -- "Дикие пальмы".
     1940 -- "Деревушка".
     1942 --"Сойди, Моисей".
     1948-   "Осквернитель   праха".   Избирается  в  Американскую  Академию
искусств и литературы.
     1949 - сборник рассказов "Гамбит слона".
     1950 -- Нобелевская премия по литературе. Речь в Стокгольме.
     1951  --  Национальная  премия  за  достижения  в области художественной
прозы. "Реквием по монахине".
     1952 -- поездка в Англию, Францию, Норвегию.
     1954 -- "Притча".
     1955 --  Национальная  премия  за  достижения  в области художественной
прозы. Пулитцеровская премия. Поездка с лекциями и выступлениями в Японию.
     1957 -- "Город".
     1957 -- 1958 --  лекции  перед  студентами  Принстонского  и  Виргинского
университетов.
     1959 -- "Особняк". Постановка "Реквием по монахине" на Бродвее.
     1962  -- Золотая медаль Национального института искусств и литературы за
достижения  в  области  художественной прозы. "Похитители". 6 июля скончался
после сильного сердечного приступа в Оксфорде, штат Миссисипи.









ССЫЛКИ НА ИСТОЧНИКИ




     {1}  Malcolm  Cowley.  The  Faulkner-Cowley File, N. Y., Vintage Press,
1966, p. 126.
     {2} "Faulkner at Nagano". Ed. by Robert A Jellife, Tokyo, 1956, p. 37.
     {3} "Faulkner at Nagano", p. 44--45.
     {4}  "William  Faulkner:  Three  decades  of  criticism".  Ed.  with an
introduction  and  bibliography by Frederick J. Hoffman and Olga W. Vickery,
Michigan State University Press, 1960, p. 75.
     {5} "Вопросы литературы", 1971, No 8, с. 66.
     {6} Цит. по кн.: "William Faulkner: Three decades of criticism", p. 2.
     {7} "Faulkner at Nagano", p. 13--14.
     {8}  Малкольм  Каули.  Дом  со многими окнами. М., "Прогресс", 1973, с.
211.
     {9}   П.   В.  Палиевский.  Пути  реализма.  Литература  и  теория.  М,
"Современник", 1974, с. 167.
     {10}  W. Faulkner. Essays, Speeches and Public Letters, N. Y., 1965, p.
114.
     {11} "Faulkner at Nagano", p. 29.
     {12}  Цит.  по  кн.: "William Faulkner: Three decades of criticism", p.
39.
     {13}  Ю.  В.  Палиевская.  Уильям Фолкнер. М., "Высшая школа", 1970, с.
48;  книга  хороша, между прочим, именно тем, что автор явно отказывается от
традиционного  разделения  творчества  Фолкнера на этапы: мол, романы первой
половины  30-х годов -- это модернизм, "Деревушка"-- перелом, а уж "Особняк" --
это взлет, окончательное утверждение реализма.
     {14} См.: В. Костяков. Трилогия Уильяма Фолкнера. Саратов, 1969.
     {15} W. Faulkner. Essays, Speeches and Public Letters, p. 85.
     {16}  Д.  Затонский.  Искусство  романа  и  XX век. М., "Художественная
литература", 1973, с. 369.
     {17} Т а м же, с. 382.
     {18} "William Faulkner: Three decades of criticism", p. 82.
     {19}   П.   В.  Палиевский.  Пути  реализма,  с.  147.  2  "Изображение
человека". М., "Наука", 1973.
     {20} "William Faulkner: Three decades of criticism", p. 176.
     {21} "The Faulkner Reader", N. Y.. Random House, 1953, p.X.
     {22} W. Faulkner. Essays, Speeches and Public Letters, p. 144--145.
     {23} П. В. Палиевский. Пути реализма, с. 165.
     {24} "Faulkner at Nagano", p. 14.
     {25}  Совсем недавно едва не случилась литературная сенсация: в архивах
Фолкнера  обнаружили  как  будто  новый  роман  --  "Флаги  в  пыли".  Тут же
выяснилось,,  однако, что это всего лишь первый вариант "Сарториса", гораздо
более  обширный, правда, нежели тот, что был опубликован в 1929 году и с тех
пор многократно переиздавался.
     {26} Перевод Ю. Корнеева. В оригинале:
     ...Life's but a walking shadow, a poor player
     That struts and frets his hour upon the stage,
     And then is heard no more. It is a tale
     Told by an idiot, full of sound and fury,
     Signifying nothing.
     {27} "William Faulkner: Three decades of criticism", p. 82.
     {28} "William Faulkner: Three decades of criticism", p. 73. 66
     {29} "William Faulkner: Three decades of criticism", p. 73.
     {30}  А. Бергсон. Собр. соч. в 5-ти томах, т. 2, СПб., 1914--1915, с. 73
-- 74.
     {31} "William Faulkner: Three decades of criticism", p. 78.
     {32} "William _Faulkner: Three decades of criticism", p. 230.
     {33} "William Faulkner: Three decades of criticism", p. 232.
     {34}  См.,  напр., соответствующий раздел книги Т. Мотылевой "Достояние
современного реализма". М., "Советский писатель", 1973.
     {35} "Faulkner at Nagano", p. 195.
     {36} "Faulkner at Nagano", p. 104.
     {37} "Faulkner at Nagano", p. 104.
     {38} См.: Д. Затонский. Искусство романа и XX век, с. 362.
     {39}   В  кн.:  Марсель  Пруст.  В  поисках  утраченного  времени.  М.,
"Художественная литература", 1973, с. 7.
     {40} "Faulkner at Nagano", p. 125.
     {41}   На  это  обратил  внимание  А.Зверев  в  статье  "Литература  на
глубине", см.: "Иностранная литература", 1973, No 8.
     {42} "William Faulkner: Three decades of criticism", p. 73. 86.
     {43} "Faulkner at Nagano", p. 78. 94
     {44}  "Faulkner  in the University. Class-conferences in the University
of  Virginia,  1957--1958".  Ed.  by  Fr. L. Gwynn and J. L. Blotner, Vintage
Books, 1965, p. 211.
     {45} "Faulkner in the University", p. 45. 106
     {46} "Писатели США о литературе", "Прогресс", М., 1974, с. 301.
     {47}  Э.  Хемингуэй.  Собр.  соч.  в  4-х  томах.  М.,  "Художественная
литература", 1971, т. 3, с. 613.
     {48} "Вопросы литературы", 1974, No 9, с. 200.
     {49}  Цит.  по  кн.  Т. Мотылевой "Достояние современного реализма", с.
99.
     {50}  С.  Великовский.  На перекрестках истории.-- "Вопросы литературы",
1973, No 3, с. 92.
     {51} Т Мотылева. Достояние современного реализма, с. 176.
     {52}  А.  Блок.  Собр.  соч.  в 6-ти томах. М., "Правда" 1973, т. 3, с.
189.
     {53} "William Faulkner: Three decades of criticism", p. 1--2. 136
     {54} "Faulkner at Nagano", p. 143.
     {55} "William Faulkner: Three decades of criticism", p. 76.
     {56}  См.,  напр., в кн. "Современный американский роман". М., "Наука",
1964, с. 214--216.
     {57} М. Каули. Дом со многими окнами, с. 222.

     {58} W. Faulkner. Essays, Speeches and Public Letters, p. 213.
     {59}  Русскому  читателю  он  известен  в  обработке  А.  Камю, который
превратил  его  в  чисто  драматургическое  произведение. Оригинальный смысл
книги  во многом ушел -- не только потому, что Камю опустил повествовательные
вступления  к  актам  пьесы,  существенно  важные  для  идейной проблематики
"Реквиема",  но  и  потому, что диалоги фолкнеровских персонажей переложил в
соответствии с канонами экзистенциалистской драмы.
     {60} "Faulkner at Nagano", p. 51.
     {61} "William Faulkner: Three decades of criticism", p. 75.
     {62}  Robert В. Jacobs. William Faulkner. The Passion and the Penance.--
"South.  Modern  Southern  Literature in its Cultural Setting", ed. by R. B.
Jacobs and L. D. Rubin. N. Y., Doubleday -- Dolphin, 1961, p. 174.
     {63} "Вопросы литературы", 1974, No 11, с. 226.
     {64} "Faulkner at Nagano", p. 23.
     {65}  А.  Старцев.  От  Уитмена до Хемингуэя. М., "Советский писатель",
1972, с. 386.
     {66}  См.  статью  П.  Палиевского "Америка Фолкнера" в его книге "Пути
реализма", с. 171--179.
     {67}  В.Кутейщикова.  Континент,  где встречаются все эпохи. -- "Вопросы
литературы", 1972, No 4, с. 87.
     {68} П. В. Палиевский. Пути реализма, с. 168. 214
     {69} W. Faulkner. Essays, Speeches and Public Letters, p. 83.
     {70}  Цит.  по  кн.:  П.  Беликов,  В.  Князев.  Рерих.  ЖЗЛ,  "Молодая
гвардия". М., 1973, с. 36.