аточно светло, чтобы я увидел на  его  лице  странное
выражение сдержанного ожидания.
   -  Повелитель?  -  В  его  голосе  послышалась  новая  нотка  осторожного
сомнения.
   - Прости, но я здесь, чтобы доложить...
   Я приблизился к нему, держа меч наготове.
   - Что?
   Он вздрогнул. Я никогда  раньше,  за  все  восемьнадцать  лет,  в  течене
которых мы вместе воевали, не видел его таким. Испуганным.
   Он знал. Он все слышал.
   И он собирается говорить.
   Как  если  бы  кто-то  другой  управлял  моей  рукой,  пока  я  стоял   в
нерешительности, я сделал быстрый выпад вперед и ранил его в голову.
   Он также быстро отпарировал мой удар и отскочил назад.
   - Нет, Страд! Не надо...
   Еще один выпад. Еще одна увертка.
   - Страд... - Губы его шевелились, но слова до  меня  не  долетали.  Ветер
усилился и его рев перекрывал лязг металла о металл.  Никто  из  часовых  не
услышал бы и не увидел бы нас в темноте. Мы с  таким  же  успехом  могли  бы
драться в пустыне,  в  том  смысле,  что  ни  ему,  ни  мне  не  приходилось
рассчитывать на помощь со стороны.
   Я опять атаковал. Алек отступал. Он пятился к угловой башенке. Кто-нибудь
обязательно там будет. Я попытался обмануть его, зашел сбоку, не  давая  ему
уйти.
   - Не делай этого...
   Конец фразы я не понял, но уловил самую суть.  Он  не  желал  драться  со
мной.
   Не важно. У нас нет выбора. По крайней мере, так я себе тогда внушал.
   Он отбил мою следующую атаку и нанес встречный удар.  Все  это  уже  мало
напоминало поединки на мечах с тупыми концами, когда можно было остановиться
в любую минуту. Мы устроили самую настоящую, смертельную битву, не хуже тех,
в которых нам довелось принимать участие раньше.
   Молнии сверкали над верхушками гор Гакис, грохотал гром. Этот  звук  эхом
отдавался в моих костях, подгоняя кровь, учащая дыхание, укрепляя мускулы  и
заставляя их быстрее сокращаться. Мною овладела лихорадка  сражения  и  я  с
радостью дикаря впитывал ее жар.
   Алек распознал первые признаки моего возбуждения и оно передалось  и  ему
тоже.
   На этот раз он не стал дожидаться моей атаки. Он кинулся вперед,  толкнул
меня, а когда мы расцепились, в его руке блеснул кинжал.
   Я сделал выпад  в  сторону  его  головы.  Он  блокировал  удар  мечом.  Я
попробовал ударить ниже. Он пустил в ход меч и кинжал, направив кинжал мне в
живот. Я отбросил его руку с кинжалом. Ранил его  в  ногу.  Блокировал  удар
кинжалом. Ударил его по руке. Блокировал удар мечом.
   Небо освещали молнии. Тучи нерешительно уронили на землю  первые  крупные
капли дождя. Не встретив сопротивления, капли стали падать все чаще и  скоро
хлынул ливень. Вода попала мне в глаза, но я успел вскинуть  руку  и  отбить
удар. Меч скользил в моем мокром от пота и  дождя  кулаке.  Ноги  в  кожаных
ботинках разъезжались на осклизлых камнях. Алек тоже еле стоял на ногах,  но
у него было преимущество передо мной: его рука  в  перчатке  крепче  держала
меч, чем моя.
   Он воспользовался этим преимуществом и сделал резкий  выпад,  попытавшись
выбить у меня из рук оружие. Я замешкался и раскрылся, и Алек  своего  шанса
не прозевал. Со всего размаху он вонзил в меня кинжал.
   Я не почуствовал его. Вернее, не сразу. Только как что-то потянувшее меня
за одежду. Не больше. Но при следующей вспышке  молнии  я  заметил  на  моей
белой рубашке неровную красную полосу. Я не надел кольчугу: в  ней  не  было
нужды, когда я находился в своей комнате.
   "Ты пустишь мне кровь, командир?"
   "Всего лишь каплю или две", - ответил он тогда.
   Не капля и не две вытекли из моей раны, а намного больше. Куда больше.  И
тело мое, как в огне, горело от боли.
   Он отступил назад, глядя на меня, как в  шоке.  Не  то  чтобы  он  боялся
крови, но он  ранил  своего  господина,  которому  клялся  служить  верой  и
правдой. Того, кто предал его, смертью платя за верность.
   И теперь умирал сам.
   Нет.
   Но никакое "нет" не могло ни залечить, ни приостановить убегающую от меня
жизнь. Колени мои тряслись, меня то знобило, то бросало  в  жар.  Рана  была
нехорошей, хуже всех предыдущих, полученных мною в сражениях. И для меня она
была последней. Я знал симптомы, я сотни  раз  видел,  как  умирали  другие.
Теперь умирал я.
   Алек  колебался  и  я  нанес  еще  один  удар.  Это  был  нечестный  ход,
просто-напросто месть. На меня нашла  ужасная  слабость,  взор  затуманился,
рука двигалась, как во сне, но каким-то образом мой меч наткнулся  на  чужую
плоть. Алек закричал и, выпустив из рук кинжал, схватился за живот.  Сегодня
он тоже не надел кольчугу.
   Силы быстро покидали меня, но я собрал волю в кулак, надавил  всем  телом
на меч и вырвал его из тела Алека. Мои скрюченные пальцы отпустили его, и он
упал с глухим стуком рядом с кинжалом командира.
   Он промычал что-то, задыхаясь, и осел на землю, все еще держа меч. Он мог
бы прикончить меня, но даже не пошевелился. Он отбросил в сторону  оружие  и
повалился на стену, как  будто  укладываясь  спать  в  собственной  постели.
Острая боль не давала мне потерять сознание. Дышал  я  с  трудом,  ноги  мои
отнялись и я лежал, свернувшись клубком на камнях, чувствуя, как  их  острые
клыки режут мою кожу.
   - Разве ты не хочешь жить, Страд?
   Это был Алек. Голос совершенно ясно прозвучал в моей голове, перекрыв шум
дождя и ветра, но не Алек говорил со мной. Он, однако, тоже его  услышал.  Я
видел, как он вздрогнул.
   - Разве ты не хочешь жить? - спросила Татьяна.
   - Жить? - Сергей.
   - Жить? - Илона.
   - Да... черт возьми...
   Голоса засмеялись все сразу.
   - Ты знаешь, что делать.
   И да, будь я проклят, я знал.
   Ноги отказывались мне повиноваться, но я  полз,  подтягиваясь  на  руках.
Дождь хлестал меня по лицу и по спине через тонкую  ткань  моей  рубашки.  Я
промок насквозь, окоченел от холода и был на полпути в ад...  приближаясь  к
смерти все быстрее, но между мной  и  вечной  тьмой  лежал  Алек,  и  в  нем
теплилась моя единственная надежда.
   Его дыхание еле угадывалось,  кожа  приобрела  желтовато-зеленый  трупный
оттенок. Его глаза были обращены на меня. Тонкая струйка крови струилась  из
полуоткрытого рта по подбородку.
   - Не надо было, повелитель, - пробормотал он.
   Я промолчал.
   - Я бы все равно  тебе  помог...  не  важно.  Это...  не  должно  было...
случиться.
   - Боюсь, ты не прав.
   Он поперхнулся, закашлялся и в конце концов произнес:
   - Лучше бы ты дал мне умереть  там...  в  горах...  Избавил  бы  меня  от
этого...
   - Алек...
   Его рука поднялась и вцепилась в мой рукав.  Он  ловил  ртом  живительный
свежий воздух. Кровь потекла сильнее, не давая ему говорить.
   - Предатель... в лагере...
   Упрек мне? Или его угасающая память обратилась  к  делам  давно  минувших
дней?
   - Баал'Верзи...
   Что он хочет сказать?
   - ...спать, - пальцы его  разжались,  тело  обмякло  и  он  погрузился  в
небытие. Жить ему осталось недолго.
   Что он... впрочем, у меня  нет  времени  размышлять  о  его  предсмертном
бреде. С каждым ударом сердца я слабел все больше.
   Я нащупал его второй кинжал и вытащил его из ножен. Он все еще дышал,  но
был уже далеко и не почувствовал, как я твердой рукой перерезал  ему  горло.
Кровь. Целый фонтан крови.
   Жизнь. Если я посмею взять ее.
   Моя жизнь потухала и я не посмел не взять чужую.
   Я начал пить. Большими жадными глотками.
   И ожил... снова.

***

   Ливень уничтожил все улики, которые могли бы вызвать странные  вопросы  и
страшные догадки у окружающих. Галлогы свежей холодной воды  низвергались  с
небес, смывая кровавые пятна с камней, очищая двор, унося с собой по трубам,
в пропасть, подальше от замка воспоминания о резне.
   Я стоял, подставив лицо дождю, чтобы он слизал со  лба  и  пригладил  мои
волосы. Это было изумительно. Моя смертельная рана зажила.  Осталась  только
дырка на рубашке. И все.
   Алек Гуилем, храбрый солдат, прекрасный офицер, верный мой  спутник  -  и
единственный настоящий друг в течение этих восемнадцати  беспокойных  лет  -
погиб от моей руки, но я был не в состоянии  ни  жалеть  о  его  смерти,  ни
скорбеть по этому поводу. В эту ночь мне было не  до  таких  простых  земных
переживаний.
   Я начал платить по счетам. На первой странице договора поставили  печать.
Сделка состоялась. Болеутоляющий и исцеляющий эффект крови Алека  подтвердил
это. Я чувствовал себя... другим. Сердце стучало  изо  всех  сил,  но  я  не
ощущал усталости. Как раз наоборот.
   Я чувствовал себя опять молодым.
   Оставив Алека, я побежал в  спальню,  взял  свечу  и  уставился  на  свое
отражение в зеркале. В моем лице ничего не изменилось. Время не  повернулось
вспять. Я чуть было не выругался от  отчаяния,  но  вдруг  вспомнил:  голоса
обещали только, что я перестану  стареть.  Ладно,  хоть  старость  перестала
маячить впереди. Мужчина в полном расцвете сил, я теперь  намеревался  взять
от жизни все, что она мне задолжала.
   Свеча придала моей коже золотистый оттенок, но я мог  бы  с  уверенностью
сказать,  что  очень  бледен  и  даже  кажусь  больным.  Но  это  нездоровое
выражение, видимо, очень скоро пройдет.
   Однако мне еще надо было уладить одно маленькое дельце.
   Без всякого напряжения я втащил Алека в комнату и самым постыдным образом
затолкал его в стенной шкаф. Потом я несколько раз проверил,  чтобы  дверцы,
особенно те, которые вели в мою личную столовую,  были  хорошенько  заперты.
Завтра здесь будет маленькая семейная вечеринка по случаю свадьбы, и  слугам
придется бегать взад-вперед весь день. Алек заслуживал большего,  но  ничего
не поделаешь. Потом я сочиню какую-нибудь историю в оправдание  его  смерти,
но сейчас мне не хотелось об этом думать. Как  голодный  пускает  слюни  при
виде еды, я с волнением предвкушал то, что должно случиться, и я не  мог  ни
сосредоточиться, ни размышляь над чем-то одним,  чувствуя  только  радостное
возбуждение во всем теле.
   Я не сомневался, что доведу  начатое  до  конца.  Через  несколько  часов
Татьяна будет моей.

***

   На следующее утро я проснулся очень поздно, весь какой-то затвердевший  и
отекший, и не только потому, что мой слуга взял на себя смелость  растолкать
меня. Мое  протестующее  рычание  было  встречено  робкими  извинениями;  он
боялся, что я нездоров. Когда неколько позже я посмотрел на себя в  зеркало,
принесенное парикмахером, я понял, почему он пришел к такому заключению. При
ярком свете дня я был похож на  привидение,  а  поэтому  приказал  задвинуть
шторы. Солнце резвилось на небосклоне, как будто вчера и шторма-то  никакого
не было, и угнетающе действовало мне на  нервы.  Остальные,  похоже,  ничего
против него и жары не имели,  и  их  веселое  расположение  духа  по  случаю
хорошей погоды раздражало меня сверх всякой меры.  Я  не  выходил  из  своих
комнат, с трудом доползая от кровати до кресла. После вчерашнего  потрясения
я совсем выдохся. Только к полудню я немного пришел в себя и  даже  нашел  в
себе силы принять нескольких нужных посетителей.
   Рейнхольд Дилисния, Виктор  Вочтер,  Айван  Бучвольд  и  другие  офицеры,
ушедшие в  отставку,  явились  один  за  другим,  чтобы  выказать  мне  свое
почтение. Я следил за Айваном, но после скандала с его братом Ильей  ничего,
кажется, не изменилось. Конечно, он постарел. Все  они  стали  старше.  Отцы
семейств привезли с собой жен и детей, и по очереди представляли мне их, как
будто мне действительно было интересно.  Один  Рейнхольд  достаточно  хорошо
понимал меня и оставил семью дома. Потирая вечно ноющий живот, он всем своим
видом показывал, что предпочел бы играть со своими детками, а не тащиться  в
такую даль.
   Его брат Лео уехал из замка, так он мне доложил. Молодой человек  заболел
и  попросил  разрешения  покинуть  дворец,  что  мне   показалось   довольно
подозрительным. Когда кому-то не по себе, ему не до дальних путешествий. Тем
более  Лео  отлично  было  известно,  что   имеющая   репутацию   прекрасной
целительницы леди Илона - здесь и готова лечить всевозможные  недуги.  Опять
странно.
   Может быть, это связано с присутствием в замке Айвана. Ему, должно  быть,
неуютно находиться рядом с человеком, брата которого он  убил,  и  он  решил
уехать.
   "Извини меня, но я пришел, чтобы сообщить..."
   Избегая смотреть в сторону стенного шкафа, я подумал о том, что  Алек  не
успел сказать мне. Почему, вместо того чтобы войти в дверь, как  обычно,  он
тайком пробирался мимо моих окон?
   Теперь уже не угадаешь. Возможно, позже, когда выдастся свобоная минутка,
я расставлю точки над "i".  Беспокойство  стало  овладевать  моими  мыслями,
путая их и не давая мне сконцентрироваться хотя бы на одной из них.
   Я был голоден, но ни в кухне, ни в подвальчиках не обнаружил ничего,  что
выглядело или пахло  бы  достаточно  аппетитно,  за  исключением  привычного
напитка из бычьей крови. Я выпил целую кружку и ограничился этим. Но  вместо
того, чтобы усилиться, моя слабость улетучилась, как  только  солнце  начало
спускаться за горные вершины.
   Моим последним посетителем был Гунтер Коско, и если бы я  мог  проглотить
хотя бы кусочек  чего-нибудь,  мы  бы  позабавились,  как  в  старые  добрые
времена, испытывая друг друга на прочность за  обеденным  столом.  Несколько
лет бездействия и покоя не до конца размыли правильные черты  его  лица,  но
время и вино сделали свое черное дело. Кожа его обвисла и я заметил, что  он
не  снимал  шляпы,  пряча  под  ней  редеющие  волосы  и  коричневые  пятна,
выступившие на лбу. Он служил напоминанием о  том,  что  все  это  могло  бы
ожидать и меня, если бы я дрогнул и испугался.  Но  очень  скоро  я  завершу
обряд и избавлюсь от старости навсегда.
   Гости разошлись кто куда: одни отправились вниз, другие -  в  часовню.  Я
отпустил слуг и решил приодеться. Открыв  одну  из  дверок  стенного  шкафа,
чтобы достать парадный костюм, я вдруг замер, пораженный  до  глубины  души,
как вчера кинжалом почти в самое сердце.
   Тело Алека исчезло.
   У меня перехватило дыхание. Я стал шарить в других отсеках шкафа  и  даже
дважды проверил замки. Они были целы и невредимы. Слуге я ключи от шкафа  не
доверял. Не то чтобы я считал его способным  на  воровство,  но  все  же  не
стоило допускать его до драгоценностей и прочих семейных реликвий, которые я
здесь хранил. Во дворце только два человека знали, в каком порядке следовало
отпирать замки. Я... да Алек Гуилем...
   Где-то вдали и в  то  же  время  совсем  близко  раздался  смех  знакомых
голосов. Он был среди них.
   Возможно, его смерть тоже входила в нашу  сделку,  была  той  ее  частью,
которую я так и не понял. Я пытался вытряхнуть голоса из головы,  удивляясь,
что еще я мог проглядеть во время...
   Время...
   Нечего тратить его впустую. Я отбросил от себя эту проблему,  как  нечто,
не заслуживающее особого внимания, и  начал  одеваться,  выбрав  для  такого
торжественного случая белую шелковую рубашку, красный галстук, черные  брюки
и плащ.  К  груди  я  приколол  рубин  фон  Заровичей.  Остальные  появятся,
разодетые в пух и прах, как павлины, и будут хвастаться друг  перед  другом,
кто богаче. Я никогда не разделял их любви к ярким тряпкам  и  не  собирался
уподобляться им и теперь. Тем более зная, что должно случиться, я бы сказал,
их наряды... придутся не ко времени.
   Из той же массивной шкатулки, где у меня лежал рубин, я достал  небольшой
предмет, завернутый в расшитый причудливыми узорами платок, и засунул его  в
карман плаща. Сверток, похоже, был невесомым, как перышко. Но,  несмотря  на
то, что нас разделяли несколько слоев ткани и накрученных ниток, я все равно
чувствовал, как пульсировало холодное черное зло, словно оно  касалось  моей
обнаженной кожи.

***

   Сергей нарядился в роскошный военный мундир, хотя ему так и  не  довелось
повоевать. Но, по крайней мере, он не нацепил всех этих украшений и значков,
как некоторые ошивающиеся при дворе пижоны. Другие господа  одаривали  своих
слуг такими погремушками. Я же считал, что их нужно заслужить, а не получить
в виде взяток и подачек.
   Единственной безделушкой, которую  Сергей  повесил  себе  на  грудь,  был
талисман Верховного жреца. Согласно существующим  традициям  ему  предстояло
отдать его при входе в церковь.
   Он приветствовал  меня  широкой  улыбкой  и  бросился  меня  обнимать,  с
готовностью принимая извинения, которые я заготовил специально для него. Как
же легко лилась моя речь, с какой же радостью он проглотил все,  что  я  ему
наговорил. Вчерашний инцидент с Татьяной и потерянными  драгоценностями  был
забыт, я прощен. Он так ничего и не понял.
   Неважно.
   Я вел себя подобающим случаю образом,  не  забывая  произносить  какие-то
правильные слова. Сергей бормотал что-то в ответ, нервничал по поводу  своей
свадьбы. Я наблюдал за ним и искал в своем сердце по отношению к  нему  хотя
бы  каплю  теплого  чувства.  И  не  находил.  Нас  связывало  только  общее
происхождение, в наших жилах текла одна кровь, а в  остальном  он  мало  чем
отличался от круглых дураков, которых я достаточно повидал на своем веку. За
исключением того, что он  вот-вот  женится  на  женщине,  которую  я  любил,
которую смог полюбить впервые в жизни.
   - Как бы я хотел, чтобы у тебя была такая же чудесная жена, как  Татьяна,
- выпалил Сергей.
   О, не беспокойся. Так и будет.
   Я вытащил из кармана маленький сверток.
   - А у меня сюрприз для новобрачного, - сказал я, протягивая ему  подарок.
- Нечто волшебное и очень старое. Прекрасно соответствует сегодняшнему  дню.
Улыбка Сергея потухла, как только  расписанная  красным,  черным  и  золотым
рукоятка небольшого ножа показалась из-под  вороха  тряпок.  При  виде  этой
вещички он остолбенел.
   Да, Сергей был не более, чем овца, готовая  отправиться  в  пасть  волку,
нацепившему маску друга.
   - Я вижу, ты узнал этот предмет, - продолжал я.  -  Временем  проверенное
оружие наемного убийцы Баал'Верзи. Ножны сделаны из человеческой  кожи;  как
правило, они шьются из кожи первой жертвы убийцы. Эти закорючки на  рукоятке
- заколдованные слова магического заклинания.
   Поменяйся мы ролями и предложи мне Сергей такой подарочек,  я  бы  уже  с
мечом в руках отступал к двери, призывая слуг на помощь. Он же только глядел
на меня расширенными от ужаса глазами.
   Нож нельзя долго держать в  ножнах,  иначе  ржавчина  испортит  и  изъест
сталь. Этот нож я не доставал с той самой ночи, когда отобрал его у Ильи, но
его острое, острее бриты, лезвие искрилось и блестело как  зеркало,  отражая
свет свечей. Колдовские руны на его рукоятке стали выпуклыми от прилившей  к
ним дьявольской силы.
   - Легенда гласит, что эти ножи можно вынимать из ножен только  для  того,
чтобы напоить их кровью, - говорил я.
   Сергей приоткрыл рот, но не смог придумать, что сказать. Для этого у него
не хватало жизненного опыта.
   Баал'Верзи.
   Обман был их главным оружием. Твой лучший друг, твой преданнейший  слуга,
господи, да даже твоя мать могли оказаться одним из Баал'Верзи.
   Даже твой брат...
   Я улыбнулся беззлобно.
   - Вообще-то я не суеверный, но на этот раз я  думаю,  не  стоит  искушать
судьбу. Согласен?
   Не дав ему опомниться и опережая ход его мыслей, я изо  всех  сил  всадил
нож ему прямо в сердце.
   Никто сразу не умирает. Он  прожил,  как  мне  показалось,  очень  долго,
встретив  с  болезненным   изумлением   мою   горячую   радость,   а   потом
медленномедленно согнулся и  молча  повалился  на  меня.  Я  подхватил  его,
чувствуя, как в течение нескольких секунд в нем  все  еще  билась  жизнь,  а
затем... затем она покинула его.
   Я уложил обмякшее тело на пол и вытащил нож.
   - Выпей кровь, сначала с лезвия, а потом из раны.
   Такие я получил указания.
   После вчерашей ночи это не составило особого труда. Осторожно,  чтобы  не
поранить самого себя, я слизал одну за другой капли крови с  кинжала,  вытер
его и оставил на полу. Затем я рассегнул мундир Сергея. Я у