роди с ней  двух-трех  малюток.
Можешь выбрать любую прямо здесь, у себя при дворе.
   - Ага, а она потянет за собой нескончаемую  нить  родственников,  которые
только спутают и усложнят наследование власти.
   - Поговори с леди Илоной. Уверяю тебя, она знает  высокорожденных  сирот,
растущих под ее присмотром. Ты - герой, и я гарантирую, любая из  них  будет
просто счастлива носить гордое имя фон Заровичей.
   - Мой брат Стурм так и поступил.
   -  Но  Стурм  мало  понимает  в  государственных  делах.   Он   прекрасно
управляется  с  имением  твоего  отца,  но  можешь  ли  ты  представить  его
правителем какой-либо страны? Получат ли его дети необходимые знания и опыт,
чтобы мудро править людьми? Вряд  ли,  если  они  изберут  его  единственным
примером для подражания. Боюсь,  он  может  прислать  сюда  своего  старшего
поднабраться у тебя жизненного опыта...
   И я буду относиться к нему, как к Сергею.
   - Все совсем по-другому, когда у тебя растут собственные дети, - произнес
он. Не в первый раз он удивлял меня сверхъестественной  способностью  читать
мои мысли. То ли он и вправду обладал даром проникать в чужое  сознание,  то
ли настолько хорошо изучил меня за все  эти  годы,  что  мог  отгадать,  что
творилось в моей душе.
   - По-другому? Почему?
   - Потому что это твоя плоть  и  кровь,  часть  тебя  самого.  Вот  в  чем
разница, Страд. Найди себе какую-нибудь милашку и если боги  улыбнутся  вам,
то через девять лун ты будешь держать в ладонях свое собственное бессмертие.
Намного лучше, чем драться за него с мечом в  руках,  и  волшебства  в  этом
больше, чем во всех книгах вместе взятых, которые ты насобирал за эти годы.
   Я угрюмо посмотрел на книги. Несмотря на то, что в условиях войны  многое
приходилось делать на ходу, на  лету  и  наспех,  я  умудрился  подобрать  и
собрать целую библиотеку. Не так много, как мне хотелось бы, оставалось  еще
огромное просторанство, которое мне предстояло заставить полками с  книгами.
Все знания и мудрость мира,  заключенные  под  их  обложками,  казались  мне
бесполезными и неспособными заполнить пустоту в сердце. Но я знал, что такое
настроение недолговечно и скоро  я  опять  с  головой  окунусь  в  чтение  и
эксперименты с магией, однако слова Алека преследовали меня повсюду,  смущая
мой покой. Ведь он, в конце концов, был прав.

***

   День общенационального трацра был отмечен бесконечными  богослужениями  в
церкви. С утра я помолился за Кира и вечный  покой  его  души,  а  затем  до
вечера просидел в библиотеке. Никто не работал, вся страна питалась тем, что
приготовили накануне. Для меня это было не в диковинку. Я подкрепился сыром,
вином и клубникой (повар и инженер так ничего  с  плитой  и  не  придумали).
Сергей, несмотря на то, что он еще  не  принял  духовный  сан,  стал  носить
особый  волшебный  талисман  как   символ   приближающейся   церемонии.   Он
разволновался,  увидев  его  в  первый  раз,  так  как  на  него   нахлынули
воспоминания о родном доме, связанные с тем, что очень скоро ему  предстояло
занять место Кира.
   - Я не уверен, что достоин этого, - доверительно поведал он мне позже.
   - Никто не может сказать, что достоин быть преемником Великого  жреца,  -
сказал я, вызвав у Сергея бурю восторга своим мудрым,  как  ему  показалось,
ответом. Он обнял меня, шепча на ухо слова благодарности, и потом выбежал из
комнаты и поспешил уединиться для молитвы.
   Леди Илона  вела  богослужения  в  церкви,  превратив  их  в  красивое  и
печальное зрелище. Когда я был там, я заметил, что Сергей следит  за  каждым
ее движением с балкона, выходящего на часовню. Очень скоро  и  ему  придется
выполнять то же самое, и он изучал ее манеру  вести  себя,  нахмурившись  от
напряжения.   Никто   не   мог   упрекнуть   его    за    такую    искреннюю
заинтересованность, и хотя у него не было опыта,  он  обещал  стать  хорошим
жрецом, может потому, что  обладал  покорностью  и  скромностью,  которых  я
лишился благодаря старику Зараку и его затее с чисткой пола.
   День траура начался и кончился; и церковь зажила своей прежней незаметной
тихой жизнью, соблюдая старинные обряды и распевая религиозные гимны. Сергей
вступит в должность только  по  истечении  определенного  срока,  и  теперь,
будучи не в состоянии посвятить себя делу  богов,  он  маялся  от  безделья.
Наконец, как настоящий фон Зарович, он придумал себе другое занятие  и  стал
ездить в деревню Баровию, нередко оставаясь там на ночь.
   Как  солдат,  я  мог  себе  представить,  что  он  делал,   но   это   не
состыковывалось с тем, что каждый вправе был ожидать от будущего священника.
   Мне это, впрочем, казалось вполне естественным  и  безобидным...  до  тех
пор, пока Алек не сообщил мне, что мой брат работал среди бедняков. Слухи  о
захвате Рыжего Лукаса разлетелись по всей стране и теперь в деревнях  любили
рассказывать, как Сергей одной  рукой  поймал  и  обезглавил  разбойника,  а
заодно и его шайку. Ничто не могло поколебать их уверенности, что все именно
так и было, и, где бы ни появлялся  их  герой,  на  него  обрушивался  шквал
аплодисментов, поздравлений и цветов. Сергей  же  лез  из  кожи  вон,  чтобы
поднять престиж церкви и собирался построить приют для больных.
   Эти новости меня огорчили.
   - Он только тренируется для своей профессии, повелитель.
   - Все эти штучки хороши для священника, но не для Сергея. Наденет  сутану
и пусть делает, что хочет, но пока  у  него  нет  никакого  права  вытворять
подобные фокусы.
   - Какой от этого вред?
   - Ты и глазом  не  успеешь  моргнуть,  как  все  оборванцы  и  попрошайки
стекутся в леревню, протягивая к нему руки и уповая  на  бога.  У  мальчишки
мягкое сердце, но у него еще слишком мало опыта, чтобы раскусить  того,  кто
пытается сыграть на его доброте. Плохо и то, что люди могут подумать, что он
действует от имени всех фон Заровичей. Я этого не потерплю.
   - Почему бы и нет?  Как  его  щедрость  может  угрожать  твоему  славному
имени?
   Я откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул.
   - Представь на секунду, ты один из бургомистров и ты  только  что  собрал
налоги и отправил их в государственную казну. Потом до тебя  доходят  слухи,
что граф Сергей фон  Зарович  помогает  бедным  в  Баровии.  Какой  чудесный
молодой человек, думаешь ты и вдруг задаешь себе  вопрос:  а  откуда  же  он
берет деньги? Ты отдал деньги,  чтобы  чинить  дороги  и  укреплять  границы
государства, а он выбрасывает их на ветер, пытаясь накормить вечно голодных.
Может, он взял как раз твои деньги? Разве сойдет ему это с рук? И  разве  ты
не заявишь, что, будучи в равной степени голодными,  твои  люди  заслуживают
таких же щедрых подарков? Ты наверняка решишь даже,  что  если  уж  у  брата
лорда Страда денег куры не клюют, то хватит ему на следующий год и  половины
обычной суммы, в конце концов...
   - Ага, я понял, куда ты клонишь, Страд. Сергей помогает  одной  маленькой
деревушке, но ломается вся государственная система.
   - Перестань смеяться, Алек. Я серьезно. Если эти свиньи надумают устроить
восстание, то, как ты думаешь, сколько мы продержимся?
   - А у тебя есть основания ожидать восстания?
   Я не ответил, дав ему время самому поразмышлять на эту тему. Он был умен;
ему потребовалось не больше минуты, чтобы сделать свои выводы.
   - Кого ты подозреваешь?
   - Всех.
   Он опешил.
   - Я знаю, что кто-то может нарушить клятву верности, подписанную  кровью,
но чтобы все?
   - Или кто-то один, обладающий силой, чтобы заставить  остальных.  Он  или
она могут что-то пообещать, обронить нужное словечко за  чаркой  вина.  "Как
вам известно, наступили смутные времена. Боги запрещают преступать закон, но
случись что-нибудь с графом Страдом, я надеюсь,  что  могу  рассчитывать  на
вашу поддержку". Да ты знаешь, как это обычно происходит...
   Алек свел брови к переносице и прищурил глаза; его тонкие губы изогнулись
в усмешке. Он в упор посмотрел на меня.
   - Итак... в лагере - предатель.
   - Точно. И я хочу, чтобы ты его вычислил.
   - И казнил, если мне посчастливится его найти?
   - Это зависит от обстоятельств. Если он умен, то,  возможно,  понадобится
лишь небольшое предупреждение. Если нет... - я поднял и опустил руку.  -  Но
сначала скажи мне.
   - Конечно, повелитель.

***

   На следующее после отъезда Алека утро я проснулся  с  твердым  намерением
поговорить с Сергеем. Он не ночевал в замке и только  что  вернулся.  Я  был
уверен, что лучше разобраться во всем прямо сейчас, прежде чем ему  взбредет
в голову опять сбежать от меня.
   Он вошел в мой кабинет, чересчур веселый для человека, носящего траур  по
умершему другу. На лице у него застыло странное выражение, которое я никогда
раньше не видел. Он, казалось, с трудом сдерживал себя, чтобы не  взорваться
от переполнявшего его, не поятного мне чувства.
   - Сергей, насчет этих твоих поездок в деревню...
   Он только этого и ждал. Неважно, что я не закончил; ему нужен был  только
звук моего голоса, чтобы начать. Его прорвало  и,  путаясь  и  сбиваясь,  он
поведал мне свою историю.
   Он встретил девушку.
   Сгорая от нетерпения, я слушал вполуха, как он воспевал  ее  бесчисленные
достоинства, красоту и другие качества, которыми  влюбленный  наделяет  свою
возлюбленную. Я слышал подобное сотни раз от других; вариации Сергея на  эту
тему не отличались оригинальностью и, конечно, мною не  приветствовались.  О
боги, можно подумать, эта была первая женщина в его жизни,  так  вдохновенно
он о ней говорил.
   Моя реакция, как бы это помягче сказать, была холодной.  Мало  того,  что
меня бросало в дрожь от идеи  породниться  с  крестьянами,  я  вынужден  был
напомнить ему, что его предназначением в этой жизни было  служить  церкви  и
стать  Верховным  жрецом.  Но  ни  лекции  на  тему  морали,  ни   возможные
политические последствия, ни очевидная  глупость  подобного  шага  не  могли
изменить принятого им решения. Своими словами я оказался  бессилен  повлиять
на его ум и сердце. Он был опьянен своей любовью и  не  видел  и  не  слышал
ничего, кроме нее, послав остальной мир к черту.
   Расстались мы далеко не лучшими друзьями.
   По правде говоря, я задыхался от ярости. Никогда еще я не был так зол  на
кого-то и так беспомощен. И пока  я  носился  по  комнате,  не  в  состоянии
справиться со сжигающим меня гневом, вошел слуга и объявил, что  леди  Илона
просит аудиенции.
   Она вплыла в комнату.
   - На чьей ты стороне? Его или моей? - заорал я. - Что это для тебя на сей
раз:  конфликт  между  церковью  и  государством  или   очередные   семейные
разногласия?
   - Нашему лорду Страду  нужно  научиться  контролировать  свои  эмоции,  -
спокойно проговорила она.
   Ее тихий голос подействовал на меня, как сильный удар между глаз. Я замер
посередине комнаты. Через какое-то время ко мне вернулся дар речи.
   - Мальчишка не ведает, что творит, - проворчал я наконец.
   - Влюбленный не соображает, что делает.
   Подозрение вспыхнуло во мне.
   - Как давно ты знаешь об этом?
   - Сергей разговаривал со мной недавно. Он обеспокоен, что расстроил  тебя
своими планами на будущее.
   Скорее всего, он попросил ее брость все и  поспешить,  чтобы  помочь  мне
успокоиться.
   - И ты приняла это - все как есть?
   Она пожала плечами:
   - Чего ты хочешь? Чтобы я запретила ему любить?
   - Но он  отрекся  от  церкви  и  пустил  коту  под  хвост  все,  над  чем
трудился...
   - Есть другие пути служить богам, мой повелитель.
   Мои инстинкты солдата подсказали, что  я  давным-давно  проиграл  и  пора
признать свое поражение. Я чувствовал себя опустошенным и потерянным, и меня
тошнило от этого ощущения. Я нашел свое кресло и опустился в него.  Я  очень
устал.
   - Что мне делать?
   Илона приблизилась ко мне и заглянула мне в глаза.
   - Ничего. Предоставь им самим разобраться во всем, и они найдут наилучший
выход из ситуации. Доверься судьбе и не волнуйся.
   - Ты говоришь, как моя мать.
   Она улыбнулась; девочкой она знала Равению.
   - Для меня это большой комплимент, мой господин.
   - Смешно, ты знаешь.
   - Наверное, но любовь мальчишки всегда неразумна. Она просто  существует,
и тебе не надо ничего делать,  кроме  как  оставаться  в  стороне.  В  любом
случае, в глубине души ты уверен, что Сергей не способен опорочить семью фон
Заровичей. Думаю, эта девушка окажется красивой и  составит  ему  прекрасную
партию.
   - О да, я  уверен.  Имя  Сергея,  подкрепленное  несметными  богатствами,
вдохновит ее на многие хорошие поступки.
   - Ты говоришь о добре, как будто оно вообще не существует на земле,  граф
Страд.
   - А мне не приходилось сталкиваться с ним в моей жизни.
   - Тогда тебе есть чего пожелать самому себе.

***

   Прошло меньше недели и Сергей привез ее в замок в первый и последний раз.
   У нее не было семьи иее воспитанием занималась одна из  местных  церквей.
Теперь она становилась подопечной леди Илоны. И я питал слабую надежду,  что
она научит девушку  светскому  этикету  во  избежание  различных  неприятных
ситуаций при дворе.
   Я  предупредил  придворных  и  слуг,  что   ее   приезд   должен   пройти
незамеченным; ее представят двору по всем правилам во время  ужина,  который
Сергей давал в ее честь сегодня вечером. Те, кому дано  было  понять  в  чем
дело, оценили мудрость такого решения. Если девица никуда не годится, то  не
поздно будет объявить ее заболевшей и отожить пиршество. Сергей,  да  хранят
боги его невинное сердце, ничего подобного даже и  представить  не  мог.  Он
выскочил из повозки и протянул ей руку, как  будто  она  императрица,  а  не
жалкая босячка ражденная от бедного ничтожества.
   Я уже пришел к выводу, что  мне  отчасти  повезло,  что  она  сирота,  по
крайней мере, ее родственники  не  будут  болтаться  без  дела  по  замку  и
путаться у меня под ногами.  И  тут  Сергей  подвел  ее  к  ступеням,  чтобы
представить нас друг другу.
   И тогда все мое презрение к ней  отлетело  прочь,  как  опадает  зимой  с
деревьев мертвая листва. Она,  несомненно,  была  самой  красивой  девушкой,
которую я когда-либо встречал в своей жизни.
   Своей красотой она превзошла саму Красоту, как превосходит по силе и мощи
величественная полноводная река маленькую дождевую каплю. И я утонул в  ней,
захлебнулся ею, чтобы уже никогда не вынырнуть на поверхность. Ошеломленный,
я не мог ни пошевелиться, ни произнести ни единого  слова,  и  тогда  сквозь
грохот моего сердца и шум крови в ушах с трудом пробился голос Сергея:
   - Страд, это Татьяна.
   Девушка  низко  поклонилась.  На  ней  было  простоеплатье,   сшитое   из
домотканого полотна, но оно сидело на  ней,  какна  гордой  королеве,  а  ее
отливающие медью волосы показались мне коронойна ее голове. Ни с того  ни  с
сего она заставила меня поверить в деревенскуюсказку о похищенной принцессе,
которая в конце концов возвращаетсятуда, где ей и положено быть - во дворец.
   - Добро пожаловать, - еле-еле выдавив из себя ответ, прошептал я.
   Она подняла ко мне лицо. Чистая кожа,  огромные  глаза,  сверкающие  ярче
бриллиантов, и полные темно-вишневые губы - удивительное лицо, по  сравнению
с которым любое другое покажется просто безобразным.
   Но сравнения быть не могло. Она была единственной в своем роде. Она  была
само совершентво.
   Я чувствовал, как мое сердце прыгало и дрожало от  одной  только  радости
смотреть на нее. Она смутилась и покраснела, и мне надо было успокоить ее. Я
взял ее руку и она распрямлась. Она была высокой и стройной,  как  сказочный
цветок. С легким поклоном я поцеловал кончики ее пальцев.
   - Добро пожаловать в замок Равенлофт, Татьяна.  Добро  пожаловать,  и  да
будет замок твоим домом, отныне и во веки веков.
   Казалось, слова проникли в самую ее душу, и  она  улыбнулась.  Ее  улыбка
сверкнула, как первые солнечные лучи после холодной и суровой зимы. Все, что
мне нужно было теперь, так чтобы эта улыбка вечно играла на ее губах. И  тут
она посмотрела на Сергея.
   И солнце, снизошедшее на меня с небес,  как  будто  скрылось  за  тучкой,
обратив все свое яркое сияние на него... на него одного.

***

   Я не привык  оповещать  всех  и  вся  о  своих  намерениях,  но  традиция
требовала, чтобы я  предупредил  Сергея,  что  собираюсь  взять  Татьяну  на
небольшую прогулку перед ужином. Конечно, он не возражал. Он  воспринял  мой
план как попытку узнать ее поближе и одобрить его выбор. Но она не нуждалась
в моем одобрении. Можно одобрить или  нет  воздух,  которым  мы  дышим,  или
чистую лазурь летнего  неба,  но  необходимость  одного  и  красота  второго
существуют без свякого высокопарного человеческого одобрения. Как и Татьяна.
В ней соединились земля и небо, воздух  и  музыка,  и  рассвет  без  единого
облачка.
   Держалась она очень независимо, но передо мной  испытывала  благоговейный
страх. Надо было помочь ей избавиться от него.
   Убедившись, что она  готова,  я  вошел  в  ее  комнату.  В  сопровождении
помощника леди Илоны, следующего за нами по пятам, мы спустились  вниз  и  я
повел ее в южный дворик. Она не выпускала моей руки,  но  за  все  время  не
вымолвила и слова. Возможно, она подготавливала себя к  допросу,  который  я
мог ей учинить.
   На улице я спросил ее, как она находит свою комнату, удобно ли ей, и  как
ей нравится одежда, которую  она  там  нашла.  Она  переоделась  к  ужину  в
золотистое, под цвет ее волос, платье свободного покроя, которое леди  Илона
в конце концов разыскала для нее.
   - Все прекрасно, Старейший, - сказала Татьяна. - Все были очень добры  ко
мне.
   Такая  форма  обращения  вполне  годилась  для  меня,  если  учесть  наше
различное происхождение и, к  несчастью,  огромную  разницу  в  возрасте.  В
Баровии это было выражением высочайшего уважения; она не решалась звать меня
по имени Страд. Я не поправил ее, чтобы не смутить. Больше всего на свете  я
хотел, чтобы она чувствовала себя со мной свободно.
   Я приостановился и посмотрел на нее.
   - Рад слышать это. Ты должна запомнить, что если  ты  чего-нибудь  хочешь
или в чем-нибудь нуждаешься, тебе надо только попросить. Этот  замок  и  все
его обитатели - твои покорные слуги, я в том числе.
   Вместо того, чтобы ободрить ее, мои слова,  похоже,  повергли  ее  в  еще
большее смущение.
   - Что-нибудь не так?
   - Все хорошо. Я думаю, вы лучше всех, что говорите мне  такое.  До  того,
как мы встретились, я немного боялась вас.
   - Боялась?
   Она сложила руки на груди.
   - Всю мою жизнь это место было непостижимым и недосягаемым, вселяя ужас в
деревенских жителей. Когда Дориан правил здесь, страх жил в нас,  как  живет
боль в костях стариков. Пришли твои войска и  мы  боялись,  что  станется  с
нами, хотя мы и радовались нашему освобождению.  Но  годы  твоего  правления
протекают спокойно и мирно. Ты избавил нас от страха и мы благодарны тебе за
это.
   Я никогда не получал таких признаний от своих гонцов,  привозящих  свежие
новости из деревень, однако воины, шатающиеся  по  тавернам,  всегда  слышат
нечто противоположное тому, что внушают бедной сироте, живущей  под  защитой
церковных стен.
   - А твои страхи?
   - Исчезли как дым. Я вижу красоту, которую ты создал здесь, а  значит,  я
вижу кусочек твоей души. Это хорошее  место.  Возможно,  ты  и  безжалостный
воин, но от тебя веет теплом, иначе ты не смог бы сотворить это чудо.
   Я засмеялся и мне стало приятно. Без особого усилия она выпустила на волю
накопившийся во мне за долгие годы радостный смех.
   - Надо отдать должное ремесленникам. Не мне, а им скажи спасибо.
   Она улыбнулась. О боги, как она улыбалась!
   - Теперь я понимаю, почему Сергей так сильно любит тебя.
   При упоминании его имени мое хорошеее настроение сразу испортилось. Чтобы
скрыть дурное расположение духа, я двинулся вперед.
   - Пойдем, я хочу показать тебе кое-что. Их красота мне неподвластна.
   Через центральные ворота мы прошли  во  дворик  часовни.  С  приближением
смере