дом,  продавцом  из  рыбной
лавки, галантерейщиком или шутом...
   - Тихо! - воскликнул  Люкас,  раздраженно  тряся  головой.  -  Ты  должен
править своими подданными так, как хищник правит своей жертвой.
   - Ха-ха-ха! - рассмеялся Казимир. - Я что, должен  за  ними  охотиться  и
пожирать их?
   - Совершенно верно, - подтвердил Люкас коротко  кивнув.  -  Хищник  почти
никогда не страдает от своей добычи так, как страдает отец от своих сыновей.
Правитель,  словно  хищный   зверь,   должен   загонять   своих   подданных,
набрасываясь на отбившихся от стада.
   Казимир глубоко вздохнул и сказал:
   - Любой правитель, который станет действовать по  твоему  рецепту,  будет
свергнут и убит,
   - Разве заяц может победить волка? - ответил ему Люкас,  мрачно  сверкнув
зубами в темноте.
   - Он мог бы, если бы у него были волчьи  когти  и  клыки  или,  на  худой
конец, волчья жажда крови и  битвы.  Но  зайцы  предпочитают  бежать,  а  не
сражаться.
   Высокорослый бард неожиданно опустил ладони на плечи  Казимира,  и  глаза
его засверкали безумным яростным огнем.
   - Разве ты не видишь, Казимир?  Стражники  на  твоей  стороне,  на  твоей
стороне тюрьмы и законы! У тебя есть зубы и когти, чтобы убить их всех. Тебе
недостает только жажды крови и охотничьего азарта.
   Несмотря на теплый плащ, обернутый вокруг плеч, Казимир вздрогнул как  от
холода.
   - У меня нет никакого желания убивать своих подданных.
   - Если ты не станешь  охотиться  на  них  и  убивать,  как  волк  убивает
пойманных кроликов, твои подданные восстанут и убьют тебя самого. Тебе стоит
поучиться этому хотя бы  у  Зона  Кляуса,  который  правил  Гармонией  почти
двадцать лет. Держи народ в его кроличьем садке, держи народ в страхе  и  не
давай ему попробовать власти, иначе твое  правление  окончится  в  считанные
недели.
   - Я предпочел бы вовсе не править, чем править столь ужасными методами, -
неуверенно сказал Казимир.
   Люкас  рассмеялся,  и  его  хохот  разнесся  между  стволами   молчаливых
деревьев.
   - Что же ужасного или  несправедливого  в  том,  что  ты  будешь  жить  в
соответствии со своим характером? Люди по природе своей  -  хищники.  Каждый
день  мы  поедаем  мясо  убитых  животных.  Почему  бы  нам  не  попробовать
человечины? Кто такие люди, как не другие животные?
   Помолчав, он торжественно обвел рукой окружающий лес.
   - Вся жизнь природы - это непрерывное пожирание, мой друг. Трава питается
тканями умерших, гусеницы поедают траву, землеройки поедают  гусениц,  дикие
кошки охотятся за  землеройками,  волки  убивают  кошек,  люди  охотятся  за
волками. Короли преследуют подданных, боги казнят королей. Так всегда  было,
Казимир. Ты должен либо стать  охотником,  либо  быть  среди  тех,  на  кого
охотятся.
   Отвернувшись, Люкас вдохнул  в  легкие  побольше  воздуха  и  запел.  Его
мрачный голос раздавался в лесу, словно удары огромного колокола.

   О тварь, что рыщет в этом пышном мире,
   Зову тебя, о тварь, ко мне приди!
   Приди и стань моей покорна воле,
   Кого я укажу - иди ищи!
   И ты убьешь его и попируешь вволю
   Придешь, заслышав песню господина,
   И клятву верности навеки принесешь,
   В лесу дремучем ты найдешь добычу
   Роскошную, которую убьешь
   Когтями быстрыми, как повелел обычай

   Люкас не успел  еще  закрыть  рот,  как  из  подлеска  неслышно  появился
матерый, устрашающего вида волк. Увидев, что Казимир прищурился и  попятился
в направлении ближайшего дерева, бард  с  довольным  видом  сложил  руки  на
груди. В холке волк был почти что четырех футов ростом, а двигался он слегка
прихрамывая. Глаза горели голодным огнем, а густой серый  мех  распространял
острый маслянистый запах.
   Несмотря на то что в жилах волка и Казимира текла  одна  кровь,  а  может
быть, именно из-за  этого,  юноша  почувствовал  сильнейшее  отвращение.  Он
почувствовал, как волосы на его  голове  становятся  дыбом  и  непроизвольно
позволил начаться трансформации. Острая боль пронизала мышцы рук и ног.
   Люкас не проявил к твари никакого интереса. Подняв вверх согнутую  правую
руку, он приказал волку сидеть. Хищник беспрекословно повиновался.  Казимир,
слегка придя в себя, приостановил трансформацию, не позволяя однако  легкому
покалыванию совсем исчезнуть.
   Улыбка на губах Люкаса погасла, превратившись  в  самодовольную  ухмылку.
Бросив взгляд на Казимира, он небрежно махнул рукой  в  сторону  чудовищного
волка.
   - Умные люди выбирают себе учителей по их урокам, - повторил он, устремив
на волка свой непостижимый взгляд. -  Ступай,  найди  кролика.  Принеси  его
живьем, так чтобы на нем не было ни единой царапины, - приказал он.
   Волк, казалось, внимательно прислушивался к его словам. Казимир  заглянул
в его сверкающие глаза и задумался, подчинится ли зверь приказу.  Люкас  тем
временем сердито взмахнул рукой снизу вверх:
   - Пошел!
   Так же бесшумно, как и появился, волк приподнялся и  скользнул  в  темное
пространство между деревьями.
   Казимир совладал с покалыванием во всем теле и с подозрением уставился на
Люкаса.
   - Как ты сумел призвать его? - спросил он.
   Бард ответил, старательно избегая взгляда юноши:
   - Любой  певец  умеет  управлять  людскими  сердцами.  Выдающемуся  певцу
подвластны даже сердца животных.
   - Это не ответ, - заявил Казимир.
   - Ответ, но, возможно, не для тебя, - ровным голосом отозвался Люкас.
   - Между прочим, ты ошибся говоря о правителях и их подданных.
   - Да ну? -  сказал  Люкас  таким  тоном,  какой  заранее  отвергал  любое
объяснение. Казимира, однако, это не смутило.
   - Ты исходишь  из  неверной  предпосылки,  будто  бы  старики  не  должны
уступать дорогу новому поколению. Я освободил  Гармонию,  избавив  ее  от...
своего  предшественника.  В  свою  очередь,  когда  я  состарюсь   и   стану
неспособным управлять городом, молодой правитель  должен  будет  занять  мое
место.
   - Но ему придется тебя убить? - поинтересовался Люкас.
   - Да, если я стану слишком упорствовать, если меня  нельзя  будет  убрать
никаким иным путем, если я превращусь в очередного Зона Кляуса.  Тогда  меня
придется убить, - ответил Казимир, с трудом сглотнув.
   - Если ты и вправду намерен заплатить своей жизнью  за  чужую  свободу  -
тогда ты дурак, - насмешливо заметил Люкас.
   - Каждый из нас когда-нибудь умрет, - парировал Казимир. - Ты сам  только
что сказал, что люди умирают и что их тела позволяют вырасти траве.
   - Действительно, люди умирают, но это не относится к богам.
   - Что ты хочешь сказать?
   - Легенда о том, что каждый человек должен умереть,  -  это  крестьянская
сказка, - отрезал Люкас.
   - Что?! - Казимир рассмеялся.
   - Обыкновенно люди в состоянии постичь  ничтожную  часть  своей  истинной
природы. Что касается тебя, то - если я не ошибаюсь - ты не обычный человек.
   Прежде чем Казимир успел ответить,  жуткий  волк  снова  вынырнул  из-под
ветвей папоротника.  Между  его  страшных  челюстей  вяло  трепыхался  белый
кролик, которого зверь осторожно держал за шкирку.
   Люкас сделал волку знак приблизиться. Тварь послушно  подошла  и  разжала
страшные  зубы,  роняя  кролика  в  подставленные  руки   барда,   затянутые
перчатками. Люкас вытянул руки перед собой,  разглядывая  дрожащего  зверька
при свете луны.
   - Видишь, Казимир? Несмотря на острый голод, который эта тварь несомненно
испытывает, волк  принес  мне  кролика  целым  и  невредимым.  Спрашивается,
почему? Да потому что я для него - царь и бог!  Он  поклоняется  мне  не  из
любви, а из страха. Я для него - повелитель огня, божество, способное метать
молнии и приносить смерть. Для жителей  Гармонии  ты  должен  стать  тем  же
самым, если, конечно, хочешь сохранить свою жизнь и править.
   Люкас выставил перед волком ладонь в знак того, что тот должен оставаться
на месте, а сам осторожно опустил кролика на землю.  Стоило  только  кролику
коснуться лапками земли, как он тут же метнулся в подлесок и исчез из  виду.
Волк даже не привстал, не говоря  уж  о  том,  чтобы  преследовать  зверька.
Вместо этого он преданно уставился на ладонь  Люкаса.  Певец  удовлетворенно
кивнул и, опустив руку, повернулся к своему ученику.
   - Это довольно просто.
   На кончике пальца Люкаса,  затянутом  тонкой  перчаткой,  Казимир  увидел
темное пятнышко крови. Заметив,  что  внимание  его  ученика  переключилось,
Люкас тоже посмотрел на кровавое пятно. Прижав его кончиком большого пальца,
Люкас почувствовал, как липкая кровь впитывается в  тонкую  ткань  перчатки.
Подняв руку к носу, он понюхал пятно, и  на  скулах  его  заиграли  желваки.
Шагнув навстречу волку, он вытянул вперед свой окровавленный палец, и  волк,
отвернувши нос, неуверенно скорчился. В его пустых глазах промелькнул страх.
   - Я сказал - целым и невредимым, - прошипел Люкас, и  Казимир  заметил  в
волчьих глазах страх.
   Схватив волка за морду и за загривок, он  неожиданно  резко  повернул  ее
вбок. Голова волка внезапно оказалась под совершенно неестественным углом  к
туловищу, что-то хрустнуло, и лапы  твари  подогнулись.  Вздрагивающее  тело
опрокинулось на землю и затихло.
   Казимир попятился, вытаращив глаза.
   - Я охочусь на волков, а боги охотятся на меня, - сказал  Люкас,  холодно
глядя на юношу.
   Прикусив губу Казимир пробормотал:
   - Сегодня я научился многому.
   - Нет, - откликнулся Люкас, перешагивая через неподвижное мохнатое тело и
жестом  приказывая  Казимиру  покинуть  поляну.  -  Теперь  тебе   предстоит
поохотиться.

***

   - Он не должен править Гармонией! Он не должен перешагнуть  порог  нашего
священного здания!
   Выкрики Гастона Олайвы сопровождались громовыми аплодисментами и  топотом
ног, которыми собравшиеся в  Хармо-ни-Холле  приветствовали  оратора.  Редко
когда этот зал бывал столь полон.  Даже  на  танцевальных  вечерах,  которые
устраивались в Хармони-Холле четырежды в  год,  никогда  не  бывало  столько
народа. Сегодня ночью, кроме обучавшихся в Хармони-Холле бардов, в  огромном
зале собрались аристократы,  юристы,  стражники,  торговцы,  чиновники  всех
рангов и бесчисленные писцы
   - Человек, убивающий  законного  Мейстерзингера,  ни  в  коем  случае  не
является  героем!  Юноша,  прикончивший  Мейстерзингера,  должно  быть,  сам
является порождением чудовищ темного мира. Я не хотел бы,  чтобы  он  правил
моим прекрасным городом!
   Снова  зазвучали  аплодисменты,  и  менестрель  спустился  с  ораторского
возвышения,  тщательно  пряча  улыбку.  Одобрительные  возгласы   продолжали
звучать под сводами зала. Гастон, позволяя своему  гневу  снова  вскипеть  в
полную силу, вскричал:
   - Мы должны устранить Казимира точно  так  же,  как  он  устранил  нашего
возлюбленного Кляуса!
   - Дай-ка мне устранить твой язык, изменник, - раздался  яростный  возглас
из глубины зала, и Олайва ахнул, в то время  как  все  остальные  слушатели,
сидевшие в креслах, с шумом обернулись, чтобы взглянуть на говорившего.
   - Мейстерзингер! Это - Мейстерзингер!
   Казимир смело вошел в комнату. От ярости его лицо стало малиново-красным.
Рядом  с  ним  возвышался  черноусый  красавец  Геркон  Люкас,  чьи   глаза,
приобретшие стальной оттенок, с холодной злобой метнулись по  рядам  сидящих
аристократов. Казимир тем временем решительно зашагал к возвышению.
   Гастон стремительно побледнел, прилагая невероятные усилия,  чтобы  снова
обрести голос. Прежде чем он сумел заговорить, Казимир начал свою речь.
   - Мой друг и учитель Геркон Люкас был  настолько  любезен,  что  известил
меня о сегодняшнем собрании. Должно быть, мое имя по  какой-то  необъяснимой
случайности не попало в список приглашенных... Должен сказать, что это  была
фатальная ошибка.
   Гастон быстро оглядел лица собравшихся, пытаясь угадать их настроение. На
большинстве  лиц  было  написано  неприкрытое   отвращение,   граничащее   с
ненавистью.
   Он злобно сплюнул.
   - Это не было случайностью или недосмотром, многоуважаемый Казимир. Вы не
принадлежите к членам Хармони-Хол-ла и не поддерживаете нас.  Соответственно
и Хармони-Холл не принадлежит вам и ни в чем вас не поддерживает.
   По рядам слушателей прокатился одобрительный ропот.
   Казимир решительно прошел вперед, взошел на невысокую кафедру и  столкнул
Гастона с трибуны.
   -  Несмотря  на  то,  что  меня  действительно  ничто  не   связывает   с
Хармони-Холлом, вам следовало исправить это упущение и пригласить меня. Я  -
ваш Мейстерзингер, глава гильдии менестрелей  и  бардов.  Во  время  турнира
трубадуров я перепел, переспорил, перехитрил и победил всех вас!
   - Победил? Как бы не  так!  -  выкрикнул  Гастон  Олайва,  пытаясь  снова
вскарабкаться на подиум. - Ты хотел сказать - перекричал!
   - Отойди-ка в сторонку, Гастон. Я приказываю это тебе как  Мейстерзингер!
- спокойно проговорил Казимир, словно не замечая оскорбления.  -  Иначе  мне
придется вызвать стражу, чтобы она...
   Гастон не дал ему договорить.
   - Капитан городской стражи тоже здесь, среди нас, вместе с  тремя  своими
лейтенантами. Неужели ты хочешь помериться силой со всеми нами?
   Казимир пристально всмотрелся в лица  людей,  собравшихся  в  этом  зале.
Каждый раз он натыкался на  хищный  голодный  взгляд,  который  был  слишком
хорошо ему знаком. Несомненно, эти люди почуяли его страх, его неуверенность
и слабость.
   В памяти Казимира всплыло воспоминание о прошедшей ночи  -  тупой  взгляд
покорных  глаз,  алое  пятно  на  перчатке,  хруст  позвонков,  почтение   и
покорность, с которым волк повиновался Люкасу. Внезапно Казимир  понял,  что
ему следует сделать.
   - Нет, я не стану ссориться со  всеми  вами,  -  проговорил  он,  пытаясь
перекричать нарастающий шум. - Мне, однако, представляется  что  ты,  Гастон
Олайва, говоришь от имени всех собравшихся. Именно поэтому я хочу помериться
силой с тобой.
   Гастон побледнел. Покачав головой, он неуверенно рассмеялся:
   - Я не собираюсь  участвовать  в  уличной  потасовке  с  тобой,  господин
трущоб.
   - Какое же оружие ты выбираешь? - с вызовом спросил Казимир.
   На выпуклом лбу Гастона выступили крупные капли  пота,  и  он  неуверенно
хохотнул.
   -   Как   все   это   нелепо!   -   притворно   вздохнул   он,   стараясь
продемонстрировать свое равнодушие. - Пожалуй, я остановил бы свой выбор  на
рапирах.
   - Превосходно, - рявкнул Казимир. - И, раз уж ты выбрал оружие для  нашей
схватки, я назову ее главную цель, которой она  должна  закончиться:  смерть
одного из нас.
   Зал затих, и многие из зрителей вздрогнули.
   С презрением отвернувшись от Казимира, Гастон воскликнул:
   - Освободите место! Пусть кто-нибудь принесет нам пару рапир.
   Поворачиваясь к Казимиру, он прошептал под стук отодвигаемых стульев:
   -  Должен  предупредить,  что  я  -   один   из   лучших   фехтовальщиков
Хармо-ни-Холла.
   Казимир кивнул:
   - А я в одиночку совладал с оборотнем. Это - мое предупреждение.
   - На этот раз твое коварство не поможет тебе, как в предыдущие разы.
   - Но и не помешает, - парировал Казимир.
   Пока  они  препирались,  зрители  составили  кресла  полукругом  напротив
трибуны. Большинство аристократов заняли места в середине, и лишь  несколько
замешкавшихся встали у стен. Среди них был и Геркон Люкас.
   Когда  в  зале  появились  двое  юношей  с  рапирами   в   руках,   среди
присутствующих воцарилась напряженная тишина. Гастон повернулся к Казимиру с
кривой ухмылкой
   - Выбирай клинок, заморыш
   Шагнув навстречу пажам, Казимир выбрал шпагу. Еще ни разу в жизни  он  не
держал в руках оружия, которое было бы длиннее кинжала, и,  несмотря  на  то
что рапиры были превосходно сбалансированы, несколько  его  пробных  выпадов
вышли медленными и неуклюжими.  Продолжая  выписывать  в  воздухе  восьмерки
кончиком клинка, Казимир пытался вспомнить все, что он знал об  обращении  с
кинжалом, и раздумывал, сможет ли ему это помочь. Гастон тем временем взял в
руку оставшийся  клинок,  и  оруженосцы  поспешно  отступили  на  безопасное
расстояние.
   Проделав несколько эффектных выпадов, Гастон повернулся спиной к Казимиру
и отошел к противоположной стене. Казимир сделал то же самое.  Оказавшись  у
стены, дуэлянты с мрачным видом повернулись к друг другу лицом.  Зал  затаил
дыхание.
   Гастон Олайва медленно поднял свое оружие, нацелив острие прямо  в  грудь
Казимира. Совершая ритуал приветствия, он потихоньку вращал рукоять, до  тех
пор пока его запястье не  оказалось  опущенным  к  земле.  Его  противник  в
точности повторил движение. Затем Гастон неуловимо быстро  развернул  рапиру
плоской стороной вверх, держа клинок поперек груди. Казимир не отставал.
   Наконец Гастон встал в боевую стойку: клинок выставлен вперед со  стороны
выдвинутой ноги, свободная  рука  балансирует  в  воздухе  чуть  сзади  ноги
опорной. Колени его были слегка согнуты, а голова слегка откинута назад.
   Казимир  внимательно  наблюдал  за  ним,  а  потом  попытался   повторить
неудобную позу противника. Среди зрителей раздались смешки.
   Гастон пошел в атаку. Движения его были одновременно изящными и  мощными,
и Казимир поднял клинок  повыше.  Гастон  приближался.  Казимир  в  отчаянии
взмахнул рапирой перед собой. Клинок
   Гастона со звоном столкнулся с его шпагой,  принуждая  Казимира  опустить
оружие  к  земле.  Клинки  сплелись,  и  Гастон,  воспользовавшись   удобным
моментом, толкнул юного Мейстерзингера  локтем  в  живот.  Казимир  упал  на
спину, и собравшиеся разразились приветственным гулом.
   Гастон  не  теряя  времени  сделал  выпад,  стараясь  поразить   упавшего
противника. Казимир перекатился по полу и невольно вскрикнул. По  плечу  его
потекла горячая кровь. Взмахнув своей  шпагой,  он  удачно  парировал  новый
атакующий удар и вскочил на ноги. Пол  под  его  ногами  стал  скользким  от
крови. Непроизвольно Казимир пригнулся и занял устойчивую позицию, к которой
он привык во время схваток на ножах.  Слегка  пошевеливая  кончиком  клинка,
Казимир сделал выпад, целясь в живот Гастона. Он двигался неумело и  слишком
медленно, и не мог преодолеть защиту противника.
   Отразив  с  десяток  неуверенных  атак   Казимира,   Гастон   перешел   в
контрнаступление, короткими и  сильными  ударами  загоняя  шпагу  противника
куда-то назад. Он проделывал  это  легко  и  непринужденно,  словно  отгоняя
надоедливую муху.
   Внезапно он сделал выпад, клинки зазвенели, и на щеке Казимира  появилась
глубокая царапина.
   Казимир отскочил, прижимая ладонь к ране. Рука его была мокрой от пота, и
открытую рану защипало.
   - Наверное, я так и прикончу тебя, сиротка, - поддразнил  его  Гастон.  -
Царапина за царапиной, пока ты не истечешь кровью и не упадешь от слабости.
   Не  обращая  внимания  на  насмешливое  улюлюканье  собравшихся,  Казимир
ринулся вперед с такой скоростью,  что  клинок  со  свистом  рассек  воздух.
Гастон лениво приподнял  рапиру,  и  острейшие  клинки  зазвенели,  с  силой
столкнувшись  в  воздухе.  Отводя  удар  в  сторону,  Гастон  зацепил  бедро
Казимира. Юноша проворно развернулся и отступил, уклоняясь от удара.  Рапиру
он держал перед собой. Как только  он  оказался  вне  пределов  досягаемости
противника, по бедру его потекла горячая кровь.
   - Что будет, если  я  убью  тебя,  Мейстерзингер?  -  насмешливо  спросил
Гастон. - Скорее всего, я сам займу твое место  по  праву  убийцы,  как  это
сделал ты сам.
   Казимир прищурился.
   "Может быть, мне надо трансформироваться и убить его?  -  подумал  он.  -
Нет, только не теперь, не на виду толпы. Они без труда загонят меня в угол и
прикончат".
   Гастон наступал, высоко подняв свой окровавленный клинок  и  совершая  им
серию обманных движений. Рапиру Казимира он загонял  в  неудобное  положение
небрежными, но точными ударами. Острие шпаги рассекло живот Казимира.  Юноша
неловко попятился назад, запнулся и не удержался на ногах. Поскользнувшись в
собственной крови, он упал на спину, и Га-стон  тут  же  подскочил  к  нему.
Н