у, что, строго  говоря,  является  катастрофой,  множество
убогих и сирых избавились  от  непосильного  бремени  Оплакивая  их  гибель,
Гармония может порадоваться, что эти ее маленькие  граждане  наконец  обрели
покой. Наконец то Гармония стала городом, чьи стены  не  сотрясают  жалобные
вопли нищих и голодных!
   Кляус оглядел толпу, ожидая следующего вопроса.
   - Кто поджег приют? - прокричал все тот же безымянный голос.
   Мейстерзингер  мгновенно  рассвирепел,  но,  взяв  себя  в  руки,  одарил
собрание победоносной улыбкой.
   -  Стражники  расследуют  это  прискорбное  происшествие.   Если   кто-то
намеренно поджег приют, он будет найден.
   - Я видел троих мужчин, которые бежали прочь от горящего здания.
   На этот  раз  мечущийся  по  рядам  взгляд  Клауса  разглядел  одного  из
мальчишек в певческой рясе. Лицо Мейстерзингера рассекла широкая улыбка.
   - Твои показания могут оказаться полезными для моих  дознавателей.  После
собрания стражники проведут тебя ко мне.
   Пока он говорил взгляд его оставался напряженным.
   - Есть ли еще какие-нибудь заботы у граждан Гармонии?
   - Погиб ли во время пожара бард Раненое Сердце?
   Кляус раздраженно потряс головой:
   - Встань и назови себя, если хочешь задать вопрос.
   Одна из фигур в рясах выпрямилась, и Кляус попятился назад.
   На лице молодого человека, который  выступил  вперед,  была  ухмыляющаяся
маска Раненого Сердца.
   - Это я -  Раненое  Сердце,  -  сказал  голос,  не  узнать  который  было
невозможно. - Как видите, слухи о моей смерти оказались сильно преувеличены.
   Все собравшиеся в амфитеатре, как по команде, повернулись к  нему,  и  по
рядам прокатился взволнованный шепот. Кляус неподвижно стоял на сцене словно
верстовой столб, глядя, как юноша со спокойной  уверенностью  спускается  по
ступенькам и идет к нему.
   - У меня, к сожалению, не было возможности поздравить вас, дражайший
   Кляус, с вашей убедительной победой на турнире трубадуров...
   Лицо Кляуса побелело, а глаза расширились.
   - Я рад, что ты выбрал время прийти сюда и...  опровергнуть  слухи,  -  с
усилием проговорил он. - Кое-кто заподозрил меня в том, что  я  желал  твоей
смерти.
   - Мне следует извиниться перед вами, почтеннейший  Зон  Кляус,  -  сказал
Казимир, взбираясь на сцену. - Я тоже был среди тех, кто думал о  вас  столь
несправедливо.
   Толпа отозвалась на его реплику неуверенным смехом.
   Тем временем Казимир сорвал с лица маску и бросил ее на  каменную  сцену.
Широко взмахнув руками, он заключил Кляуса в медвежьи объятия и расцеловал в
каждую щеку. Целуя  его  в  последний  раз,  он  слегка  укусил  его.  Кляус
попытался вырваться, но это было не легко. Руки Казимира охватывали его тело
словно стальные обручи.
   - Привет, папаша, - прошептал Казимир. - В честь нашего  воссоединения  я
планировал прикончить тебя сегодня ночью. Ты не поверишь,  но  я  мечтал  об
этом тысячу долгих ночей.
   Собравшиеся   принялись    нервно    аплодировать.    Казимир    выпустил
Мейстерзингера из объятий, однако тут же крепко схватил  его  за  руку.  Зон
Кляус неуверенно улыбнулся собравшимся, неуклюже прикрывая  свободной  рукой
прокушенную щеку. Казимир низко поклонился, заставив  поклониться  и  своего
отца, и на сей раз вежливые хлопки переросли в бурную овацию. Казимир быстро
взглянул на Кляуса и улыбнулся.
   - Твоя медленная смерть уже началась, - шепнул он.
   -  Стража!  Скорее  уберите  его!  -   воскликнул   Кляус,   но   Казимир
обезоруживающе улыбнулся и изящным жестом отослал солдат.
   - Прошу вас, добрые стражи, не мешайте мне. Я собираюсь  воздать  почести
нашему правителю, у меня и в мыслях нет причинить ему вред.
   Освободившись таким образом от стражников, Казимир шагнул к  краю  сцены,
потянув за собой Мейстерзингера, и с жаром воскликнул:
   - В качестве прелюдии к сегодняшнему  вечернему  представлению  позвольте
мне восславить почтенного Зона Кляуса при помощи собственного представления!
   Снова   раздался   гром   аплодисментов,   который    заглушил    протест
Мейстерзингера. В очередной раз поклонившись, Казимир сделал знак, и в  зале
поднялись и пошли на сцену двенадцать маленьких фигур в  одинаковых,  не  по
росту длинных платьях. Испуганный Кляус вырвался из  рук  сына,  но  Казимир
превратил это в игру, прыгнув за ним следом и обхватив его за пояс.
   - Он очень скромен, наш Мейстерзингер, -  задорно  прокричал  Казимир,  и
зрители рассмеялись. - Но ему не  отделаться  так  легко!  Разве  не  должен
мастер Кляус участвовать в представлении в свою собственную честь?
   В ответ послышался новый взрыв аплодисментов и непристойные реплики.
   - Стража, прикажите ему отпустить меня! - повторил Кляус.
   - Стража, прикажите Зону Кляусу развеселиться! - вторил  ему  Казимир.  -
Иначе, честное слово, он испортит нам все представление!
   Стражники с вызовом улыбнулись  своему  господину  и  остались  на  своих
постах. Тем временем двенадцать маленьких фигур в рясах поднялись на сцену и
дружно, словно по команде, сбросили свои одеяния.  Публика  ахнула  -  перед
ними оказалось двенадцать маленьких детей, перепачканных в  саже,  одетых  в
обугленные лохмотья.
   Дети вышли на середину сцены и улеглись там ровными  рядами  Увидев,  что
все идет как надо, Казимир потащил Кляуса в зал. Мейстерзингер барахтался  и
упирался, и их исход сопровождался неуверенным смехом в амфитеатре.
   - Поглядите, сколько в нем рвения! - прокричал Казимир.
   Представление начиналось, и зрители затихли Один  из  лежавших  на  сцене
сирот жалобно прокричал:
   - О, как одиноко быть сиротой в Гармонии!
   - Да, особенно в такую темную ночь1 - отозвался ему второй.
   - И в такую холодную! -  стуча  зубами  вторил  Торис,  который  лежал  в
дальнем углу сцены.
   Казимир вышел в яркий свет  фонаря,  держа  перед  собой  Мейстерзингера,
словно большую куклу-марионетку.
   - Здравствуйте, маленькие сироты!
   - Здравствуйте и вы, Мейстерзингер Кляус! - хором отозвались малыши.
   - Так говорите, вам очень одиноко? - спросил за Кляуса Казимир.
   - Очень одиноко? - отозвался один из детей.
   - И вы боитесь темноты?
   - Очень боимся, - откликнулась забинтованная девочка.
   - И вы замерзли?
   - Очень, очень замерзли! - отвечал хор.
   - Тогда позвольте мне помочь вам, несчастные сироты! - выкрикнул  Казимир
во всю силу своих легких, заставив Кляуса отвесить низкий поклон.
   - Как же вы поможете нам,  Мейстерзингер  Зон  Кляус?  -  спросил  кто-то
хриплым голосом.
   - А я вам кое-что дам!
   - Что вы нам дадите?
   - Что-то, что сделает вас не такими одинокими.
   - Что же это?
   - Что-то, что поможет вам не бояться. - Так что же?!
   - Кое-что, что согреет вас!
   - ЧТО? ЧТО? ЧТО? ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ?
   Казимир подтащил Мейстерзингера
   Ближе к детям и оторвал его  от  земли.  Зон  Кляус  болтался  в  воздухе
беспомощно дрыгая ногами.
   - Я принес вам огонь!
   Сироты принялись корчиться и ползать по сцене, от их пронзительных криков
зазвенел самый воздух. Даже протестующие крики Кляуса потонули в  этом  шуме
не слышные за этим весьма правдоподобным повторением недавней агонии.
   Но стражники уже давно научились читать по губам  Кляуса.  Когда  солдаты
ринулись на сцену, гремя по каменным ступенькам тяжелыми сапогами, подбитыми
железом, зрители ахнули от страха и повскакали с мест. Стражники бросились к
Казимиру, а зрители ринулись к выходу. Юноша выхватил  из-под  своей  темной
накидки кинжал и прижал его к тяжело вздымающейся груди Мейстерзингера.
   - Еще один шаг, и я убью его! - предупредил он.
   Стражники продолжали наступать, и Казимир слегка надавил на рукоятку, дав
Зону Кляусу почувствовать укус злого острия с левой стороны груди,  примерно
между пятым и шестым ребром. На лезвие брызнули первые алые капли.
   - Назад, идиоты! - выкрикнул Мейстерзингер,  и  на  лице  его  показались
крупные капли пота. - Неужели вы не видите, что он настолько  обезумел,  что
может действительно сделать это?
   Солдаты отступили назад, но  их  мечи  не  вернулись  в  ножны.  Зрители,
которые не успели покинуть амфитеатр и продолжали толпиться  на  ступеньках,
приостановили свое паническое  бегство  и  заколебались  в  нерешительности.
Потрясенные сироты уселись на каменной  сцене,  с  тревогой  оглядываясь  по
сторонам, а некоторые опасливо подползли к самому ее краю. Лицо Ториса  было
белым как мел.
   Казимир убрал  кинжал,  позволив  шелковой  тунике  Кляуса  прилипнуть  к
неглубокой ране. В висках у  него  бешено  стучала  кровь.  Он  поглядел  на
враждебные лица толпы.
   - Для тех из вас,  кто  не  в  совершенстве  владеет  языком  театральных
действий,  я  поясню,  что  наша  маленькая  пьеса  иллюстрировала  коварное
убийство несчастных сирот из приюта "Красное Крылечко".
   Казимир вытолкнул Зона Кляуса на середину сцены и  остановил  его  только
возле ярко горящего светильника.
   - А вот и убийца... Зон Кляус собственной персоной!
   - Убийца? - удивленно воскликнул кто-то в толпе. - Откуда он знает  такие
вещи?
   - Почему мы должны верить Раненому Сердцу?
   - Выслушайте его!
   - Отпусти Мейстерзингера! Казимир  закричал  во  весь  голос,  перекрывая
взволнованный шум:
   - Я знаю, что Зон Кляус убийца, потому что мои  маленькие  друзья  -  это
сироты из того самого приюта. Все они видели, как подручные Кляуса поджигали
дом!
   - Ты лжешь!
   - Я своими глазами видел Кляуса в Хармони-Холле в ту ночь!
   - Оставь в покое старейшину!
   - Он сам жаждет власти Верховного Мейстерзингера!
   Стражники похватали сирот, которые отступили  к  краю  сцены,  и  Казимир
стиснул челюсти. Теперь у его противников были свои заложники. Кинжал в руке
Казимира стал скользким от крови, и он с трудом удерживал  его  в  руке.  Он
оттащил Кляуса от светильника и заметил на губах отца кривую улыбку.  Вскоре
Зон Кляус в открытую усмехался.
   - Я мог бы убить тебя при свете дня, и эти дураки  только  приветствовали
бы меня!
   Стражи снова стали подступать ближе, держа плененных сирот  перед  собой.
Сердитая толпа ринулась вниз по ступенькам и обступила сцену.
   - Постойте! - раздался из толпы властный окрик.
   Стражники замешкались, и высокая фигура в черном стала  проталкиваться  к
сцене сквозь бурлящий людской водоворот.
   - Постойте, жители Гармонии! Это был Геркон Люкас.
   - Не торопитесь обвинять этого друга вдов и защитника сирот! Половина  из
вас совершенно разорились, и виновато в этом правление Зона Кляуса...
   Люкас протолкался сквозь толпу и достиг сцены.  Взобравшись  на  нее,  он
приблизился к одному из стражников и жестом приказал ему убраться.  Стражник
не послушался. Люкас пожал плечами, преспокойно уперся ему ногой в  живот  и
сильным пинком сбросил вниз. Толпа  отозвалась  шумом,  в  котором  странным
образом смешались гневные выкрики и насмешливое улюлюканье и свистки.  Люкас
с благодарностью раскланялся и, сняв с головы шляпу с пером, помахал ею  над
тем местом,  где  только  что  стоял  незадачливый  воин.  Затем  он  строго
уставился на других солдат, которые, не выдержав его взгляда, попятились  со
сцены.
   Выпрямившись, Люкас продолжил:
   - Если свидетельства сирот для  вас  недостаточно,  то,  может  быть,  вы
поверите  слову  легендарного  барда.  Навещая  на  прошлой  неделе   вашего
Мейстерзингера, я своими ушами слышал, как он приказывал своим людям поджечь
сиротский приют!
   Толпа потрясение умолкла, затем разразилась возмущенными  криками.  Глядя
на кипящие внизу страсти, Казимир осторожно приблизился  к  Геркону  Люкасу,
чувствуя легкое головокружение. Крики собравшихся звучали  все  громче,  все
возмущеннее.
   - Слыхал, что говорит Люкас?
   - Он лжет и сирота тоже.
   - Люкас хочет, чтоб нами правил его человек.
   - Кляус - чудовище!
   - И этот парень - Раненое Сердце - тоже!
   - И Люкас! Убить обоих! Освободить Кляуса!
   Страх Казимира  неожиданно  куда-то  пропал,  и  его  место  занял  гнев,
вспыхнувший в его груди. Схватив Мейстерзингера одной  рукой  за  горло,  он
шагнул к толпе, подталкивая Кляуса к краю сцены.
   - Кто тут говорит о чудовищах? Вы назвали меня чудовищем? Разве эти ожоги
на моем теле делают меня монстром? Или это моя бедность?  Или  мой  безумный
гнев? А может быть - виновата моя решимость отомстить? Но всем этим я обязан
вот этому мерзкому человечишке! Если вы ищите чудовище, то  вот  оно,  перед
вами!
   Стальной кинжал неожиданно и с силой погрузился в грудь Мейстерзингера.
   Зон Кляус застыл. Горячая кровь хлынула на руку Казимира, он наклонился и
прошептал отцу на ухо:
   - Если ты не превратишься, это лезвие убьет тебя!
   Судорога пробежала по телу Зона Кляуса. Он пошатнулся и  повис  на  руках
сына. Толпа смотрела затаив дыхание. Геркон Люкас в замешательстве  спрыгнул
со сцены. Недоуменные слезы наполнили глаза Ториса, когда он увидел что  Зон
Кляус мешком валится  на  обагренную  кровью  сцену.  Раздался  тупой  удар.
Мейстерзингер вытянулся на камне и, кажется, даже дернул ногой.
   Звук падающего тела разжег страсти в толпе. Стражники хлынули на сцену  и
схватили  Казимира,  оттаскивая  его  от  трупа  Мейстерзингера.  На   юношу
посыпались их злобные плевки  и  увесистые  удары,  но  Казимир  не  обращал
внимания ни на то, ни на другое.
   - Превратись или умри... превратись или  умри,  Кляус...  превратись  или
умри! - бормотал Казимир себе под нос.
   Разъяренная толпа сомкнулась вокруг Казимира и кольца  стражников  Минуту
назад  стражи   сами   избивали   Казимира,   теперь   они   едва   успевали
поворачиваться, чтобы сдержать  толпу  и  помешать  ей  разорвать  юношу  на
клочки. Несмотря на все их усилия, многие удары и тычки  достигли  Казимира,
который наконец-то стал действительно полным сиротой.
   Лежавший неподвижно Мейстерзингер издал нечеловеческий, звериный вой.
   - Ты просыпаешься, Кляус? - ухмыльнулся Казимир разбитыми губами.
   Несколько горожан, склонившихся над телом, бросились врассыпную  Страшный
крик  повторился,  и   все   на   мгновение   застыли.   Тревога   и   испуг
распространялись среди людей, подобно кругам от  брошенного  в  воду  камня.
Какая-то толстая женщина ринулась вверх по лестнице с пронзительным  визгом,
в то время как все остальные все еще  стояли  прикованные  к  одному  месту,
выпучив глаза. Панические крики сотрясли воздух.
   Из  кровавой  лужи,  в  которой  лежало  тело  Зона  Кляуса,  поднималась
чудовищная, безобразная тварь. Она стояла на задних  лапах,  возвышаясь  над
толпой, и в пасти ее сверкали острые зубы, а глаза злобно мерцали. Массивная
голова с голодным видом  поворачивалась  из  стороны  в  сторону,  оглядывая
застывших в оцепенении горожан. С низким рычанием она  вдруг  схватилась  за
рукоятку кинжала, который все еще торчал из ее груди, и вырвала его. Зияющая
рана закрылась в считанные минуты на глазах потрясенных людей.  Затем  тварь
глубоко вдохнула, и дуги ребер заиграли под жестким густым мехом.
   Застывшие зрители внезапно ожили, очнувшись от своей  неподвижности.  Те,
кто стоял на ступеньках, ринулись к выходу, стражники,  бросив  Казимира  на
произвол судьбы, попятились к лестнице. Казимир с трудом поднялся  на  ноги.
Тварь  снова  взревела  и  полоснула  острым  как  бритва  когтем  по  горлу
замешкавшегося солдата, и тот упал, захлебываясь кровью. Затем с прерывистым
воем, напоминающим не то плач, не то смех, тварь пересекла сцену и заслонила
ступеньки. Казимир начал потихоньку отступать за кулисы, где должен был быть
другой выход.
   Чудовище заметило его. Казимир развернулся и бросился бежать, скользя  на
холодном граните сцены. Тварь бросилась за ним,  чиркая  по  гладкому  камню
длинными когтями. В три прыжка она  настигла  юношу  и  потянулась  к  нему.
Услышав за своей спиной скрежещущий звук, Казимир бросился на живот, и  удар
руки, вооруженной пятью острыми как серпы когтями, пришелся  в  пустоту.  Он
успел откатиться в сторону, и тварь по инерции промчалась мимо, оставляя  на
каменном полу глубокие белые царапины.
   Казимир вскарабкался на ноги и снова повернулся к  запасному  выходу.  Он
знал, что вряд ли успеет вовремя добраться до него, но  иного  выбора  тварь
ему не оставила. Раздался оглушительный рев, тварь развернулась и  прыгнула,
высекая когтями искры.  Горячее  дыхание  обдало  Казимиру  спину,  а  когти
оборотня снова взвились в воздух.
   На сей раз тварь не промахнулась. Когти полоснули Казимира по  плечу,  но
юноша ахнул и вырвался. Его одежда была разорвана на длинные полоски,  а  по
спине и по груди потекла кровь. Тварь втянула  своими  трепещущими  ноздрями
запах свежей крови и снова ринулась в атаку.
   Перед глазами Казимира мелькнула лестница,  но  тут  выяснилось,  что  он
приблизился к ней не в том месте. Спуск начинался с другого конца  сцены,  а
здесь у него под ногами был провал десяти футов  глубиной.  Когти  снова  со
свистом  рассекли  воздух  у  него  над  головой,  и  Казимир   решился.   С
пронзительным криком он прыгнул вперед и вниз.
   Темнота  окружила  его.  В  следующий  момент  он  с  силой  ударился   о
противоположную стену  лестничного  пролета,  и  только  потом  оказался  на
лестнице.
   Тварь прыгнула следом!
   Казимир продрался сквозь  решетчатые  железные  ворота  "Кристаль-Клуба",
расположенные у подножья лестницы, и захлопнул их  за  собой.  Тварь  тяжело
приземлилась на лестницу и тут же прыгнула на стальные прутья. Казимир успел
повернуть в замке ключ, но когтистая лапа вцепилась ему в руку. Казимир едва
успел отдернуться, и когти оставили на  его  коже  лишь  глубокие  царапины.
Держа в руке ключ, он отошел на несколько шагов, чтобы когти не  достали  до
него. Оборотень тоже попятился, а затем с разбега  таранил  ржавые  железные
прутья, сильно  погнув  один  из  них.  Ворота  громко  загремели.  Казимир,
опасливо косясь через плечо, отступил в "Кристаль-Клуб".
   - Бегите! -  крикнул  он  немногочисленным  посетителям.  -  Бегите!  Это
вервольф, он идет сюда!
   Обедавшие с сомнением поглядели на него, неохотно оторвавшись  от  еды  и
питья.
   - Взгляните на мое плечо, взгляните на мою руку!  -  воскликнул  Казимир,
показывая на свое залитое кровью тело.
   В таверне на мгновение стало  тихо,  потом  из  коридора  донесся  грохот
железа и громоподобный рык оборотня. Повскакав с мест, завсегдатаи  ринулись
прочь  через  парадный  ход.  Даже  хозяин  и  половые  сочли  за  благо  не
задерживаться.
   Казимир понюхал воздух, чтобы убедиться - никого не осталось.  В  таверне
пахло только вином и едой. Зал казался пустым.
   Сбросив с плеч длинный  черный  балахон,  Казимир  пожелал,  чтобы  зверь
проснулся  в  его  крови.  Через  мгновение  трансформация  началась.  Кровь
сгустилась, по всему телу распространилось  знакомое  покалывание,  а  кости
разогрелись  и  стали  изгибаться.   Мускулы   окрепли,   предплечья   стали
удлиняться, вытягивая сухожилия и кожу. Пальцы превратились в подушечки лап,
ладони сузились и вытянулись. Ногти на руках  стали  как  длинные  и  острые
крючья, а из каждой поры на коже прорастали жесткие серые волосы.  Ноги  под
Казимиром неожиданно прогнулись, и  он  упал  на  четвереньки,  ощущая,  как
изменяются бедра и голени. Мышцы кипели, мускулатура текла как вода,  тонкие
лицевые кости с хрустом обламывались как истаявший леденец и  застывали  под
иным углом, преобразуя лицо юноши в тупую хищную морду с острыми и  крепкими
зубами. Губы болезненно натянулись  на  вытянувшихся  челюстях  и  почернели
словно, волчьи брыжи.
   В последнюю очередь трансформация  коснулась  его  мозга.  Здравый  смысл
почти полностью исчез, заменившись чувствами  и  рефлексами.  Запах  еды  на
столе превратился в голод, огонь, пылающий в очаге означал  опасность,  шум,
который производил  Кляус,  пытаясь  взломать  ворота,  разбудил  ненависть.
Наконец исчезла последняя граница, разделявшая желание  и  действие.  Хотеть
означало делать. Казимир больше не был