х своей дорогой Гертруды  и  о
своем беспокойстве  за  ее  драгоценное  здоровье.  Я  быстро  потерял  нить
разговора. После всех почестей и львиной доли  награбленного,  полученных  в
последнем походе, его равнодушие к имению  Дилисния  казалось  неподдельным.
Другое дело Рейнхольд, старший в семье и глава клана в течение двух  лет.  В
войну он добился всего, чего хотел. Дилисния были не маленькой  семьей,  они
имели двух сыновей и двух дочерей, не говоря уже о многочисленных отпрысках,
которых нужно было ставить на ноги, родне со стороны  мужей  и  жен,  бедных
родственниках, слугах и рабах. Среди  них  только  Лео  еще  не  женился  и,
возможно, сделал правильный выбор. Он был самым младшим, и ему  принадлежала
самая малая доля семейного богатства.
   Рейнхольд опять завладел моими мыслями. В случае  моей  смерти  правление
естественно перейдет  к  нему  как  старшему  офицеру.  Щедрая  награда  для
человека, обладай он смелостью бороться за нее.  За  исключением  Гунтера  и
Алека, все остальные были соединены кровными или  брачными  узами.  Дилисния
служили фон Заровичам веками, но и прежде не обходилось без  предательств  и
по менее серьезным причинам.
   Лицо Рейнхольда  перекосило  от  какой-то  внутренней  муки.  Не  съев  и
половины, он передал свою тарелку слуге и поднялся,  схватившись  за  живот.
Несварение желудка, а не угрызения совести, хотя вряд ли я мог рассчитывать,
что Баал'Верзи имеют такое уязвимое место, как чувство стыда.
   В лагере предатель. Слова Алека испортили мой собственный завтрак.
   Я, как и Рейнхольд, отдал  свою  тарелку  и  поднялся,  махнув  остальным
рукой, чтобы не вставали.
   Рейнхольд отошел в сторону на какое-то расстояние. Я последовал  за  ним,
оставив телохранителей сзади. Умышленно.
   - Ищешь уединения, Рейнхольд?
   - Я думал, прогулка облегчит боль.
   - Тебе надо повидать леди Илону.
   - У нее и так есть, чем заняться. И потом,  что  такое  колики  в  животе
старого вояки по сравнению со  смертельно  ранеными,  которым  действительно
нужна ее помощь. - Он засунул руку под плащ, но достал всего лишь  маленькую
фляжку. Он вытащил пробку и хорошенько приложился к горлышку.
   - Лекарство, - произнес он, скривившись. - Настойка из  мяты  и  фенхеля.
Остужает огонь.
   Мы отошли от моста, он замедлил шаг и ткнул пальцем в воздух.
   - Вон, гляди, башня там, за горой.
   Я посмотрел в ту  сторону.  На  фоне  пасмурного  зимнего  неба  сверкала
белизной одна из внешних стен замка.
   - Ты будешь там жить?
   - Зависит от того, в  каком  состоянии  находится  замок.  Старый  Дориан
пользовался дурной славой.  Замок  может  оказаться  развалиной,  которую  и
трофеем-то нельзя будет назвать.
   - Верно. Но он дурак, что покинул эти стены.  Он  должен  был  дождаться,
когда мы подойдем вплотную и устроим осаду. Один хороший снегопад так высоко
в горах, и половина из нас умерла бы от  холода,  а  другая  половина  -  от
болезней.
   - На чьей ты стороне, Рейнхольд?
   - На вашей, мой господин, но я не могу не замечать очевидных  тактических
ошибок, независимо от того, кто их совершает. Смотрите, на этом месте он мог
бы держать  нас  неделями.  Он  мог  бы  расставить  лучников  на  скалах  и
перестрелять нас, когда мы переходили бы через ров, или сбросить вниз валуны
и завалить дорогу. Я  удивляюсь,  каким  же  идиотом  надо  быть,  чтобы  не
воспользоваться всеми этими преимуществами.
   - Радуйся, что он не сделал этого.
   - Что? Ах, да, конечно.
   Не то чтобы в словах Рейнхольда не было и крупицы здравого смысла. Сам  я
думал, что Дориан не случайно хотел сразиться в открытую, вместе того, чтобы
прятаться в стенах замка, как крыса в норе. Осаду можно пережить, если  есть
надежда на подкрепление и атаку противника с тыла. Дориан был  один  и  знал
это. Ему не приходилось полагаться ни на какую помощь и поддержку после всех
его опустошительных налетов на другие земли. Никто бы и  палец  о  палец  не
ударил, чтобы спасти его. Он знал, что обречен. Да, лучше  умереть  на  поле
брани, чем плавать в собственном поту, ожидая мучительной  голодной  смерти.
Вышагивая длинными ногами, к  нам  приближался  Алек,  держа  одну  руку  на
рукоятке меча. Он не выглядел счастливым, очевидно, считая,  что  я  слишком
рискую, но сказал только, что пора идти дальше.
   Мы  поскакали  вперед  несколько  быстрее.  Самая  трудная  часть  дороги
осталась позади, хотя почва и продолжала повышаться. Через час  мы  достигли
перекрестка трех дорог. Налево была Свалическая  дорога,  та,  что  направо,
вела к замку. Еще два поворота, узкий переход, и ОН предстал нашему взору.
   На верхушке горы  возвышались  две  одинаковые  башни,  прекрасный  оплот
любому воинственному правителю. Но они не шли ни в какое  сравнение  с  тем,
что находилось между ними.
   Нечто огромное. Необъятное. Неохватное. Глаза отказывались воспринять это
целиком.
   Главная стена с зубцами башенок была около  пятидесяти  футов  в  высоту.
Несмотря на массивность конструкции, башенки, сложенные полукругом, казались
очень изящными, а самая большая из них была в три раза выше  главной  стены.
Меня поразили не столько сами размеры замка, сколько тот факт,  что  люди  -
обыкновенные люди - придумали и построили такое чудо.
   Мы миновали подъемный мост и замерли, потрясенные глубиной ущелья,  через
которое он был перекинут. И когда молодой Илья плюнул в бездонную  пропасть,
а Айван Бучвольд принялся его бранить, над Айваном только посмеялись.
   В центральные ворота спокойно прошел бы  великан.  Двери  в  человеческий
рост позади опускных решеток казались не более, чем отверстиями  для  мышей,
как будто их прорубили специально, чтобы посмеяться. Часовые у ворот  только
усиливали  это  впечатление,  будучи  похожими  на  игрушечных   солдатиков,
надувшихся от сознания собственной важности.
   Пройдя через небольшой  коридор  под  решетками,  кое-где  прогнившими  и
непригодными для обороны,  мы  очутились  во  внутреннем  дворе  и  натянули
поводья, чтобы полюбоваться на главную башню замка.
   - Изумительно, - выдохнул Илья.
   - Развалюха, - пробормотал Алек.
   - Вы оба правы, - добавил Виктор Вочтер. -  Это  изумительная  развалюха.
Рейнхольд, который, должно быть, заметил, что мне не до шуток,  приказал  им
замолчать.
   Без сомнения, место знавало лучшие дни. Отбросы и мусор скопились в углах
двора, и там, где не проросла сорная  трава,  землю  покрывал  толстый  слой
грязи. Но обладающие достаточным умом, чтобы понять, видели не только  следы
запустения и разрушения, но и величественную строгую красоту замка.
   Хранившие молчание каменные стены, слепые оконца, зубцы башен - и  прежде
всего сам размер замка - вызывали у меня благоговейный  трепет,  которого  я
никогда еще  не  испытывал.  Это  был  не  просто  надежный  оплот  сурового
военачальника, но и великолепный дворец великого короля... или императора.
   И принадлежал замок  мне.  Что-то  затрепетало  и  перевернулось  у  меня
внутри. Это было приятное чувство, или,  по  крайней  мере,  так  мне  тогда
показалось. Капитан Эриг,  командир  отряда,  который  я  выслал  вперед  на
разведку, стоял около входа в башню. Я  сделал  ему  и  его  помощнику  знак
подойти. С глубоким поклоном он уступил мне право распоряжаться в  замке,  а
его помощник вручил мне ключи и длиннющий список с подробным описанием всего
хозяйства.   Я   пробежал   его   глазами,   отметив   про   себя    скудные
продовольственные запасы -  еще  одна  причина,  почему  Дориан  решился  на
заведомо проигранную битву. Затем свиток перешел к Алеку. По  моему  сигналу
Рейнхольд  спешился  и  достал  из  большой  сумки,  привязанной  к   седлу,
вельветовый мешочек и дал его капитану Эригу.  Оскалив  зубы  в  улыбке,  он
принял его и, снова низко поклонившись, передал  младшему  сержанту,  и  тот
исчез вместе с мешочком внутри замка.
   Я тоже спешился, чувствуя, каким  непослушным  стало  тело  после  долгой
верховой езды. Болели мышцы спины и бедер, но я,  как  всегда,  старался  не
обращать на боль внимания. Я  кивнул  Эригу,  и  он  высоко  поднял  руку  в
приветственном жесте.
   Раздался  звук  горна,  и  все  солдаты,  свободные  от  несения  службы,
поспешили во двор, выстроившись вокруг нас полукругом. Все не сводили с меня
глаз. Сняв с пояса кинжал, я взял  его  в  левую  руку,  а  правую  протянул
Рейнхольду. Он снял с нее перчатку и закатал рукав.
   Священник,  сопровождавший  Эрига,  выступил  вперед,  бормоча  под   нос
молитву. В руках у него был золотой кувшинчик с вином, и  вином  он  окропил
лезвие моего кинжала. Произведя над ним движение, отгонявшее злых духов,  он
отступил назад, заняв свое место среди остальных.
   Я приподнял кинжал острием кверху и махнул им  на  север,  восток,  юг  и
запад, затем легонько воткнул его в правое запястье.
   - Имя мое Страд. Я есмь Властелин земли, -  объявил  я  громко,  повторяя
слова старинной эпиграммы. Это было неотъемлемой частью церемонии вступления
во владение замком. Из ранки по ладони полилась на грязную землю кровь.
   - Приблизьтесь и засвидетельствуйте, - добавил я. - Я,  Страд,  Властелин
земли.

***

   - Долго ли вы пробудете в замке,  мой  господин?  -  спросил  Эриг  после
окончания обряда.
   - Мы останемся на ночь, - сказал я в  то  время,  как  священник  лепетал
что-то невнятное над моей рукой. Так как  я  не  спускал  с  него  глаз,  то
заметил слабое мерцание между его пальцами и моей кожей.  Ранка  затянулась.
Он смыл кровь с запястья остатками вина и насухо вытер  руку  куском  чистой
ткани. Я поблагодарил его и спустил рукав.
   - Прекрасно, мой господин. У нас все готово.
   На  лице  Рейнхольда  появилось  несчастное  выражение,  но  он  смолчал.
Накануне, когда ему стало известно о моем решении, он сказал:
   - Не слишком эта удачная мысль - всем старшим офицерам покинуть  основной
лагерь.
   - Что именно  хуже?  Армии  оставаться  без  начальства  или  нам  -  без
достаточного числа телохранителей? - парировал я.
   - И то и другое.
   - Я думаю, командиры обойдутся без нашей помощи в течение суток,  а  если
нет, придется подыскать других, более способных. Что до  нашей  защиты,  так
враг разбит и уничтожен, а пока мост поднят, мы в полной безопасности. Своим
тоном я дал ему понять, что меня нельзя отговорить от ночевки в лагере, и он
смирился. Его теперешнюю угрюмость я списал на несварение желудка.
   У Алека тоже вытянулось лицо, но тому были другие причины.  Он  опасался,
что Баал'Верзи воспользуется ночной темнотой, чтобы совершить нападение.
   - Рискованно, мой господин, - прошептал он.
   Я не ответил. Мы отправились с  капитаном  Эригом  осматривать  замок,  и
только сейчас я осознал, сколько предстояло сделать, чтобы оживить замок. Но
проходя по огромным залам и комнатам, я твердо решил, что мне в  этом  замке
нужны не только предметы  первой  необходимости.  Я  сделаю  из  него  нечто
особенное, чтобы вернуть и преумножить его былую славу. Он станет жемчужиной
Баликонских гор, короной Баровии, величайшим богатством, которым  когда-либо
владели фон Заровичи.
   Через два  часа,  покрытые  пылью  и  мучимые  жаждой,  мы  спустились  в
запущенный задний дворик. Я всегда обладал чувством правильного направления,
но все равно несколько раз сбивался с дороги  и  только  теперь  восстановил
карту, которую держал в голове и по  которой  ориентировался.  Дул  холодный
порывистый ветер, пронизывая до костей после спертого душного воздуха замка.
Я оставил всю свиту дрожать в дверном проеме и направился к низким восточным
воротцам. Казалось, за ними была пустота.
   Я был почти прав. Я стоял на твердой каменной площадке, слегка выдающейся
вперед. И так как не было видно, где  она  соединялась  со  скалой,  у  меня
возникло странное чувство, что я плыву по воздуху. Я вытянул шею и, заглянув
через край, увидел подпорки, прикрепленные к склону горы.
   - Будь осторожен, мой господин, - выкрикнул Алек, подходя ближе  ко  мне.
От резкого ветра на щеках у него горели красные пятна.
   Я обнажил зубы в насмешливой ухмылке. Мне надо было бояться  ножа,  а  не
толчка в спину. Он замер рядом со мной у стены.
   - Поразительно, - произнес он  наконец,  расслабившись  настолько,  чтобы
оценить открывшийся ему вид. В тысяче футов под нами лежала равнина:  лагерь
нашей армии, густой темный лес на горизонте. Река Ивлис и Свалическая дорога
серебряной и коричневой лентами бежали на восток.
   - Это мое, - сказал я Алеку.
   Мы услышали чей-то крик и обернулись. На сторожевой  башне  было  заметно
какое-то движение. Хлопая на ветру,  развевался  трехцветный  флаг,  который
передали сержанту Эрига. Красный, черный и белый - мои цвета - возвестили на
всю округу: Страд фон Зарович теперь правитель страны.
   - Мое, - повторил я.

***

   Закончив вечернюю трапезу, мы решили лечь спать в том же холле,  так  как
здесь можно было растопить камин. Другие комнаты  были  в  таком  запущенном
состоянии, что это пересилило желание каждого уединиться, включая и меня.  Я
получил молчаливое одобрение Алека и понял, что от  него  не  так-то  просто
будет отделаться.
   Самые мпадшие, Илья и Лео, никак не могли  угомониться  и,  взяв  фонарь,
ушли исследовать замок. Айван, Гунтер и Виктор резались в  кости;  Рейнхольд
писал письма и потирал ноющий живот. Только Алек исподтишка следил за  мной.
Я пересидел его, дождавшись момента, когда естественная нужда заставила  его
покинуть замок. Тогда я поднялся, потянулся и объявил, что пойду взгляну еще
разок на башни. Ответом мне было невнятное бормотание и несколько кивков,  и
поэтому я спокойно вышел в коридор.
   И сразу же наткнулся на часовых. Я перемолвился с ними парой слов, лениво
и неизвестно зачем повторив свою историю, и направился  к  главному  выходу.
Опять часовые. Да, человеку моего  ранга  нелегко  остаться  в  одиночестве.
Кто-то постоянно находился поблизости - будь то солдат или слуга. Другие - и
особенно убийца, который мог оказаться среди них -  пользовались  этим.  Все
занимали довольно высокое положение, и никто бы не посмел контролировать  их
действия.
   Если Алек был убийцей, то ему лучше отказаться от  своих  замыслов.  Если
нет, то настоящий убийца вряд ли упустит свой шанс - при условии, что он  не
подозревает, что его ждут.
   Я вышел на улицу, в ночь. Холод стал невыносимым, в чистом воздухе  пахло
приближающимся снегопадом. Даже когда мои глаза привыкли к темноте, я  почти
ничего не видел. Небо было покрыто тяжелыми  облаками,  скрывавшими  луну  и
звезды, которые были бы сейчас очень  кстати.  Кое-где  у  разбитых  решеток
горели фонари, но они находились так далеко, что от них было мало толку. И в
случае опасности мне приходилось полагаться только на свои уши, а не  глаза.
Я повернул направо и неторопливо сделал несколько  шагов.  В  конце  концов,
замок принадлежал мне,  и  я  имел  полное  право  делать  в  нем  все,  что
вздумается... даже если я ни черта не мог различить во тьме.
   Обогнув угловую башню, я услышал  или  мне  почудился  какой-то  звук.  Я
продолжал  идти  вперед,  надеясь,  что  это  не  Алек,  опять  играющий   в
телохранителя.  Я  скорее   почувствовал,   чем   увидел,   высокую   стену,
соединяющуюся с  главной  башней.  Прямо  посередине  были  широкие  ворота,
ведущие во двор, где жили  слуги,  и  к  конюшням.  Башенки  на  стене  были
разрушены - стоило  позаботиться,  чтобы  впоследствии  восстановить  их.  Я
прошел через ворота и вплотную приблизился к конюшням в самом  дальнем  углу
двора. Никто из конюхов, спящих возле лошадей, не заметил моего присутствия.
Еще один поворот направо и несколько ленивых шагов через раскрытую калитку в
запущенный сад.
   Земля здесь была тверже, ноги больше не увязали в  жидкой  грязи.  Опоры,
поддерживающие внешние стены часовни,  образовывали  что-то  вроде  беседок,
созданных для того, чтобы в них прятаться.
   Боковым зрением я  увидел  какое-то  движение  в  окне  этого  печального
священного строения, но оно не повторилось. Я повернулся спиной к часовне  и
пошел по направлению к смотровой площадке.
   За внешними стенами беспрепятственно гулявший  ветер  набросился  на  мой
плащ, как будто желая  украсть  его,  и  забрал  все  тепло,  скопившееся  в
складках одежды. Я съежился от холода, но отказался сдаться ему на милость и
подошел к самому краю площадки, борясь с ветром, путавшимся  у  меня  где-то
ниже колен. Опять я ощутил, что плыву, но на сей раз в беспредельном  черном
пространстве, где не было ни чувства расстояния, ни чувства глубины, но и то
и другое присутствовало, и было неизмеримо, и грозило бедой.
   Что-то грохнуло. Нельзя сказать, что близко, но и недалеко,  иначе  ветер
не донес бы звук. Я подумал об окнах часовни и о том, что если разбить  одно
из них, оно вылетело бы с таким вот треском. Опять тишина.
   В моих ушах шумела кровь. Я молча достал из ножен меч и, отстегнув ножны,
дал им упасть на землю. Я не хотел, чтобы они мешали мне, колотя  по  ногам.
Потом я развязал шнурки плаща и  перебросил  его  через  левую  руку.  Ветер
старался сбить меня с ног, но я его больше не замечал.
   Я отчетливо слышал звуки  битвы,  доносившиеся  из  сада:  лязг  металла,
ворчание, проклятия. Подавшись всем телом вперед, я ринулся туда.
   Я различил в темноте движение и  две  или  три  сцепившиеся  между  собой
фигуры. Три, решил я, когда один  из  них,  отброшенный  ударом  в  сторону,
врезался прямо в меня.
   Я пытался остановить его,  но  он  двигался  слишком  быстро,  и  мы  оба
повалились на землю. Все запуталось, когда  мы  сделали  попытку  избавиться
друг от друга. Я не мог поднять руку, сжимавшую меч,  и  только  колотил  по
нему кулаком. Наконец он окончательно запутался в моем упавшем  плаще,  и  я
воспользовался передышкой, чтобы приподняться.
   И только для того, чтобы быть  опять  сбитым  на  землю.  Что-то  твердое
ударилось о мой левый бок и, продрав одежды, царапнуло кольчугу.  Я  схватил
чью-то тонкую руку и, сжав ее, вывернул назад. Ее владелец зашипел от боли и
рванулся в сторону.
   Извернувшись, я вскочил на ноги и заревел:
   - Не шевелись!
   Кто-то что-то вопросительно выкрикнул из тьмы, но я не разобрал что.  Тут
же раздался голос Алека Гуилема. Он был справа от меня, и я понял,  что  это
он первым влетел в меня.
   -  Берегись,  Страд!  -  совсем  рядом  от  меня  раздался  резкий  крик,
переходящий в бульканье. Что-то тяжелое упало к моим ногам. Оно дернулось и,
издав хриплый горловой звук, затихло.
   - Страд!
   - Молчи, идиот! - Я напрягал свой слух, чтобы уловить,  где  был  третий.
Его выдало дыхание. Он стоял справа от меня, между мной и Алеком.  Я  сделал
выпад вправо, но просчитался и споткнулся о кого-то. Вдвоем  мы  рухнули  на
Алека, лежавшего на земле, не  в  состоянии  освободиться  от  моего  плаща.
Проклиная все на свете и раздавая удары кулаком направо и налево, я встал на
ноги и приказал им замереть на месте, или я проткну обоих мечом. Это  внесло
какой-то порядок в неразбериху.
   - Что происходит? -  задал  вопрос  четвертый  голос.  Это  был  один  из
стражников, прибежавший от ворот, ведущих в сад, и, слава Богу, он принес  с
собой фонарь. Он замер и разинул рот от удивления, увидев всю картину. Но  у
меня не было времени позволить ему таращить глаза до бесконечности.
   - Беги к башне! Приведи командиров! - заорал я.
   Приподняв брови, он приготовился бежать.
   - Свет оставь, черт подери!
   Он почти что бросил фонарь и помчался выполнять приказ.  После  кромешной
тьмы слабый свет фонаря казался вспышкой солнечного сияния. Он  выхватил  из
темноты фигуры лежащих дуг на  друге  Лео  Дилисния  и  Алека  и  совершенно
неподвижного Илью Бучвольда. Я узнал его по одежде и гриве белокурых  волос,
хотя нижняя часть его лица была скрыта под платком. Я отодвинул  его,  ткань
была насквозь пропитана кровью. Он лежал с перерезанным горлом.
   Глядя на Алека и Лео