Это потому, что ты добр по натуре.
   - Я думаю, дело в том, что меня  хорошо  воспитали.  Оба  засмеялись,
хотя Бидж и не могла понять, почему. Она,  стоя  в  тени,  улыбнулась  и
повернулась, направляясь к  гостинице,  но  застыла  на  месте,  услышав
вопрос Филдса:
   - А что ты думаешь о новеньких?
   - Еще не знаю, - ответил Кружка задумчиво. - Доктор, он много знает и
много умеет. Студенты, конечно, еще учатся...
   - Ты же понял, о чем я спрашиваю, - наклонился к нему Филдс. - Сумеют
ли они помочь нам?
   - Ты меня  об  этом  спрашиваешь?  Откуда  мне  знать?  Они  обладают
умением, но я не знаю, чему они научатся. - Его голос стал более резким.
- Я не уверен, хотим ли мы, чтобы они многому научились.
   - Ты всегда отличался подозрительностью.
   - И  поэтому  по  крайней  мере  я  до  сих  пор  жив.  Филдс  сказал
встревоженно:
   -  Если  они  начнут  представлять  собой   проблему,   может   быть,
генеральный инспектор...
   - Нет, пока нет. - Кружка поднял руку, заставив Филдса  умолкнуть.  -
Надеюсь, что до этого не дойдет. В последние месяцы на Перекрестке и так
льется слишком много крови.
   - Слишком много крови... - Филдс добавил с  грустью,  которая  обдала
Бидж ледяным холодом. - Ну, генеральный инспектор за ними присмотрит,  и
если от них будет исходить угроза... -  Он  умолк.  Бидж  подождала,  не
скажут ли они еще что-нибудь, потом тихо вернулась в гостиницу.

Глава 12

   - Спасибо, что поехала со мной. - Анни, правившая машиной, все  время
сверяясь  с  картой,  чем-то  напоминала  Конфетку   при   поездках   на
Перекресток. - Мне очень не хотелось отправляться туда одной.
   - Я присоединилась с удовольствием, - ответила Бидж, глядя в окно. На
самом деле она чувствовала себя несколько неловко. Бидж перестала ходить
в церковь сразу, как уехала из дома, к тому же она подозревала, что Анни
о ней беспокоится и надеется, что посещение церкви ей поможет.
   Но прошлой ночью она до полного изнеможения сидела над своим  Большим
Списком. Она  пронумеровала  свои  книги  и  рядом  с  каждым  названием
написала имя. То же самое она проделала с перечнем  пластинок  и  кассет
(глупо, конечно, но она  порадовалась,  что  так  и  не  потратилась  на
проигрыватель для компакт-дисков). Она  написала  еще  несколько  писем,
разложила их по конвертами убрала  в  коробку  с  надписью:  "Открыть  в
случае моей смерти".
   Грустно думать о смерти, когда есть так много всего, ради чего  стоит
жить, еще грустнее осознать, как мало стоит твоя  жизнь.  Бидж  с  болью
подумала о том, из чего же теперь складывается ее существование, и  была
рада возможности отвлечься от этих мыслей хотя бы на время.
   Она обратила внимание на то,  с  какой  осторожностью  Анни  медленно
повернула направо, стараясь держаться как можно дальше от  края  дороги.
Высунув голову в окно, Бидж бросила взгляд на  усеянный  скалами  крутой
склон:
   - Ты не особенно любишь эти сельские дороги, верно? Анни  принужденно
засмеялась:
   - Я их ненавижу.
   - Как же тогда ты выносишь поездки на Перекресток? -  Бидж  сразу  же
пожалела о том, что сказала это.
   - Насчет Перекрестка меня вообще многое смущает, - сказав  это,  Анни
надолго  замолчала.  Бидж  откинулась  на  спинку  сиденья,  наслаждаясь
чувством воскресного покоя и солнечным  теплом,  смягченным  зеленью,  и
стала смотреть, как за окном мелькают дубы и кедры.
   Их окатила густая волна смолистого запаха  сосен,  росших  на  холме.
Птичьи трели и хруст гравия под  колесами  были  единственными  звуками,
нарушающими  тишину.  Бидж  не  могла  бы  сказать,  чем  эти   сельские
окрестности отличаются от Перекрестка, за исключением того,  что  дорога
имеет номер на карте штата, тем не менее разница была.
   Бидж  почти  задремала,  когда  Анни  притормозила  и  удовлетворенно
сказала:
   - Ну вот мы и на месте.
   Церковь выглядела в точности  так,  как  Бидж  и  ожидала:  ничем  не
украшенные дощатые стены, маленькая колоколенка с колоколом, похожим  на
школьный, ухоженное кладбище под высокими соснами рядом.
   Люди, собравшиеся здесь, были одеты нарядно, но не модно.  Спортивные
пиджаки, сшитые из добротной,  но  тяжелой  ткани,  галстуки  расцветок,
которые любили десятилетия назад.
   А уж пожилые женщины...
   Бидж внезапно ощутила зависть, глядя на семейные группы. Только когда
она была совсем маленькой, в ее собственной семье собирались  разом  три
поколения, потом такие встречи прекратились. Теперь,  когда  она  узнала
больше о семье матери, она понимала, почему.
   Бидж подумала о своем брате, который теперь жил в Чикаго.
   Прошлой ночью он ответил только после десятого звонка телефона и  был
очень неприветлив...
   - Господи Иисусе, здесь у нас уже полночь. У вас ведь еще позже?
   - Да. Два часа. Послушай, Питер, я хотела бы  поговорить  с  тобой  о
маминой смерти...
   - А я не хочу говорить об этом. - Бидж  почувствовала,  что  он  ищет
себе оправданий, в его злости был оттенок вины. -  Она  хотела  умереть,
верно? Значит, решать было ей. Не копайся в этом, Биджи.
   Бидж поморщилась. Почему-то манера Питера называть ее Биджи всегда ее
раздражала, еще с тех времен, когда они оба были детьми и жили дома.
   - Но одно дело она оставила незаконченным.
   - На фиг. По крайней мере что  касается  меня.  Да  и  тебя  тоже,  -
добавил он ворчливо. - Я понимаю, тебе тяжело. Понимаю, поверь.
   Что-то в его тоне заставило ее поверить ему. Но его  следующие  слова
ошеломили Бидж.
   - Только сейчас чертовски поздно, а мне  рано  вставать.  Звони  мне,
если появится что-то действительно важное.
   И он повесил трубку. Бидж,  которая  часто  ссорилась  с  братом,  но
никогда не сомневалась в его любви, долго  смотрела  на  телефон,  не  в
состоянии поверить в происшедшее.
   Бидж с неловкостью вылезла из машины. Впервые за  многие  месяцы  она
надела нейлоновые чулки, а ее  синий  костюм  был  слишком  наряден  для
службы в этой церкви, кроме разве что Рождества или Пасхи. К тому же она
почувствовала, что не нужно было пользоваться косметикой. Четыре года  в
ветеринарном колледже привели к тому, что нарядная одежда заставляла  ее
чувствовать себя не в своей тарелке.
   Анни нервно оглянулась на  нее  и  пригладила  волосы,  взлохмаченные
весенним ветром. Она сказала подчеркнуто жизнерадостно:
   - Пора идти внутрь, - и Бидж поняла, что Анни чувствует то же  самое,
что и она.
   Они опустились на скамью, как раз когда служба должна была  начаться.
Бидж улучила момент, чтобы оглядеться. Внутри церковь оказалась такой же
простой, как и снаружи: апсиды и алтаря не  было,  потолок  поддерживали
побеленные, как и стены, балки, ни росписи,  ни  витражей.  Единственным
украшением служила доска рядом с кафедрой, на ней вырезанные из  журнала
и наклеенные буквы складывались в слова "Расскажи мне об Иисусе", а ниже
располагались  старательно,   но   неумело   нарисованные   картинки   -
произведения учеников воскресной школы, решила Бидж.
   В церковь вошли последние опоздавшие. Молодая темноглазая  женщина  с
черными курчавыми волосами до плеч, смущаясь, пошла по проходу к  скамье
рядом с Бидж и Анни. Она была в белой блузке и длинной черной юбке, явно
сшитых ею самой, и в  отличие  от  остальных  прихожан  в  кроссовках  и
толстых носках, как если бы она только что занималась  бегом.  Никто  не
обращал на это внимания.
   Пожилой человек поддержал  ее  под  локоть,  когда  она  споткнулась,
пробираясь к скамье, девушка смущенно улыбнулась  и  поблагодарила  его.
Бидж с жалостью посмотрела на нее: ступни в  кроссовках  были  вывернуты
наружу.
   Женщина за пианино решительно кивнула и начала  играть  вступление  к
первому гимну. Это оказалась старинная народная мелодия, мать Бидж, в те
времена, когда она еще играла на гитаре, назвала бы ее  гимном  из  трех
нот. Бидж показалось, что  ей  приходилось  слышать  мелодию  на  старой
пластинке и называлась она  "Поговори  о  своих  страданиях".  Прихожане
запели:
   О, разве не видишь ты, брат мой, Что время настало покинуть Сей  мир,
погрязший в грехе, Оставить старанья и горе На этой грешной земле.
   Темноволосая девушка встала вместе со всеми (ей помогли это сделать),
но не пела. Без всякого выражения глядя в сборник  гимнов,  она  вежливо
улыбалась окружающим. Бидж снова погрузилась в мысли о своем брате.
   Не чувствуя никакой вины, она  пропустила  мимо  ушей  большую  часть
службы. Она привыкла так делать еще с детства, когда ходила в церковь  с
матерью, это не беспокоило ее и теперь, за исключением легкого  опасения
- не начнет ли Анни задавать конкретные вопросы о службе.
   Бидж, однако,  окинула  взглядом  прихожан,  когда  они  начали  петь
последний гимн. Что-то в нем напомнило ей про Перекресток:

   Я в одиночестве вхожу в прекрасный сад...

   Лицо темноволосой девушки просветлело, она запела вместе со всеми:

   И Он всегда идет со мною рядом,
   И Он всегда беседует со мной,
   И говорит, что я войду в царствие его...

   Бидж резко повернула голову. У девушки был греческий акцент.
   Остальная часть службы показалась Бидж нудной, хотя  и  заняла  всего
пятнадцать минут.
   У выхода из церкви Анни  остановилась,  чтобы  пожать  руку  местному
священнику и передать ему привет от  священника  из  ее  родных  мест  в
Мэриленде. Пожилой священнослужитель был явно очень рад ей. Бидж  бочком
выскользнула из церкви.
   Прихожане,  разбившись   на   группки,   были   заняты   разговорами.
Темноволосая девушка, смущаясь, разговаривала с пожилой парой в выходных
старомодных нарядах. Что-то,  что  сказала  женщина,  заставило  девушку
рассмеяться, ее смех прозвучал, как музыка.
   Бидж понаблюдала за ней достаточно долго, чтобы убедиться: девушка не
собирается уходить немедленно, затем прошла на кладбище, высматривая, не
обнаружится ли чего-то необычного.
   Но могильные  камни  были  точно  такими,  какие  и  должны  быть  на
деревенском кладбище: полтора десятка имен, ведущих свой род  из  старой
доброй  Англии,  -  Рикерсы,  Хандаллы,  Джонсоны,  Грины.  Бидж   нашла
несколько старинных  надгробий,  но  и  на  них  полустертая  резьба  не
удовлетворила ее любопытства.
   Короткая   бетонная   лестница   с   потрескавшимися   и    не    раз
ремонтировавшимися ступенями вела вниз, ко входу  в  какое-то  подземное
помещение  за  пределами  церковного  участка.  Бидж  оглянулась,  чтобы
удостовериться, что никто за ней не наблюдает, и  быстро  спустилась  по
лестнице.
   Ее ждало полное разочарование: самый  обычный  церковный  подвал,  со
складными  стульями,  прислоненными  к  стенам,  и   покрытой   меловыми
разводами школьной доской. В дальнем конце обнаружилось раздаточное окно
с  оцинкованным  столом  перед  ним  -  здесь,  по-видимому,  находилась
церковная столовая.
   На стене в глубине подвала  Бидж  увидела  картину,  явно  с  любовью
перерисованную  с  фотографии   рукой   доморощенного   художника.   Она
изображала пожилую женщину с посохом и рюкзаком и Библией в левой  руке.
Под картиной имелась надпись: "Элизабет (Хетти) Хандалл. 1924-1989".
   Картина казалась не на месте в церкви, подумала  Бидж,  столь  строго
следующей принципу: никаких украшений.
   Лицо женщины на  картине  было  покрыто  морщинами,  улыбка  казалась
напряженной, волосы выбились из аккуратной прически.
   Ландшафт на заднем плане справа был  типично  вирджинский,  слева  же
скалы казались  слишком  высокими,  а  птицы  слишком  крупными,  колени
фигурки на опушке леса были выгнуты не в ту сторону...
   - Неумелый художник? - вслух произнесла Бидж, качая головой. - Нет, -
казалось, она разговаривает с эхом собственного голоса, - художник  хоть
и неумелый, но ведь он рисовал с фотографии.
   Когда Бидж вернулась ко входу в церковь, темноволосая  девушка  почти
скрылась из виду - она быстро и легко поднималась на  холм  по  покрытой
гравием дорожке. Она совсем не хромала, ее тело, скрытое длинной  юбкой,
грациозно изгибалось в такт шагам.
   Тут наконец появилась и Анни.
   - Спасибо, что подождала меня, - сказала она,  никак  не  комментируя
то, что Бидж уклонилась от знакомства со священником и вежливой беседы с
прихожанами.
   - Я совсем не собиралась сбегать, - ответила Бидж, покраснев.  -  Мне
просто нужно было кое-что выяснить. Поехали.
   Когда они сели в машину, Бидж предложила:
   - Поедем вверх, к вершине холма.
   -  Там  есть  что-нибудь  интересное?  -  В  голосе  Анни  прозвучало
сомнение,  к  тому  же  на  деревенских  дорогах  в  холмах  так   легко
заблудиться. Бидж еще в школьные времена обожала плутать в глуши, но  ей
было ясно, что Анни, выросшая в пригороде, совсем не разделяет этого  ее
пристрастия.
   - Туда  пошел  кое-кто.  Ты  не  обратила  внимания  на  темноволосую
девушку, которая споткнулась в проходе?
   - Я еще подумала, не молится ли она о  своем  исцелении,  -  ответила
Анни и добавила с оттенком  самооправдания:  -  Я  тоже  молилась  о  ее
исцелении. - Потом на лице Анни отразился ужас: - И  ей  позволили  уйти
одной? У бедняжки ведь ноги совсем искривлены.
   - Дело не в ее ногах, - ответила Бидж решительно, - искривлены у  нее
башмаки. И готова спорить на что угодно - то есть, конечно, если  бы  ты
не была против пари вообще, - сейчас она несет свои кроссовки  в  руках.
Мы ведь видели ее раньше, Анни.
   - Девушка в таверне, - ошеломленно прошептала Анни.
   - Верно. Мелина. Мы ее видели в "Кружках". Они догнали ее  за  первым
поворотом. Анни притормозила, а Бидж открыла заднюю дверцу:
   - Залезай.
   Девушка замерла на месте, испуганно одергивая блузку - юбка съехала и
закрывала теперь ноги, но зато оставляла открытым живот. Бидж  оказалась
права: кроссовки с засунутыми в них носками висели у Мелины через плечо.
   - Лучше поедем обратно по дороге, - сказала Бидж. - Дорожные  команды
снова все переменили. Мелина закусила губу:
   - Такой шанс всегда есть. - У нее был более  сильный  акцент,  чем  у
Стефана.
   - Сейчас это не шанс, а факт, - заверила ее Бидж. -  Поедем  с  нами,
так к тому же и быстрее.
   Мелина  подняла  правую  ногу,  продемонстрировав  изящно   изогнутое
раздвоенное блестящее черное копыто, и влезла в машину.
   - Ты уверена, что знаешь дорогу?
   - Уверена.
   Мелина вздохнула и откинулась  на  сиденье.  Анни  страшно  осторожно
развернулась и медленно повела машину в сторону шоссе.
   - Я запомнила тебя по "Кружкам", - сказала Бидж. -  Ты  ведь  Мелина,
верно?
   Девушка кивнула с  облегчением:  до  чего  же  хорошо  в  чужом  краю
встретить людей, с которыми была знакома дома.
   Анни спросила ее так  просто,  как  Бидж  могла  бы  поинтересоваться
дорожными знаками:
   - Как ты нашла Иисуса? Мелина лукаво улыбнулась:
   - Не  я  его  нашла,  это  он  нашел  нас.  Анни  с  интересом  ждала
продолжения.
   - Была одна женщина, - сказала Мелина. - Замечательная  женщина.  Как
раз из этой церкви. Она выросла в холмах, и она всюду  ходила,  а  звали
ее...
   - Хетти Хандалл, - перебила ее Бидж. Мелина  радостно  повернулась  к
ней:
   - Ты ее тоже знаешь? Она пришла и к тебе?
   - Нет, - поспешно ответила Бидж. -  То  есть...  В  общем,  я  видела
картину в подвале.
   - Как тебе понравилась картина? - смущаясь, спросила Мелина.
   У Бидж хватило сообразительности ответить:
   - Замечательная картина. Очень выразительная. Хотя я  удивляюсь,  как
это они позволили тебе ее нарисовать - в этой церкви не  очень  одобряют
изображения святых.
   Анни переводила взгляд с одной девушки на другую, ничего не понимая.
   - Я очень просила, - сказала Мелина просто. - Я помогала  вырезать  и
наклеивать буквы, но моему сердцу этого было мало. - Она  оглянулась  на
Анни. - На Перекрестке говорят,  что  Хетти  -  единственный  миссионер,
который появился у нас со времен монаха Брендана, может быть, за  тысячу
лет.
   - Почему она сделала это? - Анни подняла руки  выразительным  жестом,
но тут же  поспешно  опустила  их  на  руль.  -  Зачем  ей  понадобилось
приносить учение Христа  существам,  которые...  -  Она  резко  оборвала
фразу.
   - Которые такие разные? - сказала Мелина.
   - Ну да.
   Мелина ответила медленно и задумчиво:
   - Я встретилась с ней только  один  раз,  когда  я  была  еще  совсем
маленькая. Она рассказывала мне об Иисусе и сидела рядом, пока я играла.
И она показала мне картинку... -  Мелина  попыталась  руками  в  воздухе
очертить что-то искореженное. - Ее сын. У него было очень странное  тело
- один бок как будто растаял, а спина вздулась. Она говорила, что это  у
него от рождения.
   -  Похоже  на  spina  difida  , - сказала Анни, размышляя вслух.
   Мелина не обратила на ее слова внимания.
   - Она говорила, что молилась и молилась, но Бог не исправил спину  ее
сына. Она говорила, что годами она пыталась докричаться до Бога,  но  он
не услышал ее.
   Перед глазами Бидж стояла та женщина с картины - беспощадно таскающая
калеку-сына из одного  лагеря  евангелистов  в  заплатанных  палатках  в
другой,  мечущаяся  от  одного  телепроповедника  к  другому,  заставляя
испуганного мальчишку выходить на сцену, где какие-то мужчины и  женщины
что-то выкрикивают и машут руками. Бидж подумала  -  как  много  раз,  в
бесчисленных поколениях, это делали члены ее собственной семьи, когда  у
кого-то появлялись симптомы...
   - Бог просто иногда не исцеляет тебя, вот и все, - сказала она.
   - Я знаю. Так и Хетти говорила. - Мелина смотрела в окно.  -  Сначала
она думала, что это из-за нее  -  что  она  пила  плохую  воду  или  ела
отравленную еду. Потом она решила - это наказание. Она сказала,  что  на
какое-то  время  усомнилась  в  промысле  Божьем  -   надеюсь,   вы   не
рассердитесь на меня за то, что я так говорю.
   И тут Анни страшно удивила Бидж, умиротворенно сказав:
   -  Конечно,  усомнилась.  И  скорее  всего  не  один  раз.   Я   тоже
сомневалась. Это случается с каждым. Мелина с облегчением продолжала:
   - Ну так вот. Наконец, как она рассказала мне, она задалась вопросом:
"Чего хочет  добрый  Бог  от  старой  жительницы  холмов,  что  счел  Он
настолько важным, чтобы ради этого сломать жизнь  ее  сыну?"  И  однажды
ночью, во сне, она нашла ответ: Он хочет, чтобы она  принесла  свет  Его
любви тем, кто имеет иную форму, чем человек.
   Тогда она отправилась на поиски. До нее доходили всякие истории,  те,
кто здесь живет, все слышали о Перекрестке. Она вырезала  себе  посох  и
стала ходить по тропам, что встречались ей в холмах, и  она  говорила  с
каждым, кого встречала, и просила показать ей  дорогу.  -  Глаза  Мелины
сияли. - И она говорила, что всегда молилась о том, чтобы  путь  ей  был
указан. И указание пришло,  потому  что  однажды  она  нашла  дорогу  на
Перекресток.
   - А карта у нее была? - спросила Бидж. Мелина задумалась:
   - Она показывала мне что-то вроде карты, которую она сама  начертила,
но настоящей книги с картами у нее никогда  не  было.  -  Мелина  нервно
улыбнулась. - У меня ее тоже  нет.  Хетти  говорила,  что  нужно  всегда
молиться, и Господь направит твои шаги по правильному пути, только нужно
обязательно отмечать на бумаге, какие повороты ты делаешь, чтобы  знать,
как вернуться обратно. Совет Хетти показался Бидж весьма практичным.
   - Ты ходишь в церковь каждое воскресенье? И не боишься свернуть не на
ту дорогу?
   - Я этого всегда боюсь. Но пока мне удавалось благополучно вернуться.
- Медина улыбнулась Бидж, которая смотрела на нее с уважением. -  Каждое
воскресенье. Некоторые из нас родились заново...
   - Возродились во Христе, - рассеянно поправила Анни.
   - Да, возродились во Христе - так правильно говорить. Но я одна  хожу
в церковь так часто. Может быть, только мне одной это так необходимо.
   - Значит, ты не веришь в Бога-Отчима? - спросила Анни.
   Мелина засмеялась своим мелодичным смехом, без всякой обиды.
   - Конечно, я в него верю и люблю его! Я просто не покло