свое оружие.
   Рабовладельцы,  растерянные  и  безоружные,  заметались  на  открытом
пространстве между кустами и водой. Бидж  это  до  странности  напомнило
вечеринки в начальных классах школы: в воздухе  повисло  напряжение,  но
никто не знает, что делать.
   Высоко в воздухе над рабовладельцами кружили молодые грифоны.  Роланд
приземлился между двумя группами людей,  согнул  передние  лапы,  слегка
расставив крылья, чтобы не потерять равновесие, и преклонил колени перед
Политой.
   - Я Роланд, сын того, кого называют просто грифон, и  я  привел  тебе
этих пленников, госпожа.
   Полита, растерявшись, заговорила с ним, как с ребенком:
   - Это очень мило с твоей стороны,  Роланд.  -  Она  потянулась  было,
чтобы погладить его по голове, но вовремя опомнилась. - Ты  говоришь  об
этих людях?
   Пленники испуганно метнулись в стороны,  и  между  ними  прошествовал
грифон, бросая на рабовладельцев грозные взгляды  и  распушив  перья  на
шее, как львиную гриву.
   - Приветствую тебя, Каррон.
   - Приветствую тебя, грифон. - Голос Политы звучал сдержанно,  и  Бидж
вспомнила, что, согласно легенде, лошади и  взрослые  грифоны  ненавидят
друг друга.
   Кружка сказал Роланду со своей обычной интонацией:
   - Как приятно тебя видеть: мы уже начали беспокоиться. -  Он  оглядел
остальных молодых грифонов, которые по одному приземлялись вокруг  толпы
людей. - Так, значит, вы успешно осуществили отвлекающую операцию. Потом
вы сбежали?
   Последним появился Оливер, ведя  того  рабовладельца,  которого  Бидж
видела верхом на Полите. Тот озирался,  его  меч  (единственное  оружие,
которое Бидж видела у противников) болтался у него в руке острием вниз.
   -  Наоборот,  -  голос  грифона  звучал  гневно,   но   со   странным
удовлетворением, - мы победили. Роланд обернулся к Бидж.
   - Я размышлял о том,  чему  ты  раньше  учила  меня:  что  нужно  все
рассказать о своих  приемах  противнику.  Бидж  понадобилось  мгновение,
чтобы вспомнить.
   - Но это же было, когда ты боролся с Оливером.
   - Верно. Но ведь ясно, что к данному случаю это тоже относилось. И  я
еще вспомнил твои слова: на  Перекрестке  все  не  совсем  такое,  каким
кажется.
   - Это же было предостережение.
   - Да? Я понял твои слова как совет.
   - Как бы то ни было, - вмешался грифон, - как и предложил Роланд,  мы
приземлились на окраине деревни и пошли сквозь кустарник. К тому  же  мы
воздержались  от  того,  чтобы  разговаривать.   Первые   рабовладельцы,
увидевшие нас,  -  когти  грифона  рассекли  ближайший  валун,  -  сочли
молодежь моим выводком, а меня - их матерью. - Он бросил вокруг  грозный
взгляд. - Если кому-нибудь хочется пошутить на эту тему, то  сейчас  как
раз подходящий момент.
   Все вежливо промолчали.
   - Так или иначе, - продолжал грифон, - рабовладельцы  увидели  нас  и
возжаждали  -  они-то  считали,  что  получат  только  могучих  тягловых
животных. Как Роланд и предполагал, вооруженный отряд попытался  поймать
нас и обратить в рабство. -  Все  молодые  грифоны  распушили  перья,  и
колени у  пленников  задрожали.  -  На  это  теперь  можно  не  обращать
внимания, но  нельзя  простить...  Рабовладельцы  преследовали  нас,  мы
пешком удирали от них выше по течению  реки,  а  они  мчались  следом  с
сетями и веревками. Мы скрылись от них  в  тот  заканчивающийся  тупиком
каньон, который заприметили раньше. Они прижали нас к стене...
   - Ох, Боже. - Бидж представила себе эту картину. - И  вы  взлетели  у
них над головами...
   - ...И в свою очередь, прижали их к стене. Я  отобрал  у  них  лассо,
молодежь уничтожила их щиты, сети и веревки...
   - ...После чего они сдались.
   - После чего этот  рыцарственный  племянник  мантигоры  <Мантигора  -
Плиний, ссылаясь на Ктесия, описывает мантигору как зверя, имеющего  три
ряда зубов, лицо и уши, как у человека, глаза голубые, туловище красного
льва и хвост, заканчивающийся шипом, как у скорпиона.> стал обращаться к
ним на разных языках.  Как  выяснилось,  некоторые  из  них  говорят  на
ломаном английском, хотя большинство объясняется на варварском  диалекте
анавалонского  -  как  это  случается  во  многих  мирах:  анавалонский,
греческий, латынь, английский - все  это  когда-то  были  языки  могучих
империй... Ну и эти твари пали на колени и стали умолять оставить  их  в
живых.
   Оливер кивнул в сторону грифона.
   - И он, с благородным милосердием, посоветовал нам удовлетворить  эту
просьбу.
   - Вздор! - В присутствии пленных рабовладельцев это слово  прозвучало
довольно неуместно. - Если бы мы начали резню, половина из них в  панике
стала бы защищаться, и они задавили бы нас просто числом. После того как
мы, вместо того чтобы бежать от них, победили, нам ничего не оставалось,
кроме как пощадить имеет  значение?  -  Он  опустил  глаза  и  сказал  с
отвращением, заставившим его голос звучать громче: - Какое мне дело?
   Все головы повернулись к нему.  Роланд,  словно  одобряя  его  слова,
кивнул.
   - Решать тебе, Каррон. Если захочешь, можешь  их  всех  затоптать  до
смерти.
   В толпе пленников раздались стоны. Те, кто понял сказанное,  перевели
остальным, и теперь уже причитали все.
   - Это не будет  преступлением,  -  убежденно  сказал  Роланд.  -  Они
заслужили такую участь. Лицо Политы стало жестким.
   - Да, заслужили. - Однако она не двинулась с места.
   - Каррон, ты, кажется, колеблешься, - сказал Роланд.
   - Ты сказал, что мы можем их затоптать.
   - Но можете и простить.
   Конли, все еще прижимая к груди раненую руку, прильнул к  матери.  Та
крепко обняла его и покачала головой:
   - Одно из двух... Разве у меня есть другой выбор? Роланд кивнул.
   - Ты можешь потребовать у них клятвы верности.
   - Верности? - Слово прозвучало странно и непривычно; для кентавров  в
такой клятве не было бы нужды.
   - Клятвы на крови. Нарушение такой клятвы означает смерть. Потребуй с
них обещания, что из-за зла, причиненного твоему народу в  прошлом,  они
будут служить тебе в будущем.
   - Ты на самом деле думаешь, что это пойдет на пользу моему народу?
   Полита беспомощно взглянула на грифона, и тот раздраженно произнес:
   - Ради Бога, перестань колебаться и реши что-нибудь. Похоже, пленники
столь же наивны, как и мой отпрыск.
   Полита повернулась к стоявшему перед ней Бонди.
   - Я знаю, ты понимаешь мои слова, - начала она холодно по-английски.
   После секунды оцепенения тот кивнул.
   - Хорошо. На колени. - Голос Политы звучал  так  механически,  словно
принадлежал не ей.
   Бонди преклонил колени. Полита подняла левую переднюю ногу и опустила
ему на голову. Мышцы ее напряглись, и  пленник  распростерся  на  земле,
уткнувшись носом в песок.  Копыто  давило  на  затылок  так,  что  Бонди
закричал; звук оказался приглушен песком. Неожиданно вся сцена  утратила
свое символическое значение.
   - Ты слышишь меня? Понимаешь мои слова?
   - Да. - Из глаза пленника скатилась слеза,  песок  зашуршал  под  его
наполовину вдавленной в него щекой.
   - Тогда запомни. -  Ее  копыто  давило  все  тяжелее,  лицо  пленника
погрузилось в песок почти до переносицы. - Ты  останешься  жить,  потому
что я позволяю тебе это. Ты найдешь пропитание своим детям, потому что я
позволяю тебе это. Сейчас ты встанешь, и будешь обрабатывать свои  поля,
будешь сам тащить плуг, - ее голос задрожал, а руки, более не скованные,
коснулись покрытой шрамами шкуры, - потому что я позволяю тебе это.
   - Да, - это был всего лишь шепот, но  все  жители  деревни  как  один
издали вздох облегчения. Полита убрала копыто.
   - Поднимись. Ты будешь  служить  моему  народу.  Никогда  не  пытайся
причинить ему зло. Никогда не пытайся снова его поработить. Никогда... -
Полита провела рукой по своим израненным губам, которые терзали и  узда,
и зажим. Она умолкла, слишком полная гнева, чтобы говорить.
   Роланд закончил за нее:
   - Никогда никого больше не обращай в  рабство.  Через  секунду  Бонди
поднялся:  сначала  на  четвереньки,  потом   на   дрожащие   ноги.   Он
по-анавалонски обратился к своим соплеменникам,  изумленно  взглянул  на
Политу и поклонился ей.
   И тут же  отчаянно  кинулся  к  Роланду.  Остальные  грифоны  подняли
когтистые лапы, но сам Роланд не  пошевелился.  Бонди  схватил  переднюю
лапу Роланда и прижал к губам.
   - Мои дети живы, - задыхаясь, вымолвил он. - Мой народ жив.  -  Слезы
текли по его щекам и оставляли темные следы  на  песке.  -  Позволь  мне
что-нибудь  сделать  для  тебя.  Я  для  тебя  на  все  готов.   Глубоко
взволнованный Роланд поднял Бонди на ноги.
   - Мне достаточно, если ты  будешь  верно  служить  Полите  и  никогда
никого не станешь обращать в рабство.
   - Никогда в жизни. - Он неловко склонился к передним копытам  Политы.
- Всю свою жизнь я буду служить тебе.  -  Все  еще  обнимая  копыто,  он
обернулся к молодым грифонам. - Кто вы?
   - Я Роланд. - Юный грифон поколебался, потом тихо сообщил ему: -  Мое
другое имя - Рафаэль.  Грифон-отец  со  свистом  втянул  воздух.  Бонди,
наблюдавший за ними, кивнул.
   - Я понял. У меня тоже есть секрет. -  Он  сунул  руку  за  пазуху  и
вытащил потемневшую от времени  деревянную  фигурку  на  шнурке.  -  Это
Ракнайд. Хранительница нашей семьи.  Ее  почитал  мой  прадед  и  прадед
прадеда. Она присматривает и за мной, только больше никто  не  должен  о
ней знать. - Он протянул фигурку Роланду. - Храни ее бережно.
   Роланд поклонился и надел шнурок на шею.
   - Добро пожаловать, Ракнайд. - Он обратился к Бонди. - Я ее спрячу  и
буду охранять. - Он попятился, собираясь взлететь, и тут заметил, что за
ними наблюдает вся деревня. - И если сможешь,  научи  их  всех  говорить
по-английски, - сказал он, смущаясь. - Это может пригодиться. Ну,  пока,
я буду тут у вас появляться.
   Молодые грифоны улетели; сильные крылья легко подняли их в воздух,  и
они свернули на север вдоль реки. Фрида поднялась на цыпочки,  глядя  им
вслед.
   Грифон, в свою очередь, наблюдавший за нею, покачал головой.
   - Если они так начинают, каков же будет конец? - Однако в его  голосе
звучала гордость.
   Диведд быстро нагнулся и плеснул водой в лицо Фриде. Та посмотрела на
него безумными глазами.
   -  Пора  смываться.  -  Он  брызнул  и  на  Фиону.  Бидж   попыталась
увернуться, но Диведд двигался слишком быстро, и ей не удалось  избежать
душа. - Так ты будешь  красивее,  -  ухмыльнулся  он  и  облил  водой  и
собственную голову тоже.
   Конли, на руках которого не было  наручников,  со  смехом  прыгнул  в
воду, держа раненую руку повыше. Бидж с  изумлением  наблюдала  за  ним:
хотя ему было немногим больше двух лет, он выглядел уже как подросток.
   Грифон оглянулся на Бонди, все еще кланяющегося Полите.
   - То, что я увидел, кажется мне невероятным. Бидж подумала  о  Фриде,
перепрыгивающей на скаку с одной лошадиной спины на другую.
   - Мне тоже.
   Фрида сказала прерывающимся голосом:
   - Роланд был великолепен. Не может быть, чтобы он был так юн, как  ты
говоришь.
   - Я присутствовала при том, как  он  вылупился,  -  ответила  Бидж  с
любовью и гордостью, хотя ей все еще снились кошмары про ту ночь,  когда
это свершилось. - Ему всего несколько месяцев. Грифон,  подняв  пушистую
бровь, взглянул на Бидж.
   - Печально, не правда ли, что они так быстро вырастают? Разные  виды,
- добавил он, - взрослеют с разной  скоростью:  некоторые  быстрее,  чем
люди, некоторые - медленнее. Не вижу в этом никакого парадокса.
   Бидж кивнула.
   - Посмотрите на Конли. Его  человеческое  тело  -  как  у  подростка,
конское - как у двухлетки.
   - Но если разные виды взрослеют по-разному... - Фрида умолкла.
   Бидж с любопытством взглянула на девушку.
   - Что тогда?
   - Ничего... На самом деле ничего... - Она склонила  голову,  поспешно
спрятавшись за распущенными  волосами;  Бидж  уже  несколько  недель  не
наблюдала у нее этой привычки. У Бидж осталось  тревожное  чувство,  что
она не заметила чего-то важного.

Глава 15

   Возвращение на Перекресток единорогов было долгожданным, но произошло
очень просто: однажды Бидж проснулась и почувствовала, что  воздух  стал
каким-то другим. День был таким, какие Диведд называл "мягкими":  легкий
туман, низкие облака. Цепочка  белых  фигур  -  больших  и  маленьких  -
тянулась вдоль дороги, ведущей к коттеджу Бидж. Мелина с легким рюкзаком
на плече шагала рядом с первым животным. Выше по холму  несколько  грим,
припав   к   земле,   осторожно   принюхивались    и    присматривались,
приготовившись спасаться бегством.
   Бидж грустно смотрела на них:  за  последние  месяцы  грим  научились
осторожности. Она как-то нашла тело одного из них; грудь животного  была
целенаправленно - можно сказать, почти игриво - рассечена крест-накрест.
Наверное, грим погиб от потери крови.
   Теперь двое грим следили за приближающимися  единорогами  и  Мелиной.
Один из них - Бидж моргнула: судя по отметинам, Гек, - робко приблизился
к девушке-фавну, покорно склонив голову и виляя хвостом.
   Мелина замерла на месте. Самка единорога рядом с ней спокойно сделала
шаг вперед, и оба грим повернулись и убежали.
   Бидж подняла глаза, наполовину ожидая увидеть  в  воздухе  Роланда  и
Оливера, но грим явно испугались именно Мелины и единорогов.  Еще  месяц
назад Бидж не поверила бы, что они окажутся такими пугливыми.
   Единороги по очереди коснулись Мелины рогами и так же цепочкой  стали
подниматься  на  холм.  Малыши,  у  которых  рога  еще  только  начинали
прорезаться, тыкались в Мелину носами, а она гладила их по головам.
   Потом она подбежала к Бидж, резво прыгая на  своих  копытцах.  Фавны,
радостно подумала Бидж, принимают людей такими, какие они есть, и  любят
их.
   Обняв Мелину, Бидж спросила:
   - С тобой все в порядке?
   Мелина дрожала, глядя вслед убежавшим грим. - Что это за звери?
   - Они похожи на собак. Очень дружелюбные, людей  не  кусают.  Ну,  по
большей части. Я привела их  на  Перекресток  как  хищников,  но  теперь
что-то не уверена, что они способны прокормиться сами. Я гадаю иногда, -
закончила Бидж, - не  являются  ли  они  чьими-то  брошенными  домашними
любимцами.
   - Если это так, - ответила Мелина твердо, - не хотела бы я  встретить
их хозяина, которого они так боятся. Он ведь не последовал за ними сюда.
правда?
   - Конечно, нет... - начала Бидж и умолкла. Это была такая  простая  и
пугающая мысль. Интересно, как наказывают  в  том  мире,  откуда  пришли
грим, сбежавших от хозяина животных? И  если  уж  на  то  пошло,  каково
наказание за кражу любимца?
   Она покачала головой.
   - Заходи и выпей чаю. Трудно было привести единорогов?
   Мелина вошла следом за ней в дом  и  энергично  закивала;  ее  черные
кудри взметнулись над головой.
   - Они не любят дорог. Все время старались идти по обочине.  Мне  было
страшно, - добавила она откровенно, - но ведь я была с ними.
   - Ты могла попросить о помощи.
   - Ох, но ты же нужна здесь. А доктор Доббс, он же должен преподавать.
Стефан и эта женщина Фрида должны читать  свои  книги.  -  В  ее  голосе
появилась собственническая нотка. - Да и вообще мне не нужна помощь.
   Когда Конфетка, Бидж и другие отогнали единорогов для безопасности  в
Виргинию, Мелина захотела остаться там  и  присматривать  за  животными.
Фавны прирожденные пастухи; Мелина скоро почувствовала  тесную  связь  с
единорогами, которых собиралась пасти, но которые,  весьма  вероятно,  в
свою очередь, пасли ее. Как Бидж  имела  возможность  узнать,  единороги
заботятся о несчастных и невинных.
   - Кружка будет рад тебе.
   - Я собираюсь вернуться. Виргиния так хороша...
   Бидж рассеянно кивнула,  глядя  на  долину,  широкую  реку  и  плавно
круглящиеся холмы, которые теперь казались ей самым  красивым  местом  в
мире.
   - И еще,  мне  хочется  быть  недалеко  от  церкви.  -  Мелина  стала
баптисткой и часто посещала маленькую белую церковь в холмах.  Прихожане
приняли ее,  не  задавая  вопросов,  а  проповедник,  серьезный  молодой
человек с коротко остриженными волосами и в очках  в  массивной  оправе,
уделял ей особое внимание.
   - Ты уверена, что это не от проповедника ты хочешь быть недалеко?
   - Нет!  -  Но,  к  своему  удивлению,  Бидж  обнаружила,  что  Мелина
покраснела.  Нужны  очень  веские  основания,  чтобы   заставить   фавна
покраснеть. - Ну, может быть, и это. Мне нравится  Джонатан,  но  я  для
него слишком молода.
   - Ему же еще нет тридцати.  Через  несколько  лет  разница  не  будет
заметна.
   Мелина посмотрела на нее с сомнением.
   - Для тебя, может быть, и нет. - Она поспешила сменить тему. - И  там
по крайней мере я смогу часто видеться со Стефаном.
   Бидж спросила с завистью:
   - Вы часто встречаетесь?
   - Я стараюсь навещать его каждую неделю. Я ведь люблю его -  не  так,
конечно, как ты, - добавила она поспешно.
   Бидж кивнула. С тех пор,  как  она  обнаружила,  что  беременна,  она
меньше была уверена в характере своей любви к Стефану.
   - Мы ведь еще козлятами росли вместе, - кончила Мелина серьезно.
   - Я знаю. - Бидж всегда очень нравилось это название. -  Держу  пари,
он был очаровательным козленочком.
   Мелина с облегчением засмеялась и закивала.
   - Такой непоседливый. Всегда танцующий, всегда счастливый.
   Именно так Бидж обычно и представляла себе Стефана, хоть он уже и  не
был ребенком.
   - Ну что ж, только постарайся побывать здесь еще раз до  зимы.  Когда
выпадет снег, дорога станет ужасной.
   - Снег! - с ностальгией воскликнула Мелина. - Первый  снегопад  такая
прелесть! - Она вздохнула. - Я ведь видела их так мало.
   - Он бывает всего один раз в году.
   - Конечно. Один первый снегопад каждый год. Но самый первый  в  своей
жизни я помню так отчетливо... А потом и остальные, только их  было  так
немного...
   - Так немного? - "Мы ведь еще козлятами росли  вместе..."  -  Мелина!
Сколько тебе лет? Мелина удивленно посмотрела на Бидж.
   - Я взрослая.
   - Я знаю, но все-таки, сколько тебе лет?
   - Годы - это годы,  -  пожала  плечами  та.  -  Пять.  -  Не  замечая
выражения лица Бидж, Мелина добавила: - Я думала, ты знаешь об  этом  от
Стефана.
   - Ну, наверное, для него тоже годы - это годы. Филдс, сатир, когда-то
сказал о Стефане: "Он легко плачет, как все ему  подобные".  Бидж  тогда
подумала, что он имел в виду  фавнов;  но,  может  быть,  он  говорил  о
детях?
   "Я беременна, - подумала она, - и отцу ребенка  пять  лет  от  роду".
Следующая мысль поразила ее: "И ребенок может вырасти так же быстро, как
и он". Бидж вспомнила, что, когда была подростком, и представить себе не
могла, чтобы обсуждать такие вопросы с  матерью.  Теперь  же  ей  больше
всего на свете хотелось бы поговорить с ней...
   - Мелина, хочешь, я подвезу тебя в Виргинию? -  спросила  Бидж.  -  У
меня там есть дела. - Только сначала  нужно  было  дождаться  Роланда  и
Оливера. Как ни была Бидж занята собственными проблемами, их  отсутствие
ее беспокоило: никогда раньше юные грифоны не  опаздывали.  Больше  часа
назад они пролетели над коттеджем, но приземлились далеко в стороне.
   Они оставались на холме  за  ручьем,  что-то  горячо  обсуждая.  Было
похоже, что они спорят, но на этот раз спор  не  кончился,  как  обычно,
дружеской потасовкой. Вместо этого они перешли  через  ручей,  осторожно
ступая по камням, чтобы не замочить задние львиные лапы, и  приблизились
к Бидж.
   Роланд смущенно переминался с лапы на лапу.
   - Я должен буду отлучиться, моя Бидж.
   - У меня у самой сегодня есть дела, - ответила она. - Да  тебе  и  не
нужно спрашивать у меня разрешения, чтобы отлучиться.
   -  Я  знаю.  Но  я  все   равно   хотел   тебя   предупредить.   Бидж
забеспокоилась. Роланд выглядел встревоженным, Оливер - сердитым.
   - Я ничем не обидела тебя?
   - О нет. - Он явно был шокирован таким  предположением.  -  Ты  такая
замечательная наставница. И... - Он запнулся и застенчиво договорил: - И
я всегда буду помнить те великие истины, которые ты мне  открыла