озволь мне делать мое дело. Я найду этого игрушечных дел мастера и передам ему устройство. А ты уж постарайся, чтобы твоя девочка не забыла про свой день рождения.
     Бьяджио не любил напоминаний, но это он решил оставить без ответа. Бовейдин хорошо поработал и заслуживал некоторой снисходительности.
     - Просто будь осторожен, - сказал граф. - Это все, о чем я прошу.
     - Буду. И мы с вами увидимся в Наре. - По лицу Бовей-дина пробежала гримаса, которая заменяла ему улыбку. - Удачи вам.
     - И тебе, мой друг, - откликнулся Бьяджио, протягивая ему руку.
     Бовейдин принял его руку, слабо ее пожал, а потом повернулся и ушел на шлюпку, осевшую под весом ящика и матросов. Бьяджио с облегчением проводил ученого взглядом. Он не особенно боялся неудачи, но все-таки Бовейдин никогда прежде не делал ничего похожего на это устройство. И хотя ученый начертил подробные схемы и провел свои непонятные опыты, даже он не мог поклясться, что оно будет вести себя стабильно. Это было очень опасное изобретение, самое, быть может, сильное оружие за всю историю войн, и Бьяджио вовсе не хотелось оставлять его у себя на острове. Если все пройдет по плану, Кроут и так окажется в большой беде, и граф не видел необходимости ускорять катастрофу своего острова. Тем временем Бовейдин сел в шлюпку, и она отплыла от берега, увозя ящик к ?Морской тени?. У моряков корабля была на лице тревога. Они опасались этого груза.
     - Ну, пошли в дом, - сказал Бьяджио. - Смотреть больше не на что.
     - Я подожду, - ответил Никабар. - Хочу увериться, что все в порядке.
     - Как хочешь, дружище. Но не задерживайся слишком долго. Я хочу поговорить с тобой о Драконьем Клюве.
     Никабар посмотрел на графа:
     - А что о нем говорить?
     - Тебе скоро надо будет туда отправиться. Нам следует это обсудить.
     - Я знаю дорогу, Ренато.
     - Это не шутка! - строго проговорил Бьяджио. - Если Форто направят на Драконий Клюв, как будет просить Энли, то герцогу нужна будет твоя помощь. Мои наемники не смогут в одиночку противостоять легионам. Я обещал Энли, что ты там будешь.
     - Я там буду, - пообещал Никабар. - Я такого не пропущу. А воздушная армия?
     - Пока не знаю, - честно ответил Бьяджио. Вести с Драконьего Клюва всегда бывали скудными. - Тем больше оснований, чтобы ты приплыл туда вовремя. Если Энли не подчинил себе воронов, ему, быть может, придется срочно бежать от Форто. И в этом ты тоже должен будешь ему помочь.
     Никабар покачал головой:
     - Я плыву на Драконий Клюв не спасать его шкуру, Ренато. Я хочу снести башку Форто.
     - Что ж, будем на это надеяться, - сказал Бьяджио со злобной усмешкой. - Мне как раз будет пора отправить Эрриту очередное послание. Ты его для меня доставишь, друг мой?
     Адмирал понял, о чем говорит граф.
     - С удовольствием, дружище.

***

     В эту ночь граф Ренато Бьяджио беспокойно метался на дорогих простынях, маясь нетерпением. Ему снилось устройство Бовейдина; он видел величественный Собор Мучеников и лавчонку игрушечных дел мастера на углу Высокой улицы, этого оживленного проезда, где делали покупки зажиточные горожане, удовлетворяя свои многочисленные прихоти. Во сне его навестила Лорла, и ее глаза сияли неестественным зеленым огнем. Во сне она разговаривала с ним, но когда Бьяджио проснулся, то не смог вспомнить слов. Это было глубокой ночью. В окно лился бледный лунный свет, заливавший комнату серебром. Когда граф открыл глаза, личико Лорлы исчезло. Бьяджио вздрогнул, спустил на пол босые ноги и потер лоб. Вокруг царила полная тишина. В эту ночь он лег в постель один, как почти всегда в последнее время, а рабы, которых он обычно видел при пробуждении, еще не пришли. Он выглянул в окно на росшее в саду плодовое дерево и увидел, что с ветки на него с кривой усмешкой смотрит ворона. Бьяджио ухмыльнулся птице, вспомнив воронов Энеаса. В эту ночь его тревожило слишком многое, слишком много мыслей не давали ему покоя. Он был утомлен - устал настолько сильно, что не мог спать. На столике у кровати стоял хрустальный бокал с недопитым бренди. Бьяджио потянулся за ним, но в своем странном состоянии опрокинул его и пролил напиток.
     - Проклятье! - прорычал он.
     Бренди плеснуло на дорогой ковер. Граф беспомощно Смотрел, как по ткани расплывается пятно.
     ?Я устал, - напомнил он себе. - Я чертовски устал?.
     Так было не всегда. Когда он жил в Наре и находился на вершине власти, его разум был остр как бритва. Они с Аркусом ступали по миру, словно боги, и он был ближайшим другом императора - единственным членом Железного круга, который действительно заменял престарелому правителю сына. Сейчас он стал изгоем, он вынужден постоянно плести интриги, и напряжение притупило его разум. Даже снадобье Бовейдина не поддерживало в нем жизненных сил. Бьяджио был измучен.
     Не обращая внимания на испорченный ковер, он подошел к окну и открыл его, жадно глотая воздух. Ветер нес запах морской соли, слышалась музыка далекого прибоя. Ворона подпрыгнула, вспугнутая резким движением, и улетела. Бьяджио выругался ей вслед и пообещал, что если она вернется, то попадет к нему на обед. Вид быстро улетающей птицы немного его развеселил. Кроут принадлежит ему. И так будет всегда, что бы тут ни произошло. Пусть Кроут падет, Бьяджио снова отвоюет его у лиссцев. Когда он завладеет Наром, он завладеет и всем миром.
     Бьяджио, как с ним теперь часто бывало, снова подумал о Симоне. Он гадал, знает ли Симон о его истинных чувствах. В конце концов, Симон родом с Кроута, а кроуты часто экспериментируют. Однако Симон не был таким. На самом деле он был больше похож на Эррита. Конечно, не ханжа, но не любит пробовать новое. Плечи графа ссутулились. Ему не нравилось обхаживать возлюбленных. Он начинал чувствовать себя мальчишкой-школьником, нелепым и беспомощным. Эллианн, его жена, всегда считала его холодным - даже в моменты самой безудержной страсти. Эллианн могла бы переспать с тигром - и остаться в живых. Она была поистине диким животным, и в первые годы брака она очень его волновала. Но, как это часто случалось с нарскими аристократами, они тихо прискучили друг другу, и оба не возражали, когда партнер брал нового любовника. Бьяджио по-прежнему испытывал симпатию к жене и не питал к ней зла. Она не была создана для войн и мятежей, и мысль о подобных вещах заставляла ее презрительно фыркать. Решив, что победа будет за Эрритом, она встала на его сторону. Бьяджио отпустил ее - охотно. Он смотрел в темноту, пытаясь представить ее в этот момент в Черном городе: наверное, спит в своей постели с очередным любовником. По его лицу пробежала улыбка. Быть может, вернувшись в Нар, он пошлет за ней.
     Бьяджио оглянулся на свою постель, такую холодную и пустую, на всю большую спальню, безупречно убранную, с бесценными предметами искусства на стенах и полках. Почему-то все это не доставляло радости, и вдруг неодолимо захотелось уйти отсюда. В большом музыкальном салоне был рояль, и в минуты беспокойства граф имел привычку садиться за инструмент и громыхать по клавишам, погружаясь в какую-нибудь мелодию. Странное средство, но оно ему помогало. Вот и сейчас он сбросил ночную сорочку, достал из шкафа какую-то одежду и быстро набросил ее на себя. Всунув ноги в шлепанцы, он вышел в пустынный коридор, где тишину нарушало лишь тихое шипение масляных ламп на стенах. Его тень метнулась по полу, огромная и зловещая. Пол под ногами тихо поскрипывал. Здесь его не окликали часовые, не падали ниц рабы. Бьяджио в полузабытьи шел в музыкальный салон, мечтая постучать по клавишам. Но дверь салона оказалась полуоткрытой, и за ней горел свет.
     Почувствовав любопытство, граф замедлил шаги. Эрис, его драгоценная рабыня, была в комнате одна. Она скользила по полу в бесшумном выразительном танце. Бьяджио затаил дыхание. Эрис была дивно хороша. Она двигалась с легкостью голубки, ее длинные ноги непринужденно делали пируэты, руки протягивались к небесам, словно она умоляла Бога услышать ее. Единственная свеча отбрасывала тени на покрытое испариной лицо рабыни, из больших глаз текли слезы, и Эрис кружилась в танце - печально, целеустремленно, забыв в своей печали обо всем мире.
     Граф Бьяджио завороженно наблюдал за ней. Эрис была самой большой ценностью из всего, чем он владел. Когда она танцевала для него, ангелы плакали от зависти. Глядя на нее в эту минуту, он понял, почему сердце Симона принадлежит ей. Как женщина она была безупречна. Как танцовщица она была божественна. Ни один мужчина не мог устоять перед ней. Тем более бедный Симон.
     Закончив танец, Эрис упала на пол, уронив голову на колени и застыв совершенно неподвижно. Бьяджио показалось, что он услышал жалобный всхлип. Он очень осторожно открыл дверь. Эрис по-прежнему его не замечала.
     - Ты была прекрасна, - прошептал он. - Спасибо тебе.
     Смутившись, Эрис подняла голову.
     - Господин! - воскликнула она, вскакивая с пола и опуская глаза. - Простите меня, я... я репетировала. Я не знала, что вы здесь.
     - Не надо извиняться, - сказал Бьяджио, плавно проходя в салон. Он дотронулся холодными пальцами по ее подбородка, поднял ее лицо и заглянул ей в глаза. - Я получил большое удовольствие.
     Эрис смутилась, но не попыталась отстраниться.
     - Я рада, - с трудом выговорила она. - Я просто репетировала.
     - Неправда, - возразил Бьяджио. Ледяной подушечкой большого пальца он стер с ее щеки слезинку. - Я никогда не видел, чтобы ты плакала во время репетиций. Что это за слезы?
     - Ничего, Господин. Просто танец был полон чувств, вот и все.
     - Что это за танец? Я его не узнал. На лице Эрис отразилась внутренняя борьба. Она решила признаться.
     - Просто моя собственная фантазия. Мне сегодня было беспокойно. Меня одолевают мысли. - Она попыталась улыбнуться. - Но это пустячные мысли, милорд. Они недостойны вашего внимания.
     Наслаждаясь ее испугом, Бьяджио опустил пальцы ей на шею, на золотой ошейник, и подцепил его ногтем за край.
     - Я проклял бы тот день, когда ты не смогла бы сказать мне правду, милая Эрис, - сказал он. - Почему не хочешь сказать мне, в чем дело? Мне сегодня тоже не спалось. Я решил немного поиграть. Встретить здесь тебя - это был приятный сюрприз.
     - Простите меня, Господин, - умоляюще проговорила девушка. Ее голос звучал так робко, что стало заметно, насколько она юна. - Я уйду, если вы пожелаете.
     - Нет, не пожелаю. - Граф отпустил ее ошейник. Повернувшись, он прошел к роялю и уселся на бархатную скамейку. Эрис нерешительно стояла в центре комнаты. Его глаза скользнули по ней, впивая ее красоту. - У меня дурная ночь, Эрис. И меня тоже преследуют мысли. Давай я послушаю, что тревожит тебя, и тогда, быть может, забуду о своих тревогах. Пожалуйста, Эрис, рассказывай. Что не дает тебе покоя?
     - Ах, Господин, но это действительно мелочи. Я ни за что не стала бы беспокоить вас такими пустяками.
     - Я настаиваю. - Бьяджио указал на пол у своих ног. - Иди сюда. Сядь здесь, рядом со мной.
     Эрис послушалась. Граф был высоким, и когда она села, он навис над ней. Но он был в хорошем расположении духа и догадывался, что могло тревожить девушку. Вероятно, то же, что и его. Эрис посмотрела на него снизу вверх, и печаль на ее лице заставила его протянуть руку и погладить темную головку.
     - Успокойся, девочка, - сказал он. - Я хочу просто поговорить с тобой. Или, точнее, выслушать тебя. Дело в твоем возлюбленном, правда?
     - Господин...
     - Перестань. Я же все об этом знаю, или ты забыла? Ведь, в конце концов, это я отдал тебя Симону.
     - Да, Господин. Спасибо. Я не знаю, как отблагодарить вас за это.
     - Ты благодаришь меня каждым своим танцем, дитя. А когда мы вернемся в Нар и ты будешь танцевать для всех в Черном городе, это станет триумфом, и все долги будут оплачены. -Бьяджио почувствовал прилив радостного возбуждения. - Мы все трое вернемся в Нар. Это будет великолепно!
     - Мне бы этого хотелось, - сказала Эрис. - Танцевать в Черном дворце для всех правителей Нара. Я мечтала об этом с детства.
     - Ты будешь танцевать для них, Эрис, и ты их покоришь. Правители Нара будут падать к твоим ногам. Твое имя прославится по всей империи. Я тебе это обещаю.
     - И ты поженимся? Мы с Симоном?
     У графа оборвалось сердце.
     - Если ты этого хочешь. Я не возьму обратно слова, которое дал Симону Даркису, девочка. Ты будешь принадлежать ему, как только он выполнит мое поручение. Когда он вернется, вы можете пожениться. Сразу же, если ты этого захочешь.
     - Захочу, Господин. Очень. Он мне дорог. А я - ему. - Она внезапно замолчала, осознав, что говорит, - Но, конечно, ему дорого очень многое. Ему дорого его служение вам. Он только об этом и говорит.
     - Не сомневаюсь, - сухо отозвался граф. Эрис совсем не умела лгать. - Интересно, а насколько ты дорога Симону? Ты получила огромный дар, девочка. Все исполнители империи рады были бы продать свою душу за подобный талант. Что ты любишь сильнее?
     Эрис недоуменно наморщила носик.
     - Господин?
     - Если бы тебе пришлось выбирать, каким был бы твой выбор?
     - Но я никогда не смогла бы выбрать! - ответила девушка. - И то, и другое - это моя душа. Я люблю Симона всем сердцем. Но танец - это и есть я. Если бы я не могла танцевать, я стала бы ничем. Я умерла бы.
     Умерла. Бьяджио задержался на этом слове. Он знал, каково бывает испытывать к чему-то подобную близость. Именно так он относился к Нару и даже к своему умершему императору. Только сейчас, по прошествии почти целого года, он начал оправляться после смерти Аркуса. Как это ни удивительно, он почувствовал радость за Эрис. У нее была цель в жизни - то, чего в последнее время были лишены очень многие жители Нара.
     - Ты - мое главное сокровище, Эрис, - сказал он. - Но я отдаю тебя Симону, потому что он тоже мне дорог. Он уже много лет очень хорошо мне служит. Когда он вернется, ты будешь принадлежать ему. Он сможет дать тебе свободу, если захочет, а я буду только просить, чтобы ты приехала со мной в Нар и там выступала. И ты это сделаешь, правда?
     - О да, Господин! - пообещала девушка. - С радостью.
     - А Симон поедет с тобой, и мы трое будем жить в Черном городе. Может даже, в Черном дворце, а?
     Однако это предложение не вызвало у Эрис улыбки.
     - Если пожелаете, Господин.
     Бьяджио вздохнул. Он устал и говорит глупые вещи. Он Симона не интересует, и это - чистая правда. Симон влюблен в это хрупкое существо, сидящее на полу, зеленоглазое, мягкогрудое, смертное. Когда они действительно вернутся в Нар - если вернутся, - Симон с Эрис расстанутся с ним и заведут свою семью, а Бьяджио останется один в Черном городе, и у него не будет ни жены, ни императора - некому будет его утешить.
     Бьяджио снова осторожно протянул руку к девушке и погладил ее иссиня-черные волосы, наслаждаясь этим прикосновением. Эрис покорно склонила голову. Бьяджио ощущал ее страх, но не реагировал. Как бы ему того ни хотелось, он не уложит ее к себе в постель. Он человек слова, и он обещал ее другому.
     Теперь она принадлежит Симону.

17

Призыв к оружию

     Острый как бритва киль ?Принца Лисса? разрезал волны к северу от Люсел-Лора. Через три недели пути от Нара корабль обогнул мыс Кес и под полными парусами несся к перешейку Таттерака. Был полдень, и видимость была прекрасная. Команда ?Принца? собралась на баке, жадно глядя на цель своего плавания. Много дней подряд корабль жался к берегам Таттерака, прокладывая курс в холодных незнакомых водах. Люди устали, соскучились по дому и немного боялись, но вид цитадели наполнил их сердца радостью.
     Командующий флотом Пракна посмотрел вверх на Фалиндар, и мир, знакомый ему раньше, уменьшился. В жизни адмиралу довелось видеть многое, бывать в самых разных местах - но ничто не подготовило его к этому зрелищу. Горный замок возвышался над местностью, поднимаясь к небу сверкающей аркой. Его белые шпили сияли, словно выложенные алмазной крошкой. Вершина цитадели была лестницей ангелов, а ее основание - огромным городом с конюшнями, садами и дворами. И все это было дерзновенно вырезано в склоне горы. Пракна почувствовал прилив возбуждения. Они добрались до цели!
     - Он поразителен, - сказал Марус. - Ты был прав.
     - Незабываем, - отозвался Пракна.
     Командующий флотом видел крепость всего один раз, и то только издали в пасмурный день, но и тогда она представляла собой потрясающую картину.
     - Надо бы дать сигнал, - предложил Марус. - Сообщить им, что мы приближаемся. Пракна рассмеялся:
     - А ты думаешь, нас оттуда не заметили?
     - Дело не в этом. Лисские корабли давно не заходили в трийские воды. Нам не следует приближаться скрытно.
     - У нас же всего один корабль, Марус. И они опознают наши цвета как дружественные. - С этими словами он указал на флаг Лисса, полощущийся на ветру на мачте. - Нас ведь тоже не так легко забыть, знаешь ли.
     Убежденный его ответом, Марус замолчал. ?Принц? направился прямо к крепости, готовясь бросить якорь вблизи берега. Сам Пракна отплывет на берег на шлюпке, чтобы встретиться с Вэнтраном и тем другим, новым господином замка. Пракна попытался вспомнить его имя. Люсилер, кажется? Но Вэнтран, конечно, его помнит. И, словно прочтя мысли командующего, Марус задал ему вопрос:
     - А что, если Вэнтрана здесь нет? Что тогда?
     - Он здесь, - ответил Пракна. - Где еще ему быть?
     - Это большая страна, Пракна. Он может быть где угодно.
     Пракна не ответил, потому что ответа у него не было. У него была только надежда. Если Вэнтрана в Фалиндаре нет, они плыли сюда напрасно.
     - Ты слишком много болтаешь, старина, - сказал Пракна Марусу.
     - Возможно, - виновато согласился Марус. - Но даже если он здесь, как ты убедишь его плыть с нами? Ты и этого тоже мне не объяснил.
     - Тебя сегодня прямо распирает от вопросов.
     - Да. А почему тебя не распирает?
     - Я не беспокоюсь, - ответил Пракна. - Убеждать Шакала сражаться против Нара - это все равно что убеждать воду течь. Не нужно делать никаких усилий.
     - Это было давно, - возразил Марус. Помощник Прак-ны кивком указал на крепость. - Жизнь в таком великолепии может заставить человека изменить свои взгляды.
     Пракна повернулся к твоему другу.
     - Да неужели? И ты считаешь, что если бы ты жил во дворце, ты потерял бы желание мстить за Лисе, Марус?
     - Конечно, нет!
     Пракна больше ничего не стал говорить. Он был уверен, что Вэнтран присоединится к ним. Их всех направляли против Нара одни и те же чувства. Эти чувства заставляли их покидать дома и превращаться в пиратов. Вэнтран ничем от них не отличается. Как и все они, он знает, что такое утрата. При той встрече огонь утраты горел в его глазах, а этот огонь сам не гаснет. Пракна знал это по опыту. И Марус тоже.
     - Мне и самому хочется встретиться с этим Вэнтраном, - сказал Марус. - Надеюсь, он придет на корабль. Я мог бы сказать жене, что видел его.
     - Не беспокойся, у тебя будет право этим хвастаться, - заверил его Пракна. - Когда он услышит, что мы ему предлагаем, он не отправит нас ни с чем.
     Ричиус Вэнтран стоял на берегу и смотрел на лисский корабль. Он услышал о его прибытии - он был у себя с Дьяной и Шани - и бросился к окну, чтобы посмотреть на судно.
     Его нельзя было не узнать.
     В отсутствие Люсилера в крепости распоряжался Димис, один из людей Кронина, которому Люсилер всецело доверял. Именно Димис принес Ричиусу известие о прибытии корабля, догадавшись, что Ричиус захочет пойти встречать корабль вместе с трийской делегацией. Не дожидаясь Дьяны, Ричиус ушел с Димисом по горной дороге к берегу. Отыскав няньку и передав ей Шани, Дьяна присоединилась к ним. Теперь она стояла рядом с мужем, бледная и молчаливая, наблюдая за далекой шхуной. Димис и его воины гордо стояли впереди с жиктарами за спиной. Со шхуны спустили шлюпку, в которой сидели трое мужчин. Ричиус старался справиться с нетерпением. Он не мог разглядеть людей в шлюпке, но не сомневался, что с одним из них он уже знаком.
     Пракна.
     Похоже было, что лисский командующий вы