Джон МАРКО
   ТИРАНЫ И КОРОЛИ 1-3
   
   НАРСКИЙ ШАКАЛ
   ВЕЛИКИЙ ПЛАН
   ПРАВЕДНИКИ МЕЧА
   

   Джон МАРКО
   НАРСКИЙ ШАКАЛ





Анонс

     Добро пожаловать в мир где идет война!
     В мир, где схлестнулись в жестокой схватке два королевства.
     Нар где правит жестокий Император, а в прокопченных мастерских Черного Города подневольные оружейники создают странное и страшное оружие - оружие, не подвластное ни мечу, ни магии.
     И Люсел-Лор, защищаемый не столько силою оружия, сколько волею и властью таинственного Тарна - святого, ненавидящего свою святость мага, не имеющего права использовать свое чародейство.
     Кажется войне не будет конца.
     Но однажды все изменится.
     Изменится - когда возмечтает о бессмертии Император Нара.
     Изменится - когда поневоле пустит в ход всю мощь своей запретной Силы Тарн.
     Изменится - ибо судьбу двух королевств предстоит решить одному-единственному человеку. Принцу, не желающему быть принцем. Воину, уставшему воевать. Юноше, словно в насмешку прозванному НАРСКИМ ШАКАЛОМ.

КЭЛАК

Из дневника Ричиуса Вентрана

     Мне снились волки.
     Те самые боевые волки, которые появляются почти каждую ночь, и мы боимся заснуть, чтобы нас не разбудил этот ужасающий вой. Сон стал для нас драгоценностью. Я приказал своим людям по очереди дежурить у огнеметов - пусть хоть кто-то из них отдохнет. Эти твари уже уничтожили наших лучших огнеметчиков. Странно, что им удается наносить нам столь чувствительный ущерб. Но огнеметы все еще действуют, и керосина у нас пока хватит на несколько дней. Может, к этому времени подоспеют всадники Гейла.
     Похоже, Фориса не волнует гибель его людей. Эти дролы так не похожи на прочих трийцев. Они фанатики и не боятся смерти. Им нипочем даже огнеметы. Груды их тел скапливаются за траншеями и уже начинают смердеть. Если в ближайшее время ветер не переменится, нас будет выворачивать наизнанку. Своих убитых мы хороним в траншеях второго эшелона обороны, дабы они не разлагались рядом с нами. А дролы равнодушны к своим павшим. Я видел, как они оставляли своих товарищей умирать, когда их запросто можно было унести в безопасное место. Их раненые сами пытаются уползти - а мы достаем их стрелами. И умирают они молча. Люсилер говорит, что они безумцы, и порой я не могу с ним не согласиться. Нам, уроженцам Нара, трудно понять этих трийцев и их обычаи - даже с помощью Люсилера. Он не очень религиозен, но бывают моменты, когда он становится таким же таинственным, как любой дрол. И, тем не менее, я доволен, что он есть. Благодаря ему я многое понял в этом странном народе и перестал воспринимать его как сборище страшных чудовищ. Если я когда-нибудь вернусь домой, если эта проклятая гражданская война когда-нибудь закончится, я расскажу отцу о Люсилере и его народе. Я скажу ему, что мы, нарцы, всегда заблуждались относительно трийцев, что они любят своих детей так же, как мы, и что кровь у них такая же красная, несмотря на бледную кожу. Даже у дролов.
     Долина стала для нас капканом. Я еще не говорил об этом своим воинам, однако уверен - нам не удастся долго защищать Экл-Най от дролов. Форис не ослабляет давления; он знает, как мало у нас сил: без экстренного подкрепления мы наверняка будем сметены. Я отправил отцу весточку, но ответа не дождался. И мне кажется, ответа не будет. Нам уже неделю не доставляли из дома припасов, так что пищу приходится добывать охотой. Даже армейские сухари испортились от долгого хранения. Мы выбрасываем их из траншей, чтобы крысы держались подальше. Этих тварей заплесневелые сухари и тухлое мясо не берут, и пока у них есть пища, они нас не тревожат. Но мы сами постепенно начинаем чувствовать истощение: даже в этой долине недостаточно дичи, чтобы накормить всех. Возможно, отец не подозревает, как нам тяжело. А возможно, его это больше не интересует. В любом случае придется своими силами вести последнее сражение в Экл-Нае, а потом все будет кончено. И Форис одержит надо мной верх.
     Дролы в этой долине стали называть меня Кэлак. Люсилер объяснил, что по-трийски это значит "Шакал". Они делают это совершенно открыто. Я слышу, как они выкрикивают прозвище в лесу: дразнят меня, надеясь выманить нас из траншей. Когда они идут в атаку, это становится их боевым кличем: они размахивают своими жиктарами и, громко возглашая "Кэлак!", набрасываются на нас. Но я предпочитаю этот клич их прежнему: имя Фориса, вырывающееся из их глоток, напоминает мне о его верных волках и ожидающих нас долгих ночах.
     Во время утреннего налета погиб Лонал. Остается загадкой, как убившему его дролу удалось так близко подобраться к огнемету, но когда я его углядел, ничего уже нельзя было сделать. Мне пришлось самому немедля встать за огнемет, так что я не мог даже помочь ему. Он еще некоторое время жил с отрубленной рукой. Солдаты его унесли, а рука так и осталась лежать на месте, а я ее не заметил, пока не закончился налет. Мы с Динадином похоронили Лонала в дальней траншее, а Люсилер произнес какие-то непонятные нам слова. Люсилер нравился Лоналу. Думаю, трийская молитва его не смутила бы. Но нас коробит, что наш друг зарыт в этой чужой долине, словно мертвая кляча. Когда я вернусь домой, мне предстоит рассказать родителям Лонала, как погиб их сын, но я не стану говорить, что его тело гниет в братской могиле. Не скажу и о том, что один триец, который был ему другом, прочитал над ним молитву. Любая трийская молитва - даже не дролская - была бы для них оскорблением. Именно трийские молитвы и стали причиной всего, что сейчас происходит. Мы умираем из-за их молитв.
     Динадин притих. Смерть друга так подействовала на него, что он стал неузнаваем. Дома он был самым шумным, эдаким весельчаком, но творящееся вокруг безрассудство повергло его уныние. Когда мы похоронили Лонала, он сказал мне, что нам следует покинуть эту долину и предоставить трийцам самим убивать друг друга. Мы были вынуждены совершать поступки, которыми не можем гордиться, о которых по возвращении не осмелимся рассказывать родителям. Поступки, за которые нам придется отвечать перед нашим собственным Богом.
     Сегодня я не стану мешать Динадину оплакивать друга, но завтра он должен стать прежним бойцом, вдохновляющим наш полк на битву. Он снова должен ненавидеть дролов, ненавидеть Фориса вместе с его воинством и пробуждать в наших солдатах волю к победе.
     И все-таки я думаю, может оказаться, что Динадин прав. Я слышу разговоры солдат и боюсь потерять их всех. Даже я не понимаю, ради чего мы гибнем. Только ради того, чтобы еще один порочный человек мог увеличить свою и без того чрезмерно разросшуюся империю? Отец прав насчет императора. Он чего-то добивается. Однако непонятно, чего именно. И пока он с комфортом дожидается желаемого результата во дворце, мы умираем. Ни один солдат не верит в справедливость нашего дела, и даже Люсилер испытывает сомнения относительно своего дэгога. Он понимает: царствующая фамилия Люсел-Лора обречена, революция дролов в конце концов уничтожит прежний уклад. И все же он и другие верноподданные сражаются за своего жирного короля, а мы, жители Нара, воюем вместе с ними исключительно для того, чтобы наш собственный деспот стал богаче. Я ненавижу дролов, но в одном они не ошибаются: император высосет из трийцев все соки.
     Однако, дорогой дневник, мне не следует говорить о подобных вещах. И вообще сегодня мне нужно отдохнуть. Вечер выдался тихий. Слышны звуки населяющих долину тварей. Изредка в лесу выкликают мое имя. Но все это меня не пугает. Только мысль о волках, которые могут сюда явиться, мешает мне заснуть. Погибшие сегодня уже похоронены; охота оказалась удачной, и до меня доносится аромат жарящихся на вертеле жирных птиц. Сейчас хорошо бы выкурить трубочку или выпить вина Экл-Ная. Если мой сон будет мирным, возможно, именно они мне и приснятся.
     А завтра мы начнем все сначала - быть может, в последний раз. Если Волку долины известно, насколько мы слабы, он наверняка соберет лучшие силы и разгромит нас. Мы сделаем все, чтобы выстоять, будем надеяться, что обещанные Гейлом всадники успеют явиться вовремя. К нам в долину новости почти не доходят - всадники здесь быстро передвигаться не могут. Жаль только, что это будут не мои собственные всадники, а люди Гейла, известного мошенника. Уж он-то не преминет похвастаться, что спас меня!
     Если мы завтра выстоим, я отправлю отцу еще одно послание. Пусть он знает, что в нашем положении мы вынуждены рассчитывать на род Гейла. Как еще можно заставить отца оказать нам поддержку! Спору нет, ему не нужна эта война, но я здесь, и он должен мне помочь. Если нам не пришлют подкрепление, то вся долина снова окажется в руках Волка. Мы проиграем эту войну, и спор отца с императором станет для нас гибельным. Только ради нашего спасения мне придется убедить отца, что эту войну стоит продолжать.

1

     Ричиус проснулся от запаха керосина. Вдали послышался знакомый крик. Еще не успев разлепить глаза, он уже понял, что происходит.
     "О Боже, нет!"
     Ричиус рывком вскочил на ноги. Желтые пальцы рассвета едва успели коснуться горизонта. Воин прищурился, стараясь разглядеть хоть что-то в глубине траншеи. Угасающие факелы бросали отсвет на мужчин в грязных мундирах: несколько солдат сгрудились в дальнем ее конце. Ричиус поплелся к ним, с трудом переставляя ноги.
     - Люсилер, что происходит? - вопросил он, увидев своего светлолицего друга.
     - Джимсин, - ответил триец. - Достали его, пока он спал.
     Ричиус пробился в центр защищенного круга. Несколько солдат, оглушенных ужасающе хриплыми воплями, пытались удержать конвульсивно дергающиеся руки и ноги Джимсина. Рядом с ним дыбилось неподвижное тело волка; шкура его была испещрена сотней колотых ран.
     - Получил по горлу, - сказал один из солдат, массивный краснолицый человек с наивным по-детски лицом.
     Когда Ричиус склонился над Джимсином, великан опустился рядом с ним на колени.
     - Осторожнее, - предупредил кто-то, - дело плохо.
     Клыки боевого волка истерзали Джимсину шею. От порванного дыхательного горла отходили колеблющиеся клочья плоти. Раненый узнал Ричиуса и широко открыл глаза.
     - Не двигайся, Джимсин! - приказал Ричиус. - Люсилер, что тут, черт возьми, случилось?
     - Это я виноват, - потупился триец. - Была такая темень! Он пробрался в траншею незаметно. Позволь мне помочь...
     - Возвращайся на настил! - рявкнул Ричиус. - Следи, чтобы они не подобрались. И все - возвращайтесь на настил!
     Великан подал Ричиусу грязную тряпку. Тот осторожно обернул ее вокруг кровоточащей раны. Приглушенный вопль вырвался из разорванной глотки, и Джимсин схватил Ричиуса за запястья. Несмотря на желание освободить руки, Ричиус не стал ослаблять повязку.
     - Нет, Джимсин, - сказал он. - Динадин, помоги мне с ним!
     Солдат быстро отвел руки несчастного и удерживал их, пока Ричиус закреплял повязку, приглушая ею ужасный полукрик. Краем глаза Ричиус заметил, что светловолосая голова Динадина стала поворачиваться.
     - Они уже наступают? - Ричиус начал действовать более поспешно.
     - Пока нет, - печально ответил Динадин. К концу этого дня Джимсин будет лежать рядом с Лоналом, подумал он.
     - Боже мой, - простонал Ричиус, - он задыхается!
     Динадин продолжал держать Джимсину руки, а тот снова пытался закричать - и с каждой попыткой на повязку выталкивался новый алый цветок. Пронзительное бульканье становилось все более страшным. Джимсин закрыл глаза. Из-под век побежали струйки слез.
     - Помоги ему, Ричиус!
     - Я стараюсь! - в отчаянии вскричал Ричиус.
     Если он уберет повязку, Джимсин наверняка умрет от потери крови. Если же повязку оставить, он задохнется. Наконец Ричиус протянул руку и слегка дотронулся до залитого слезами лица раненого.
     - Джимсин, - прошептал он - Извини меня, друг. Я не знаю, как тебя спасти.
     - Что ты делаешь? - ужаснулся Динадин, выпуская руки Джимсина. - Разве ты не видишь, что он умирает? Сделай же что-нибудь!
     - Прекрати! - Ричиус навалился на раненого, чтобы не позволить ему биться.
     Динадин вознамерился распустить окровавленную повязку, но Ричиус оттолкнул его.
     - Дьявольщина, Ричиус, он же не может дышать!
     - Оставь его! - Резкий тон заставил Динадина отшатнуться. - Я знаю, что он умирает. Так дай ему умереть. Если ты снимешь тряпку, он проживет немного дольше. Тебе этого хочется?
     Глаза у Динадина стали стеклянными и немыми, словно у куклы. Он ошеломленно замер, но Ричиус сделал ему знак придвинуться ближе.
     - Ты хочешь ему помочь? - молвил он. - Тогда удерживай его. Будь с ним в минуты его ухода.
     - Ричиус...
     - Это все, Динадин. Большего тебе не сделать. Хорошо?
     Динадин медленно кивнул. Он притянул Джимсина к себе на колени и крепко обнял. Ричиус отвернулся и пошел искать Люсилера, оставив двоих солдат в безнадежном объятии.
     В темной траншее трийца найти было легко. Его белая кожа служила маяком, белые волосы развевались как флаг, возвещающий о капитуляции. Он возвышался на наблюдательной площадке, установленной на скате траншеи, неотрывно наблюдая за безмолвным березовым лесом в отдалении. Он едва пошевелился, когда Ричиус забрался на площадку и встал рядом с ним.
     - Он умер? - спросил Люсилер.
     - Почти.
     Люсилер низко опустил голову.
     - Мне очень жаль, - устало выговорил он.
     - Вини в этом мятежников, а не себя, - сказал Ричиус.
     - Мне следовало бы заметить приближение волка.
     - Одного-единственного волка в темноте? Никто бы этого не увидел, Люсилер. Даже ты.
     Триец закрыл глаза.
     - Почему только один? - пробормотал он. - Форис никогда не посылает их по одному...
     - Чтобы сломить нас. Ты же знаешь, Люсилер, с кем мы имеем дело. Дьявол, ты же сам мне это объяснял! Они - дролы. Они - змеи.
     - Форис никогда не устраивает осады, Ричиус. Он никогда так не делал. Они там. Они придут.
     Ричиус кивнул. Во всем, что касалось планов мятежных противников, он полагался на суждение Люсилера. Люсилер был трийцем - не дролом, а у всех трийцев мозги устроены непонятно. Им свойственна однобокая сосредоточенность, которую доселе не удалось расшифровать даже самым умным нарцам. Это можно назвать как угодно: инстинктом, наследственностью или, как говорят дролы, даром Небес - но трийцы действительно порой кажутся чем-то большим, нежели просто людьми. А у Люсилера ум острый как бритва. Когда этот триец чует опасность, Ричиус с ним не спорит.
     Люсилер был адъютантом, которого прислал встревоженный дэгог, и воспринимался как подарок судьбы. Он получил предписание позаботиться о том, чтобы война в долине шла как надо. Единственный триец в отряде, Люсилер был родом не из Дринга, а из Таттерака - гористой местности в Люсел-Лоре, куда изгнали дэгога. Как присягнувший слуга предводителя трийцев Люсилер имел только одну обязанность: обеспечить Ричиусу победу. Хотя они не всегда сходились во мнениях, Ричиус все равно испытывал глубокую благодарность дэгогу за Люсилера. Он был самым метким лучником в отряде и быстрее ястреба замечал дролов в их красных одеждах.
     Ричиус оглянулся назад, на траншеи. Баррет помахал им рукой из второй траншеи; он стоял там со своими людьми примерно в тридцати шагах от первого эшелона. За траншеей Баррета расположился эшелон Джильяма. Позади Джильяма в следующей траншее сидели наименее опытные бойцы отряда - ими командовал Эннадон.
     Не все в отряде были согласны с тем, как Ричиус разместил новобранцев. Люсилер утверждал, что только в бою они смогут научиться всему, что им необходимо знать. Ричиус не видел смысла в такой тактике. Он до боли ясно помнил свои первые дни в Люсел-Лоре, когда войной в долине командовал полковник Окайл. Окайл приказал Ричиусу и еще десятку "девственников" отправиться на разведку в лес. Как и Люсилер, Окайл считал, что бой - это лучший учитель солдата, а Ричиусу приходилось тяжелее, чем остальным, из-за того, что он - принц, сын короля. Окайл категорически заявил ему, чтобы не рассчитывал на поблажки. Лишь когда Ричиус вернулся из леса один, Окайл начал менять свой взгляд на отношение к новобранцам. Но полковник погиб, и командование перешло к Ричиусу. Теперь он решил по мере возможности беречь новобранцев от того кошмара, который им слишком скоро предстоит узнать.
     "Держи их позади, и они будут целы, - сказал он себе, делая знак Эннадону. - Пусть сначала Эннадон научит их необходимому. Времени для сражений еще будет достаточно".
     И все же...
     Если Форис навалится на них всей мощью, новобранцам не поможет и последняя линия обороны. Никто из них не найдет убежища в долине Дринг. Ричиус оценивал численность своего отряда в триста человек и совершенно не представлял, сколько людей у Фориса. Тысяча? Или больше? Даже Люсилер не мог сказать, каково число их противников. Точно было известно только одно: у владельца долины хватит воинов, чтобы уничтожить их всех.
     "Теперь нас могут спасти только огнеметы, - беспокойно подумал Ричиус. - Если хватит горючего..."
     В обоих концах траншеи, где солдаты собрались в небольшие группы, чтобы поговорить и обменяться тревожными ощущениями, стояли огнеметы - разогретые и готовые к бою. Из их суженных отверстий выходили струйки дыма, а запалы в рассветных сумерках горели красными огнями. Ричиус невесело улыбнулся: по два человека на огнемет. Что ж, эти машины - их спасение. Правда, из-за недостатка горючего пользоваться ими приходилось экономно, но он был рад даже этим немногочисленным орудиям. Ученые, которые вдохновенно ковырялись в военных лабораториях Нара, превзошли себя, создав их.
     С точки зрения солдат, засевших в траншеях, данные огнеметы достойны поклонения. Трийцы этой долины, как и солдаты Арамура, были вооружены стрелами, копьями и какими-то особыми, странными на вид мечами; однако они не имели ничего, что сравнилось бы по мощности с огнеметами. Даже их магия, которой страшились те, кто долгое время защищал эти земли от вторжения, еще не воспринималась солдатами как настоящая угроза. Хотя многие клялись, что предводитель дролов Тарн - чародей, никто еще не сталкивался наяву с трийской магией, и Люсилер во всеуслышание выражал свой скептицизм. Вера в дар Небес была той самой границей, которая отделяла дролов от остальных трийцев. Именно она превращала дролов в фанатиков.
     - Ричиус, - спросил Люсилер, - мне поставить Динадина к огнемету?
     - Келли и Кродин справятся сами.
     - Динадин - самый опытный огнеметчик из всех, кто уцелел. А что, если...
     - Боже, Люсилер, - оборвал его Ричиус, - да ты посмотри на него! - Он сделал жест рукой в сторону Динадина, державшего на коленях обмякшее тело Джимсина. - Ты это хочешь ему сказать?
     Люсилер ничего не ответил. Из трех друзей, оставшихся в живых, он был самым стойким и суровым. Может быть, таким его делала трийская кровь, или, может, причиной было то, что он видел войну дольше, чем они. Так или иначе, суровость его всегда оставалась ощутимой. Однако стоило только Люсилеру высказаться против решения Ричиуса, как последнего начинало раздражать его жестокосердие.
     А Динадин действительно изменился. Он по-прежнему выполнял приказы, но в его глазах читались протест и печальная умудренность, чего прежде там не наблюдалось. Ричиус обещал отцу Динадина позаботиться о его наследнике, вернуть его домой живым; он говорил ему, что в один прекрасный день они вместе будут сидеть у очага рода Лоттсов и весело вспоминать лучшие дни.
     - Он будет готов, - молвил Ричиус с напускной уверенностью.
     - Надеюсь. Он понадобится нам, если...
     Люсилер внезапно умолк и широко распахнул серые глаза. Ричиус перевел взгляд на березовую рощу. Там среди ветвей он заметил какое-то движение. Из-за деревьев и валунов хлынул алый поток. Угольные пятна со сверкающими глазами усеивали передний край этого потока.
     В груди зашевелились щупальца страха.
     - Зажечь огнеметы! - крикнул Ричиус.
     В дальнем конце траншеи Келли зажег свое орудие. Просыпаясь, огнемет завыл и выплюнул в воздух облако керосина. В следующие несколько секунд