Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
на ногах. У нее не было сил снять платье и проверить, не оказалось ли на нем пятен. Ей хотелось только одного: забыться сном.
"Я это сделала, - сказала она себе, закрывая глаза. - Я прожила этот день".
Но едва-едва. Остальные ее товарки по комнате оказались в других кроватях. Дьяна подняла руку и рассеянно потрогала синяк под глазом. Наверное, именно он уберег ее от приглашений. Насколько гадко он выглядит? Она знала только, что он болит. Целый день в нем пульсировала боль, ножом вонзавшаяся в висок. Даже алчный хозяин гостиницы усомнился, представляет ли она собой какую-то ценность. Дьяна снова закрыла глаза и засмеялась. Как странно, что за сохранность своей девственности ей надо благодарить то нарское животное.
Тишина спальни обволокла девушку, и мысли ее снова вернулись к Фалгеру и остальным спутникам. Наверное, они все еще бредут к этому безрадостному городу. Когда они сюда доберутся, у них разобьется сердце. Здесь они ничего не получат - ни еды, ни свободы, ни проезда в Нар. Если только женщины не захотят себя продавать - в чем Дьяна сомневалась. Возможно, Фалгер уведет их обратно в долину. Он гордый человек и не сможет попрошайничать. Наверное, он скорее умрет, чем присоединится к хору проклятых, который ее встретил.
Дьяна вздохнула. Стоило закрыть глаза, и перед ней вставали те скрюченные фигуры. Она пришла в Экл-Най измученная и голодная, и первые лица, которые она увидела, принадлежали именно им: бездумные, замерзшие и грязные, источенные непогодой и онемевшие от бессилия. И трийцы... Они были в Экл-Нае повсюду: армия беженцев из всех провинций Люсел-Лора. Их привела сюда недостижимая мечта - свобода от гнета дролов. А вместо этого все они - и Дьяна тоже - нашли только презрение. У местных нарцев существовали свои проблемы, и до посторонних им просто не было дела. Если не считать стилета, у Дьяны было единственное достояние.
Девушка беспокойно перевернулась и снова оглядела комнату. Она была рада оказаться в ней одна - хотя бы ненадолго. Когда она пришла сюда утром, две женщины, с которыми ее поселили, встретили ее молчаливым презрением. Та, большая... кажется, Карлина, потребовала, чтобы Дьяна взяла себе самый грязный матрас. Похоже, Тендрик ее побаивается. Но разве это не естественно? Карлина - нарка. У нее есть права. У всех женщин Нара есть права - так говорил Дьяне отец. Именно поэтому женщинам в Наре лучше.
"И когда я попаду в Нар, у меня тоже будут права! - гневно подумала она. - Пусть эта волчица побережется!"
Дьяна зарылась лицом в подушку. Сегодня она помечтает о Наре. Возможно, завтра она потеряет то единственное, что у нее осталось, но сегодня она сохранилась и будет думать о лучших временах.
- Как бы я хотела, чтоб ты был со мною, отец! - прошептала она в темноту. - Ты бы понял, почему я иду на это. Прости меня.
Мысленно она услышала ответ отца. Он гордился бы ею, в этом она не сомневалась. Конечно, не нынешним мерзким эпизодом. Этого он никогда бы не одобрил. Но он научил ее заботиться о себе, не полагаться на прихоти мужчин. Мужчины лишили ее всего, но у нее по-прежнему осталось одно оружие, один способ откупиться от Тарна. Они с отцом были ненастоящими трийцами - так всегда говорили окружающие. Они еретики - так объявили дролы. Теперь она торгует своим телом, чтобы оплатить проезд по дороге Сакцен. Она никогда не сможет вернуться домой. Никогда.
Из всех дочерей отец отдавал пальму первенства ей: она была его любимицей. Только она верила в его мечту - объединение с Наром. Только она разрешила ему обучать ее причудливому языку империи. Она не знала, живы ли сестры, - и ее это не интересовало. Они даже не потрудились найти ее, когда отца убили. И она не стала обращаться к ним за помощью. Она сумела выжить сама, пробираясь от одного родственника к другому в постоянном стремлении опередить Тарна на шаг. И сегодня она добралась до Экл-Ная. Она наконец сумела от него ускользнуть.
- Я тебя одолею! - прошептала Дьяна в темноту. - Я буду свободна.
Внезапный стук вывел ее из раздумий. Она села, спустив ноги с кровати. Неопрятный хозяин гостиницы, Тендрик, открыл дверь и заглянул в комнату. Увидев ее на кровати, он радостно заулыбался.
- Дьяна, - возбужденно сказал он, - ты еще одета! Прекрасно. - Он вошел, не закрыв за собой дверь, и заставил ее встать. - Поторопись. У меня для тебя кое-кто есть.
Спокойствие ее улетучилось.
- Что? Вы велите мне? Но сейчас так поздно...
Тендрик схватил ее за руку и потащил к дверям. Его глаза жадно блестели: точно так же, как утром, когда она пришла к нему и попросила, чтобы он ее впустил.
- В дальней комнате тебя ждет купец, - объявил он. - Мужчина из Арамура. Он не выглядит грубым, так что не тревожься. Делай, что он прикажет, и доставь ему удовольствие. Закрой глаза, если хочешь.
Дьяна вырвала руку.
- Нет! Не сегодня. Я... я не готова.
Хозяин гостиницы захохотал.
- В первый раз никто готов не бывает, девка. Но все будет быстро, ты опомниться не успеешь. Он так упился, что, может быть, у него ничего и не получится.
- Нет! - уперлась Дьяна. Она вдруг пожалела, что пришла в эту гостиницу. - Я не могу. Завтра, пожалуйста. Не сейчас.
Куда только девалось благодушие Тендрика.
- Послушай! - грозно сказал он, сильной хваткой сжимая ей запястье. - Он дал мне за тебя целый золотой. Он заплатил за всю ночь, и я ему деньги возвращать не собираюсь. А теперь иди туда и делай что надо. И если он будет на тебя жаловаться...
Дьяна пыталась вырвать руку, но пальцы у толстяка оказались железными.
- Отпустите меня! - прорычала она.
Он стиснул запястье еще сильнее и притянул ее к себе, схватив другой рукой за волосы. Хамское обращение пробудило в ней рысий гнев, и она закричала, вцепившись ему в лицо:
- Пусти!
Ее ногти оставили на его щеке глубокие борозды. Тендрик заревел от боли, но хватку не ослабил. Он подтащил ее к стене и прижал, приблизив свое лицо вплотную к ее лицу.
- Ах ты, сучка! - прошипел он. - Нет, ты будешь делать то, что тебе говорят!
Дьяна заскрипела зубами.
- Убери свои руки, грязная нарская свинья!
Она с силой ударила его коленом в пах - что было самой серьезной ошибкой с момента ее прихода в Экл-Най. У Тендрика глаза полезли на лоб, и он разразился замысловатыми проклятиями. Дьяна метнулась к двери, но он догнал ее, схватил за волосы и снова поволок к стене. Она так больно ударилась о стену, что даже задохнулась. А затем потная рука стиснула ей горло.
- Ах ты, трийская потаскуха! - зашипел он, сжимая пальцы. - Ты это сделаешь!
Она плюнула в него. Тендрик гнусно захохотал.
- Нет? Ну что же, прекрасно. Убирайся и ешь отбросы вместе с остальными, тебе подобными. Живи на улице. Если не будешь работать, здесь ты не нужна. - Он грубо пихнул ее к дверям. - Убирайся! Сама ищи дорогу в Нар.
- Ты подонок! - возмутилась Дьяна. - Мне больше некуда идти.
- А мне что до этого? У меня дело, а не богадельня. Ты сказала, будешь делать то, что я прикажу. Только поэтому я тебя и взял. Если не будешь этого делать, ты мне не нужна.
- Я могу делать что-нибудь другое, - предложила Дьяна. - Я могу готовить, чинить одежду. Если хотите, я буду прислуживать в зале...
- Мне посудомойка не нужна. Мне нужны тела. У тебя есть то, что мне надо, - если ты помалкиваешь. А теперь или иди к нему, или убирайся. Моя гостиница - не приют для беженцев. Я беру только тех, кто отрабатывает свое содержание. Вот такая работа. Хочешь - соглашайся, не хочешь - не надо.
Он загнал ее в угол. Без него она не доберется до Нара, не сможет убежать от Тарна. И, что еще хуже, он прав. Она согласилась на эту гадость. Если она не сдержит слова, он ее вышвырнет. Как и все остальные. И она будет здесь в западне, пока не придут дролы.
- Делай что велено, - приказал Тендрик. Он ткнул пальцем в сторону коридора. - Он тебя ждет.
Дьяна выглянула в коридор. Там было несколько комнат с закрытыми дверями. В одной из них сейчас находилась Карлина. До Дьяны доносились ее равнодушные стоны. К горлу подступила тошнота. Однако она смогла с ней справиться: инстинкт выживания оказался сильнее.
- Которая комната?
- С желтой дверью. Постучи, и он тебя впустит.
- На всю ночь?
- Так он заплатил. Не беспокойся. Больше одного раза он не сможет. Когда все кончится, можешь просто спать. Можешь утром уйти, пока он не проснется.
Слабое утешение. Дьяна медлила у двери. Ей хотелось спросить у толстяка, будет ли ей больно, будет ли она утром с ребенком или заражена, как Карлина. Но этот потный, жестокий мужчина - не ее отец. Он не дает советы испуганным девочкам. Для него она - просто блестящая золотая монета. Она сумела сделать первый неуверенный шаг - а потом на подгибающихся ногах побрела по коридору. Она миновала красную дверь, за которой раздавались гортанные возгласы Карлины, затем - безмолвную синюю, за которой вторая девушка, видимо, уже закончила работу. Желтая дверь оказалась в самом конце. Дьяна остановилась и прислушалась. Оглянувшись назад, увидела, что Тендрик машет ей рукой. За дверью ничего не было слышно.
"Спит", - решила она и хотела было повернуть обратно.
Тендрик не позволил ей вернуться.
- Стучи! - приказал он.
Дьяна тихо постучала в дверь, от которой отлетели хлопья желтой краски. За дверью послышалось какое-то движение. Она попятилась - дверь со скрипом открылась. На пороге стоял растрепанный молодой человек. Он пошатнулся, и его мутный взгляд скользнул по ней. Он был смуглый - возможно, красивый, по нарским меркам. Лицо худое и усталое, а одежда - вонючая, как и дыхание. В его глазах зажглись искры интереса.
Но он ничего не сказал. Он только смотрел на нее своим диким взглядом. Дьяну вдруг затопил страх, и она пошатнулась. Его рука поддержала ее. Грубая рука - горячая и мозолистая - прикоснулась к ее нежной коже. На его губах появилась едва заметная улыбка. Он очень бережно завел Дьяну в комнату и закрыл дверь.
8
В долине Дринг уже больше суток шел дождь. Облака скучились неожиданно, и солдаты в траншеях не успели подготовиться к перемене погоды. Жилища, которые они вырыли себе в земле, были не очень надежны даже в самую сухую погоду, а под обильными дождями стенки траншей буквально начинали таять, покрывая людей толстым слоем грязи. Однако дожди в долине - явление частое, поэтому воины старались бороться с сыростью, кутаясь в плащи, а с крысами - убивая их лопатами. Во время дождей крысы словно размножались. Что еще хуже - теперь механизмы зажигания огнеметов постоянно приходилось держать зажженными, иначе оружием в такую погоду нельзя было бы воспользоваться. И как только упали первые капли дождя, Люсилер приказал разогреть огнеметы и держать их готовыми к бою - на что тратилось драгоценное горючее.
Неожиданно начавшийся дождь привел в негодность почти все запасы пищи, а то немногое, что удалось уберечь от дождя, попортили крысы. В отличие от людей крысы заметно откормились. А двое солдат уже лежали при смерти: Люсилер решил, что они поели хлеба или мяса, зараженных крысами.
Люсилер принял командование отрядом серьезно и основательно. Однако он один не мог кормить такое количество людей и отправил десять человек на охоту. Люсилер был не из тех, кто уклоняется от работы; отправив людей в относительно спокойные равнины, сам он взялся за более трудное дело. На равнинах тоже водилась дичь, но густые леса буквально кишели живностью. А то, что березовые леса кишели не только животными, но и дролами, значения не имело. Чтобы выжить, отряду необходимо было мясо, и Люсилер понимал: в нужном количестве его можно добыть только в лесу.
Он отправился один, с жиктаром и луком за плечами, но к нему решил присоединиться Кродин, коего хорошим охотником назвать было никак нельзя. В отличие от Люсилера точности стрел он предпочитал всепожирающий залп огнемета. Но Кродин не хотел отпускать Люсилера одного, да и брести по топкому лесу он мог не хуже других.
Они вошли в березовый лес с первыми лучами рассвета. Люсилеру было приятно общество Кродина, но особенно он радовался спокойствию, царившему в лесу. Тем более что никаких признаков присутствия воинов Фориса он не обнаружил. Правда, первые несколько часов они прислушивались к каждому звуку, а потом стали дышать в абсолютном согласии с мирным ритмом леса. К полудню даже у Кродина за спиной были приторочены две жирные птицы. Люсилеру, который владел луком лучше, чем его спутник, удалось подстрелить четырех птиц. Спустя некоторое время они начали складывать добычу под одеяло на спроворенной ими небольшой вырубке.
Остаток дня они провели так же. Охота прошла благополучно, несмотря на плохую погоду, и они не видели ни воинов, ни разведчиков. Поскольку дичи оказалось больше, чем можно было унести, в сумерках они устроились на своей вырубке. Ночь в долине таила множество опасностей, поэтому охотники решили отложить возвращение на утро.
Кродин заснул гораздо раньше Люсилера. Из всех солдат в отряде только он один обладал способностью засыпать где угодно. Кродин закутался в плащ, положил голову на гладкий камень и отрубился, тогда как Люсилер продолжал складывать добычу. Когда триец наконец устроился рядом с другом, он невольно засмеялся, услышав его храп. Однако тело у него болело, и ему была хорошо понятна усталость Кродина. Они охотились целый день почти без передышки и, по расчетам Люсилера, ушли довольно далеко от лагеря. На рассвете они вернутся к своим, а для того чтобы нести добычу, им понадобится немало сил.
Но у Люсилера сон был не столь крепок, как у Кродина. Будучи мальчишкой, еще при дэгоге, предводителе всех трийцев и даже военачальников, Люсилер спал под деревьями, которые ни один человек не называл своими собственными. Время и революция это изменили. Теперь, хотя по крови он по-прежнему оставался трийцем, во многих местах собственной родины было небезопасно находиться. И сейчас, посреди ночной тьмы, под печальным, непрекращающимся дождем, мысли об этом терзали его. Несмотря на усталость, Люсилер пребывал в каком-то странном состоянии между бодрствованием и сном, слушая убаюкивающие переклички ночных существ. Он слышал их голоса под пологом листьев у себя над головой, видел их глаза, мерцавшие словно звезды. И в то же время его это не тревожило. Погруженный в беспокойные мысли, он едва обращал на них внимание. Наконец его одолел сон, полный видений и воспоминаний...
А потом он проснулся. Казалось, его не разбудило нечто определенное, и в то же время он не мог понять, почему у него открылись глаза. Не шевелясь, он прислушивался к голосам леса и ожидал повторения того, что его потревожило. Однако ничего не услышал. Он посмотрел на Кродина. Тот крепко спал, подставив открытый рот падавшему дождю. Привычное зрелище успокоило Люсилера. Он вздохнул и повернулся на бок.
Но стоило ему только закрыть глаза, как он снова услышал этот звук. Теперь он уже бодрствовал и ясно распознал его на фоне лесных голосов и шума дождя. Это было потрескивание, словно ноги крупного животного наступали на ветки. Знакомый звук. Люсилер слышал его весь день, когда они сами шли по лесу.
Он наклонился к другу и прошептал ему в самое ухо:
- Кродин, проснись!
При этом он сильно ткнул спящего в бок. Однако тот лишь откатился в сторону.
- Дьявольщина, Кродин, просыпайся! - прошипел Люсилер.
Кродин продолжал спать. Люсилер в ярости ухватил его щеку двумя пальцами, мотая при этом его голову из стороны в сторону. Кродин резко открыл глаза.
- Какого...
Люсилер тотчас прикрыл ему рот ладонью.
- Тихо! - Он быстро убрал ладонь, препятствующую дыханию. Кродин испуганно озирался.
- Что случилось? - спросил он, глядя, как Люсилер осторожно извлекает жиктар из грязи.
Триец ничего не ответил, лишь упреждающе приподнял руку. Он всматривался в сумеречный лес.
- Боже, Люсилер, - повторил Кродин, - что происходит?
- Молчи! - обронил командир и тут же сам проклял себя за слишком громкий возглас.
Если он не ошибся, то их пока еще не заметили. Медленно и бесшумно Люсилер поднялся на колени, пристально высматривая в темноте признаки движения. Он снова прислушался затаив дыхание - только дождь стучал по листьям. И, наконец, он снова уловил треск. Намного ближе.
- В чем дело? - Кродин неловко поднялся. Люсилер схватил его за капюшон плаща и заставил снова опуститься в грязь.
- Не вставай! - приказал он.
Кродин шлепнулся и растерянно посмотрел на спутника. Но все-таки замолчал - к огромному облегчению Люсилера.
Минуты две друзья не двигались, стоя на коленях в грязи, и смотрели в глубь леса. Наконец в темном лабиринте стволов появилось красное пятно. Люсилер сощурил глаза. Его худшие опасения оправдались: воины. Даже в темноте алые одеяния выдавали их.
- О Боже! - простонал Кродин. - Как ты думаешь, они нас видели?
Люсилер покачал головой:
- Пока нет. Думаю, они не рассчитывали, что мы здесь окажемся.
- Сколько их здесь? Ты можешь определить?
- Не вижу, - признался Люсилер. - Возьми меч. Нам надо предупредить остальных.
- Что? Мы же не можем двинуться с места! Если они нас обнаружат, они с нас шкуру спустят!
Люсилер гневно обернулся к нему:
- Враги направляются к нашему лагерю. Их всех могут убить!
Кродин запротестовал, но поднялся на ноги.
- А как мы вернемся в лагерь? Сейчас же ничего не видно!
- Просто иди за мной, - бросил Люсилер через плечо. Он уже шагал сквозь дождь. Вскоре он услышал за спиной, как Кродин хлюпает сапогами по грязи.
Луна скрылась за толстым слоем облаков и почти не освещала лес, но Люсилер уверенно бежал вперед, выставив перед собой жиктар: оружие вело его. Он ощущал, как двойной клинок рассекает листву, ломает ветки, норовившие выколоть ему глаза. Ветки уже проделали в его рукавах огромные прорехи и теперь рвали плоть. Он не обращал внимания на боль и не сбавлял скорости. Теплая кровь струилась по рукам. Люсилер напоминал себе, что он - триец. Как те воины, с которыми он сейчас соревновался в резвости, он не нуждался в солнечном свете, чтобы быстро передвигаться по лесу.
- Сбавь скорость! - внезапно взмолился Кродин у него за спиной.
Люсилер замедлил бег ровно настолько, чтобы увидеть своего товарища. Едва различимое в темноте лицо Кродина покраснело от усилий.
- Нет, - отрезал Люсилер, - не отставай!
- Не могу! - пропыхтел Кродин, его голос превратился в придушенный хрип. - Я же не триец!
Чертыхнувшись, Люсилер остановился и взглянул на Кродина. Тот скорчился, упираясь руками в колени. Казалось, его вот-вот вырвет.
- Послушай, Кродин! - требовательно произнес Люсилер. - Эти воины идут в наш лагерь. Мы должны предупредить всех, чтобы они были готовы к нападению. Если ты не можешь за мной поспевать...
- Тогда иди, - прервал его Кродин задыхаясь. - Я постараюсь не отставать.
Не говоря ни слова, Люсилер отвернулся от товарища и снова понесся через лес. Ему хотелось что-нибудь сказать, бросить через плечо какие-то извинения - но на это не было времени. Воины Фориса уже обогнали его, так что он сможет оказаться в лагере раньше них, только если будет бежать изо всех сил.
Он двигался словно во сне. Крики ночных существ, цепкие ветки, дождь и грязь - ничего этого он уже не замечал. Ему было безразлично, много ли шума он производит, слышат ли его дролы. Он двигался с кошачьей уверенностью, словно леопард или огромный лев из Чандаккара. Он перепрыгивал через упавшие деревья и подныривал под лианами, протянувшимися поперек тропинки, чтобы удушить его. Он мчался все быстрее и быстрее, размахивая перед собой жиктаром, пока весь мир не превратился в темный сумасшедший водоворот.
Люсилер бежал не останавливаясь, не замечая времени. А потом вдруг вырвался из березового леса на вырубку, усеянную сожженными телами. Измученный, он упал на колени, и сладкое безумие бега оставило его так же стремительно, как пришло. Неподалеку он вид