о  все-таки  откройте  секрет,
скажите, что это такое?
     - У него действительно пока нет названия, - ответил Домагк. - Я думаю
назвать это пронтозилом.
     Казалось, он заново родился в это утро. Сейчас  он  будет  пить  кофе
(как давно он не пил кофе!) и читать газету (он  неделю  не  брал  в  руки
газет), а потом пойдет гулять, и плевать он  хотел,  что  сегодня  рабочий
день. У него сегодня праздник!
     Кофе и свежие булочки ждали его на столе.  Домагк  развернул  газету,
невидящими глазами пробежал по жирным заголовкам.
     Нет, нынче ему не до кофе и газет. Домагк оделся и  вышел  на  улицу.
Циклон, портивший погоду в последние  дни,  ушел  к  Балтийскому  морю,  и
праздничное январское солнце сияло, обещая прекрасный день.  Домагк  шагал
по заснеженной улице. Душа у него пела, и он даже не удивился, когда пение
послышалось на самом деле. Это был марш - из-за  угла  показалась  колонна
поющих. Здоровенные парни с раскрасневшимися на морозе лицами шли  ровными
рядами, выкрикивая слова.  У  каждого  на  рукаве  красовалась  повязка  с
раскорячившейся черной свастикой.
     "Что это они распелись?" - удивленно подумал Домагк.
     Потом он вспомнил мелькнувшие  перед  глазами  газетные  заголовки  и
передернул плечами, стараясь прогнать неожиданное тревожное чувство.  Ведь
ему нет до этого никакого дела, он же не занимается политикой.  Почему  он
должен  беспокоиться  из-за  того,  что  в  Германии  еще  раз   сменилось
правительство? Тем более, что новую власть всерьез-то и принимать  нельзя.
Рейхсканцлером стал этот смешной человечек - Адольф Гитлер.


     Право быть человеком


     Карл  Дуйсбург  мало  изменился  за  прошедшие  годы.  Только  глубже
ввалились глаза да сильнее прорезались морщины  по  краям  твердо  сжатого
рта. Впрочем, сейчас он изо всех сил старался  быть  приветливым.  История
повторялась не только в научных изысканиях, но и в бизнесе. Получив в свои
руки пронтозил, Дуйсберг начал привычную игру  цен.  Вот  только  Герхардт
Домагк оказался беспокойным подопечным.
     - Мы, со своей сторны, - вкрадчиво говорил  Дуйсбург,  -  гарантируем
вам получение всех благ, на которые вы имеете право. Однако, права есть  и
у нас, и мы  хотим  ими  пользоваться.  Вы  одиннадцать  лет  работаете  в
институте, принадлежащем  "И.Г.Фарбениндустри",  тратите  его  деньги,  и,
разумеется, патент принадлежит не вам, а концерну. Вам мы оставляем  славу
и  почет.  Кстати,  в  деньгах  вы   тоже   не   испытываете   недостатка?
Распоряжайтесь ими. А пронтозилом будем распоряжаться мы.
     - Вы должны делать это более разумно, - сказал Домагк. - Тысячи людей
до сих пор умирают от заражения крови, хотя уже есть спасение.
     - Кто мешает им лечиться? Мы продеем пронтозил.
     - Но по каким ценам!
     - А уж это, - улыбка на лице  Дуйсбурга  мгновенно  погасла,  -  наше
внутренее  дело.  Ведомства  Рейха   получают   препарат   в   достаточных
количествах. А неарийским нациям прийдется платить. И вы не смеете  мешать
нам. Собственно  говоря,  я  для  того  и  пригласил  вас,  чтобы  указать
некоторые границы. Хотелось бы, чтобы вы меньше писали  в  другие  страны.
Ваши письма вызывают колебания цен на  мировом  рынке.  Мы  предупреждаем,
чтобы подобные вещи не повторялись.
     - К сожалению, ничего не могу обещать, - сказал Домагк.
     - Во всяком случае, вы предупреждены, - Дуйсбург расплылся в  улыбке,
- и мы можем поговорить о более  приятных  вещах.  Я  слышал,  вы  бросили
работу над бактерицидными препаратами?
     - Не бросил, а завершил, - поправил Домагк.
     - То есть, больше в этой области ничего сделать нельзя?
     Теперь для Домагка настала очередь улыбаться.
     - Если бы это было так, - сказал он, то я был бы не Гархардт  Домагк,
а господь бог.
     - О, конечно! - закивал Дуйсбург. - Но уверены ли вы, что хотя  бы  в
ближайшее  время  у  нас  не  появится  конкурентов?  Мне  сообщили,   что
пастеровский институт в Париже получил задание торпедировать наш патент.
     "Боится", - с удовлетворением отметил Домагк.
     - Это должно волновать вас, а не меня, - сказал он.
     - Почему же? - живо возразил Дуйсбург. - Делить славу, вероятно,  так
же неприятно, как и деньги.
     - Не знаю, не пробовал, - ответил Домагк и встал.
     Дуйсбург тоже поднялся из глубин черного кожанного кресла.  У  дверей
он точно  рассчитанным  жестом  остановил  Домагка  и  негромко,  стараясь
придать голосу отеческие интонации, сказал:
     - Доктор Домагк, вы ценный специалист. Фирме не  хотелось  бы  терять
вас, но защищать вас от гестапо становится все труднее. Сделайте выводы.
     Домагк молча поклонился и вышел.
     Многое изменилось в мире за два года, прошедшие с той ночи, когда он,
рискнув честью ученого, спас Анну. Смешной человечек Адольф Гитлер показал
зубы. Он больше не смешон. Он страшен. Никакая демилитаризованная зона  не
спасет от него. Да и Рур больше не демилитаризованная зона  -  это  теперь
величайшая кузница фашистской армии.  Изменился  и  Эрлиховский  институт,
многие старые сотрудники  исчезли,  схвачены  как  евреи,  коммунисты  или
просто инакомыслящие. И слишком много среди новых сотрудников военных. Что
делать, почтенная фирма изменила своей  узкой  специальности  и  теперь  в
основном выпускает динамит.
     Все это  было  чудовищно  и  несправедливо.  Но  протестовать  Домагк
осмеливался только против спекуляции "Фарбениндустри". Еще он сменил  тему
работы, начал заниматься туберкулезом, а эта  проблема  настолько  сложна,
что пройдет немало лет, прежде чем хозяева положат в карман первые  доходы
от нового лекарства. А как тяжело было бросать работу над  пронтозилом!  И
все-таки, Домагк сознательно отказался от нее. Пока все  патенты  в  руках
"Фарбениндустри", люди будут умирать от  заражения  крови.  Значит,  надо,
чтобы кто-то обогнал его.
     Бедная наука! Бедная,  тихая,  чуждая  всякой  политики  наука!  Тебе
никогда не удастся спрятаться за толстыми стенами старинных университетов!
Война для тебя уже началась, даже военные термины прочно вошли в твой быт.
Думал ли когда-нибудь Герхард Домагк, что его станут торпедировать! Но так
будет до тех пор, пока существуют всяческие  фарбениндустри,  которым  все
равно чем торговать - лекарствами или динамитом.
     Время шло. Домагк внимательно следил за работой своих соперников.  Не
раз он пытался угадать, что  за  люди  скрываются  за  малоговорящими  ему
именами. Кто такие Нитти, Бове, супруги Трефуль? Может  быть,  у  супругов
Трефуль тоже есть дочь, и конечно они не хотят, чтобы однажды  она  словно
Спящая красавица, уколола палец иглой и уснула навсегда только потому, что
ее нечем будет лечить. Он,  Герхардт  Домагк,  тоже  не  хочет.  Лучше  уж
поделиться славой, как бы то ни было неприятно Карлу Дуйсбургу и КЅ.
     Французы двигались самым  трудным,  но  и  самым  верным  путем.  Они
изучали превращения пронтозила в организме. Так можно выявить, какая часть
молекулы отвечает за биологическую активность, и  найти  путь  к  созданию
целой серии лекарств. К  тому  же,  если  окажется,  что  противомикробной
активностью  обладает  бесцветное  вещество,  то  патент  "Фарбениндустри"
вообще ничего не будет стоить, ведь у него запатентована краска.
     Осенью 1935 года Домагку стало известно, что его работы  представлены
на рассмотрение Нобелевского комитета. Что же, пока в Париже не  закончена
работа, он пожинает плоды известности. Интересно,  дадут  ли  ему  премию,
когда французы будут впереди? Хотя, какое это имеет значение, ведь  с  тех
пор, как такая премия была присуждена писателю-антифашисту Карлу Осецкому,
разгневанный фюрер запретил немцам принимать Нобелевские премии.  Но  даже
сам факт ее присуждения значит очень много. И если бы он не  дал  обогнать
себя, он не был бы достоин награды. Нобелевская премия дается за открытия,
совершенные на благо всех людей.  О  Третьем  Рейхе  в  уставе  ничего  не
сказано.
     Через день Домагка неожиданно вызвали в дирекцию  фирмы.  В  кабинете
недавно умершего Карла Дуйсбурга сидел неизвестный Домагку чиновник.
     - Вы!.. - завопил он, увидев Домагка. - Подлец! Мерзавец!
     -  Потрудитесь  прекратить!  -  крикнул  Домагк.  -  Я   не   намерен
выслушивать вашу брань!
     - Нет, вы выслушаете! Вот,  полюбуйтесь,  -  чиновник  швырнул  пачку
разлетевшихся бумаг. - Вас обскакали как мальчишку! Они выделили  активное
вещество и запатентовали его. Оно белое! Что вы  теперь  скажете  о  вашей
хваленой теории?
     Домагк бегло  отметил  про  себя  название  лекарства  -  стрептоцид,
хорошее нахвание, оно должно прижиться, задержался глазами на  формулах  и
высокомерно ответил:
     - Милейший, вам не хватает элементарного образования. Если бы вы хоть
немного знали химию, то вам было бы известно, что сульфаниловая группа, не
будучи сама хромофорной, повышает способность красителя  фиксироваться  на
шерсти.
     - А вы-то куда смотрели? Ведь они  уже  через  месяц  наводнят  рынок
своим препаратом! Цены сбиты. Пронтозил дорог, он не сможет  конкурировать
с их стрептоцидом! Вы не представляете  размеров  наших  убытков!  Вам  за
тысячу лет не удастся с нами расплатиться!
     - В прошлый мой визит сюда, - сказал  Домагк,  выпрямившись  во  весь
рост  и  глядя  сверху  вниз  на  беснующегося  предпринимателя,  -  мы  с
господином Дуйсбургом договорились, что меня не будут интересовать размеры
ваших доходов и убытков. Выкручивайтесь сами.
     - Вы мне ответите!.. - визжал ему в спину чиновник.
     Гестаповцы пришли ночью. Звонка не было, дверь они  открыли  сами,  и
первая фигура в черном шуршащем плаще привычным резким движением  вошла  в
квартиру. Следом появились остальные, все в одинаковых  плащах  и  высоких
фуражках. Первый подошел к Домагку и отчетливо произнес:
     -  Герхардт  Домагк,  вы  арестованы  по  обвинению  в  сношениях   с
антигермански настроенными лицами и злостном саботаже.
     "Вот я и заслужил свою Нобелевскую премию", - подумал Домагк.

     * * *

     Герхардт Домагк не погиб в застенках гестапо. В 1945 году он вышел на
свободу и через год наконец смог получить Нобелевскую премию, присужденную
ему еще в 1939 году.




                            Святослав ЛОГИНОВ




                             АНТИНИКОТИНОВОЕ

     В квартире у Семенова была черная дыра.  Она  висела  над  письменным
столом  и  чуть  слышно  гудела,  словно  лампочка,   которая   собирается
перегореть. Хотя перегорать дыра не собиралась. Это была добротная  черная
дыра, в которой сколлапсировалась целая вселенная, такая же  большая,  как
наша.
     Черная дыра была совершенно не нужна Семенову, но раз она висела  над
столом, то Семенов использовал ее вместо пепельницы - совал в дыру окурки,
стряхивал пепел, а иногда пускал толстую струю дыма и наблюдал, как дыра с
легким шипением засасывает его.
     Семенов не знал, что из-за этих его игр вселенная по ту сторону  дыры
забита  изжеванными  вонючими  хабариками,  а  от  дыма  на  планетах  той
вселенной стало невозможно дышать, и жизнь на ней скоро погибнет.
     Но даже если бы Семенов знал это, курить бы он все равно не бросил.



                           КАК ПОГИБЛА АТЛАНТИДА

     Никто не мог обвинить атлантов в жадности. За чужим  они  никогда  не
гнались, но вот свое обязательно должно быть самым лучшим.
     - Слыхали, - говорили атланты друг другу, - какую в  Египте  пирамиду
построили? Сделаем-ка мы себе в пять раз больше!
     И делали.
     - А вот в Галлии, - рассказывал кто-то, - менгиры каменные поставили.
Десять тысяч штук.
     - Ничего! - кричали ему. - Мы сто тысяч поставим!
     - Зачем нам менгиры, да еще сто тысяч? - спросил не такой как все, но
на него не обратили внимания.
     Хорошо жили атланты. Все у них было, и все самое лучшее. Но тут  один
путешественник привез удивительную  новость:  в  Италии  проснулся  вулкан
Везувий. Во всем мире только об этом и говорят.
     - Подумаешь, - ответили атланты, - мы у себя сто вулканов разбудим!
     - Может, не надо вулканов? - спросил не такой как все, но  его  и  на
этот раз слушать не стали.
     Вулканы  разбудили.  Атлантида  потонула.  А  сами  атланты  выплыли,
расселились по свету и  живут  среди  людей,  ничуть  не  изменяя  прежним
привычкам.



                               БУКВА ЗАКОНА

     Изобретатель Шумовкин в свободное от основной работы  время  построил
вечный двигатель и явился с ним в патентное бюро.
     - Андриан Егорович! - укоризненно сказали ему там, -  вы  наш  лучший
изобретатель - и вдруг такое несерьезное предложение. Известно ли вам, что
даже Французская Академия и то  уже  не  рассматривает  проекты  perpetuum
mobile?
     - А все-таки, она вертится, -  ответил  Шумовкин,  смущенный,  но  не
побежденный.
     Возражение было неоригинальным, но на руководство подействовало. Была
назначена  компетентная  комиссия,  которая  после   тщательной   проверки
признала двигатель существующим, изменив только название "вечный" на более
внушительное "долговечный двигатель".



                                ШАГ К ЦЕЛИ

     Мгновение казалось, что на этот раз он сумеет  удержаться,  но  ноги,
слишком еще слабые, соскользнули, он повис на руках, потом сорвался и упал
на мягкий податливый пол клетки. Это было так неожиданно и  несправедливо,
что к горлу подступили слезы. Остановило  только  сознание,  что  если  он
хочет добиться своего, то этого ему тоже нельзя. Он лишь крепче сжал  губы
и, внутренне негодуя на непослушные ноги и  тяжелое,  словно  чужое  тело,
медленно встал. Некоторое время стоял, вцепившись пальцами в  уходящие  на
недостижимую высоту прутья решетки, а потом отчаянным рывком  послал  тело
наверх. И опять сорвался и снова упорно и  безнадежно  рванулся  на  штурм
преграды.
     Он давно потерял счет времени. После одной  из  неудач  он  ненадолго
забылся на дне клетки, но едва сознание  вернулось  к  нему  -  подполз  к
прутьям, встал и полез наверх. Теперь им двигало  одно  только  упрямство,
нежелание сдаваться. Не было больше надежды, да и цель его  попыток  давно
угасла в зыбком прошлом.
     И он сам был удивлен, когда вдруг, подтянувшись, навалился грудью  на
самую верхнюю планку решетки и закинул наверх налитую свинцом ногу.
     Секунду он балансировал на  гребне,  потом  плавно  сполз  на  другую
сторону. Руки вновь не выдержали, он больно  ударился,  упав  на  холодную
твердую поверхность, окружающую его клетку, но  тут  же  встал,  стремясь,
пока его не хватились, уйти как можно дальше.
     Но скрыться ему не удалось. Не успел он сделать и  шага,  как  что-то
крепко обхватило его и подняло в воздух.
     - Ах ты негодный мальчишка! - воскликнула мама, прижав его к груди, -
все-таки сумел выбраться из манежа!



                                 ЩЕЛКУНЧИК

     Приходит ко мне сосед Вовка и приносит Щелкунчика.
     - Что это? - спрашивает.
     - Это щипцы такие, орехи колоть.
     - Но он живой, как им колоть?
     - Вовка, не говори глупостей. Щипцы не бывают живыми.  Их  на  заводе
делают.
     - Почему же тогда он теплый?
     Потрогал я и чувствую, что действительно теплый Щелкун.
     - Наверное, - говорю, - это специальные щипцы, для  холодной  погоды.
Попробуй, когда мороз, за железо схватиться - враз  приморозишься.  А  это
щипцы с подогревом - щелкай сколько угодно.
     - А еще он ходит сам по себе. Зачем щипцам ходить?
     - Простым щипцам ходить не нужно,  но  это,  должно  быть,  последняя
модель. Там внутри кибернетика и полупроводники. Вот ты уронишь  орех,  он
под шкаф закатится - и не достать. А если есть такие самоходные щипцы,  то
их пустишь, и они орех достанут.
     - Все равно, - говорит Вовка, - он живой. Он разговаривать умеет.
     - Так почему он не говорит?
     - А чего с тобой, таким, разговаривать? -  спросил  вдруг  Щелкунчик,
спрыгнул со стола и вышел из комнаты.
     - Меня подожди! - закричал Вовка и побежал за ним.
     А я остался думать, каким образом умение разговаривать  может  помочь
колоть орехи.



                                 ДЕНЬ ТЕНЕЙ

     Тишина ночи в старом замке навевала размышления печальные как  лунные
лучи, цвета старого потускневшего жемчуга, что бесплотным дождем падали на
крыши. Покойный сэр Томас назвал  бы  такую  ночь  -  днем  теней.  Точное
название. Думается, не только мне не спится сейчас. Сэр Томас,  когда  был
жив, лунными ночами всегда бродил по коридорам и лестницам. Но  привидения
из него все равно не получилось бы. Слишком уж непохож.
     Я замечтался, вспоминая старого лорда, но  все  же  что-то  заставило
меня насторожиться. Мне послышались шаги в галерее призраков.  Я  вскочил,
бесшумно ступая, подошел к повороту и  осторожно  выглянул.  Галерея  была
пуста. Мне опять не повезло.
     Печально вздохнув, я вернулся к себе и сел на  ржавые  остатки  цепи,
которой когда-то был прикован к стене мой скелет.



                             ДЕНЕЖНАЯ ИСТОРИЯ

     За шумом дождя Лао не расслышал стука  в  дверь  и  пошел  открывать,
только когда весь дом затрясся от сильных ударов.
     У ворот, держа на поводу  навьюченного  мула,  стоял  странно  одетый
человек. Он заговорил, сначала невесть что, но потом, увидев  непонимание,
перешел на язык похожий на здешний.
     -  Я  перешел  через  горы.  Я  устал  и  голоден.  Можно  ли  у  вас
переночевать иностранцу?
     - Мы рады тому, кто идет с миром. Заходи в дом,  ты  получишь  еду  и
постель.
     Сон был крепок, а наутро путник увидел голубое небо, солнце и вершины
гор. Время собираться в дорогу.
     - Прощай, хозяин. Благодарю за ночлег. Вот, держи.
     - Что это?
     - Это? Деньги.
     - Прости, но в наших краях нет ничего подобного. Объясни, зачем даешь
ты мне эти предметы?
     - Ты пустил меня в дом, накормил, дал новую одежду и еду на дорогу. Я
же даю тебе за это деньги. Тот, у  кого  много  денег  -  самый  уважаемый
человек.
     - Спасибо, я понял. У нас нет такого обычая, но я вижу, что он мудр.
     - Прощай!
     - Да помогут тебе боги!
     Через час Лао был в доме у кузнеца.
     - Сделай мне, мастер, сто  дисков  со  знаком  моей  семьи.  Мой  сын
поможет  тебе.  Дело  в  том,  что  вчера  вечером  пришел  ко  мне   один
чужестранец, и он рассказал...
     А  некоторое  время   спустя,   по   всей   этой   небольшой   стране
распространился обычай: если кто-то делал другому человеку  приятное,  тот
давал ему серебряный диск со знаком своей семьи. Эти диски хранят дома или
мастерят из них ожерелья.
     И человек, у которого много денег - самый уважаемый человек.



                           СКАЗОЧКИ ДЛЯ ДЕТОЧЕК

                                   1

     Какое странное желание - искать себе жену,  исходя  из  единственного
требования:  чтобы  нога  избранницы  влезала  в   маленький   хрустальный
башмачок, похожий на модную пепельницу! Однако,  причуды  прощаются,  если
жених - принц и законный  наследник  престола.  Так  что  в  претендентках
недостатка не замечалось. И  поскольку  наш  век,  помимо  всего  прочего,
является  веком  миниатюризации,  то  подходящая  кандидатура  нашлась   в
ближайшем  замке.  И  имя  у  счастливицы  оказалось  почти  классическим:
принцесса Злушка. Обрадованный принц сыграл пышную свадьбу.
     На этом сказка кончается и начинается семейная драма.


                                   2

     - Надейся на меня, дорогой хозяин,  и  не  падай  духом!  -  с  этими
словами Кот натянул сапоги и отправился в  королевский  дворец.  Потом  он
побывал в замке людоеда и еще во многих замках  и  дворцах.  Иной  раз  он
появлялся на мельнице у старшего  брата,  но  младший  брат,  ютившийся  в
развалившемся сарае, больше его не видел.
     И не надо обвинять  Кота  в  неблагодарности.  Просто  ему  достались
сапоги-скороходы, и он уже не мог останавливать свой бег  у  такой  мелкой
цели.