ак от одного неловкого шага может хрустнуть под ногой
точеный мраморный цветок. По мосту явно было нельзя ходить, да и не вел он
никуда,  но  глухой  обрыв  того  берега  тянул  подобно  магниту.   Скала
поднималась с отрицательным дифферентом,  вздыбленные  пласты  камня  косо
падали  к  воде,  мраморное  кружево  на  половине  завитка  вливалось   в
искрошившуюся стену.
     Здесь, в самом конце невероятного тупика Антон увидел следы.  Влажные
контуры босых ног четко обозначались на матовой  поверхности.  Следы  были
небольшими, узкая ступня могла принадлежать только женщине, и вели следы к
берегу. Словно неведомая дама выпорхнула из известковых плит  и,  роняя  с
мокрых после купания ступней капли  воды,  перебежала  на  противоположный
берег. Первый след тоже наполовину остался в камне, лишь  кончики  пальцев
отпечатались на сухом мраморе.
     Антон ткнул кулаком в скалу, желая убедиться, не мерещится ли ему эта
вполне  обычная  каменюка.  Рука  неожиданно  не  встретила  опоры,  Антон
покачнулся и опрокинулся в серую мглу.
     Открыв глаза, Антон обнаружил себя на площади. Он точно знал, что  не
терял сознания и не спал, он отчетливо всем телом ощущал, как  только  что
потерял  равновесие,  как  проскользнула  под  босой  ногой   полированная
мостовая, как окунулся в серое... а дальше увидел,  что  лежит  на  земле,
кисти рук ушли в мельчайшую горячую пыль, и спину припекает высоко стоящее
солнце.
     Это была поселковая площадь.  Проезжая  через  Кубанские  степи,  они
видели немало таких деревенек. Одноэтажные домики, так  густо  побеленные,
что не разобрать, из чего они построены, окружали круглую площадку. Обычно
посреди такой площади высился щит с каким-нибудь патриотическим  лозунгом,
выцветшим под беспощадным и аполитичным  солнцем.  Майданчики  эти  всегда
бывали пусты, и облако пыли от проехавшей машины часами недвижно висело  в
жарком воздухе.
     Все это мгновенно мелькнуло в памяти, едва Антон  ощутил  свои  руки,
тонувшие в текучей пыли. Перед ним плотно  смыкались  домики,  в  открытых
окнах сплошняком белели задернутые занавески. По  периметру  площадь  была
обсажена серыми пирамидальными тополями и шелковицами. Абсолютно привычная
картина. Вот только, где он, и как сюда попал?
     Антон поднялся, попытался выбить ладонью пыль  из  одежды,  но  сразу
понял безнадежность своей затеи. Джинсы,  бобочка  -  все  было  в  грязи.
Вообще, вид у Антона был подозрительный, так что проходивший через площадь
мужчина  покосился  на  помятую  антонову  фигуру  и  довольно   отчетливо
пробурчал себе под нос:
     - Еще бродяга, носит их тут...
     - Скажите, куда я попал? - обратился Антон к  пешеходу,  но  тот  уже
удалялся, сердито размахивая туго набитой кожаной папкой.
     Антон хотел догнать прохожего, но, развернувшись, замер.
     Там, где  должен  был  бы  торчать  щит,  разрисованный  знаменами  и
оклеенный   передовыми    физиономиями,    высилась    башня.    Старинное
оборонительное сооружение, круглое и безоконное, всем  неприступным  видом
опровергало само себя. Ничего подобного нет ни на Кубани,  ни  в  северных
предгорьях Кавказа. Оставалось надеяться, на галлюцинацию или считать, что
его каким-то образом занесло в Закавказье.
     Антон покусал губы, желая убедиться, что не спит.  Осторожно  ступая,
подошел к зияющему проему башенного входа. Внутри он  готовился  встретить
что угодно: загаженную пустоту, поселковую контору, краеведческий музейчик
или кооперативное кафе. Но увидел обычную жилую комнату. Не защищенный  от
уличных взглядов и пыли ни дверью, ни даже занавеской, предстал перед  ним
чей-то дом. У стен из ноздреватого известняка стояла  богатая  двуспальная
кровать, шкаф с зеркалом, оттоманка с двумя подушками и валиками по краям,
сервант, уставленный  разнокалиберными  подарочными  чашками,  застеленный
кружевными  салфетками  комод,  на  котором  высился  мраморный  ночник  и
располагались фигурки, представлявшие крыловский "Квартет". Все это  уютно
пряталось в полутьме, лишь круглый стол,  застеленный  льняной  скатертью,
выдвинулся на свет, ближе к  дверному  проему,  высокому  и  полукруглому,
словно вход в туннель.
     Несомненно, в реальности такого  быть  не  могло,  и  Антон,  уже  не
скрываясь, вцепился зубами в  запястье.  Потом  нащупал  болевую  точку  в
основании большого пальца и нажал так, что слезы выступили из глаз. Ничего
не помогало, идиотский сон продолжался.
     - Гость пришел! - раздался сзади мягкий женский голос.
     Антон  обернулся.  За  спиной  стояла  розовая  старушка.  Она   была
низенькой, немного полноватой, а одета в розовое платье с оборками.  Седые
волосы уложены в аккуратные букли и  прикрыты  розовым  кружевным  чепцом,
какой разве что  в  кино  увидишь.  Губы,  сложенные  в  умильную  улыбку,
подкрашены в тот же розовый цвет, а щечки  с  ямочками,  бывшими,  должно,
полвека назад очаровательными, покрывал бледный старческий румянец.
     - Простите... - Антон попятился в сторону, но старушка  ухватила  его
за рукав, повлекла в распахнутую комнату, приговаривая:
     - Гость, гость дорогой!
     Антон шел ничего не понимая. В башне оказалось удивительно прохладно,
раскаленную уличную жару словно отрезало на пороге.  И  так  желанна  была
прохлада, что Антон, прекратив внутреннее сопротивление, позволил  усадить
себя на диван и принялся отхлебывать вишневый компот  из  чашки,  неведомо
как очутившейся в его руках.
     Хозяйка порхала от  стола  к  серванту  и  обратно,  повторяя  словно
припев:
     - Радость-то какая! Гость дорогой!
     - Скажите, - прервал ее излияния Антон, - где я? И как сюда попал?
     - Зачем? - улыбаясь ответила розовая старушка. - Я в чужие  тайны  не
заглядываю. Пришел гость - и живи. А как пришел - это твоя тайна.
     Пока Антон пытался осознать ответ,  старушка  быстро  вышла,  оставив
Антона одного. Он сидел  на  оттоманке,  переводя  взгляд  с  предмета  на
предмет. Над  головой  на  высоте  пятнадцати  метров  скрещивались  балки
перекрытий и виднелись серые плиты природного шифера, которым  была  крыта
башня.  Лишенная  потолка  комната  казалась  бутафорской.   Не   покидало
ощущение, что мебель, стены, домики  на  улице  и  деревья  нарисованы  на
кусках фанеры, а сзади у них  приколочены  подпорки,  чтобы  не  упали  от
неловкого толчка.
     Антон подошел к  выходу.  Площадь  пребывала  в  сонной  неизменности
сиесты. Давешний мужчина в светлом пиджаке и при  галстуке  шел  теперь  в
обратную сторону. Казалось, он вязнет в неподвижной жаре.  Взгляд  у  него
был снулый и не выражал ничего, кроме усердия в топтании пыли. Не хотелось
встречаться с этим  человеком,  ничего  он,  конечно,  не  скажет,  а  вот
документы  спросить  может,   поскольку   весь   облик   говорит   о   его
начальственном происхождении. Документов у Антона  не  было,  и  с  мелким
начальством объясняться он не хотел, пока сам не разберется, что  к  чему.
Антон отшагнул в комнату.
     Здесь он  заметил  телефон,  стоящий  у  самого  входа  на  маленькой
полочке. И, словно дождавшись, чтобы на него  обратили  внимание,  телефон
затренькал. Звук был такой знакомый, родной и домашний, что  Антон  поднял
трубку прежде чем сообразил, что не знает здесь никого и ничего не  сможет
ответить абоненту.
     - Але, - сказал он.
     - Тетя? - зазвенел в трубке девичий голос. - Это я, Магна. У меня все
нормально, добралась хорошо...
     - Я не тетя! -  рявкнул  басом  привычно  рассвирепевший  Антон.  Его
постоянно принимали по телефону за женщину. И лишь через секунду он понял,
что ему сказали, и заорал, боясь, что Магна повесит трубку: -  Магна,  ты?
Это Антон говорит. Я тут влип в какую-то дурацкую историю...
     - Антон? - голос Магны изменился. - Откуда ты там?
     - Не знаю! -  страдальчески  закричал  Антон.  -  Там  мост  какой-то
нелепый, а потом деревня...
     - Следил? - недобро спросила Магна.
     - Да нет, ты ушла, а я заблудился и вышел к реке, а там мост...
     - Ладно, - казалось Магна приняла решение. - Хныкать будешь потом,  а
сейчас слушай и запоминай: сиди там тихо, ни на что внимания  не  обращай,
ни с кем кроме тетки не разговаривай, да и с  ней,  лучше,  тоже...  И  не
бойся ничего, там никто ничегошеньки тебе сделать не сможет, если  сам  не
полезешь. Понял? Я приду за тобой через две недели.
     - Как через две недели?! - взвыл Антон. - Мне сейчас надо!
     - Ты с ума сошел? Сейчас день стоит.
     - Что же мне - до ночи ждать? Ты объясни, куда идти, я сам дойду.
     - Никуда ты не дойдешь! -  отрезало  в  аппарате.  -  Попробуй,  если
нервов не жалко. И ночью не дойдешь. Этой  ночью  новолуние,  кто  же  при
ущербной луне мост строит?
     - Так там вправду мост был? - опешил Антон, уже почти убедивший себя,
что хотя бы мост ему померещился.
     - Ты и впрямь как рельс, - сказала Магна. - Прямой и звону  много.  В
общем, слушайся тетку и жди, пока я за тобой  приду.  А  из  башни,  лучше
всего, не выходи. Целее будешь.
     - Через две недели экспедиция уедет!
     - И слава богу. Ни  с  кем  объясняться  не  придется.  И  угораздило
тебя... Шефу я совру что-нибудь, а вот  что  ребятам  говорить  -  ума  не
приложу. Ну, будь...
     - Погоди!.. - взмолился Антон, но в трубке уже коротко гудело.
     Антон грохнул трубкой и выбежал на улицу. Его трясло от  негодования.
Две недели сидеть, ожидая какую-то фазу луны! Обойдемся и без луны, и  без
мраморных мостов. Вброд через речку, не сахарный, не растаю.
     На улице Антон остановился, выбирая, в какую сторону идти.  Обычно  с
майдана расходилось пять, а то и семь улочек,  и  угадать,  какая  из  них
выведет на шоссе, было непросто. Но здесь не оказалось ни одного  проулка.
Палисаднички переходили друг в  друга,  заборы  из  штакетника  смыкались,
образуя правильный круг. Дома отгораживались опущенными  занавесочками,  и
на стук никто не отвечал. По ту сторону домов росли деревья: вишни и дикий
абрикос-жерделька. За деревьями угадывались какие-то холмы,  а  может  это
только казалось.
     Прыгать через заборы и лезть чужими огородами не  хотелось,  и  Антон
решил все-таки найти кого-нибудь и расспросить о дороге.  Он  огляделся  и
увидел, что площадь, который уже раз за это время пересекает  гражданин  с
бумагами.
     - Эй! - закричал Антон и, пыля сандалиями, побежал наперерез.
     Мужчина, не обращая внимания  на  крики  Антона,  промокнул  залысины
большущим платком и  скрылся  за  башней.  Антон  запылил  следом,  огибая
круглую стену. На той стороне никого не было. Зато  у  самой  стены  Антон
обнаружил пристройку. Каменный сарай явно позднейшей постройки  лепился  к
крепостному боку. И также как в башне у  сарая  зиял  вход,  на  этот  раз
обычный прямоугольный проем.
     Антон шагнул туда.
     Потом он шагнул обратно.
     - О-уй!.. - выдавил он с подвывом. - Убили...
     Склеп был перед ним, а не сарай. Каменный пол рассекали три  глубокие
ниши как раз в рост человека. В крайней из  этих  могил,  ярко  освещенная
заглянувшим в проем солнцем, лежала мертвая хозяйка.  Платье  с  оборками,
розовый чепец, букли, румянец, даже улыбочка, все было как полчаса  назад,
но холодная восковая застылость с одного взгляда позволяла  угадать  труп.
И, чтобы  довершить  картину,  могила  в  обрез  с  землей  была  затянута
прозрачным целлофаном, словно коробка с кооперативными пирожными.
     - Гость дорогой! - мурлыкнуло сзади.
     Антон стремительно развернулся. Перед ним живая и  невредимая  стояла
хозяйка.
     - Та-ам!.. - проблеял Антон, тыча через плечо пальцем.
     - Посмотреть пришел, - разулыбалась хозяйка. -  Посмотри.  Здесь  мои
родители похоронены, все трое, только третий беспокойный достался, никогда
его на месте нет.
     Антон,  не  дожидаясь  приглашающего  жеста,  повернулся  к   склепу.
Покойница лежала, скрестив пухлые ручки на груди, в такой  же  позе  стоял
над ямой ее двойник, можно было решить, будто хозяйка отражается блестящей
целлофановой пленкой - или это вода налита вровень с землей?
     "И ничего удивительного, - уныло  размышлял  Антон,  -  может  у  них
принято хоронить около дома. А что похоже - так тетка  сама  сказала,  что
это ее родители - все трое. Так что - ничего удивительного."
     Антон стоял, прислонившись плечом к кладке, опустив погашенный  шоком
взгляд на могилы. Одна из  них  и  впрямь  была  пуста,  а  в  центральной
находился еще труп - давний, полуразложившийся. Одежда его превратилась  в
лохмотья, сквозь  прорехи  проглядывали  обнажившиеся  кости.  Свалявшиеся
клочья волос и бороды отпали  и  лежали  отдельно.  Но  даже  сейчас,  при
взгляде на эту кучу тлена видно было, насколько силен и велик был умерший.
Тело не умещалось в нише, ему там  было  очевидно  тесно,  так  что  Антон
принял за само собой разумеющееся, когда истлевший остов  начал  судорожно
выгибаться, пытаясь сесть и выбраться  наружу.  По  масляной  целлофановой
поверхности пошли волны.
     Не было  здесь  ничего  невероятного  или  жуткого,  все  происходило
удивительно буднично, только странно становилось Антону, что так  спокойно
он созерцает, словно не с ним это  творится,  а  просто  крутят  по  видео
западный триллер, а он, заплативши рубль, проводит перед экраном свободный
час.
     Медленно, не потревожив пленки, поднялась копия хозяйки,  перегнулась
в соседнюю яму, неслышно  шепча  что-то  успокаивающее,  уложила  бьющийся
скелет, сложила ему на груди фаланги пальцев,  пристроила  к  обнажившейся
челюсти колтун бороды, потом, слепо скользнув по Антону закрытыми глазами,
вернулась в свою могилу, замерла в покойной благостной неподвижности.
     - Старички мои родимые, - произнесла хозяйка. - Жили  себе,  а  потом
померли. Сирота я.
     Хозяйка ухватила бесчувственного Антона  за  руку,  повела  в  башню.
Антон шел, старательно переставляя ноги. Потом сказал:
     - Нельзя так.
     - Чего нельзя, гость дорогой? - всполошилась хозяйка.
     - Нельзя могилы открытыми оставлять, - назидательно произнес Антон, -
а то как же получается - такое на всеобщее обозрение? А если дети  увидят?
И вообще - нельзя!
     "Что-то я не то говорю", - устало отметил он про себя.
     Но старушка ничуть не была ни удивлена, ни возмущена.
     - Так они же закрыты! - воскликнула она и потащила Антона обратно.
     Больше всего не хотел Антон возвращаться в склеп, но шел послушно, не
имея сил сопротивляться. Хозяйка подтолкнула его к проему. Все три  могилы
были наглухо задвинуты тяжеленными черными  плитами,  которых  еще  минуту
назад не было и в помине.
     - Ну как, нравится? - спросила хозяйка, выглядывая из-за плеча.
     - Нравится, - попугаем отозвался Антон.
     - Одно беда, гостенек, с родителем-то с третьим,  как  быть?  Придет,
сердечный, а могилка-то заперта...
     Антон молча двинулся в уличное пекло. Он вдруг осознал себя не просто
действующим лицом неприятной комедии,  а  человеком,  с  которым  все  это
происходит. Исчезновения, башни, двойники,  ожившие  мертвецы.  Даже  если
предположить, что он сошел с ума, то  такая  яркая  галлюцинация  запросто
убьет  его.  Где-то  поблизости  бродит  еще  один   "родитель"...   Антон
затравлено огляделся: никого,  лишь  мужчина  с  папкой  вновь  пересекает
площадь; парусиновый пиджак на спине потемнел от пота. Может быть - он?
     - Это наш председатель совхоза, - певуче пояснила хозяйка. -  Все  по
делам, горемычный, торопится, и не отдохнет никогда...
     Антон оторвался от голоса, нырнул в башню. Магна сказала  ему  сидеть
здесь, наружу не выходить и ни с кем кроме тетки не разговаривать. Однако,
родственнички у нее - не приведи  господь!  И  впрямь  Monstrum  magnum  -
великое чудище! В самый раз подгадал он со своей этимологией. А с чего  он
взял, что здесь будет в безопасности? Магна сказала? Так она  еще  сказала
две недели ждать... И вообще, может это вовсе и не она звонила...
     Антон подошел к телефону, решительно набрал 02. Трубку сняли.
     - Милиция? - спросил Антон.
     - Во псих! - произнес в ответ дребезжащий голос, и загудел отбой.
     Звонить не имело смысла.
     Антон опустился на кушетку,  тут  же  вскочил,  присев  на  корточки,
заглянул в пыльную темноту под сиденьем, сунулся под  кровать,  под  стол.
Кто скажет, откуда может появиться очередная напасть?
     Переступая дрожащими ногами, Антон подошел к  выходу.  Никого.  Антон
глубоко вздохнул и, пригнувшись, перебежал  через  площадь.  Надо  уходить
отсюда, пока его никто не видит. Потом может оказаться поздно.
     Зацепившись штаниной за штакетину, он полез через  забор  и  поскакал
между грядок. С той стороны огорода тоже торчала ограда. Беглец  преодолел
ее и очутился во дворе дома. На мгновение возникла мысль постучать уже  не
в ставень, а в  двери  дома  и  расспросить  о  дороге,  но  Антон  отверг
искушение  и  направился  дальше.  Он  заносил  ногу,  чтобы  лезть  через
следующий заборчик, когда из будки возле дома выползла собака.
     - Вор пришел, - сказала собака.
     Псина была здоровая, настоящий волкодав, но вместо  морды  приветливо
улыбалось человеческое лицо.
     - Радость-то какая - вор  пожаловал!  -  говорила  собака,  торопливо
стягивая цепь.
     Антон взвизгнул и, прочертив штакетником пузо, свалился в  гряды.  Он
мчался, сминая плантации кинзы и помидор, сигал через заборы, и  в  каждом
дворе число преследователей увеличивалось, уже целая  свора  с  заливистым
лаем неслась по пятам. Лишь  первая  из  собак  оказалась  с  человеческим
лицом, остальные были обычными  лохматыми  зверюгами,  они  неслись,  чуть
видные в стремительно сгущавшихся сумерках, лишь клыки  блестели  в  свете
молодой чуть народившейся луны.
     Антон уже ничего не соображал,  он  задыхался,  сердце  колотилось  в
горле, наполняя  горечью  рот.  Ноги  подкашивались,  но  еще  несли  его,
движимые одним животным ужасом.
     - Вор! Вор! - взлаивали за спиной псы.
     Огороды резко кончились, впереди встал темный  контур  башни.  Антон,
едва не сбив с ног бредущего председателя, вкатился в проход. Краем  глаза
он еще успел заметить, что  псы  с  людоликим  вожаком  рвут  председателя
совхоза, а тот слабо орет  и  отмахивается  кожаной  папкой.  Покружив  по
комнате, Антон залез в шкаф и попытался закрыться изнутри.
     Дверцу шкафа неожиданно и сильно  дернули,  Антон  вывалился  наружу.
Перед ним стоял насупленный председатель. Свою потрепанную папку он держал
двумя руками словно дубину.
     - Гражданка Монструм здесь проживает? - спросил он.
     - Я... не знаю... - выдавил Антон.
     - Вот  как?  -  председатель  уселся  на  оттоманку.  -  А  вы,  кто,
собственно будете?
     - Я... живу тут, - Антон не знал, как объясняться. -  Гость  я.  Я  в
экспедиции был и заблудился. Скажите, как мне назад попасть?
     - Ясно... - протянул председатель и раскрыл папку. -  Гость,  значит.
За свет она, получается, не платит, а квартиру, видите ли, сдает.  Сколько
вы ей, выходит, в сутки отдаете?
     - Да нисколько! - закричал Антон. - Я здесь случайно.  Мне  в  лагерь
надо.
     - Так она, выясняется, случайным людям сдает, да  еще,  так  сказать,
лагерникам!  А  потом,  спрашивается,   почему   в   поселке   хулиганства
происходят? -  председатель  поглядел  на  разодранный  рукав  пиджака.  -
Кому-то, стало быть,  неизвестно,  что  собак  с  цепи  вечером  спускают.
Обнаруживается, что кое-кто днем спускает -  и  нате  вам,  пожалуйста!  -
председатель ткнул папкой в тьму на улице. - А я еще, к  вашему  сведению,
не обедал.
     - А я и не завтракал,  -  сказал  Антон.  Страх  перед  председателем
прошел, Антон понимал, что  этот  человек  ничем  ему  не  повредит  и  не
поможет. - Вы бы, лучше, чем с бумажками гулять, разобрались,  что  у  вас
происходит. Мертвецы бродят, собаки разговаривают...
     - Раз бродят, - отрезал председатель, - следовательно, им  позволено.
Не иначе, как мною и позволено, ибо я