ом спросила Леночка. - Тут
только-только самим хватит! Я же тебе говорила, что в этом году за сданную
клюкву сапоги итальянские дают.
     - Ноги за сапогами не ходят, - сказала  Настя.  -  Молода  была,  так
зараз по полмешка приносила.
     - Пять рублей ведь Сане отдал, - посетовал Володя. - Ему  все  равно,
на тракторе сколько везти.
     - Яблок возьми, - сказала Настя.
     - К бесу яблоки, - вдруг  оживился  Володя,  -  ты  баб-Настя,  лучше
скажи: лук родился?
     - Родился. Возьми, сколько там надо...
     За молоком и яйцами для драчены пришлось бежать к Нюрке.  Сама  Настя
не справлялась уже с коровой, а в  этом  году  и  кур  не  завела.  Только
поросенка за пятьдесят рублей купила весной. Яичками, молоком  и  сметаной
на скоромные дня приходилось одалживаться.
     Леночка уныло ковырялась в сковородке. Уплывшие сапожки не давали  ей
покоя. Володька быстро, почти не жуя, глотал куски драчены.
     - Эх, - сказал он вдруг, - такая знатная закусь и всухую пропадает!
     Настя промолчала.
     - Ну ладно, не жидись, - настаивал Володька. -  Я  же  знаю,  у  тебя
есть.
     - Ты что ли привез? - хмуро спросила Настя.
     Водка у нее действительно была.  Целая  еще  непочатая  поллитра.  Но
стравить ее Володьке Настя никак не могла.  Пора  уже  навоз  под  будущую
картошку в огород вывозить,  это  значит,  идти  к  Ваньке-пастуху  или  к
одноглазому Лехе в Андреево. А  теперь,  после  постановления,  мужики  за
деньги стараться не будут. Ныне к деревне без водки никуда. Не Володька же
будет таскать навоз. И Настя осталась сидеть,  не  пошла  за  припрятанной
бутылкой.
     Володя понял, что угощения не будет.
     - Жадная у тебя бабка, Ленок, - сказал он, вылез из-за стола и  исчез
в сенях.
     Под окном затарахтел санькин трактор.
     - Вы уже? - спросила Настя. - И не заночуете?
     - Я останусь до завтра, - успокоила Леночка. - А Володя поедет. Ему с
утра на халтуру надо.
     Настя убралась с посудой, вышла в сени. Все двери: на улицу, в  хлев,
кладовку были распахнуты. Леночка, стоя  посреди  кладовки,  сосредоточено
запихивала в мешок заплетенные в косы вязки чеснока. Два мешка с луком уже
стояли рядом с клюквой. Красный от натуги Володька, обхватив двумя  руками
кадушку с грибами, волок ее к саням.
     - Кадушку-то куда? - тихо ахнула Настя.
     - Не бойсь, никуда  твоя  кадушка  не  денется,  -  отдуваясь  сказал
Володя. - Сказал, что привезу обратно, значит так и будет.
     Настя больше не вмешивалась  и  не  помогала.  Она  только  стояла  и
смотрела.
     Встала на сани кадушка, рядом поместились три ведра пареной  брусники
и перевязанный старой юбкой короб с набранными Леночкой яблоками.
     - Ой, тяжело как! - сказала Леночка. - Ведь в поезд не сядешь.
     - Ничего, мужики на станции пособят, - успокоил Володя.
     Он уселся на соломе рядом с вещами, обняв их сколько  мог,  чтобы  не
попадали от толчков, и кивнул ожидающему в тракторе Сане. Трактор  дернул,
санки, оставляя в земле две глубокие борозды, потащились следом.
     - Как он там справится, бедный? - сказала Леночка.
     - Грибы сушеные забыли, - словно отвечая ей, проговорила Настя.
     - Ничего, они не тяжелые. Я завтра поеду - захвачу.
     Настя обошла дом, аккуратно прикрывая распахнутые двери.
     Володька  уехал  -  ну  и  ладно.  Теперь  они  вдвоем   с   Леночкой
посумерничают. Загребущие все-таки руки у парня. Надо же, дубовую  кадушку
уволок! И назад не привезет. Поленится.  Теперь  грибы  в  ведра  запасать
придется. Лубянок уж не найти, остается опята брать. Ну так что ж,  другие
берут и хвалят. Опенок, хоть и малый гриб, но тоже спорый, кучами  растет.
Только сегодня, возвращаясь со мха, Настя заметила здоровенный  выворотень
весь желтый от молодых опят. Вот и пригодится находка, все-таки зима будет
с грибами.
     Леночка, отправившаяся в обход дома, спустилась с чердака.
     - Что я нашла!.. - сказала она. - Там наверху еще мои куклы лежат.  Я
думала их давно в печке пожгли. А они лежат.
     - Пусть лежат, - сказала Настя. - Пригодятся.
     - Ты у меня запасливая! - засмеялась Леночка. - Пойдем чай пить.
     Ночью спалось плохо. Вроде бы  вечер  прошел  как  надо,  за  чаем  и
разговорами, а спалось плохо. Мыши ли громче обычного шуршали  за  обоями,
или слишком жарко было в дважды топленной избе, но уснула Настя далеко  за
полночь. И почти сразу проснулась от того, что  сквозь  сон  ей  почудился
тонкий, зудящий, комариный писк. Хотя какие тут могут быть комары? Пропали
комары давно.
     Настя медленно провела ладонью по лицу  и  вздрогнула,  почувствовав,
что пальцы стали влажными  и  липкими.  И  так  странно-знакомо  было  это
ощущение, что Насте померещилось, будто  она  различает  в  сплошной  тьме
кровавые пятна на концах пальцев.
     - Зачем раздавила-то? - вспомнился нюркин голос.
     - А чтобы не хапал больше, чем унесть может...
     Настя поднялась с постели. Непонятная тоска холодными пальцами  сжала
грудь. Шумно сдвинув стул, Настя сделала в темноте три шага, опустилась на
холодные плахи пола. Где-то впереди, в красном углу висели иконы. Настя не
часто вспоминала о них. По праздникам ходила в церковь в Погост, остальные
дни обходилась так. Домашнее благословение не казалось  святым,  и,  когда
случалось, по одиночеству Настя беседовала с ликами, то в этих  разговорах
было   немного   почтительности.   Егория-победоносца   фамильярно   звала
судариком, Николу - старичком, деву Марию - так и вовсе "девахой".
     - Что, деваха, жалеешь своего парня-то? - спрашивала  Настя,  обтирая
пыль. - Жалей.
     И вот теперь, стоя на коленях перед невидимыми  досками,  Настя  била
поклоны, не зная, на что жаловаться, чего просить.
     Леночка заворочалась под одеялом и, проснувшись, испуганно позвала:
     - Бабуля, ты что?..
     - Грех... - выдавила Настя.
     - Да какой у тебя грех? - Леночка нашарила на столе  коробок,  зажгла
спичку.
     - Комара убила. Совсем, насмерть.
     - Ты что, с ума рехнулась?!
     Леночка прошлепала босыми ногами к выключателю. Комнату залил  яркий,
чужой свет.
     - Что ты, бабуля, опомнись, какой комар?
     - Комар, - повторяла Настя. - Он ко мне по-хорошему, без трактора,  а
я его насмерть убила. Грех...



                                  ЯЩЕРА

     Последние сотни метров дались  особенно  тяжело,  кочкарник  шел  как
специально неровный, выдергивать ногу из хищно  хлюпающего  мха  было  все
труднее. А под конец у самого берега, как это обычно  бывает,  встретилась
топкая полоса, и пришлось тащиться вдоль нее, выискивая упавшую березу.  И
как странно было почувствовать под ногами твердую землю,  идти,  удивляясь
быстроте и легкости ходьбы.
     Впрочем, легкости  хватило  ненадолго.  Крутой,  словно  искусственно
насыпанный склон и высокая, никогда не  кошенная  трава  останавливали  не
хуже болота.  Пройдя  лишь  несколько  метров,  мужчины,  не  сговариваясь
опустились на землю,  отставили  туески,  на  дне  которых  перекатывались
шарики морошки, и освободились от рюкзаков,  полных  все  той  же  твердой
ягоды. Георгий принялся с кряхтением стаскивать  сапоги,  Артем,  знающий,
сколько еще предстоит идти по мокрому, благоразумно не стал разуваться.
     Дети же повели себя совершенно по-разному. Андрюха, впервые  попавший
в подобную передрягу, и не нашедший никакой прелести в хождении по болоту,
даже не вышел на  материк,  красный  и  потный  уселся  на  валежине,  зло
отмахиваясь от наседавших слепней. Даша,  ради  которой,  собственно,  был
сделан этот почти двухкилометровый крюк, сначала вертелась вокруг  Андрея,
уговаривая его скорее бежать на вершину, где земляника, и  откуда  все-все
видно, но Андрей и от нее отмахивался, словно от кусачей мухи. Поняв,  что
от Андрюшки толку не добьешься, Даша  ускакала  на  вершину  одна.  Вскоре
сверху донесся крик:
     - Папа, гляди, где я!
     Артем отыскал фигуру дочки среди ветвей и крикнул:
     - Молодец!
     - Смотри, куда забралась? - удивился Георгий, - как бы не убилась...
     - Не убьется, - успокоил Артем. - У  нее  тут  все  деревья  освоены.
Тарзанит вовсю, совсем одичала.
     Мимо с независимым видом прошел Андрей. Земляника и неохватные  сосны
с толстыми, удобными для лазания сучьями соблазнили и его.
     - Пошли и мы, - позвал Артем. - С вершины вид потрясающий.
     - Чего смотреть-то? Болото, - сказал Георгий, но тоже поднялся.
     Остров, к которому они так долго шли, представлял собой крутой  холм,
метров на двадцать  взлетавший  над  окрестными  мхами.  Он  плотно  зарос
строевым лесом и от этого казался еще  выше.  Было  совершенно  невозможно
понять, как на ровном месте могла образоваться эта чудовищная по  величине
и к тому же совершенно правильной формы куча песка.
     Тяжело дыша, мужчины выбрались на вершину.
     - Да!.. - потрясенно протянул Георгий.
     Одно дело знать, что  находишься  в  самом  сердце  мохового  болота,
рассуждать, что в длину в нем километров сорок, а  в  ширину  чуть  меньше
десяти - другое дело увидать  это  своими  глазами.  Пейзаж,  казалось  бы
примечательный лишь своим однообразием, в таких масштабах обретал значение
вселенского   символа.   Всюду,   покуда    различал    взор,    топорщили
японски-изогнутые ветки, усаженные почернелыми старыми шишками,  чахлые  в
рост человека сосенки.  Свободные  от  карликовых  сосен  мокрые  речажины
уходили вдаль длинными ярко-зелеными языками. Пятна высокого красного  мха
казались каплями  охры,  сорвавшимися  с  кисти  титанического  живописца,
осмелившегося писать этот слишком большой даже для  него  простор.  И  без
того далекий лес  отодвинулся  еще  дальше,  окунувшись  в  голубой  туман
горизонта. Лишь несколько островков вроде того, на котором они стояли,  но
поменьше, создавали необходимую каплю разнообразия.
     - Страшно, - сказал Георгий, кивнув вниз. - Туда спустишься, и ты как
на блюдце у кого-то. Или, еще хуже - под микроскопом. Ты  -  инфузория,  а
оно сверху, огромное. Теперь понимаю, почему предки бога изобрели.
     - Лось бежит, - перебил Артем,  показывая  пальцем  на  серое  пятно,
плывущее среди засохших вершинок. - Ребятня, лося видите?!.
     - Ура!.. - завопили с соседних деревьев.
     Лось продолжал двигаться, не меняя хода, и вскоре скрылся за одним из
островов.
     - А ведь нам пора, - спохватился Артем. - Дома уже волнуются, что нас
с детьми так долго нет.
     Когда они спустились вниз и гуськом двинулись  по  вымешенной  ногами
ягодников моховой тропе, Артем произнес, обращаясь сразу и к товарищу, и к
обоим детям:
     -  Больше  всего  меня  на  мху  поражает  несоответствие   огромного
пространства и тщательности отделки детали. Видели, сколько здесь всего, а
ведь любая нитка плауна ювелирно отделана, всякая  сосенка  в  сад  камней
просится, на каждой кочке росянка ютится, пьяника, другая травка. Лягушата
разные...
     - И слепни, - вставил Андрюха.
     - И слепни тоже, - согласился Артем. - Живут, чем-то  кормятся,  ведь
не нами же, мы для них - так, заблудший деликатес.  Только  тут  понимаешь
по-настоящему, что природа не для людей, а сама по  себе.  Все  эти  лоси,
кабаны - они здешние, а мы - гости...
     - Мой Андрюшка, когда маленьким был, - вставил Георгий, -  не  верил,
что звери действительно в лесу живут. Утверждал, что они только в  сказках
по лесу бегают, а взаправду живут в зоопарке.
     - Подумаешь, - сказал Андрей. - Ты так и сейчас веришь в  динозавров.
Будто в Африке динозавры водятся.
     - А что? - возразил сыну Георгий.  -  Запросто.  Видал,  какая  здесь
глухомань? А в Африке болота во сто крат больше здешних, а  людей  во  сто
раз меньше. К тому же, дикари, необразованные. Нашли же  в  Южной  Америке
тапира, так почему не найти и динозавра?
     - Ты еще про целакантуса расскажи, - подначил ученый  сын,  -  и  про
дракона с острова Комодо.
     По всему было видно, что Андрюшка не раз слыхал  отцовские  доводы  и
изрядно наскучил ими.
     - Вот она - современная молодежь, - нравоучительным голосом  лицемера
сказал Артем, - полагают, что все в мире уже открыто и упрятано в зоопарк.
А между тем, вовсе не обязательно ездить за динозаврами в Африку.  Или  ты
думаешь,  наши  места  менее  глухие?   Или   деревенские   бабки   сильно
образованные? Вон, Дарья Артемьевна соврать не даст, они  тут  все  вместо
"маринованные грибы" говорят "эмалированные".
     - Что-то ты не туда разогнался, - Георгий не мог  спокойно  наблюдать
профанацию любимой идеи. - Для динозавров здесь слишком холодно, а старухи
местные, хоть и малограмотны, а в родных  местах  каждую  травинку  знают.
Знахарки все подряд.
     - Не говорил бы,  чего  не  понимаешь,  -  снисходительно  усмехнулся
Артем. - Вот, определи, что это за трава?
     - Дудка! - в один  голос  откликнулись  Георгий  с  сыном,  а  Андрей
добавил:
     - Мы не бабки, можем и не знать.
     - Вот и неправда! - закричала  Даша,  завороженно  слушавшая  отца  и
ожидавшая минуты, чтобы встрять и поразить присутствующих своими знаниями.
- Это горичник болотный, у него стебли красные, а на горе большущие  дудки
- дягиль лекарственный, а у деревни в старом  мочиле  -  вех  ядовитый,  а
вдоль дороги - купырь лесной и тмин. А называются  они  зонтичные,  потому
что у них наверху зонтик как  у  укропа.  И  морковка  тоже  зонтичная,  и
пастернак, только у них зонтики на другой год бывают!..
     - Видите?.. - засмеялся Артем. - Дашка все знает, а попробуй  местных
спроси - тот же ответ:  дудка.  Есть  у  нас  в  Замошье  одна  -  Панька.
Знахаркой слывет, чуть не ведьмой. Я с ней говорил, так для нее и репей, и
татарник, и даже лесной василек, все на одно лицо, всему одно  название  -
колючий дед! А вы говорите: динозавры вымерли. Хотя здесь их действительно
нет, - продолжил он, перейдя на задумчивые и даже печальные интонации, как
говорил всегда, когда начинал  импровизировать  какой-нибудь,  чаще  всего
бесцельный  розыгрыш.  -  Прав  Жора,  холодно  для  них.  Здесь   царство
земноводных: тритоны в каждой луже, лягушки так из под ног  и  брызжут.  И
сохранились здесь древнейшие земноводные, а вовсе не рептилии.
     - Величайшее открытие  века  -  неведома  лягушка!  -  проскандировал
Андрюха.
     Артем прикинул, что они уже незаметно  прочвакали  почти  полпути  до
леса, и, вздохнув, сочувственно обратился к Георгию:
     - Плоховато твой сын естественную историю знает. Объяснил бы ты  ему,
что был когда-то за Земле каменноугольный период, и жили тогда стегоцефалы
- симпатичные такие зубастые лягушата, а вернее -  тритончики,  длиной  до
пяти метров...
     - Правда? - восторженно переспросила Даша.
     - Чего мне врать-то?
     - И ты говоришь, они тут сохранились? - спросил Георгий.
     Было непонятно, спрашивает ли он  всерьез  или  разгадал  приятеля  и
подыгрывает ему.
     - Пятиметровых теперь, конечно, не встречается, - отступился Артем, -
а вот метр, даже полтора, это запросто. Местные их  называют  гадами,  как
змей. А иногда говорят: ящера. Ящерка  -  маленькая,  так  обычных  ящериц
кличут, а ящера - большая, это стегоцефал.  Лежит  такая  тварь  в  мокрой
траве, пасть распахнута - живой капкан да и только. Его не заметишь,  пока
прямо на хвост не наступишь.
     - И тогда он тебя слопает.
     Артем не разобрал, кто сказал это, но среагировал мгновенно:
     - Нет, конечно. Стегоцефалы добычу целиком глотают, так что  человека
ему не одолеть, разве что Дашку. Они лягушек едят,  зайца  могут  схватить
зазевавшегося, куропатку. Ну, еще падаль едят, дрянь всякую.
     - Чего тогда его бояться? Пойти да поймать... - голос Андрюхи  звучал
неуверенно, боясь, что его сейчас поднимут на смех, он оставлял себе  путь
к отступлению, но серьезный вид взрослых и правдоподобные детали  начинали
убеждать.
     - Ты попробуй. Во-первых, стегоцефал зверь редкий,  можно  здесь  всю
жизнь прожить и ни одного ни увидать. На открытый мох он не  выползает,  в
сухом лесу не встречается, прячется в кустах у речажин, в мокрых  завалах.
Ты там без топора шагу не сделаешь, мимо  пойдем  -  покажу.  К  тому  же,
стегоцефалов ловить не так уж безопасно. Это тупая тварь, хватает все, что
движется. Стегоцефал - значит плоскоголовый. Здоровая зверюга, а ума ни на
грош. Я с ними дважды встречался, и охоты их ловить  эти  встречи  мне  не
прибавили. Первый раз я просто струсил и удрал. А второй и  того  хуже.  Я
его не  заметил,  так  он  мне  в  сапог  впился.  Приличный  экземпляр  -
сантиметров семьдесят. Сапог прокусил, я еле ногу  успел  вытащить.  Потом
полчаса мучился, пока сапог отнял.
     - Зачем отнимать, он все равно уже прокушенный, - скорее для  порядка
придрался убежденный рассказом Андрей.
     - Что же мне потом в  одном  сапоге  тащиться?  Но  главное  не  это.
Желудок  у  стегоцефала,  конечно,  луженый,  что  угодно  переварит,   но
резинового сапога и ему не осилить. Заглотал  бы  сапог,  а  потом  издох.
Жалко.
     - Я бы, - сказал Андрей, - схватил его, когда у него  зубы  в  резине
увязли, и связал.
     - Чем? Штанами? - вмешался Георгий. - А потом тащил бы его на  руках.
Сколько там было верст?
     - Пять.
     - Вот именно. Тоже удовольствие хорошее.
     - Я бы все равно его поймал,  -  не  сдавался  Андрюха,  но  тут  же,
спохватившись, невпопад брякнул: - Только никаких стегоцефалов нет, это вы
выдумываете.
     - Есть! - сказала Даша. - Я сама видела. Вот  такой,  -  она  развела
руки. - Только я думала, это крокодил. Он в кустах за деревней у  ям,  где
раньше лен мочили, прячется.
     "Вот и союзник появился", - подумал Артем, а вслух сказал:
     - Зачем его ловить, пусть себе живет. Сами подумайте, мы в Европе. До
Питера триста километров, до Москвы немногим больше.  Если  там  узнают  о
доисторических чудовищах, сюда миллион самодельных натуралистов  нагрянет.
Каждый первым делом захочет чучело набить. Так  они  за  месяц  не  только
стегоцефалов, но и простых лягушек повыведут.
     Беседуя  таким  образом,  путешественники  добрались   к   следующему
острову, низкому и болотистому, где, словно подтверждая слова  Артема,  на
каждом  метре   тропки   нежились   в   лучах   низкого   солнца   десятки
разнокалиберных лягушек. Затем тропа по широкой дуге огибала  повалившийся
горелый лес. Покрытые мохом деревья лежали внахлест  в  несколько  ярусов.
Мох и мелкая травка нивелировали местность, путь казался довольно  ровным,
так что Георгий неосмотрительно предложил пройти прямиком.
     - Давайте, - согласился Артем, но сам остался на тропе.
     Андрюха,  балансируя  на  стволах,  углубился  в  завал   метров   на
пятьдесят, но потом сорвался и по пояс провалился  в  выгоревшую  яму,  по
счастью сухую.
     - Хватит, - испугался Георгий. - Ноги переломаем.
     - Скажи лучше - стегоцефал утащит, - добавил Андрей.
     Они сняли Дашу, качавшуюся как на качелях на конце елового хлыста,  и
вернулись на тропу. Дорога, обходя гиблое место, вывела их к лесу. В  лесу
уже начинало заметно темнеть, так что разговор сам собой прекратился. Лишь
когда они  вышли  в  поле,  и  вдали  в  призрачном  свечении  белой  ночи
обозначились шиферные прямоугольники деревенских крыш, Даша спросила:
     - Папа, а если стегоцефала очень-очень хорошо кормить, он пять метров
вырастет?
     - Вряд ли, - ответил Артем. - Уцелела  только  мелкая  разновидность.
Полтора метра - предел. А что, тебе мало?
     - Мало, - вздохнула Даша. - Я хочу пять.
     - Да нет никаких стегоцефалов! - жалобно выкрикнул Андрюшка.  -  Дядя
Артем, ведь это вы смеетесь!
     - Я смеюсь? - удивился Артем. - Ничуть. Я серьезен,  как  никогда.  Я
даже ни разу не улыбнулся. А тебе, друг мой, не мешало  бы  осознать,  что
природа, равно как и  наука,  умеет  много  гитик.  Скажи,  где  пролегает
северная граница распространения цикады?
     - Я почем знаю? - буркнул Андрюшка.
     - Так я подскажу. На широте Москвы. Вернешься