го, ты побежишь от стен так быстро, словно за тобой  гонятся
все те волки, в которых будто бы умеет перекидываться твой ученик.
     Бюргер направился к башне. Ганс шел  за  ним.  Магистр  своим  ключом
отпер  дверь,  вошел  внутрь  и  через  несколько  минут  вернулся,   таща
упирающегося связанного Питера. Ганс распутал веревки, и мальчик  прижался
к нему, часто вздрагивая.
     - Быстрее, - поторопил Бюргер.
     Оступаясь  и  проваливаясь  в  невидимые   выбоины,   они   перелезли
полуразрушенную стену, скатились вниз по откосу. Силуэт стоящего на  стене
Вольфа Бюргера четко чернел над ними.
     - Вот видишь, - донеслось сверху, - я  поступил  с  тобой  честно.  Я
знаю, ты тоже честен и не будешь мстить городу.


     От города Ганс с Питером не ушли. Рассвет застал их  на  холме  ввиду
городских стен. Укрывшись среди деревьев, Ганс смотрел на крыши  Гамельна.
Его исчезновение,  конечно,  давным-давно  замечено,  а  сейчас,  наверное
обнаружили, что бежал и Питер.  Вольф  Бюргер,  пылая  притворным  гневом,
объявляет горожанам, что замки и  цепи  целы,  но  преступник  ушел.  Лицо
Бюргера озабочено, но в душе  он  смеется  и  над  людоедской  жестокостью
Цвингера, и над простофилей Гансом.
     А сейчас... Ганс сжался, стараясь ничего не видеть,  не  слышать,  не
знать. Вольф прав, он не должен был вторгаться в мирную жизнь города, ведь
это действительно их дети, а уж кои так вышло, то надо немедленно уйти,  и
чем скорее его забудут, тем лучше, и для него, и для детей. И все же  уйти
Ганс не мог. Каждый удар отзывался в нем болью, он ощущал детский страх  и
стыд и чувствовал, как с каждым взмахом кнута на городской площади  уходит
из него драгоценная сила.  Он  убивал,  чтобы  выручить  этих  детишек,  и
обманывал ради них, а теперь он их предал - и тоже ради них самих.
     Поучительная экзекуция окончилась, а Ганс еще  долго  лежал  лицом  в
землю. Потом он встал и пошатываясь, побрел вглубь леса.
     Ганс шел оглохший и ослепший, не видя  мира  вокруг.  Он  стал  чужим
этому миру  -  обыкновенный  прохожий,  без  дела  идущий  неведомо  куда.
Остановила его мысль, что он забыл что-то важное. Ганс присел  на  камень,
достал из сумки дудочку, беззвучно перебрал пальцами по отверстиям,  потом
размахнулся и забросил ее в кусты.
     Кусты раздвинулись, на поляну вышел Питер. На руках он нес  маленькую
Мари.
     - Мастер, - сказал Питер, - Мари набила кровавую мозоль, она не может
больше идти.
     - Куда идти, зачем? - пробормотал Ганс.
     - С вами, - пояснил Питер. - Они тоже решили уйти.
     - Обязательно! - подтвердила Мари.
     Все еще ничего не понимая, Ганс осмотрел ногу  Мари,  ободрал  ивовую
ветку, тщательно разжевал горькие  листья  и  приложил  зеленую  кашицу  к
больному месту. Когда он, кончив лечение, поднял голову,  то  увидел,  что
вокруг стоят все его ученики:  Анна,  оба  Якоба,  Лизхен  с  Гансиком,  и
щеголеватый Людвиг, и все остальные, кого он не успел запомнить по  имени,
но любил больше всего на свете.
     Значит, ничто не изменилось... Ганс вздохнул. Нет, изменилось многое.
Дети ушли к нему из-под строгого надзора через  полчаса  после  экзекуции.
Просто так им это не удалось бы, наверняка они воспользовались его наукой.
Но в городе уже спохватились, скоро вышлют погоню. Этого Ганс  не  боялся,
он снова ощущал в себе силу и знал, что если захочет, то ни одна ищейка не
возьмет след, а отпечатки детских ног оборвутся на камне,  так  что  самый
опытный следопыт руку даст на отсечение, что дальше никто не шел и, должно
быть, сама скала раскрылась и поглотила детей. Их никто не найдет. Правда,
прокормить такую ораву непросто, но он справился бы и с этим. Все было  бы
легко и понятно, если бы не одно возражение...
     Ганс перевел взгляд на Мари. Ее круглая мордашка была  удивительно  и
смешно похожа на бородатое лицо кузнеца, который стегал Ганса на  площади.
"Это наши дети, - прозвучал в ушах голос Вольфа Бюргера. - Ты честен и  не
будешь мстить городу". Именно так. Он не может увести детей, но не может и
прогнать их от себя. Прав Бюргер, но прав и  он.  Решить  их  спор  должны
дети, каждый в отдельности, сам за себя, и не сейчас, когда обида мешается
с болью, а по здравому размышлению, трезво взвесив все  "за"  и  "против".
Задача  непосильная  не  только  для  ребенка,  но  даже  для  мудрого   и
дальновидного Вольфа Бюргера. И все же решать придется.
     Усталые дети стояли кружком  вокруг  наставника  и  терпеливо  ждали,
когда начнется урок.
     - Сегодня мы с вами должны вместе подумать,  может  ли  доброта  быть
жестокой, - сказал Ганс, глядя туда, где за деревьями не было видно  башен
осиротевшего города Гамельна.





                             СТРАЖ ПЕРЕВАЛА


     Шаги звенели по плитам пола. Они звучали так реально, что каждый знал
- идет Лонг. И все же сторожевые драконы у входа в зал удушливо  рявкнули:
"Вассал Лонг идет к Владыке Мира!", -  и  берилливые  андроиды  следующего
зала продребезжали, вращая синим объективом телеглаза: "Вассал Лонг идет к
Владыке Мира!", - клич катился не затихая, пока от самого  трона  эхом  не
откликнулись мутные мороки: "Вассал Лонг входит к Владыке Мира!.."
     Лонг вошел и остановился. Владыка восседал на троне,  сработанном  из
черного шершавого камня и бледной пустоты. В руках  Владыка  сжимал  жезлы
власти: огненный и золотой. Мороки и василиски рядами окружали трон. Лонг,
не сгибаясь, прошел на середину зала и лишь там резко наклонил голову, так
что оконечность глухого забрала звонко клацнула о выпуклый нагрудник.
     - Всемогущий! - произнес Лонг. - Я пришел на твой зов.
     Ничто в лице Владыки не изменилось,  даже  губы  не  дрогнули,  когда
прозвучал его голос:
     - Сегодня я позвал тебя не для беседы. Я задумал новый большой поход,
мне нужна твоя служба.
     - Чем может помочь, живущий на краю Мира?
     Впервые лицо Владыки оживилось, блеснули глаза. Он ответил:
     - Я решил подняться на Перевал, взять то,  что  находится  за  ним  и
присовокупить к моим владениям.
     Лонг растерялся.  Он  не  знал,  что  делать  и  как  отвечать.  Лишь
тысячелетняя привычка позволила ему сохранить полную неподвижность.  Потом
пришли слова:
     - Всемогущий! - сказал Лонг. - Перевал невозможно пройти. На границах
твоя власть кончается, ты сам это знаешь.
     - Ложь! - крикнул Владыка. Лицо его внезапно ожило.
     Лонг в  ответ  поднял  забрало  и  сказал  обычным  голосом,  уже  не
беспокоясь об этикете:
     - Это правда. Я интересен, в моем доме бывают гости со всех краев,  и
я знаю, что жители границ не боятся тебя. На юге, где  обитают  кошмары  и
призрачные миражи, никто и в грош не ставит твою великую власть.
     - Ты хочешь обратить мою ярость на юг, где она безвредно рассеется  в
мертвом свете, не так  ли,  прямодушный  рыцарь?  -  усмехнувшись  спросил
Владыка. - Я усмирил  непокорных  духов  страшными  заклятиями,  Отшельник
склонился передо мной, на  юге  больше  нет  границы.  Теперь  очередь  за
севером. Там действительно дикая страна.  Знаю,  что  заклинания  потеряют
силу, а колесницы остановятся, ибо по ту сторону гор мертвые машины, чтобы
двигаться, должны пожирать пищу и пить воду. Мечи из струящегося тумана не
смогут даже оцарапать грубую плоть северных варваров. Для них нужны  сталь
и камень. Но ведь это очень простые вещи, Лонг, они есть в моем мире,  так
что найти оружие будет нетрудно.
     -  Да,  в  этом  мире  есть  сталь!  -  Лонг  обнажил  меч.  Меч  был
обоюдоострый, одна грань жемчужно переливалась туманом,  по  другой  бежал
причудливый рисунок булата. Лонг сорвал с руки блестящую перчатку и дважды
провел лезвием по пальцам. С ногтей закапала кровь. Во всем мире у  одного
Лонга была настоящая горячая кровь, и при виде красных капель безмолвные и
неподвижные телохранители Владыки пришли  в  движение:  одни  отшатнулись,
другие прянули навстречу.
     - Я - страж Перевала, - раздельно произнес Лонг, клянусь этой кровью,
что никто и никогда не проникнет из внешнего мира сюда, и никто не  выйдет
отсюда во внешний мир. Никто и никогда!
     - Клянусь кровью, которой у меня нет,  -  возгласил  Владыка,  -  что
через три дня я пройду Перевал, а если мой  раб  вздумает  мешать  мне,  я
уничтожу его!
     - Я не раб, - сказал Лонг.  -  Даже  этому  миру  я  принадлежу  лишь
отчасти, а на Перевале слушаю только себя и свой долг.
     - Да, - сказал Владыка, - ты мало похож на подданного, в тебе  больше
той силы, что живет за горами, поэтому ты так горд. Но и твою  силу  можно
сломить...
     Огненный столб расплескался по залу, ударил в грудь Лонга. Это был не
призрачный колдовской огонь, а настоящее плотное  и  дымное  пламя.  Тугие
керосиновые струи хлестали откуда-то,  взбухали  изнутри  багровым  жаром,
закручивались смерчем и исходили черными  клубами  копоти.  Доспехи  Лонга
раскалились добела, хромовая насечка стекала крупными каплями. Подняв меч,
Лонг шагнул вперед. Он не видел противника, на знал, куда идти, и старался
лишь не упасть, но колени  подогнулись,  покрытые  черными  пятнами  плиты
встали перед глазами. Лонг чувствовал, как кипит и испаряется его кровь.
     "Конец, - подумал он. - Хорошо, что не видит Констанс..."
     Огонь иссяк также неожиданно, как и явился; сверху пал  дождь.  Капли
воды с визгом ударялись о покоробившиеся от жара латы,  ртутными  шариками
бегали по горячим плитам. Лонг  открыл  глаза.  Над  ним  склонялось  лицо
Владыки. Сейчас  оно  было  почти  настоящим,  в  глазах  светилась  живая
алчность, и в голосе слышалась совсем человеческая мольба:
     - Я не хочу убивать тебя, Лонг. Ты мне  нужен.  Ты  единственный  был
там, ты сам почти оттуда. Ты знаешь их недостатки  и  слабости,  ты  легко
сможешь победить. Я хочу, чтобы ты  вел  мое  войско,  а  после  победы  я
возвеличу тебя, Лонг. Ты будешь не хранителем Перевала, а моим наместником
в новых землях...
     Лонг поднялся, с трудом разламывая скрючившуюся скорлупу доспехов.
     - Ты можешь убить меня, - сказал он, - но  прежде  узнай  правду.  Ты
зовешься Владыкой Мира, но подлинный мир - там, за Перевалом.  Здесь  лишь
бледная его тень, ненужный бред. Порой  здесь  встречается  настоящее,  но
лишь потому, что тот мир чрезмерно богат и  не  может  вместить  все.  Там
действуют свои законы, над которыми нет владык. Ты всемогущ лишь здесь,  я
прошу тебя забыть о Перевале.
     -  Вот  ты  и  заговорил  по-другому,  -  удовлетворенно  резюмировал
Владыка, - теперь осталось лишь заставить тебя сказать иное. Для  этого  у
меня припасен еще один  сюрприз.  Значит,  по-твоему,  непобедимое  войско
обессилит на границе, а то и просто не сможет одолеть Перевал? Посмотрим!
     Огненным жезлом Владыка очертил  круг,  в  центре  которого  возникла
согнутая фигура. Длинные,  чуть  не  до  колен  руки  с  тонкими  сильными
пальцами. Плечи сутулятся так, что  стоящий  кажется  горбатым.  Спутанные
светлые волосы падают на лоб, почти  скрывая  взгляд  удивленных  глаз.  И
вечная виноватая улыбка, такая знакомая и неуместная  здесь,  возле  трона
Владыки. В круге стоял Труддум.
     - Мастер! - приказал Владыка. - Расскажи про свою машину.
     - Она называется инвертор, - сказал Труддум и замолчал.
     - С ее помощью можно пройти границу?
     -  Да,  конечно.  Инвертор  разрушает  реальность,  превращает  ее  в
возможность или даже разлагает до абсурда.
     - Значит, мои  воины  сохранят  силу,  а  глупые  законы,  охраняющие
загорные земли, рассыплются на случайности и начнут подчиняться мне?
     - Разумеется, если построить достаточно мощный  прибор.  Но  ведь  не
все, что можно построить, следует включать...
     - Об этом судить мне! - отрезал Владыка и взмахом жезла стер круг.
     Труддум исчез.
     Еще  целую  секунду  Лонг   стоял   неподвижно,   пытаясь   осмыслить
случившееся. В словах Труддума он не сомневался, мастер никогда и ни в чем
не делал ошибок.  Значит,  границы  больше  нет,  таинственные  инверторы,
придуманные Труддумом одолеют горы, и прекрасный реальный  мир  перестанет
существовать, умрет в хаосе. Единственный, кто стоит на  пути  войск,  это
Лонг со своим наполовину реальным мечом.  Ему  одному  придется  оборонять
Перевал, одному - без Труддума. Труддум - предатель. Это  тоже  предстояло
осмыслить.
     Лонг повернулся и побрел прочь. Почерневшие  доспехи  скрежетали  при
каждом движении, плиты пола гудели похоронным звоном.
     Лонг! - прогремело сзади. - Через три дня войско подойдет к Перевалу,
и либо ты возглавишь его, либо оно пройдет по тебе!
     Лонг не ответил.
     - Вассал Лонг покинул тронный зал! - рявкнули сторожевые драконы.


     Дорога  петляла,  сворачивала,  порой  вообще  исчезала,  но  все  же
медленно и нехотя поднималась в  гору.  Если  обернуться  назад,  то  тоже
увидишь, что дорога поднимается в гору, но это обман.
     Лонг обернулся. Вздернутый южный горизонт  терялся  в  мареве,  серая
дымка смазывала  очертания  предметов  и  без  того  зыбких.  Лишь  дворец
Владыки, видимый всегда и отовсюду, возвышался грозно и красиво.
     Мир тянулся с севера на юг, от Перевала вниз, через земли все меньшей
вероятности, в край абсурда. На  крайнем  юге  Мир  переходил  в  пустыню,
населенную призраками  и  миражами.  За  пустыней  не  было  ничего.  Даже
нереальный Мир там истончался и переставал существовать. Правда,  там  жил
Отшельник. Как и Лонг он был хранителем границы, но не стражем, потому что
там было нечего и не от кого охранять. Как и  чем  существовал  Отшельник,
Лонг не знал,  хотя  самого  Отшельника  видел  не  раз.  Порой  Отшельник
объявлялся в замке Лонга, беседовал с хозяином на отвлеченные темы  и  так
же непонятно исчезал. Лонг ни о чем не расспрашивал гостя,  уважая  в  нем
силу равную  своей.  Поэтому  Лонг  не  слишком  поверил  словам  Владыки.
Всемогущий Владыка тоже может ошибиться, приняв уклонение  за  победу.  Юг
всегда умел раствориться и ускользнуть.
     Здесь было не так. Все чаще подковы коня  цокали  по  камню,  высекая
искры. Пейзаж становился отчетливей, хотя не был постоянен. В  стороне  от
дороги с громовым гулом извергался  вулкан,  а  неподалеку  шумел  большой
город, и никто не обращал внимания на  огонь  и  падающие  камни.  Завтра,
возможно, на месте содрогающейся горы будет озеро, а улицы зарастут лесом.
     Людей в этом краю не встречалось, хотя ежесекундно возникали  образы,
бледные и нежизненные.  Здесь  обитали  уроды  и  ослепительные  небывалые
красавцы, подлецы, чья подлость самодовлеюща и безрезультатна, и  сказочно
благородные герои, успевавшие произнести несколько гордых фраз прежде  чем
бесследно раствориться. Лишь воля Владыки могла внести подобие  порядка  в
хаос, удержать ту или иную химеру, и тогда залы  дворца  украшались  новым
изумительным монстром.
     То, что оказывалось  более  постоянным,  жалось  на  север,  ближе  к
границе Лонга. Здесь жили почти обычные люди, хотя и среди них встречались
чудовищные мерзавцы и ходячие примеры для подражания,  изуверы  и  образцы
добродетели. Но их жизнь исчислялась не минутами, а  годами,  каждый  имел
свою физиономию, и  все  они  казались  более  человечными  и  непростыми.
Жителей плоскогорья Лонг объявил под своей защитой, вел их в бой, когда  с
юга  набегали  орды  косматых  варваров,  и  в  одиночку  расправлялся   с
великанами и чудовищами, порой выбиравшимися на плоскогорье.
     Дом был уже недалеко, горы нависали  все  ощутимее,  дорога  курилась
желтой пылью, от кустов вдоль тракта тянуло сладким ароматом.  Мимо  Лонга
пронеслось стадо золоторогих антилоп; звери мчались,  картинно  запрокинув
головы, роняя с губ дымящуюся пену. Вскоре появился тот, кто вспугнул  их.
Сверхъестественной величины клоп медленно полз вдоль  дороги.  Похожий  на
бревно  хоботок  конвульсивно  дергался,  высасывая  все,   что   попадало
навстречу: людей, животных, деревья. Позади оставалась мертвая полоса.
     Лонг  истово  ненавидел  подобные  создания,  порожденные  всплесками
флюктуаций. К тому же клоп двигался на север и случайно мог  добраться  до
предгорья. Лонг выдернул меч и поскакал наперерез опасному  гаду.  Сосущий
хобот рванулся  ему  навстречу,  Лонг  уклонился  от  удара  и,  подскакав
вплотную, вонзил волнистое лезвие в хитиновую броню. Клоп завалился набок,
щетинистые десятиметровые ноги вытянулись и заскребли друг о друга, словно
пытаясь счистить налипшие комья грязи. Лонг отер пот со лба.  Лишь  теперь
он  сообразил,  какой  опасности  избежал.  Ведь  доспехи,  делавшие   его
неуязвимым, остались у порога дворца, почерневшие и искореженные. А в этих
областях удар страшного жала был  бы  смертелен.  Лонг  почувствовал,  как
болит рассеченная мечом рука. Он забыл заживить порез в долине,  и  теперь
рана будет заживать долго.
     Рядом  послышался  звон  бубенцов,  голоса.  Мимо  проходил  караван.
Рыжебородый купец, отделившись от процессии, подъехал к Лонгу.
     - О благородный и прекраснодушный незнакомец! - возгласил  он.  -  Ты
спас меня от этого ужасного вепря. Я намерен достойно наградить тебя.  Моя
дочь, красавица Гюльгары, станет твоей женой!..
     Лонг повернул коня и выехал на  дорогу.  Горы  были  уже  близко.  По
дороге навстречу Лонгу медленно брел человек.  Тощий  узелок  болтался  на
длинной дорожной палке.
     - Здравствуйте, сеньор! - сказал путник.
     - Оле? - удивился Лонг. - Что ты здесь делаешь?
     - Отправился в путешествие, - ответил Оле.  -  Дома  стало  скучно  и
опасно. Мне не нравится, когда сразу и скучно и опасно, поэтому я ушел...
     Такое случалось с жителями плоскогорья. То один,  то  другой  из  них
спускались в долину. Возвращались редко, изменившимися до  неузнаваемости.
Лонг спокойно относился к уходам  и  метаморфозам  ушедших,  но  уход  Оле
произвел тягостное впечатление. Оле  жил  у  самого  замка  и  был  просто
земледельцем, таким, что порой встречались и по ту  сторону  Перевала.  Он
появлялся в замке, помогая Труддуму в возне с хитроумными  механизмами,  а
вечерами частенько зазывал Лонга и Труддума  к  себе  -  отведать  горного
меда. И вот теперь Труддум бежал к Владыке, и Оле тоже уходит, вернее, уже
ушел, ведь он-то не может безнаказанно спускаться в долину.
     - ...а скучно стало давно, с той минуты, как Констанс не поселилась у
нас, - говорил Оле.
     - Что? - вскрикнул Лонг. - Откуда ты знаешь о ней? Отвечай!
     - Вот я и  ушел,  -  невозмутимо  продолжал  Оле.  -  Думаю  пойти  к
Отшельнику. Далеко это, но почему бы и не дойти? Бродяга, говорят, дошел.
     - Глаза прекрасной Гюльгары подобны  двум  спелым  сливам,  монотонно
бубнил за спиной успевший потерять свой караван купец.
     Лонг перевел дух. Ну конечно, с той минуты, как Оле  спустился  вниз,
он перестал быть собой. А может быть, это и вовсе не  Оле,  а  просто  эхо
собственных мыслей Лонга. Ведь доспехи погибли, и значит, мысли Лонга  так
же обнажены перед Миром, как и его грудь.
     Конь широкой рысью поскакал в гору. На пыльной дороге  впереди  четко
отпечатывались следы ушедшего Оле.


     Замок Лонга, как и полагается замку, стоял на скале. Дорога  спиралью
поднималась к воротам, перекрытым поднятым  мостом.  Узкие  бойницы  башен
светились теплым электрическим светом.  Обычно  свет  по  вечерам  зажигал
Труддум, так  что  сегодня  Лонг  ожидал,  что  дом  встретит  его  темной
пустотой. Лучи из окон смутили его.
     На последнем повороте Лонг остановил  коня  и  оглянулся.  Перед  ним
лежала его страна - край  почти  настоящий.  Влажный,  непризрачный  туман
скрадывал очертания деревьев, домов  и  многочисленных  ветряных  мельниц.
Зачем нужны мельницы, Лонг не думал, их никто и никогда не строил, зато во
время низовых нашествий горели они десятками.  Жителям  мельницы  тоже  не
были нужны, в каждом  крестьянском  доме  вращался  выстроенный  Труддумом
мотор, согревал, освещал, молол хлеб. Только колдовские берлоги да мрач