очень хорошо, что ты здесь. Ты ему нравишься, это ясно, а ему очень нужно, чтобы кто-нибудь рядом нравился".
     Я сказала тихо, почти самой себе: "Это всем, наверно".
     "Вот ты и появилась. Не то, чтобы няня его не была хорошей женщиной, очень даже милая, но она с ним возилась, как с младенцем, что ни говори, это конечно естественно, потому что дитя произрастало у нее на ручках. Может, хозяин и прав, как ты сказала, что пожелал ему перемен, особенно после того, как он потерял папу с мамой, бедный малыш. И вы с ним обращаетесь просто великолепно, если позволите мне так сказать".
     Я ответила с искренней благодарностью: "Вы очень добры. Большое спасибо. - Потом подняла поднос и улыбнулась. - Надеюсь внизу все пройдет хорошо. По крайней мере есть один человек, который рад приезду Рауля".
     Она остановилась в дверях и повернулась. "Кто? Мистер Флоримон? Ну как сказать..."
     "Я имела в виду не его. Филиппа".
     Она замотала головой: "Да они, считай, не знакомы, мисс. Не забывай, Филипп приехал из Парижа прямо перед тобой, а мистер Рауль с тех пор еще тут не разу не был".
     "Значит, они виделись в Париже или у другого дяди".
     "Нет. Это я точно знаю. И готова поручиться, они не виделись в Пари. Пари! - Она трубно наслаждалась музыкой этого слова. - Пари! Не будет он в Пари занимать себе голову Филиппом. Он найдет какие котелочки парить в Пари!"
     "Но когда мы сегодня услышали, как машина едет вверх по зигзагу, мальчик вылетел на балкон, как ракета... И ждал он точно не месье Флоримона. Он выглядел очень разочарованным, даже более того, сюда подходит слово "крах"... Кого же он еще мог ждать, если не своего двоюродного брата?"
     Я посмотрела на нее и поразилась, глаза ее наполнили легкие неожиданные слезы. Она кивнула и вытерла щеки тыльной стороной пухлой руки. "Бедный малыш, бедный малыш", - все, что она говорила, но после нескольких всхлипов и каких-то действий с платком объяснила. Просто, очевидно и ужасно. "Он никогда не видел их мертвыми. И ему не разрешили пойти на похороны. И мы с Седдоном думаем, он не верит, что их больше нет. Они должны были приехать из аэропорта, он ждал, а они так и не появились. Больше их не видел. И все еще ждет".
     "Это ужасно. Это... ужасно, миссис Седдон".
     "Да. Как только поднимается машина, он уже летит туда. Я видела как. Счастье, что здесь мало ездят туда-сюда, если бы он это делал слишком часто, все бы закончилось ударом головой об гравий, или он упал бы прямо на эти острые пики, как жук на булавку".
     Мне даже холодно стало. "Я буду следить за ним".
     "Следи уж".

Четвертая карета

7

     Филипп уже спал, свернувшись под одеялом в не правдоподобно маленький комок. Горел свет, книга лежала на полу. Он что-то зажал в кулаке, я откинула простыню, чтобы посмотреть - один из солдат королевы в меховой шапке. Я подняла книгу, поправила постель и тихо удалилась, унося ненужный шоколад.
     У себя в комнате я сразу вышла на балкон. Занавес упал и отсек меня от света. Мягкая, неожиданно теплая ночь. Ни малейшего признака тумана, но внизу, в долине темнота немного бледнее. Запах весны в воздухе. В лесу два раза крикнула сова. Я чувствовала усталость и депрессию. Слишком много для одного дня. Но почему-то приятные вещи - утреннее знакомство с Вильямом Блейком, веселый легкий флирт с Флоримоном - не вспоминались, ощущение полной растоптанности. Да понятно, знакомо все это. Одиночество со мной давно, всегда, можно не обращать на него внимания и даже получать от него удовольствие... Но иногда отчаянной самодостаточности каким-то образом не хватает, начинаешь искать болеутоляющие средства - радио, собаки, шампунь, чулки постирать, маленький солдатик...
     Я прикусила губу и сосредоточилась. Два приятных события в день и занимательный разговор с домоправительницей - недостаточная причина, чтобы одиноким вечером чувствовать себя всеми покинутой. Нечего стоять тут и жалеть себя. Чего мне ради бога надо? Уцепиться за иллюзию, созданную учтивостью Флоримона, что он, я и мадам Валми могли бы общаться у огня на равных условиях? Находиться с ними в одной комнате, что было бы естественным, не произойди того события десять лет назад? Та жизнь кончилась, чем скорее я это усвою, тем реже мне будут допекать перепады настроения и памяти. Заставив себя повернуться, я прошла к северному концу балкона и остановилась над высокими окнами салона.
     Свет, смягченный золотыми занавесками, мягко струился на террасу. К нему простирались шипы и ветки обнаженных розовых кустов из свежевскопанной земли. Из единственного открытого окна вылетали разговоры и смех. Легко представлялись огонь камина, запах кофе, бренди и сигар... "Спокойной ночи, мисс Эйр..." Мне стало смешно, я вернулась в разум и направилась к собственному окну. Если я собираюсь провести остаток жизни в углу чужой гостиной, одетая в черный бомбазин, что бы это такое не было, то пусть это будет самый лучший бомбазин из всех имеющихся. Игнорируя книги, радио и стирку чулок, я одела пальто и вышла.
     Я медленно спускалась по зигзагу, лунный свет делал все нечетким, ноги скользили по неощутимой влажности. Вообще существовала дорога и через лес - крутой спуск, срезающий углы, - но под деревьями наверняка уже совсем стемнело, упасть же можно. Спокойный воздух. Далеко в долине у реки отчетливо раскинулся язык тумана. Из леса снова крикнула очень печальная сова. Сильный влажный запах земли и растущей зелени, весны... Это не нежные ароматы, а что-то резкое, почти жестокое, ударяющее по всем чувствам, как новая жизнь пробивает землю. Я вошла в крайне поэтическое настроение, вспомнила, как папа прививал мне вкус к поэзии, научил получать удовольствие от чужих слов, когда они совпадают с собственными чувствами, обогащают их новыми оттенками... Но как только зашуршали листья, все эти мысли абсурдно покинули мою голову. Я вспомнила, что во Франции до сих пор водятся медведи. И кабаны. И, может быть, даже волки. И еще, наверняка, оборотни и вампиры. Так издеваясь над собой, я спустилась к реке.
     Элегантный мост с восемнадцатого века до сих пор продолжал грациозно изгибаться над рекой. Густой туман был мне по пояс и облаком стекал к невидимой, но шумной воде, местами из него торчали ветки. Сосновый лес на склонах превратился в сгусток темноты и посылал такой же темный густой запах. По долине проехала машина, ее фары то появлялись, то исчезали в тумане, вырывая из тьмы четкие фантастические деревья. Она добралась почти до моста и повернула. Грузовик в Субиру. Я собралась идти назад, и увидела наверху крохотный огонек среди деревьев, похожий на маленькую желтую звезду. Нет планету, причем населенную. Может, это и не избушка Вильяма Блейка на высоте четыре тысячи футов, но я почему-то была уверена, что это она. Я улыбнулась, представила, как он сидит там среди бинтов и термометров. Промчался мимо еще один грузовик. А интересно, мой новый знакомый не забыл про коньяк?
     Я заметила машину, которая скрывалась за огромным грузовиком, только когда она вылетела на узкий мост и понеслась на меня торпедой. Свет фар пришпилил меня к мосту, как булавка, раздался металлический визг тормозов, я отпрыгнула к обочине, что-то зацепило меня, дернуло, я упала, автомобиль пронесся в футе от моего беспомощного тела и застыл. Мотор заглох. Хлопнула дверь. Голос Леона де Валми: "Где вы? Ранены? Я не задавил вас, нет? - Быстрые шаги. - Где вы?" Я стояла на коленях и думала, что потеряла рассудок. И ослепла. Никого и ничего не видела, но пыталась встать на ноги. Вынырнула из тумана, оперлась на перила.
     Все-таки я не сошла с ума. Это оказался не Леон де Валми, хотя тридцать лет назад он, наверное, именно так и выглядел. Очень красивый, высокий, разъяренный и сильный. Я села.
     "Вы ранены?"
     "Нет".
     "Я задел вас?"
     "Нет".
     "Все в порядке?"
     "Да, спасибо".
     Дыхание его выровнялось, но разозлился он еще больше. "Тогда не будете ли вы так добры объяснить, какого дурацкого дьявола вы стояли в тумане посередине дороги? Я вас, черт возьми, почти убил, я вы это вполне заслужили!"
     Шок на меня тоже действовал, и я не привыкла, чтобы на меня орали. Я перестала ощупывать одежду, подняла голову в уставилась на него не менее яростно. "Это - частная дорога, и я имею полное право стоять, сидеть или лежать на ее середине, если хочу! Я вас не ждала, совершенно забыла, что вы собираетесь приехать, и в любом случае не правильно нестись с такой скоростью, частная эта дорога или нет!"
     Пауза, он явно растерялся. А потом сказал мягко: "Всего пятьдесят в час, а дорогу я знаю, как свой карман".
     "Пятьдесят! - Я почти визжала. - Километров, надеюсь!"
     "А чего же еще?"
     "Все равно слишком быстро, и туман".
     "Я хорошо видел дорогу, а машина на поворотах сидит плотно, как наседка на яйцах".
     "Все равно она меня почти задавила!"
     "Понимаю. Но никак не мог ожидать, что кто-нибудь стоит посередине моста в это время ночи... и вообще не ясно, почему я должен оправдываться в том, что не задавил вас. Может теперь объясните, почему вы считаете себя вправе стоять, или вы намеревались лежать, посередине этой конкретной частной дороги? Это, знаете ли, поместье Валми..."
     Я вытирала руки платком. "Да. Я здесь живу".
     Он удивился, прищурил глаза: "Вы определенно не одна из..."
     "Служанок? В некотором роде. Я гувернантка Филиппа".
     "Но мне сказали, что она - английская девушка".
     Я почувствовала себя так, будто он ударил меня в живот. Впервые я осознала, что ругались мы по-французски. Я выпала из душевного равновесия и отвечала автоматически, не думая, на том языке, на котором он задавал вопросы. Я сказала жалко: "Забыла..."
     "Вы англичанка?"
     "Линда Мартин, из Лондона. Я здесь три недели".
     "Тогда позвольте поздравить с несомненными успехами".
     Второй шок окончательно лишил меня рассудка. Сухая интонация почти превратила Рауля в Леона, я ответила очень пискляво: "Вы прекрасно понимаете, что я не могла выучить французский за три недели. Поэтому не добивайте меня, не предавайте, плюс к тому, что сбили с ног".
     Он имел все основания меня уничтожить на месте, но всего-то и сказал: "Извините. Уже можете двигаться? Не стоило мне тут занимать вас разговорами, вы должно быть не в себе. Давайте сядем в машину, и я отвезу вас в дом". Как и его папа, он умеет обезоруживать.
     "Я в порядке", - сказала я, и позволила взять себя под руку, мои коленки тряслись.
     "Вы хромаете, все-таки пострадали".
     "Это не вы. Я упала, когда пыталась отскочить. Немного ногу подвернула, только и всего".
     "Думаю, чем скорее я отвезу вас в замок и дам выпить, тем лучше". Большой автомобиль стоял весь перекошенный в грязи на краю дороги.
     "Он не сломался?"
     "Не думаю. Надо немного его развернуть. Как вам удобнее, подождать снаружи или сразу сесть через мою дверь?"
     "Если вам все равно, то лучше сесть". Он подсадил меня в свой выигранный лимузин, пахло сигаретами и дорогой кожей, я откинулась на огромном роскошном сиденье и почему-то вспомнила как в приюте Констанс Бутчер одна девочка говорила: "Если соберешься попадать под машину, то уж по крайней мере выбирай Роллс-Ройс". Я подумала, что "Кадиллак" ничуть не хуже. Постепенно до меня начало доходить, что я чуть не умерла, и притом возможно сломала очень дорогую машину. Рауль сел за руль и мы плавно тронулись с места.
     Мы вдруг остановились, машина замерла, мощно покачнувшись. "Et voila", - сказал он и улыбнулся.
     Когда его рука потянулась к ручному тормозу, я жалко пропищала: "Месье де Валми".
     Рука остановилась. "Да?"
     "Я хочу извиниться. Мне очень стыдно, правда. Не будьте таким великодушным. Я понимаю, что это моя вина, и вы заставляете меня чувствовать себя муравьем. Я не должна была быть на дороге, вы спасли мне жизнь, а я нагрубила, а девяносто девять людей из ста на вашем месте просто размазали бы меня отсюда до Мадагаскара. И я, как жалкое ползучее насекомое. И, - закончила я совсем уж по-идиотски, - если ваша машина сломалась, можете вычитать стоимость ремонта из моей зарплаты".
     К концу моей речи он хохотал. "Спасибо. Она цела".
     "Правда?" - спросила я подозрительно.
     "Да. Ни царапины. Мне послышался какой-то скрежет, но, очевидно, просто ветка попала под колесо. Поэтому не надо извиняться. Это буду делать я".
     "Ну и хорошо. Я совершенно одурела, не знаю, что делаю и говорю, извините. - Он молчал, вроде чего-то ждал. Не двигался, смотрел на меня очень серьезно. Я сжала руками колени, чтобы собраться с силами и продолжать. - Я так мало понимала, что говорю, что выдала себя".
     "Когда заговорили на французском".
     "Да".
     "Это интересно. Значит, я прав?"
     "Что они не знали, что я частично француженка, когда брали меня на работу?"
     "Да".
     "Я вас не нанимал, вы не обязаны объяснять. Но просто интересно, вы что их нарочно обманули?"
     "Боюсь, что так".
     "Почему?"
     "Хотела здесь работать".
     "Не понимаю..."
     "Мне нужна была эта работа. Попробую объяснить почему, но, думаю, вы не поймете... Я воспитывалась в Париже. Когда мне было четырнадцать, мама и папа погибли в автомобильной катастрофе. Папа писал сценарий для фильма, который должны были снимать в Венеции, и мама поехала с ним. Детали тут ни при чем, но закончила я в приюте в Лондоне. Вы когда-нибудь были в приюте?"
     "Нет".
     "Они все очень добрые, но я хотела жить, иметь свое место в мире, а никак не получалось. Я пошла в школу для мальчиков, но тоже была не очень счастлива. Так что это место - как подарок небес. Я не очень много умею, но хорошо лажу с детьми, могу улучшить английский Филиппа, и так здорово жить опять во Франции в настоящем доме... Вот и все".
     Пауза. "Похоже, я понимаю. Но не обязательно мне было все это объяснять. Я не имею права задавать вопросы".
     "Я почувствовала себя вам в некотором роде обязанной. И вы спросили, почему я хотела здесь работать".
     "Нет. Вы не правильно поняли. Я спросил, почему вы обманули моего отца и Элоизу".
     "Но я сказала..."
     "Точнее было бы спросить, почему вам пришлось их обманывать. Сам факт меня нисколько не беспокоит. Просто непонятно, зачем это понадобилось. Вы пытаетесь сказать, что если бы вы не скрыли то обстоятельство, что вы частично француженка, вы бы не получили эту работу?"
     "Я... Более или менее. - Опять тишина. - Это не было сказано так прямо. Но у меня, честно, сложилось впечатление что это важно. В какой-то момент я уже не могла признаться, а мадам де Валми много говорила о том, что я не должна изъясняться на французском, а всегда на английском, она так это подчеркивала, что я... Глупо, конечно".
     "Так надо понимать, что они до сих пор не знают".
     "Да".
     "Понятно, - к моему удивлению он постепенно веселел. - Вам не показалось, что такой обман, извините за столь неприличное слово, довольно неудобен в общении?"
     "Вы имеете в виду, что я слышу то, что для меня не предназначено? Нет. У них очень хорошие манеры. - Он уже начал в открытую посмеиваться. - В смысле, когда мы встречаемся без Филиппа, они всегда беседуют по-английски, а когда мы приходим вместе, они говорят об уроках, это я все равно знаю, а потом я не слушаю".
     Мы поехали дальше. "Я бы на вашем месте не беспокоился. Похоже, ничего в этом нет. Извините за пытки, это не мое дело".
     "Месье... А можно спросить, вы... В смысле..."
     "Выдам ли я вас?"
     "Да. Пожалуйста..."
     "Пожалуй, не буду".
     А чего я вообще к нему пристала? Папа, мама, приют... какое ему до этого дело? Он подумает, что я - идиотка, такая я и есть. У него наверняка есть другие поводы для размышления, например причина его визита. С отцом ему предстоит общаться. Вряд ли его придется защищать, как Филиппа... Я сказала: "Здесь месье Флоримон..."
     "Надолго?"
     "Приехал обедать, но туман сгущается, и он, наверное, останется".
     "Ага, это мы тоже поставим туману в счет. Дурной ветер, говорят". Я еще переваривала эту фразу, когда "Кадиллак" остановился у ступеней дома.
     Когда мы вошли, в холле был Седдон. Он увидел Рауля и поспешил его встречать, потом обнаружил меня и забеспокоился. "Что случилось?"
     "Я чуть не задавил мисс Мартин на мосту Вал ми. Думаю стоит дать ей немного бренди и послать кого-нибудь наверх..."
     "Нет, пожалуйста, - сказала я быстро, - ничего не надо. Все в порядке, Седдон, мистер Рауль ничего мне не сделал, я просто упала, когда убиралась с дороги. Это я во всем виновата. Пойду приму ванну, а потом приготовлю себе чаю, и все".
     Седдон заколебался, но я была очень тверда. "Ну ладно, мисс, если вы уверены. - Он посмотрел на Рауля. - Ваши вещи отнесут прямо наверх, сэр, в обычную комнату".
     "Спасибо. А как поживаете вы с миссис Седдон. Как астма?"
     "Спасибо, у нас все хорошо".
     "Ну и замечательно. Скоро пойду наверх, а где все, в маленьком салоне?"
     "Да, сэр. Там месье Флоримон, он остается на ночь. Доложить мадам, что вы прибыли?"
     "Да, если не трудно. Скажите, что я присоединюсь к ним через несколько минут".
     "Очень хорошо, сэр", - и последний раз взглянув на меня, Седдон удалился.
     Когда я пошла за ним следом, Рауль сказал: "Вы порвали платье".
     Я посмотрела вниз и не смогла скрыть огорчения: "Да, вспомнила. Зацепилась за что-то. Ничего страшного, зашью".
     "Это, должно быть, бампер. Я более чем..."
     Сзади раздался голос: "Рауль?" Я подпрыгнула от неожиданности, мой собеседник, очевидно привык к методам появления своего папы, спокойно повернулся и протянул руку.
     "Как поживаете, сэр?"
     "Что случилось? - уставился на меня Леон де Валми тяжелым сверкающим взглядом. - Вас зацепил бампер?"
     Я сказала: "Да ничего..."
     Рауль улыбнулся: "Мы встретились с мисс Мартин довольно грубо, внизу, на мосту".
     Глаза его отца изучали мое рваное платье, поехавший чулок, грязь на ноге. "Ты ее сбил?"
     Я сказала быстро: "Да ничего подобного! Я упала и разбила коленку, вот и все. Он ничего мне не сделал. Это..."
     "От падения таких повреждений не получишь. Это сделала твоя чертова огромная машина, Рауль?" Темперамент проявился резко, как удар кнута. Я вспомнила, как он говорил с Филиппом. Раулю сколько? Тридцать? Мне стало жарко от беспокойства, и я посмотрела на него.
     Но это вам не Филипп. Он ответил спокойно: "Надо полагать. Я сам это только что заметил и занимался самообвинениями, когда ты вошел. - Он повернулся ко мне. - Мисс Мартин, я чувствую себя в высшей степени виноватым..."
     "Ну пожалуйста! - закричала я. - Я же сама была виновата!"
     Месье Валми спросил: "А что вы делали на мосту в такое время?"
     "Пошла гулять. В лесу было сыро, и я выбралась на дорогу".
     "Что случилось?"
     Рауль попытался что-то сказать, но я его перебила: "Я остановилась на середине моста. Собиралась идти обратно и минуты на две просто застыла и слушала воду. Это очень глупо, потому что стоял туман, и мистер Рауль въехал в него. Но я забыла, что он сюда собирается".
     "Забыла?"
     Я посмотрела на него удивленно, а потом вспомнила, что разговор шел на французском и понадеялась, что покраснела не очень сильно. "Мне миссис Седдон сказала, что он приезжает".
     "Понятно, - он взглянул на сына. - А потом?"
     Я поскорее продолжила: "И конечно он не видел меня, и не мог, пока почти на меня не наехал. Во всем я виновата, мое счастье, что я отделалась всего-то порванным платьем и разбитой ногой. Если его порвала и машина, то это - весь вред, который от нее произошел, честно. А ссадину я сама себе устроила, потому что подскользнулась".
     "Это плохое место... Мы все это знаем. Рауль, ты не должен ездить такой ночью вверх по этой дороге..."
     "Я уже извинился".
     Что-то во мне разгорелось. Он имеет полное право допрашивать меня, но не делать из собственного сына дурака в моем присутствии. На этот день я уже насмотрелась на его тактику. "И я объяснила мистеру Раулю, что сама и только сама во всем виновата. Поэтому давайте, пожалуйста, оставим э